- Думал завтрашний день здесь побыть…
- Зазноба?
Павел кивнул.
- Понимаю. Сочувствую. Но другого выхода у тебя нет. Придется развивать наступление более быстрыми темпами. Пусти в ход резервы, - засмеялся он и вынул из кармана вечное перо. - Записку писать в кассу?..
Подходя к общежитию, Павел заметил на скамейке перед домом одиноко сидящего парня, который, кажется, с интересом смотрел на него.
- Эй, лейтенант, разговор есть.
Он был широк в плечах, ярко красив - какой-то грубой мужской красотой, полной скрытой силы. Впечатление портили только глаза, насмешливые, чуть цыгановатые - они, не мигая, буравили собеседника, была откровенная наглость в этих глазах. Он был стрижен под "бокс", одет в голубую тенниску и черные клеши.
- Вы меня? - спросил Павел.
- А кого же? Ни у кого тут кубарей нет на петлицах. - Он улыбнулся одними губами, взгляд остался неподвижен. - Не плохо устроился, командир. Целый гарем завел…
- Давай короче, - сказал Павел, начиная уже догадываться, о чем предстоит разговор.
- Короче - от тебя будет зависеть. У меня увольнительной нет, я не спешу. - Он сел. - Закурить найдется?
Павел вытащил "Пальмиру".
- Богато живем, - одобрительно улыбнулся парень, выуживая длинную папиросу из пачки. - Метр курим, два бросаем…
- Я Вас слушаю…
- Фу ты, ну ты - лапти гнуты, - парень насмешливо откинулся назад, глубоко затянулся. - "Я вас слушаю…" К чему эти церемонии между родственниками? Мы вроде бы уже побратались…
- Ну, ты… - наклонившись к нему, прохрипел Павел.
- Тихо! - ничуть не испугался тот и перешел на шепот: - Тихо, товарищ командир. Мы не в казарме. Если я испорчу тебе портрет, никто меня на "губу" не посадит. Чего побледнел-то?
- Отойдем? - кивнул Павел.
- Успеем. Сначала побеседуем. Ты чего от Лизаветы хочешь?
- А по какому праву ты лезешь в наши дела?
- Ишь ты, - опять усмехнулся парень. - Может, я не хочу, чтобы у моей дочери отчим был. Имею право, как думаешь?
- У какой еще дочери?
- У такой, которая еще в пеленки ходит, - ответил парень, наслаждаясь растерянностью Павла. - И не умеет пока сказать, какой отец ей больше по душе. Ну, ладно, - добавил он примирительно. - Садись. Вижу, что не знал. С тебя взятки гладки. Сама должна была сказать, прежде чем в койку лезть…
- Ах, ты!.. - что-то сдавило в горле, Павел сглотнул, чтобы сказать. - Ах, ты… Провокатор…
Тот угрожающе поднялся.
И тут выбежала из дома Лиза, за ней, прихрамывая, надевая на бегу сандалию, - Александра.
- Паша! - крикнула Лиза и повисла на нем.
- Это я провокатор? - переспросил парень, надвигаясь. - Не веришь мне, спроси у нее, спроси у этой суки!
- Павел сбросил с себя Лизу и, подавшись вперед всем корпусом, выкинул кулак. Но Александра успела повиснуть на руке.
- Что Вы делаете, Павел Иванович?
Из окон выглядывали люди.
- Ах, ах, ах, - парень насмешливо подпер бока. - Батюшки, страхи какие! Держите меня крепче…
- Это правда? - спросил Павел. - Лицо Лизы, которая удерживала его, было перед ним.
- Правда, правда, - ответила за нее Александра. - Лизавета хотела вам сказать, да мы запретили, чтоб хоть эти три дня потешились… - Она повернулась к парню: - Какая же ты сволочь, Михаил! Как тебя земля держит…
Они вернулись в дом. Повисло молчание. Александра прервала его:
- Вы, Павел Иванович, про Лизавету не подумайте. Она - святой человек.
Александра вышла из комнаты. Лиза подошла к Павлу, который стоял у окна спиной к ней, положила ему руку на плечо.
- Где нашла это сокровище? - спросил Павел.
- Не надо о нем.
- Нет уж, давай все, как есть. Я тебе не чужой.
- Дура была, - вздохнула Лиза. - Приехала из Сызрани молодая, ветер в голове, все нравится… А тут он - веселый, сильный… На качелях качал, за Волгу ездили купаться…
Павел поморщился.
Лиза посмотрела на него, заторопилась, чтобы высказать все разом - не растягивать это мученье.
- Так вот… Я на веслах, а он рядом плывет. Это через Волгу-то! Туда да обратно… Он не такой был тогда. Не пил, работал, дружков этих не было еще… А может, я другая была. Не знаю, что было… Будто тяжелый сон… Опомнилась - уже поздно… Ребенок-то не виноват. Я и оставила. Он, когда узнал, что забеременела, исчез было. Я уж обрадовалась. А когда Алька родилась - видит, что я не в претензии - стал появляться. Конфет принесет, игрушку. Мы его не пускали, и подарки за окно выкидывали. Но он, как клещ - схватил, не отпустит. На улице появиться боюсь. Встретит, орет: "Я ей дочь сделал, а она морду воротит!" Ребенка я увезла к тетке в Тетюши - родители-то знают… Что делать, Паша? - спросила она подавленно.
- Дочь? Сколько ей?
- Годик. Лето там отдохнет, а осенью заберу…
Он докурил папиросу, втоптал ее в землю, достал и прижег другую.
- Ты не расстраивайся, Паша… Тебе-то что за дело? Сама понимаю - какая я тебе жена…
- Это брось! - строго оборвал он ее. - Я не флюгер - куда подуло, туда и повернулся… Как ты можешь так? - сказал он огорченно. - Ничего не изменилось, запомни! Просто нас теперь трое…
- Паша!.. - задохнулась она от счастья.
- Приеду на заставу, сообщу командиру об изменении в семейном положении и тут же вызову вас обеих…
- Ты не спеши. Осмотрись, подумай. Зачем тебе такая обуза?
- Не балабонь! Сказано - вызову… А если сама сомневаешься, реши сейчас.
- Что ты, Паша, счастье мое…
- Тогда вот так и договоримся. А сейчас дай мне его адрес.
- Нет! - напугалась Лиза. - Не связывайся с ним!
- Не могу я тебя так оставить. Сама же говорила… Не бойся, я мирно… Объясню, что мы поженились… он же мужик…
- Не поймет он…
- Не поймет - втолкую…
Она обхватила его руками за шею.
- Нет, нет, не пущу! Бог с ним, Паша! Оставь его! Я как-нибудь…
- Ну, будет… - Он отнял ее руки, встал, одернул гимнастерку. - Я пули не боялся, а шпаны испугаюсь?
- Ты его не знаешь, он на все способен.
- Вот поэтому мне и надо его опередить…
В сумерках Павел подошел к двухэтажному деревянному дому на пыльной окраине города. Спросил что-то у двух женщин, сидевших на лавочке. Те указали в сторону низких, прилепленных друг к другу дровяников, замыкавших двор. Он направился туда.
На высокой голубятне, среди двух подростков лет четырнадцати, Павел издали увидел коренастую фигуру Михаила. Тот тоже узнал его издалека.
- Что, пограничник? - Михаил передал одному из подростков длинную палку. - Пришел мне джиу-джитсу показывать?
Только сейчас Павел заметил внизу две темные фигуры дружков Михаила. Один держал руку за пазухой - там шевелились голуби.
- Слезай, поговорим! - сказал Павел почти дружелюбно.
- Что это за фрайер? - лениво спросил один из дружков, глядя мимо Павла.
- Лизаветы хахаль…
- Он что, прощения у тебя пришел просить? - поинтересовался дружок. Другой хмыкнул, в темноте блеснула золотая фикса. - Ай-яй, как не стыдно? На вид приличный человек, орден…
- Орден-то ему не за эти ли дела дали? - сострил фиксатый и первый засмеялся своей шутке.
Михаил что-то вполголоса сказал одному из подростков, тот еле заметно кивнул, слез с голубятни.
- Дядь, дай закурить? - спросил он, отводя глаза.
- Соплив еще.
Парнишка отступил, за спину Павлу. И тут же надвинулся дружок Михаила.
- Зачем ребенка обижаешь? Вали отсюда! - легонько ладонью он толкнул Павла в грудь.
"Ребенок" в это время быстро присел на корточки у ног лейтенанта, Павел от толчка качнулся назад, наткнулся на препятствие и, потеряв равновесие, упал на спину в пыль.
Сразу же вскочил на ноги.
- Не ушибся, дядь? - спросил с безопасного расстояния парнишка. Голос у него был бесцветный - привычная мальчишеская игра не доставляла ему на этот раз удовольствия.
Михаил уже спрыгнул с голубятни, все трое хохотали, расставив ноги. Особенно смешно было фиксатому, он тоненько повизгивал, захлебываясь от смеха.
- Что ж телохранителей не привел? - Михаил смеялся только ртом, глаза ненавидяще смотрели на лейтенанта. - Тащил бы сюда весь гарем - нас как раз четверо…
Павел медленно двинулся на него, держа в поле зрения всю троицу.
- Смотри, нарвешься! - предупредил Михаил, двое по бокам разомкнулись, обходя лейтенанта. - Иди, откуда пришел. Показал себя и ладно. Бить не будем на первый раз. Езжай, охраняй границу…
Вдруг Павел резко подался вперед, сделал ложный выпад, Михаил отпрыгнул и оба дружка его, как по команде, бросились на лейтенанта. Этого Павел и хотел - снизу, с разворота всем весом тела хрястнул фиксатого. Тот сковырнулся, сел наземь. Сразу стал подниматься, блуждая бессмысленным взглядом. Двое других перестроились, загородив дружка, разом кинулись на Павла. Он нагнулся, пронырнул между ними и снова с налета обрушился на фиксатого, левой согнутой ударил в живот, правой - в челюсть. Этот маневр не прошел ему даром, несколько сильных ударов, пока он находился спиной к противникам, пришлись ему в ухо и в затылок, но зато один из троих был окончательно выведен из игры - он валялся, скорчившись, в пыли и судорожно глотал воздух.
Двое оставшихся теперь не спешили, не лезли напролом, решили действовать обдуманно - тяжело дыша, расходились бочком, чтобы одному зайти за спину лейтенанту, заставить его работать на два фронта.
- Падло, - шипел Михаил. - Гемафродей! Боксом? Сейчас мы тебе покажем бокс… А-а-а! - с озверелым криком он бросился на него.
"Дружок" остался на месте, чего-то выжидал. Противник Павла дрался размашисто, по-деревенски, но удары наносил сильные, неожиданные. Оба задыхались от усталости.
- Дядя-а! - вдруг истошно закричал парнишка.
Павел отпрянул в сторону, и вовремя - "дружок" был уже в метре от него. В руке он держал стамеску.
Она могла стать грозным оружием. Не сводя глаз от заточенной стали, Павел отступал к стене дровяника, а тот, пригнувшись, шел на него, обшаривая его взглядом, словно выискивая место, куда можно ударить наверняка. Слева, косясь по сторонам - нет ли свидетелей - наступал Михаил.
Павел остановился, коснувшись спиной стены, и противники его тоже замерли на секунду перед тем, как броситься на него в последний раз.
Наверное, ему пришлось бы плохо, очень плохо. Но тут он, не отрывавший взгляда от тусклой стали, скорее почувствовал, чем увидел, как Михаил вдруг хрястнулся боком о стену сарая, словно на него свалилось что-то непомерно тяжелое, и тут же, не понимая еще, что произошло, Павел рывком отделился от стены и резко ударил ногой в руку, сжимавшую оружие. Но промахнулся - "дружок" успел отвести руку в сторону. Но Павел был уже в ярости атаки, весь сфокусировавшись на размытом лице противника, он бросился на него и, наконец, поймал это лицо кулаком, вложив в удар всю свою мощь и силу. "Дружок" упал, покатился по земле, Павел в два прыжка настиг его и с силой, как придавливают голову ядовитой змее, прижал сапогом руку, сжимавшую оружие. Тот взвизгнул, Павел нагнулся и поднял стамеску, на широком отточенном конце которой висела капелька крови.
И тут только Павел вспомнил о другом противнике. Он поднял голову и увидел сначала Лизу с прижатыми к лицу ладонями, глядевшую на него в ужасе, затем Михаила, прислоненного к стене сарая, - рыжий парень, приятель Тамары и земляк Павла одной рукой придерживал его, чтобы не упал, а другой сильно бил по щекам, приговаривая:
- Это тебе, тварь за Лизавету!.. Это за моего земляка! - он, отпустил его, и Михаил мешком осел на землю.
Рыжий наклонился над ним, двумя пальцами брезгливо поднял кверху его подбородок:
- Запомни! Он уедет, а я останусь! Мало будет, весь завод сюда приведу - все ваше осиное гнездо к черту выжгем! Запомни!.. - рыжий перевел дух, обессилев от такого длинного монолога. Он распрямился и улыбнулся Павлу смущенно.
Лиза, наконец, приблизилась, беззвучно шевеля губами, силясь произнести что-то. И тут Павел увидел, что рукав гимнастерки ниже локтя залит кровью. Сквозь разорванную ткань из длинного пореза на руке хлестала кровь.
- Чепуха, - сказал он, бледнея. - Царапина.
- Чего дрожишь? - рыжий толкнул Лизу в локоть. - Ты же медик.
- Сейчас, сейчас… - трясущимися губами бормотала она. - Бинт?..
Рыжий подмигнул Павлу.
- Ты случайно, лейтенант, аптеку с собой не носишь? Эх ты! - Большой своей веснушчатой рукой он погладил Лизу по голове. - Не дрейфь! Заживет до свадьбы. На вот тебе платок…
Лиза, слизывая языком слезы, стала накладывать жгут.
- Чепуха, - снова повторил Павел и улыбнулся рыжему: - Спасибо, земляк…
- Мне за что?.. Это она… Всю дорогу бежать заставила… Как мы вовремя, а?!
Павел все еще сжимал стамеску со своей кровью на лезвии. Рыжий взял её, повертел в руках и зашвырнул на крыши сараев.
- У, тварь! - Носком ботинка он легко ткнул дружка Михаила в бок. Тот сидел на земле и подвывал, держась за раздавленную руку. - Пошли, дома перевяжем… Делать здесь больше нечего…
Они прошли мимо парнишки, так и не двинувшегося с места за все время драки. Тот опустил голову, Павел, было, остановился, хотел что-то сказать, но только поморщился и прошел мимо.
У колонки он обмыл руку вместе с рукавом - порез оказался неглубоким. Спросил рыжего:
- Как тебя зовут?
- Григорий.
- Плохо бы мне пришлось без тебя…
- Забудь, земляки все же… А за Лизу не беспокойся. Мы ее в обиду не дадим.
На несколько минут угловая комната на первом этаже общежития превратилась в лазарет. Подруги с удовольствием возились над лейтенантом - обработали и продезинфицировали рану, крепко перевязали ее, заставили съесть какие-то таблетки. Выстиранная гимнастерка уже сушилась над подоконником.
Ощущение было такое, словно оба вернулись из боя. Даже рыжий Григорий осмелел, уже не мялся на пороге, а сидел в красном углу на табурете. Тамара еще покрикивала на него, заставляла то что-нибудь принести, то подать, но делала это мягко, поощрительно. И добрый тихий Григорий с улыбкой принес кипятку, сбегал в аптеку и снова садился на табурет, остро завидуя лейтенанту, над которым кружили четыре пары женских рук.
- Завидуешь? - смеялся Павел.
- Надо отпраздновать эту битву при Полтаве, - предложила Тамара и Григорий тут же унесся в магазин.
Павел сидел в белой гражданской рубахе, блаженствовал. Только сейчас заметил он фотографию над кроватью - пухлая девочка лежала на спине и тянулась вверх ручонками.
- Твоя? - спросил он Лизу. - Как назвали?
- Альвита. Аля…
- Альвита? Странное имя…
- По именам мам. У нее ведь еще три, кроме меня - Александра, Венера, Тамара.
- Молодцы, - похвалил Павел. - Умно придумали, девочка у вас славная…
- Ну дак, - хмыкнула Тамара. - А мамы какие!
- Ты взял билет, Паша? - спросила Лиза.
Он кивнул.
- На завтра? На вечер?..
Тут появился Григорий с портвейном.
- Эх, гулять, так гулять! - сказала Тамара, потирая руки. Идемте со мной, Павел Иванович! Поможете патефон принести…
- Боже мой! - шептала она ночью. - Остался день, всего только день…
- Павел приподнялся на локте.
- Знаешь, Лиза…
Она что-то почувствовала в его голосе, встрепенулась.
- Ну… Говори…
- Ничего, так… Я люблю тебя. Спи. Уже светает. Завтра встанем пораньше.
- Так бы взяла и приросла к тебе. Что бы стал делать, а?.. Ты сейчас заснешь и уйдешь от меня. Я обниму тебя… Вот так… Не тяжело? Видишь, моя голова прямо над твоим сердцем. Это, чтобы ты все время чувствовал меня. И чтобы никто другой не смел тебе присниться… Теперь засыпай, ты устал. А я буду лежать и думать о нас с тобой. Мы будем хорошо жить. У меня, знаешь, какой характер - со мной невозможно поссориться. И Альку ты полюбишь, ты добрый… А за это я рожу тебе мальчика. О, какого я произведу на свет малыша! Пал Палыча, ладно? Пусть он тоже будет Павел? Ты спишь? Только бы не было войны! Неужели она все-таки случится? Они же там совсем рядом с тобой, за речкой… Какие они?
- Обыкновенные. Спи! - Павел прижал ее голову к себе, зарылся в волосы. - Молодые здоровые парни с автоматами…
- Ну да… Они ведь тоже люди. И у них есть девушки там, в Германии. Зачем они полезут к нам, что мы у них отняли?..
- Не думай об этом. Мы будем жить сто лет…
- Ты любил кого-нибудь?
- Не так, как тебя. Мне нравились некоторые девушки. Тянуло к ним иногда. Но проходило время, и я их забывал…
- А меня? - испугалась она. - Меня ты не сможешь забыть?
- С тобой - другое. Ты все перевернула во мне, переставила по-своему. Я сел на пароход одним, а сошел совсем другим человеком…
…Они не знали, что война уже шла. Пока еще тайная, вероломная, исподтишка, и поэтому еще более страшная.
В эту ночь на одной из проселочных дорог приграничной полосы "красноармейский патруль" остановил штабную машину. Седой полковник ворча полез за документами и тут же был убит наповал двумя выстрелами в упор. Пули сразили его шофера и адъютанта - такого же, как наш герой, молодого старшего лейтенанта. Напавшие сели в машину и уехали…
Работала рация в лесу. Радист, торопясь, выбивал на ключе шифр…
И какой-то безусый красноармеец, охранявший водокачку, вдруг вскрикнул и упал лицом в землю - между лопатками у него торчал нож. Серые тени, не останавливаясь, пробегали над его телом.
И кто-то сквозь окуляры бинокля изучал наш берег - столбы, "секреты", заставу у реки. И что-то наносил на карту…
Война уже шла…
Павел проснулся и рывком сел на постели. На подушке, где сохранилась вмятина от головы Лизы, лежало солнечное пятно. Он посмотрел на часы и торопливо стал одеваться.
В комнату постучали.
- Встали? - спросила Тамара, приоткрыв дверь. - Как рука? Ой, доброе утро!
- Доброе утро, Тамарочка. А рука - ничего… - Он взмахнул перевязанной рукой, чуть поморщился. - Свербит немного…
- Где Лиза?
- Где-нибудь тут. Я только проснулся. Спал, как убитый.
Тамара выглянула в коридор.
- Входи! - За руку она втащила в комнату стеснительного юношу в гимнастерке, обтянутой портупеей, в зеленых юнгштурмовских галифе. - На живого пограничника полюбоваться пришел. Знакомьтесь, Павел Иванович - мой брательник. Знакомься, Сергей.
Павел протянул ему руку, тот пожал, не спуская глаз с ордена на гимнастерке.
- Какой жених вымахал - в десятый класс перешел. Мечтает стать пограничником.
- Вы специальное училище заканчивали? - робко спросил Сергей.
- Специальное. Войск НКВД.
- А где оно находится?
- Ишь ты! - улыбнулся Павел, доставая из чемодана помазок и бритвенные принадлежности. - Вот будешь поступать - в военкомате узнаешь. А пока военная тайна.
- День сегодня восхитительный, - протяжно сказала Тамара, отходя от окна. - Поехать бы купаться… - Она подошла к столу, взяла в руки записку. - Это Вы читали?
- Где? Нет…
- "Ушла на базар. Скоро вернусь, и будем завтракать. Целую. Лиза", - прочла она и подала записку Павлу Ивановичу. Вам бы фруктов в дорогу взять. У нас здесь вишни вкусные…