2
Своего Викниксор добился: в Шкиде стало тихо. В спальнях после работы не слышалось ни шуму, ни крику, ни возни, - не слышалось потому, что ребята в это время отправлялись громить окрестные огороды. Действовала здесь причина экономическая: от чрезвычайной работы у шкидцев появился невероятный аппетит, и пайка уже нахватало… Вот тут и помог поспевающий картофель, обильно уродившийся на павловских полях.
Рубахи шмыгающих вечером во двор ребят странным образом грузно раздувались у пояса, и с кухни тянуло удушливой гарью печеной картошки… Только один человек в Шкиде не радовался открывшейся доходной статье. Это был Лепешин, разжалованный амбулаторный староста. Лепешин ненавидел картошку и чем бывал голодней, тем противней она ему казалась. Он тоже участвовал в "набегах на плантации", но только с тем, чтобы яростно выдергивать и топить в канаве картофельные клубни.
Сейчас Лепешин вместе с толпой шкидцев сидит на дворе и с остервенением вдавливает в землю кирпичи. Недалеко от него пристроился Химик. Освобожденный от работы по причине своей инвалидности, он сидит у стены и при помощи солнца и исцарапанного увеличительного стекла выжигает на ней всякую похабщину.
Химик давно предложил своему другу использовать новые методы мщения: вместо того, чтобы тащиться за кирпичами на кладку, надо было просто выламывать их, незаметно от халдеев, тут же, на дворе, и перестаскивать на свой участок; щебень, как ненужную роскошь, вообще отменить и засыпать прямо песком…
Но и это упрощение не облегчает Лепешина. В животе у него урчит, и он поминутно сплевывает неприятную, густую слюну.
- Что сегодня на обед? - спрашивает он.
- Баланда с картошкой, - отвечает невозмутимо Химик, знающий "вкусы" своего приятеля.
- А на второе?..
- Селедка с картошкой…
- А на третье?
- Мордой об стол! - радостно ответил Химик и, увидев идущего Викниксора, спрятал стекло за пазуху и исчез…
Лепешин тяжело вздохнул, мечтательные глаза его потемнели, и он принялся доканчивать урок.
- Дядя Саша! - крикнул он через несколько минут: - примите работу, я кончил…
Сашкец немедленно подошел к шкидцу и тщательно обмерил аршином участок:
- Еще два кирпича положи и песочку подбавь… Жидковато у тебя что-то, слышишь?
- Слышу! - ответил Лепешин. Но со стороны кухни пахнуло ветром, и в воздухе пронесся ощутительный запах картофельной баланды… И на глазах изумленного халдея вежливый и мечтательный подросток вдруг отчаянно вскрикнул, засвистал, выругался матом и побежал за ворота.
- Куда, куда? - закричал Сашкец и, когда калитка с грохотом захлопнулась, добавил негромко, как заклинание: - Имеешь замечание и будешь без обеда!..
3
В лесу за водопадом, в самой гуще орехового кустарника горел костер. У костра на корточках сидел Химик, подбрасывал в огонь веточки и сосредоточенно глядел па сбитые горкой уголья… Из-за леса, с запада, понемногу усиливаясь, тянул густой балтийский ветер.
Химик подумал, высморкался и, вытянув палец, посмотрел на него.
"Балла три или четыре будет, - подумал Химик, вытирая пальцы о траву, - а то и все пять…"
Неожиданно почти рядом затрещали кусты, и на полянку выскочил бледный, с открытым ртом Лепешин. Рубаха его была вымазана кровью и испуганно трепыхалась по ветру, окровавлена была и правая рука, левая что-то прятала за спиной.
- Что ты? - попятившись, спросил Химик.
Лепешин перевел дыхание и, сконфузившись, залился краской и наконец, решившись, вытащил из-за спины руку.
В руке оказалась обыкновенная рябая курица, отличавшаяся от других только отсутствием головы.
- Ай, задрыга! - радостно взвизгнул Химик.
Перепугал меня до судороги… Я уже про мокрое думал…
Лепешип стоял смущенный и красный и неуверенно говорил:
- Жрать хочется до-чёрта… А на обед картошка, ты же сам говорил… Прямо не знал, что делать.
- Да, - согласился Химик, - от картофельной баланды в брюхе чирьи вскакивают; мне один гопник рассказывал… Курица, конечно, фартовей… Только её почистить надо… Ощипывать долго: снимай прямо с кожей…
Лепешин про себя удивился такому совету, но когда надрезанная кожа легко, как чулок, слезла с курицы, подумал одобрительно: "Ай да Химик…" Потом по его же совету вынул и забросил в кусты куриные потроха и вымыл курицу в водопаде.
- Жарить, - спросил он, не решаясь ничего уже делать самостоятельно…
- Жарь… Только посоли сначала…
- А нельзя ли без соли? - вопросительно протянул Лепешин. - Соли-то негде взять.
- На… - Химик протянул мешочек. - И в брюхе у ней посыпь; брюхо главное!..
- Какой ты запасливый! - удивился Лепешин и, неожиданно оживляясь, прибавил: - Ну, и погонялся ж я за ней… Стрелять страшно, так я ее всю ножиком исколол.
- Зря, - важно сказал Химик: - ты кусочек земли покроши, сама подойдет… Курица - птица близорукая, её за раз облапошить можно.
Через минуту вставленная в развилку суковатой ветки кура уже жарилась на костре.
Лепешин, усталый от беготни и волнения, повалился на землю…
- Как в прериях! - Он восторженно оглянулся. - Тут и пампасы, тут и водопад, костер горит, и мы в роде как охотники у костра, в роде как ковбои.
- А это что за ковбои?
- Это люди такие. Они на лошадях ездят и стреляют и все охотятся, мустангов ловят, - и все у них, понимаешь, приключения… Все на них бандиты падают и, конечно, опять стреляют, убивают, убегают… Потом… Интересно, ей-богу, прочти…
- Так это в книжках все, - махнул рукой Химик. - Знаю я эти книжки: бегают там разные налетчики, стремщики, хазушники, - а чего бегают и не понять. Одна фантазия…
- А ты вот Майн-Рида почитай, - загорячился, покрываясь румянцем, Лепешин. - Ты "Оцеола вождь семинолов" почитай, тогда говори… Там, брат, всё действительно, - и индейцы, и крокодилы, и мулаты… А суд Линча знаешь что?.. Ага, не знаешь, - а говоришь?..
- А ты знаешь!
- Знаю - обидчиво и упрямо мотнул головой Лепёшин: - я может сам хотел индейцем быть, я может и ковбоем хотел быть.
- Ну и дурак. Чем в ковбои поступать лучше в налётчики идти или по тихой или, скажем, по ширме… У меня дядя домушник, - таинственно зашептал Химик. - Так до чего здорово работает - ну прямо как твой Майн-Рид, и денег пропасть.
Химик не заметил как потемнело и залилось краской лицо его друга.
- А чего только не делал, - возбужденно махая пустым рукавом, повествовал он. - Раз с третьего этажа ссыпался - полребра недочет… Раз пианину стырили среди белой ночи, - жильцы слышали, конечно, грохот, но думали - дом рушится, и потому особенно не беспокоились. А хозяева - жильцов после в милицию: что, мол, это они сперли… До чего ругани было, - одного чуть не засудили… Смехота…
- А я, - как-то странно вырывается у Лепешина, - я записки буду оставлять, как у Пушкина…
- За-записки?..
- Факт!.. Я книжку одну читал у Пушкина. Там одни налетчик описан, в роде Антонио Порро, только получше, и добрым был: богачей грабил. И где что украдет, сейчас записку оставит: "Здесь был я, знаменитый бандит Дубровский". И поймать его никак не могли - до того был ловкий!..
- Тоже ловкость! Это в древности наверно, когда угрозыска, дактилосклёпии не было. - А пусть теперь оставит записку - враз поймают!
Лепешин ничего не ответил и вздохнул…
* * *
А курица между тем постепенно поджаривалась и подрумянивалась… Лепешин вынул ее из развилки и разорвал на две части. Но Химик отказался.
- Не надо… У меня своя есть! - сказал он и вытащил из угольев курицу размером в два раза побольше лепешинской…
- Так дольше, но вкуснее, - объяснил он остолбеневшему другу. - Чего глаза разинул? Что я - дурак - казенную картошку жрать?..
Ребята устроились поудобней и зачавкали.
- Как в прерии, - прожевывая курятину, шамкал Лепешин. - Вкусно, прямо смак…
- Какой там смак? - откликнулся пресыщенный Химик. - Вот гуська бы молоденького! - Он зажмурил глаза, а когда открыл их, то увидел стоявшего перед костром одноклассника Кузю.
Ребята молчали. У Химика с Лепешиным в горле застряли куски. У Кузи при виде курятины неудержимо хлынули слюни…
- Шамаете? - спросил наконец Кузя.
Химик с Лепешиным переглянулись и, оторвав по куску каждый от своей курицы, дали Кузе. Тот съел, тоскливо облизнулся и, чувствуя, что больше не дадут, спросил.:
- Откуда раздобыли?..
- В болоте, - поспешно ответил Химик. - За клюквой ходили и на уток нарвались. Из самоделок двух ухлопали…
Кузя встал и посмотрел в сторону.
- А там утки еще остались?..
- Нет, не остались… Все улетели утки…
- А это, между прочим… не куры?..
- Ну вот! - обиделся Химик. - Станем мы из-за кур в лес, в болото таскаться. Кур и здесь не мало…
Кузя встрепенулся.
- Где?..
- Там, - махнул Химик, за водопадом пасутся… Кузя крякнул и, нагнувшись, поднял с земли суковатую ветку.
- Вы, рябцы, ежели уходить будете, костер не гасите, ладно?..
- А ты, сволочь - разом крикнули Химик и Лепешин: - если запорешься, нас не продавай, - слышишь!
- Сматываемся, - сказал Химик: - Кузя парень - липа. И сам запорется и нас выдаст…
4
Когда Химик с Лепешиным появились на шкидском дворе, там происходило собрание. Пришедшие поторопились юркнуть в толпу ребят.
Викниксор громил воровство.
В Шкиде завелась группа хулиганов, которая грабит и разоряет окрестные огороды; к нему сегодня приходили огородники и требовали принять меры. - С картофельным воровством следует покончить! - заявил Викниксор.
- Верно! - поддержал Химик. - Надо бросить, ребята, картошку… На кой кляп сдалась она нам?..
По рядам прокатился сдержанный гул… Проголосовали. Единогласно решили "бросить"…
- Дальше, - продолжал заведующий: - нам надо переизбрать старосту по кухне… Предлагаю выбрать Васильева…
- Женьку! - закричали ребята… Викниксор поднял брови и нахмурился.
- Если вы не желаете Васильева, предлагаю Смирнова…
- Женьку! - кричали ребята.
У Викниксора было много оснований не доверять Кухню женькиному управлению. И ему наверное удалось бы провести своего кандидата, если бы Женька не купил заблаговременно голоса. Женька еще вчера, узнав о перевыборах, пообещал каждому, кто будет за него, по полфунту хлеба у младших и по фунту у старших. И поэтому сейчас все шкидцы дружно кричали:
- Женьку!.. Женьку!..
И Викниксору пришлось уступить…
Не успело окончиться собрание, как Викниксора позвали к воротам… Химик осторожно выглянул из-за дома и увидел толстую женщину в зеленом байковом платке, кричащую заведующему:
- Ваши ребята кур убивают, а потом жарят!.. У меня сегодня четыре штуки пропали, я буду в милицию жаловаться!..
Викниксор нелепо покачивался, судорожно морщил и тер рукой лоб и мычал невразумительно:
- Успокойтесь. Примем меры…
Глава пятнадцатая
1
"Да… Им самоуправление вредит. Они не доросли, - раздраженно думал Викниксор. - Оставили прежнего старосту, который обворовывает их. Идиоты!
В распахнутое настежь окно сквозь темноту и вкрадчивый шелест ветвей доносился собачий лай. Викниксор полузакрыл оконные створки, потушил лампу и, как был в халате, залез под одеяло на скрипучую столетнюю оттоманку. Под стрекочущее тиканье будильника проходили, текли минуты. Викниксор сбросил одеяло, оставшись под одной простыней. Но сна не было, и он, ворочаясь, снова перебирал в памяти сегодняшний день. Вспоминалась женщина, у которой пропали куры, перевыборы, резкий разговор с Эланлюм, и в конце концов опять заныло в ухе. Это проклятый фурункул, упрямо засевший где-то там внутри, мешал спать уже целую неделю. Викниксор терпеливо закусывал губы, но потом забылся и чуть ковырнул нарыв мизинцем. Сразу дернуло, обожгло, словно током, и он, совсем расстроенный, приподнялся и уселся на оттоманке.
Ку-рите, пей-те и бузите.
Отправят в ла-авру - не беда,
Уроков этих не учите -
Не вый-дет толку пи черта…
заглушенно, но убедительно пел кто-то. Мелодию сопровождал обычный шкидский аккомпанемент на алюминиевой миске.
"Я тебе покажу - уроков не учить", - подумал Викниксор и хотел уже идти отыскать нарушителя тишины, но голос показался знакомым, и он вспомнил…
… После перевыборов, после ссоры с немкой он обходил на ночь дачу. Воспитанники спали, и только кухонный староста Женька был на кухне. Викниксор вспомнил, как Женька тогда, словно не заметив его, продолжал резать на утро хлеб. А когда Викниксор пошел дальше, Женька стал что-то насвистывать, насмешливо и торжествующе…
Вот почему Викниксор не двинулся с места и, сдерживая растущую злобу, ждал. У него появилось инстинктивное, тщательно спрятанное от самого себя желание обождать, пока Женька не споет какую-нибудь гадость. Тогда (старался не думать Викниксор) можно спокойно, с чистым сердцем наказать Женьку.
Тикал насмешливо будильник, сверлило в ухе. Викниксор раздражался все больше и больше; ему казалось, что Женька знает его мысли. Он сидел, готовый вскочить, полузакрыв неспокойные глаза.
Наконец, Женька замолчал совсем, будильник затикал еще насмешливее, и Викниксор, почувствовавший себя обманутым, обиженный и расстроенный, встал и прокрался на кухню…
На столе грудой лежал хлеб, уже нарезанный на тощие приютские пайки. Желтый огонек лампы отражался, вздрагивая в широком лезвии ножа для резки хлеба. А сам Женька, не замечая стоящего в дверях зава, сидел на подоконнике. Он держал казенную миску и, напевая, ударял в нее ложкой. Викниксор, спрятанный темнотой, держась за больное ухо, с ненавистью глядел на него.
Женька вдруг оглушительно забарабанил по миске ложкой.
Ну и весело живется,
Если с Элушкой живет.
Молока хочь не напьется,
Зато Элушку…
- Каналья!
Круглая миска с дребезжанием выкатилась, виляя за открытую дверь, а оглушенный недоумевающий Женька молча поднимался с пола, ухватившись за край стола и нечаянно зацепив нож. Викниксор метнулся к нему, теперь уж отдавая себе во всём отчет, размахнулся и жестоко, как только мог, как глушат на бойнях скотину, ударил Женьку кулаком в голову. Женька охнул, упал снова, снова поднялся и, пошатываясь, выбежал вон.
Викниксор, погнавшийся за ним, нашел его в полутемной спальне, Женька лежал, закутавшись с головой, на своей койке и тихо, сквозь зубы выл: ему показалось, что зав сошел с ума. Викниксор грубо дернул его за плечо, потом схватил за шею - начал трясти. Голова Женьки мерно билась о железные перекладины кровати. Шкидец царапался, извивался, хрипел, но это еще больше ожесточило Викниксора.
И только когда разъехались в сторону доски кровати, когда он увидел кровь, увидел отпечаток своих пальцев на щеке провалившегося на пол шкидца, только тогда ощутил всё, что произошло.
Уже с испуганными возгласами просыпались воспитанники, громким басом заревел не спавший и видевший всё Кузя. Викниксор нагнулся, вытащил из-под койки замолчавшего, притихшего Женьку и не зная, куда его девать, потащил в изолятор.
2
- Очень странный педагогический прием… не правда ли? - спросил на следующий день под одобрительный гул остальных ребятишек Иошка у немки.
- Что ж делать, раз вы не понимаете слов, - ответила Эланлюм. - Да и вообще русский человек любит палку.
Избитый шкидец еще сидел в изоляторе. Чуть светало, когда Викниксор, никого не предупредив, уехал в город. Без распоряжения зава Женьку нельзя было выпустить, это разжигало ребят, немка тревожилась и, не зная, чем успокоить их, повторяла:
- Русский человек уважает палку.
- А палка, знаете, о двух концах бывает, - серьезно сказал Иошка: - за историю в роде вчерашней одному заведывающему попало здорово. Об этом в газетах писали…
- В газетах? - встревожилась немка.
- Да, Элла Андреевна, в газетах. Возьмет кто-нибудь и напечатает…
Вечером об этой угрозе было передано Вккниксору. Рассказ словоохотливой немки продолжался минут двадцать, он продолжался бы и больше, но пришел Кира и она замолчала, занявшись у самовара. Кира пришел сказать, что назначенная на завтра экскурсия со второй группой состояться не может, так как завтра очередь этой группе дежурить по школе, так что…
Короче говоря, Кире очень не хотелось тащиться на экскурсию.
Викниксор, слушал внимательно и думал о другом, пристально смотря на Киру своими маленькими блестящими глазками.
- Вы хотите на экскурсию? - переспросил он. - Прекрасно. Можете завтра отправляться…
- А дежурство группы…
- За них будут работать старшие… Они свободны от летних занятий и отлично могут вместо этого потрудиться.
- Это им очень полезно, - сказала из-за самовара Эланлюм. - Старшие распустились окончательно. Они грозят газетами, угрожают. Нет, это очень хорошо распорядился Виктор Николаевич. Очень хорошо.
Кире ничего не оставалось, как согласиться с немкой. Он поддакивал в продолжении всей её речи, и был оставлен к чаю.