Нельзя забывать того, что речь идет о сохранении миллионов жизней в оккупированных районах Западной Европы и России и о сокращении колоссальных жертв советских армий, но сравнению с которыми жертвы англо-американских войск составляют небольшую величину". Майский сообщил, как отреагировал британский премьер: "В ходе разговора Черчилль несколько раз возвращался к той фразе послания товарища Сталина, в которой говорится о "доверии к союзникам". Эта фраза явно не давала покоя Черчиллю и вызывала в нем большое смущение".
Черчилль усомнился и целесообразности продолжения переписки, которая "только приводит к трениям и взаимному раздражению", предложив вернуться к общению по обычным дипломатическим каналам. Майский дежурно напомнил об огромных жертвах Советского Союза и о важности сохранения доверительных отношений в критический момент войны. Черчилль, по утверждению Ивана Михайловича, "стал постепенно обмякать" и оправдываться: "Хотя послание товарища Сталина является очень искусным полемическим документом, оно не вполне учитывает действительное положение вещей… В тот момент, когда Черчилль давал товарищу Сталину свои обещания, он вполне искренне верил в возможность их осуществления. Не было никакого сознательного втирания очков… Но мы не боги, и мы делаем ошибки. Война полна всяких неожиданностей".
В заключительном докладе Объединенного комитета начальников штабов Великобритании и США на конференции в Квебеке, состоявшейся в августе 1943 года, указывалось, что операция "Оверлорд" по высадке в Северной Франции будет главным англо-американским наступлением на суше и в воздухе против европейских держав "оси", которое намечалось на 1 мая 1944 года.
И Черчилля, и Рузвельта тревожило быстрое продвижение советских армий на запад. На совещании с американскими начальниками штабов 19 ноября 1943 г. на борту линкора "Айова" по пути в Каир на англо-американо-китайскую конференцию, которая предшествовала встрече глав правительств СССР, США и Великобритании в Тегеране, президент Рузвельт обратил внимание присутствовавших на то, что советские войска находятся всего лишь в 60 милях от польской границы и в 40 милях от Бессарабии. Если они форсируют реку Буг, что могут сделать в ближайшие две недели, они окажутся на пороге Румынии.
Президент указывал на необходимость употребить все усилия, чтобы вместе с Англией оккупировать большую часть Европы. Англичане должны были занять Францию, Бельгию, Люксембург, а также южную часть Германии - Баден, Баварию и Вюртемберг. Американцы же, по словам Рузвельта, "должны занять Северо-Западную Германию. Мы можем ввести наши корабли в такие порты, как Бремен и Гамбург, а также в порты Норвегии и Дании, и мы должны дойти до Берлина. Тогда пусть Советы занимают территорию к востоку от него. Но Берлин должны взять Соединенные Штаты".
Эта позиция претерпела существенную эволюцию в последующие месяцы войны. На Ялтинской конференции было в общих чертах определено, что граница между Польшей и Германией пройдет по Одеру и Нейсе. В ноябре 1943 года территорию Германии не собирались еще урезать так радикально и, в частности, присоединять Восточную Пруссию к СССР (претензии на Кенигсберг Сталин заявил только в Тегеране). Но все равно получалось, что если отдать американцам Берлин, а вместе с ним всю землю Бранденбург, поскольку было решено, что при определении оккупационных зон земли Германии дробиться не будут, то советская зона оккупации окажется слишком малой по сравнению с оккупационными зонами западных держав. Фактически СССР тогда передали бы только Саксонию с Дрезденом и некоторые померанские земли. Такого унижения от Англии и Америки Сталин бы явно не потерпел, и это грозило, понятное дело, не войной, но отсутствием взаимопонимания и конфронтацией между союзниками в побежденной Германии, А любое существенное увеличение территории советской зоны оккупации требовало включения в нее Берлина с прилегающими землями, т. е. Бранденбурга, на что Рузвельт под влиянием аргументов Черчилля и своих советников в конце концов согласился.
Высадка в нормандии
Балканская стратегия Черчилля, предусматривавшая высадку на Балканах, призвана была предотвратить установление советского контроля над странами Центральной и Юго-Восточной Европы. На заседании Объединенного комитета начальников штабов США и Великобритании 20 августа 1943 года в Квебеке, в частности, обсуждался вопрос, "не помогут ли немцы" вступлению англо-американских войск на территорию Германии, "чтобы дать отпор русским". Однако балканский вариант был отвергнут Рузвельтом и американскими военными. Условия местности на Балканах затрудняли как снабжение высадившихся значительных сил союзников, так и их быстрое продвижение вперед. После того как союзники в сентябре 1943 года высадились в Италии, но были сравнительно легко остановлены уступавшими им по численности и оснащенности силами немцев, стало ясно, что на Балканах неизбежно создастся такой же позиционный тупик.
В Тегеране Черчилль доказывал, что до начала операции "Оверлорд" остается шесть месяцев и поэт ому нежелательно, чтобы англо-американские войска оставались в течение всего этого времени в бездействии. В качестве первоочередной задачи он предлагал занять Рим и блокировать Германию с юга, организовав операции на Балканах и в Восточном Средиземноморье. Вначале Черчилль дал понять, что предложенные им действия, "возможно, вызвали бы некоторую отсрочку операции через Канал". Затем он высказался более категорично: "Я не могу пожертвовать операциями в Средиземном море только ради того, чтобы сохранить дату 1 мая".
Черчилль предлагал:
1. Довести итальянскую кампанию до захвата Рима и продолжить до условной линии, идущей через Пизу и Римини.
И.В. Сталин, Ф. Рузвельт и У. Черчилль в Тегеране. 1943 г.
2. Предпринять согласованную попытку, чтобы склонить пли заставить Турцию вступить в войну.
3. Или в связи со вступлением Турции, или иным путем, с помощью блокады или десанта, захватить острова в Эгейском море. Это позволит открыть транспортные маршруты через Дарданеллы и Черное море в Россию - быстрее, проще и большего объема, чем существующий путь; если будет принято такое решение, то откроется юго-восточный вход на Балканы.
4. Совершать небольшие набеги через Адриатику с целью снабжения и поддержки югославских партизан.
5. Закрепившись севернее Рима, предпринять высадку в Южной Франции.
6. Или вместо этого тогда же направить экспедицию в верхнюю часть Адриатики, поставив перед ней задачу пробиться через Люблянское ущелье и далее к Австрии и Венгрии.
При этом Черчилль поддерживал проведение "Оверлорда", которому, по его мнению, операции в Средиземноморье помешать не могли. Как он писал в мемуарах, "я мог увлечь Сталина, но на президента угнетающе действовало предубеждение его военных советников, и в споре он то и дело менял свою позицию…"
Черчилль, подобно Рузвельту, считал, что все три союзника должны быть равноценными партнерами в процессе освобождения и установления порядка в странах Центральной и Восточной Европы. Он опасался, что с имением Германии Советский Союз займет главенствующее положение в Европе.
Но такое распыление сил вызвало возражение у будущего командующего союзными силами в операции "Оверлорд" Эйзенхауэра. Рузвельту понравилась идея высадки в Адриатике, чтобы объединиться с партизанами Тито, но в конце концов он внял аргументам американских военных.
Сталин возражал Черчиллю, подчеркивая, что итальянский театр военных действий важен лишь для обеспечения свободы судоходства на Средиземном море, но не имеет существенного значения для дальнейших операций против Германии, так как наступление через Альпы предпринять крайне трудно. По поводу сроков высадки в Северной Франции он сказал, что лучше всего предпринять высадку в мае, а "если осуществить "Оверлорд" в августе… то из-за неблагоприятной погоды в этот период ничего из этой операции не выйдет".
Когда после обеда Рузвельт, сославшись на усталость, удалился, Черчилль заявил: "Я полагаю, что Бог на нашей стороне. Во всяком случае, я сделал все для того, чтобы он стал нашим верным союзником…"
Сталин хладнокровно парировал: "Ну а дьявол, разумеется, на моей стороне. Потому что конечно же каждый знает, что дьявол - коммунист. А Бог, несомненно, добропорядочный консерватор…"
Утром 30 ноября состоялось заседание англо-американского Объединенного комитета начальников штабов. Датой начала операции "Оверлорд" установили 1 июня 1944 года, по соображениям секретности сообщив советской стороне, что высадка начнется в мае.
Во время завтрака 30 ноября Рузвельт известил Сталина, что британскими и американскими представителями решено провести "Оверлорд" в мае 1944 года, поддержав его вспомогательным десантом в Южной Франции: "…Насколько сейчас можно судить, наиболее подходящим временем будет период с 15 по 20 мая". В ответ Сталин обещал организовать к маю большое наступление в нескольких местах, с тем чтобы сковать немецкие дивизии на Восточном фронте и не дать немцам возможности создать какие-либо затруднения для "Оверлорда".
В действительности к тому времени Рузвельт и Черчилль собирались осуществить высадку не в мае, а в начале июня. Возможно, они сознательно сообщили Сталину более раннюю дату высадки, чем было запланировано, чтобы он действительно начал большое наступление Красной армии в середине мая и тем самым отвлек часть немецких сил из Франции. Но в итоге Сталин перехитрил своих партнеров.
Как известно, высадка в Нормандии началась 6 июня 1944 года. А большое советское наступление в Белоруссии началось только 23 июня, уже после того, как Гитлер перебросил с Восточного фронта на Западный свой главный резерв - 2-й танковый корпус СС, а также значительные силы люфтваффе. В результате операция "Багратион" стала одной из наиболее успешных операций Красной армии за все время войны.
1 декабря американский президент предложил расчленить Германию на пять независимых государств, а Рурскую и Саарскую области, Гамбург и район Кильского канала поставить под международный контроль. Черчилль поддержал идею о расчленении Германии, предложив включить Баварию и другие южные немецкие провинции в так называемую Дунайскую конфедерацию, которую он предлагал создать после войны. Пруссия также подлежала отделению и изоляции от Германии.
Конференция в Тегеране обсудила также польский вопрос. Черчилль и Рузвельт пытались побудить Сталина к восстановлению отношений с правительством Польши в Лондоне, прерванных Советским Союзом в апреле 1943 года, после того как оно потребовало расследования катынского преступления. К тому времени и премьер, и президент не сомневались, что это советских рук дело (это Черчилль признал и в мемуарах). Об этом им сообщали дипломатические ведомства и разведывательные органы. Однако ради сохранения союза и Черчилль, и Сталин делали вид, что верят сталинской версии, будто поляков в Катыни убили немцы. Публично признать Сталина виновным в преступлении против человечности было для Рузвельта и Черчилля делом немыслимым. После этого им пришлось бы объяснять своей общественности, почему они вступили в союз с таким чудовищем, и сделать это удовлетворительным образом не представлялось возможным.
Дядюшка Джо лицемерно заявил, что "Россия не меньше других, а больше других держав заинтересована в хороших отношениях с Польшей, так как Польша является соседом России. Мы - за восстановление, за усиление Польши. Но мы отделяем Польшу от эмигрантского польского правительства в Лондоне". Условием восстановления каких-либо связей с ним Сталин выдвинул прекращение польским эмигрантским правительством "антисоветской политики". Черчилль безуспешно пытался убедить Сталина помириться с лондонскими поляками, убеждая его, что "мы должны победить Гитлера, а потому у нас нет времени на споры и обвинения". Британский министр полагал, что народы малых стран должны иметь свободу и жить спокойной и мирной жизнью.
Во время одного из совместных обедов в Тегеране произошел замечательный инцидент. Его хорошо описал в своих мемуарах Черчилль: "Обедали мы у Сталина, в узкой компании: Сталин и Молотов, президент, Гопкинс. Гарриман, Кларк Керр, я, Иден и наши переводчики. Усталости от трудов заседания как не бывало, было довольно весело, предлагалось много тостов. Как раз в это время в дверях появился Эллиот Рузвельт, который прилетел, чтобы присоединиться к своему отцу; кто-то жестом пригласил его пойти. Поэтому он вошел и занял место за столом. Он даже вмешивался в разговор и впоследствии дал весьма пристрастный и крайне неверный отчего том, что он слышал. Сталин, как рассказывает Гопкинс, сильно меня "поддразнивал", но я принимал это спокойно до тех пор, пока маршал в шутливом тоне не затронул серьезного и даже жуткого вопроса наказания немцев. Германский генеральный штаб, сказал он, должен быть ликвидирован.
Вся сила могущественных армий Гитлера зависит примерно от 50 тысяч офицеров и специалистов. Если этих людей выловить и расстрелять после войны, военная мощь Германии будет уничтожена с корнем.
Здесь я счел нужным сказать:
"Английский парламент и общественное мнение никогда не потерпят массовых казней. Даже если в период военного возбуждения и будет дозволено начать их, английский парламент и общественное мнение после первой же массовой бойни решительно выступят против тех, кто несет за это ответственность". Советские представители не должны заблуждаться на этот счет".
Однако Сталин, быть может, только шутки ради продолжал говорить на эту тему.
"50 тысяч, - сказал он, - должны быть расстреляны".
Я очень рассердился.
"Я предпочел бы, - сказал я, - чтобы меня тут же вывели в этот сад и самого расстреляли, чем согласиться запятнать свою честь и честь своей страны подобным позором".
Здесь вмешался президент. Он внес компромиссное предложение. Надо расстрелять не 50 тысяч, а только 49 тысяч человек. Этим он, несомненно, рассчитывал свести все к шутке. Идеи тоже делал мне знаки и жесты, чтобы успокоить меня и показать, что это шутка. Однако в этот момент Эллиот Рузвельт поднялся со своего места в конце стола и произнес речь, в которой выразил свое полное согласие с планом маршала Сталина и свою полную уверенность в том, что американская армия поддержит его. Здесь я не выдержал, встал из-за стола и ушел в соседнюю комнату, где царил полумрак. Я не пробыл там и минуты, как почувствовал, что кто-то хлопнул меня сзади руками по плечам. Это были Сталин и Молотов; оба они широко улыбались и с живостью заявили, что они просто шутили и что ничего серьезного они и не думали. Сталин бывает обаятелен, когда он того хочет, и мне никогда не приходилось видеть, чтобы он проявлял это в такой степени, как в этот момент. Хотя в то время - как и сейчас - я не вполне был уверен, что все это была шутка и что за ней не скрывалось серьезного намерения, я согласился вернуться к столу, и остальная часть вечера прошла очень приятно".
Сейчас не приходится сомневаться, что в данной шутке была только доля шутки. Сталин и Молотов были вполне серьезны и в тот вечер прощупывали реакцию союзников на свое людоедское предложение. И в дальнейшем они максимально задерживали возвращение из плена германских офицеров и генералов. А нескольких наиболее опасных генералов, возможно, даже отравили, чтобы не допустить их возвращения в Германию. Но подобные меры были абсолютно бесполезны в качестве попытки воспрепятствовать возрождению германских вооруженных сил. Ведь подавляющее большинство офицеров, генералов и адмиралов вермахта, равно как и войск СС, оказались в плену у западных союзников и сравнительно быстро обрели свободу.
Черчилль тоже воспринял сталинскую идею вполне серьезно. Вот как вспоминал британский премьер об этой беседе в записке от 19 апреля 1944 года к Кадогану: "Сталин говорил о казне огромного количества, свыше пятидесяти тысяч человек, штабных офицеров и военных экспертов. Затрудняюсь сказать, шутил ли он или говорил всерьез. Царила обстановка мрачного веселья. Сталин также заявил, что потребует на неопределенный период четыре миллиона немецких мужчин на работы по восстановлению России".
Черчилль категорически возражал против хладнокровного убийства солдат, сражавшихся за свою родину. Он полагал, что будет справедливо, если военные преступники, совершившие варварские преступления, предстанут перед судом, но был против наказания людей в политических целях.
В Тегеране пытались решить вопрос, стоит ли разделить Германию на несколько государств. Сталин идею разделения горячо поддерживал. Рузвельт с ним согласился. Черчилль заявил, что он в принципе не против, но главным считает отделение Пруссии - центра немецкого милитаризма.
Тогда Рузвельт предложил план раздела Германии на семь частей, пять из которых будут самостоятельными государствами, а две будут находиться под управлением Объединенных Наций или под каким-либо другим видом международного управления. Под двумя последними имелись в виду зона Кильского канала и бывшие ганзейские города - Бремен. Гамбург и Любек, а также Рурская и Саарская области. Автономными, а фактически независимыми государствами должны были стать 1. Пруссия (в урезанном виде), Ганновер и Северо-Запад; 2. Саксония и район Лейпцига; 3. Гессен-Дармштадт, Гессен-Кассель и районы к югу от Рейна; 4. Бавария; 5. Баден-Вюртемберг.
Черчилль предложил альтернативный план. Пруссия должна быть отделена от Германии. Также южные земли (Бавария. Баден, Вюртемберг, Саксония) должны были стать частью конфедерации Дунайских государств, в которую должны были также войти Австрия, Венгрия и другие Балканские государства. По всей видимости, Черчилль осознавал нереализуемость своей идеи как с Дунайской конфедерацией, так и с довольно искусственным разделением Германии. Скорее всего, он выдвинул свой план, чтобы затянуть дискуссию и не допустить принятия каких-либо определенных решений по германскому вопросу. Когда Черчилль поинтересовался у Сталина, как ему нравится идея с Дунайской федерацией, Сталин заявил, что все немцы одинаковы и дрались как дьяволы и ему пришелся по душе план президента, поскольку есть вероятность, что с его помощью удастся ослабить Германию. Он особо подчеркнул, что категорически против объединения даже части Германии в конфедерацию, поскольку тем самым немцы получат прекрасную возможность для возрождения сильного государства. Рузвельт согласился с утверждением, что все немцы - агрессивные и стойкие воины, но, по его мнению, управлять ими в пределах небольших союзов будет вполне возможно. Черчилль тут удачно подловил своих партнеров. Он возразил, что если Германия будет разделена на небольшие независимые государства и они не войдут ни в какие союзы, то рано или поздно они воссоединятся и бросят вызов своим противникам. На что Сталин ответил: "Нет, Россия не допустит этого". Черчилль воспользовался этой проговоркой и поинтересовался у Сталина, не собирается ли тот разделить всю Европу на небольшие государства, слабые и обособленные. Сталин ответил, что даже не рассматривал такой вопрос, и добавил, что только Германия должна быть разделена, а другие страны нет, "например, Польша станет сильным государством, так же как Франция и Италия…". Тут Черчилль напомнил, что ранее упрекал Францию за слабость и ругал польское правительство в Лондоне за амбициозные представления о том, какое положение Польша могла бы занимать в Европе.