Сам Кинг Видор был до конца своих дней искренне убежден, что Одри - идеальная Наташа: когда он увидел русский фильм Сергея Бондарчука, он с гордостью заметил, что русские "взяли на роль Наташи актрису Людмилу Савельеву, которая в точности соответствовала типу Одри".
По собственному признанию Хепберн, работа над ролью Наташи была самой сложной в ее жизни. Желая отвлечься от напряжения, царившего на съемках этой ленты, она попросила своих агентов подобрать ей "что-нибудь легкое и современное". Оказалось, что как раз в этот момент режиссер MGM Стенли Донен искал исполнительницу главной роли в мюзикл "Смешная мордашка", который, по его замыслу, должен был сочетать в себе историю Галатеи и Пигмалиона, песни Гершвина и высокую моду. После долгих и безуспешных поисков актрисы он, казалось, нашел в Одри свой идеал - однако ту не отпускала студия. Недолго думая, Донен перенес весь проект на Paramount, и съемки начались. Правда, студии пришлось не только согласиться с тем, что часть съемок пройдет в настоящем Париже, а не в павильоне, как планировалось (на этом настаивала Одри, которой хотелось быть рядом с мужем, снимавшимся в Париже в комедии "Елена и мужчины"), но и притормозить съемки "Елены", чтобы у супругов совпали графики: случай в истории кинематографа уникальный.
Партнером Одри был Фред Астер, лучший танцор Америки: сам Жорж Баланчин, а позже Михаил Барышников считали его величайшим танцовщиком века. Танцевать рядом с Астером - это была разом и мечта, и невероятная ответственность. "Снимаясь в мюзикле вместе с Фредом Астером, я реализую мечту всей своей жизни", - признавалась Одри, но только, наверное, Феррер и она сама знали, как же она боялась. Впрочем, Астер тоже нервничал: он знал, на что способна Одри, видел, какой свежей и юной она может выглядеть на экране, и не хотел оказаться на ее фоне старой развалиной: в конце концов ему было уже под шестьдесят. Позже Одри вспоминала их первую встречу на съемочной площадке: "У меня возникло такое ощущение, как будто все мое тело налилось свинцом, а сердце ушло в пятки. И тут внезапно я почувствовала, как он обнял меня за талию и с присущим ему неподражаемым изяществом и легкостью в буквальном смысле взметнул меня вверх. И тут я испытала тот восторг, о котором хоть раз в жизни мечтает любая женщина, - восторг танца с Фредом Астером".
За пять недель были отрепетированы все танцы и записаны четырнадцать песен. Однако, как заметил Донен, "Фред был великим танцовщиком. Но некоторые, включая Джорджа Гершвина, Ирвинга Бергмена и Кола Портера, считали, что его исполнение их песен было еще лучше, чем его танцы. И я задавался вопросом: "О Боже! Будет ли Одри достойна его?"" Видимо, этот же вопрос мучил и саму Одри - причем так, что она от волнения постоянно пропускала ноты и путала слова. Ведь она, в отличие не только от Астера, но и от других своих партнеров по фильму, никогда не училась петь, а тут ей пришлось исполнять достаточно сложные вокальные партии в компании самого Фреда Астера! Она запарывала дубль за дублем, отчего нервничала еще больше, пока Фред - намеренно - не ошибся сам. По словам Донена, он "сказал: "Остановите, остановите… Я промазал. Извини, Одри". Это была не слишком оригинальная, простоватая шуточка, и Одри, конечно же, заметила ее, и все же она попала в цель, сняла напряжение, показала, что мы все способны ошибаться, и с этого момента работа пошла более гладко".
Конечно, трудностей на съемках хватало: фильм был полон эффектных кадров - хоть сейчас на обложку модного журнала, - снимать которые было делом весьма непростым, но зритель даже не догадывается о том, чего стоили съемки самим участникам фильма. В сцене в книжном магазине фотограф Дик Эйвери в исполнении Фреда Астера катит вдоль книжных полок огромную лестницу, на вершине которой стоит перепуганная Одри: ее испуг был вполне искренний - на неустойчивой высоте у Одри начинались головокружения, и она на самом деле боялась упасть. Съемки на натуре в Париже, как когда-то в Риме, собирали толпы мешавших работе зевак, несмотря на постоянные дожди, к тому же аренда необходимых для съемок достопримечательностей обходилась в огромные суммы, так что времени на многочисленные дубли просто не было. Самый эффектный эпизод в фильме - череда проходов Одри в нарядах от кутюр, завершавшихся стоп-кадром, - тоже снимался не без сложностей. Дым от паровоза мог испортить дорогие наряды, и ассистенты из ателье Живанши готовы были выдернуть Одри из кадра при первой показавшейся им опасности, а на цветочном рынке на актрису набросились поклонники и чуть не развалили все тщательно выстроенные цветочные ряды. Когда снимали пробег Одри в роскошном алом платье с длинной вуалью по лестнице Лувра, она безумно боялась споткнуться: "Я до смерти боялась упасть с этой лестницы и сломать себе шею, - вспоминала она, - высокие каблуки, все эти ступеньки, длинное платье Живанши. Слава богу, Фред снял меня за один раз… или Аведон?.. или Стенли Донен? О, я забыла кто!" Ричард Аведон, знаменитый фотограф, был приглашен на съемки в качестве консультанта и вдохновителя. Он не только выбирал "фотокадры" для фильма и создал знаменитый снимок, ставший эмблемой фильма - пересветленный портрет Одри Хепберн, - не только учил Астера повадкам модного фотографа и обращению с фототехникой, но и в какой-то мере служил ему образцом, по которому Астер строил свой персонаж: даже имя Дика Эйвери напоминало искушенным зрителям о Ричарде Аведоне (Avedon - Avery).
Съемки самого романтичного момента фильма - танца Одри в свадебном платье и Астера в роли фотографа - вообще были больше похожи на анекдот. Эпизод снимали рядом с охотничьим домиком замка Шантильи, замаскированным под часовню, но прелесть этого идиллического местечка оказалась подмоченной в буквальном смысле слова. От постоянных дождей дерн, на котором танцевали актеры, напитался водой и под ногами просто слезал кусками: если приглядеться, на кадрах видны черные проплешины облысевшей земли. Танцоры постоянно поскальзывались и чудом не падали в своих роскошных костюмах прямо в грязь. Одри смеялась: "Я двадцать лет ждала возможности потанцевать с Фредом Астером, и что же я теперь имею? Брызги грязи в глазах!"
После первого же дубля выяснилось, что короткая пышная юбка, поднимаясь в танце, открывает розовое нижнее белье Одри: оператору не понравилось цветовое сочетание, и кто-то из съемочной группы гнал восемь километров до города, чтобы купить в первом попавшемся магазинчике белые трусики детского размера. Так что под роскошным платьем от Живанши на Одри надеты дешевые трусики, зато цветовой баланс был соблюден.
В туалетах от Живанши Одри проводит добрую половину фильма - на его кандидатуре в качестве художника по костюмам Одри пыталась настоять каждый раз, когда ее приглашали сниматься. По сути дела, это был ее единственный каприз - в ее поведении не было никаких признаков звездной болезни; все, кто сталкивался с Одри на съемочной площадке, поражались тому, с какой скромностью она держалась. Никто никогда не слышал, чтобы она повышала голос, никто не видел, чтобы она обижала кого-то. Маргарет Гарднер, ее европейский агент по связям с общественностью, утверждала: "Я никогда не слышала от нее ни одного грубого слова и не была свидетельницей того, чтобы она кого-то ругала на людях". Во время съемок "Мордашки" был только один скандал: Одри наотрез отказывалась исполнять танец в баре в белых носочках на черное трико. Носочки казались ей ужасными, они уродовали и укорачивали ее ноги; она уверяла, что из-за этих носков фильм обречен на провал. Режиссер настоял, объяснив Одри, что иначе ее ног на темном фоне вообще не будет видно. Одри с трудом подчинилась; а по улицам мира стали ходить тысячи девушек в точно таких же носочках, надетых на черные чулки… После просмотра чернового монтажа она прислала режиссеру записку: "Вы были правы относительно носков". Она всегда была готова признать свою ошибку - своя гордость для нее не значила ничего по сравнению с чужой. Через много лет Фредерик Рафаэль, автор сценария к картине "Двое в дороге", вспоминал об Одри: "Она могла менять свое мнение, признавать свои ошибки, возвращаться к исходной точке и, в конечном итоге, добиваться улучшения. Со звездами это редко случается".
"Забавная мордашка" была с восторгом принята и критикой, и публикой: в ленте удачно сочетались голливудской оптимизм, европейская утонченность, юмор, изящество, оригинальность формы и вечные ценности. Стенли Донен получил за него "Золотую пальмовую ветвь" Каннского кинофестиваля.
Всего через несколько дней после завершения съемок "Забавной мордашки" началась работа над картиной "Любовь после полудня" - киноадаптацией романа "Ариана, русская девушка" французского писателя Клода Ане. Партнерами Одри были Морис Шевалье, игравший ее отца - частного детектива, и Гэри Купер в роли миллионера Френка Фланнагана, в которого была тайно влюблена Ариана-Одри. Режиссером был назначен уже хорошо знакомый Одри Билли Уайлдер, уже однажды обращавшийся к этому роману - в 1932 году, еще живя в Германии, Уайлдер писал по нему сценарий. Одри была единственной, кого он видел в роли Арианы, и она согласилась не раздумывая - она была уверена, что он сделает все, чтобы ей было комфортно работать.
Однако далеко не все на съемках зависит от режиссера. Уже скоро оказалось, что Шевалье, которому было уже за восемьдесят и который двадцать лет не снимался в голливудских фильмах, обладал скверным характером и, хотя он явно был благодарен Уайлдеру за приглашение сниматься (по легенде, он заявил, что за роль в его фильме "отдал бы секретный рецепт буайбеса своей бабушки"), у него никак не получалось наладить рабочие отношения с остальной съемочной группой: его считали грубияном, скрягой, и к тому же на пленке был слишком заметен тот истинно мужской интерес, с которым Шевалье посматривает на Одри, которая по сценарию все-таки приходилась ему дочерью. "Было бы разумнее, - говорила позднее Одри, - если бы Гэри Купер играл моего отца, а Шевалье - моего возлюбленного". Гэри Купер был хорош, как и всегда, но ему было уже пятьдесят шесть, а выглядел он еще старше. Одри же, несмотря на весь сексуальный подтекст своей роли, была больше похожа на строгую старшеклассницу, чем на роковую женщину, соблазняющую миллионеров. Один из критиков остроумно назвал ее в этой роли "Красной Шапочкой, пожирающей волка".
Для Одри период съемок был очень нелегким: Мел работал на юге Франции и не мог опекать ее так, как она к тому привыкла. Она постоянно забывала есть, зато стала больше пить - Одри даже поссорилась с персоналом в своей гостинице, потому что они отказывались делать ей мартини той крепости, как она просила. Она стала замкнутой, проводя все свободное от работы время с йоркширским терьером по кличке Феймоус (Знаменитость), которого купил Мел. Без сомнения, те потоки любви, которые она изливала на собачку, были заменой нереализованного материнского чувства. Даже с журналистами, которых раньше всегда принимала с неожиданной для голливудских звезд теплотой и вниманием, говорила очень мало и только на рабочие темы. К тому же события на Ближнем Востоке, где разгорался Суэцкий кризис, вызвали беспорядки по всей Европе. Опасаясь того, что военные действия могут начаться и в Европе, кинокомпания ежедневно закупала билеты на самолет для всей съемочной группы, чтобы в любой момент их можно было эвакуировать. Однако к моменту окончания съемок политические страсти улеглись, Мел смог, закончив работу над фильмом, прилететь к жене, и картина была закончена в спокойной обстановке.
В Америке фильм приняли весьма прохладно: публика была поставлена в тупик стилистическим разрывом между невинностью облика Одри Хепберн и сексуальным напором ее героини, особенно заметным на фоне прожженного ловеласа Купера. Американская критика даже потребовала добавить к финалу фильма титры, поясняющие, что Ариана и Френк поженились. Зато в Европе, где картина шла под названием "Ариана", ее приняли очень тепло. А новый облик актрисы, сменившей прежнюю стрижку "гамен" на мягкое каре с пробором посередине, вызвал новую волну подражаний.
Растущая популярность Одри сильно тяготила Феррера, которому не нравилось чувствовать себя "мистером Хепберн". Он уже давно вышел из возраста, когда можно было подавать надежды, и было пора их оправдывать, однако Мел, при всех его талантах, трудолюбии и энергии, так и не смог выбиться в звезды. Он был слишком интеллектуальным для американской публики, зато ему явно недоставало мужской красоты и харизмы. Возможно, снимаясь вместе с Одри, он смог бы вернуть себе былую популярность, но продюсеры не соглашались снимать вместе супружеские пары (за редким исключением), ибо публике, по их мнению, было бы неинтересно смотреть на мужа и жену в роли влюбленных. Возможно, они были правы: в телефильме "Майерлинг", на который Одри согласилась только ради Мела, супруги в роли одержимых трагической страстью кронпринца и его возлюбленной Мари Вечеры смотрелись весьма неубедительно… "Казалось, эти любовники обречены на то, чтобы до смерти надоесть друг другу", - писал один из критиков. Даже режиссер Анатоль Литвак, не стесняясь, жаловался: "Очень трудно заставить Мела грубо с ней обращаться. Мне приходилось работать с ним, чтобы заставить его так с ней поступать". Больше Мел и Одри в одном фильме не снимались.
Устав от постоянной работы, разочаровавшись в сыгранных ролях и истосковавшись по спокойной семейной жизни, Одри решила на время отойти от кинематографа, посвятив себя мужу, который подписал контракт на роль в фильме "И восходит солнце", съемки которого должны были проходить в Испании и Мексике. Едва Одри объявила, что будет сопровождать мужа, как журналисты немедленно предположили, что Хепберн беременна. Она удивленно возражала: "Что вы, нет! Никто бы не поехал в такое место, как Мехико, чтобы рожать. До сих пор мы с Мелом много работали и проводили жизнь в гостиницах… Мы уже женаты два года, но у нас все еще нет собственного дома. Для счастливого брака необходим домашний очаг".
Собственный дом был ей необходим: она по натуре была человеком семейным, нуждающимся в любящих, заботливых родственниках и надежном доме-крепости, где можно было бы укрыться от всех проблем. Пока ее семья состояла из любимой, но всегда держащейся на расстоянии матери и мужа, который все чаще был вдали от нее, а иллюзию собственного дома она создавала, перевозя согласно скрупулезным спискам из одного гостиничного номера в другой десятки вещей, от занавесок, тарелок и ваз до постельного белья и картин.
Перерыв в работе был вызван, помимо прочего, необходимостью для Одри подумать о своем будущем. Она, любимица миллионов зрителей, кумир модных журналов по обе стороны Атлантики, обласканная критикой актриса, могла остаться без работы. Милые романтические комедии, в которых прославилась Одри, за три десятилетия их процветания на киноэкранах уже порядком надоели публике, и Голливуд в конце пятидесятых все больше обращал внимание на реалистичные, зачастую мрачные сюжеты, оставив сказки про золушек и комедии про сексуальных красавиц и миллионеров в прошлом. Одри по своему типажу - романтическая красавица, невинная и асексуальная, скорее фея, чем современная молодая женщина, - не подходила для фильмов новой волны. К тому же она органически не переносила сцен насилия, военных действий и всего того, что могло напомнить ей о пережитых в детстве ужасах. Как это часто бывало в судьбе Одри, выручил ее случай.
В то время на MGM собирались экранизировать популярный когда-то роман Уильяма Генри Хадсона "Зеленые особняки", повествующий о любви девушки-дикарки из затерянного в джунглях индейского племени и путешественника-натуралиста. Роль Раймы - загадочной девушки из лесов, воплощенного духа джунглей - по мнению продюсеров, весьма подходила Одри с ее неповторимой внешностью и индивидуальностью. Однако она поначалу отказывалась от нее, поскольку считала себя неподходящей для этой роли: в книге Райма в два раза моложе, в полтора раза ниже ростом и обладает совсем другим типом внешности, к тому же ее характер не соответствует актерским данным Хепберн. Но Мел, которому очень нравился этот роман, загорелся идеей сделать его совместным проектом: он сам будет режиссером картины, и, если фильм будет иметь успех, он сможет вернуть себе былую славу. А Одри таким образом могла перейти от амплуа современных золушек и принцесс на роли, где откровенная сказочность была заменена на экзотичность, но при этом сохранялись и чистота, и одухотворенность, так отличавшие Хепберн от традиционных голливудских сексуальных "экзотических красавиц". Поскольку Одри "задолжала" MGM один фильм - ведь "Забавная мордашка" снимался силами именно этой компании, хотя и на Paramount, - кинобоссы с радостью ухватились за это предложение. Однако подготовительный период грозил затянуться на пару лет - надо было выбрать натуру для съемок, подобрать актеров-индейцев и так далее, - так что начало съемок было отложено. Одри очень хотела сняться в этом фильме и как можно скорее: она мечтала о детях, однако Райму, по ее глубокому убеждению, могла сыграть лишь девушка, не знавшая материнства.
Пока Феррер готовился к съемкам "Зеленых особняков", Одри начала работу в фильме "История монахини". Картина была основана на одноименном романе Кэтрин Халм, повествующем о судьбе бельгийской монахини сестры Люк, посвятившей себя медицине, а во время Второй мировой войны сложившей сан, чтобы участвовать в Сопротивлении. Поначалу студия не горела желанием снимать фильм о католической монахине, в котором не будет ни любовной истории, ни приключений, и к тому же с риском навлечь на себя недовольство католической церкви, но, узнав, что Одри согласилась сыграть главную роль, немедленно приступила к работе.
Для Одри роль сестры Люк значила очень многое: это была и благодарность всем тем, кто помог выжить людям в разоренной Европе, и попытка передать свои воспоминания о пережитом, и дань уважения всем тем, для кого веления совести были сильнее догм, законов и обстоятельств.
К роли сестры Люк Одри готовилась как никогда серьезно: слишком много ответственности накладывал на нее образ монахини. К тому же большую часть фильма сестра Люк проводит в монашеском облачении, скрывающем половину лица и почти все тело, так что от актрисы требовалось минимумом выразительных средств выразить максимум чувств. Одри учила наизусть молитвы, училась носить рясу и перебирать четки, посещала больницы и сама помогала монахиням, чтобы прочувствовать, как именно те исполняют свое послушание. Она даже лично познакомилась с прототипом своей героини, бывшей монахиней Мари-Луиз Абэ - именно история ее жизни послужила основой для романа Кэтрин Халм, подружившейся с Абэ во время совместной работы в лагере для перемещенных лиц в послевоенной Германии. Чтобы точнее войти в образ, Одри и другим актрисам даже пришлось несколько дней прожить в настоящих католических монастырях, соблюдая все строгие правила тамошней жизни.