Величайшие звезды Голливуда Мэрилин Монро и Одри Хепберн - Виталий Вульф 9 стр.


Одри никогда не говорила об этом. Только однажды она призналась, что в тот день, когда ушел отец, закончилось ее детство: "Я была совершенно сломлена, - вспоминала она. - Я проплакала несколько дней подряд, развод родителей был первым ударом, который я пережила в детстве… Я боготворила своего отца и очень скучала по нему с того самого дня, как он ушел. Расставание с отцом в возрасте каких-нибудь шести лет ужасно. Если бы я могла время от времени встречаться с ним, я бы чувствовала, что он любит меня. Но в той ситуации мне оставалось лишь постоянно завидовать другим, у которых были отцы, и я всегда возвращалась домой в слезах потому, что у них был папа, а у меня его не было. Мать очень любила меня, но она часто не умела показать мне эту свою любовь. И у меня не было никого, кто мог бы просто приласкать меня". Потерю отца она переживала всю жизнь.

После разрыва Элла с детьми переехала обратно в Нидерланды, снова поселившись в доме родителей, а немного позже она сняла квартиру в Арнеме. Несмотря на титул и высокое положение ее отца, у Эллы было не так много личных денег - ей даже приходилось подрабатывать, чтобы свести концы с концами. Ее подруга тех лет, Памела Эвертс, вспоминала: "Хотя Элла действительно происходила из хорошей семьи и ее отец был губернатором в колониях, не забывайте, что он имел шестерых детей, и о каждом нужно было позаботиться. И он не мог особенно роскошествовать даже на две свои пенсии - судьи и губернатора. Ведь последняя должность была скорее почетным титулом, нежели источником доходов. Деньги приходилось считать… Элле посчастливилось, что Одри оказалась таким милым, послушным ребенком, всегда готовым помочь своей маме. Одри была прилежной ученицей и получила хорошее образование. Моя дочь помнит также, что у нее был великолепный музыкальный слух".

В Голландии Одри, уже свободно владеющая английским, которому ее выучил отец, и французским, на котором говорили в Бельгии, где прошло ее детство, заговорила еще и по-голландски. Она посещала школу в Арнеме, где считалась одной из лучших учениц. Возможно, прилежной учебой Одри старалась заглушить свою сердечную боль, недостаток любви в семье. Свободное время она проводила, играя со своими собаками - скотчтерьером и силихемтерьером, которых она позже называла "своими черным и белым талисманами". Она много читала, предпочитая рассказы и сказки о животных, особенно любила "Книгу джунглей" Киплинга.

С детства любящая танцевать, она в 1939 году поступила в балетный класс Арнемской консерватории. Одри занималась страстно, самозабвенно, но ей все равно казалось, что она слишком неуклюжа… Однако благодаря постоянным занятиям ее детская полноватость исчезла, уступив место подтянутости и горделивой, типично балетной осанке. Особенно обращала на себя внимание длинная тонкая шея, которую Одри научилась держать с неповторимым изяществом.

Многие биографы пишут, что Одри несколько лет проучилась в Англии; другие, как, например, та же Памела Эвертс, отрицают этот факт - в Англии юная Одри, конечно, бывала, и нередко, однако лишь в гостях у многочисленных друзей матери, а вовсе не ради получения образования. Лето 1939 года Одри тоже проводила в гостях у знакомых баронессы, тогда Одри видела отца в последний раз. Они встретились на вокзале Ватерлоо, а после он посадил ее на самолет, улетающий в Голландию.

В Европе уже тлела разгорающаяся мировая война, и Элла решила, что в нейтральной Голландии им будет безопаснее, чем в Великобритании - несомненном противнике Германии. Уже скоро время показало, как она ошибалась…

Первое время никто в мирной Голландии не верил, что Германия осмелится напасть на них: более того, симпатии большинства голландцев были на стороне Гитлера - в нем видели сильного лидера, способного навести порядок в расшатанной кризисами Европе. Даже Элла ван Хеемстра была среди поклонниц германского фюрера - еще до развода она написала для английских изданий несколько статей о величии нацистской идеологии. Считается, что она лишь повторяла идеи своего мужа, который, по последним данным, состоял в Британском союзе фашистов и вел какие-то темные дела с немецкой национал-социалистской партией. Есть фотографии, запечатлевшие Растона на крыльце штаб-квартиры национал-социалистской партии в Мюнхене, рядом с лидером Британского союза фашистов сэром Освальдом Мосли.

Этот факт - причастность родителей к фашизму - стал самой страшной тайной Одри Хепберн, омрачившей все ее детские воспоминания. Много лет она боялась в интервью даже заговаривать о своих родителях или предвоенных годах, опасаясь, как бы любопытные журналисты не копнули глубже, чем следовало. Возможно, эта необходимость постоянно держать под жестким контролем свои воспоминания стала причиной той легкой, но весьма ощутимой отчужденности Одри, которую американские журналисты позже сочтут аристократизмом.

Первые месяцы официальной войны в Голландии, как и почти во всей Западной Европе, прошли относительно спокойно. В мае 1940 года в Арнеме даже выступала с гастролями прославленная балетная труппа Нинетт де Валуа. Ведущей танцовщицей труппы была Марго Фонтейн, тогда находящаяся еще в начале своей головокружительной балетной карьеры, но уже знаменитая своей удивительной пластикой и блестящей техникой. Одри было поручено вручить Марго цветы от имени Арнемской консерватории, она была так счастлива, что чуть не разрыдалась прямо на сцене. Фонтейн на всю жизнь останется для Одри одним из примеров для подражания, тем идеалом, к которому она всегда будет стремиться. Почти все, кто знал и Марго, и Одри, отмечали заметное сходство между ними - от полного самоконтроля и самоотдачи любимому делу до манеры говорить, держать голову и того величественного спокойствия, с которым они шли по жизни сквозь любые трудности.

На следующий день после отъезда лондонской труппы Голландию оккупировали немецкие войска. "Второе страшное воспоминание детства после исчезновения отца, - позже вспоминала Одри, - это мама, которая входит ко мне в спальню однажды утром, отдергивает шторы на окнах и говорит: "Вставай, началась война"". Это было 10 мая 1940 года - Одри было одиннадцать лет и одна неделя от роду.

Жизнь Одри, как и всех голландцев, переменилась в одно мгновение. Королева Вильгельмина со своими министрами отплыли в Англию, а их место заняло марионеточное правительство Антона Мюссерта. Дома жителей были захвачены оккупантами, золото и прочие ценности конфискованы, евреи и "неблагонадежные" согнаны в концлагеря. Одного из братьев Одри отправили в трудовой лагерь в Германии, ее дядю расстреляли, а в особняке ее деда разместился немецкий штаб. Чтобы не выглядеть "представителем враждебного государства", Одри пришлось скрывать, что ее отец англичанин, на людях она говорила только по-голландски и стала называть себя Эддой. Ее родные даже подделали ее свидетельство о рождении, дописав нужные закорючки в документы ее матери: отсюда пошла легенда о том, что Эдда Кетрин - настоящее имя Одри, а не вынужденно взятый псевдоним. Хотя девочка хорошо знала голландский, тогда она все же говорила на нем далеко не так свободно, как ее одноклассницы, и начала чувствовать свою ущербность. "Я даже не умела говорить так, как другие дети. Я вся была какая-то неестественная и застенчивая", - вспоминала она.

Чтобы не сойти с ума от страха и ужаса, Одри продолжала заниматься балетом, деньги на ее занятия Элла зарабатывала уроками бриджа. Вскоре, правда, балетный класс в консерватории закрыли, и Элла оборудовала класс для занятий в доме у своей знакомой - туда приходили несколько девочек и нанятый в складчину педагог. А позже Одри сама вела занятия у младших. "В той маленькой квартирке, которую они занимали, - вспоминала Памела Эвертс, - не было места для балетной перекладины, но я помню, как Одри просила детей класть ногу на подоконник, используя его в качестве перекладины". Иногда ей удавалось заработать немного денег, выступая перед несколькими гостями - собираться большими компаниями не разрешали законы военного времени, и зрители, чтобы не привлекать внимания патрулей, хлопали беззвучно. В основном собранные деньги шли в казну Сопротивления; для себя и своей семьи Одри брала лишь малую часть.

Среди легенд, сочиненных журналистами об Одри, особое место занимают предания о ее героическом участии в голландском Сопротивлении. Безусловно, они сильно преувеличены - Одри была еще мала, к тому же большую часть времени она проводила на занятиях танцами, - но доля правды в этих рассказах все-таки есть. Известно, что Одри помогала распространять антинацистские листовки и переписанные от руки тексты выступлений английских радиостанций, пряча листки в туфлях. А однажды она была связной между Сопротивлением и скрывавшимся в арнемских лесах английским парашютистом. На обратном пути она наткнулась на немецкий патруль. Позже Одри рассказывала, что единственное, что пришло ей в голову, - это сделать реверанс и подарить патрульному букет полевых цветов, который она зачем-то нарвала по дороге. Патрульные сочли это проявлением вежливости и покорности, а она тряслась от страха…

От постоянного голода у Одри началось малокровие, начали распухать ноги - так сильно, что про танцы пришлось забыть. "В те дни я часто говорила себе: если это когда-нибудь закончится, я никогда больше не буду ворчать и капризничать, я буду всем довольна", - вспоминала Одри. Возможно, именно отсюда, из ужасных переживаний военных дней, берет свое начало невероятное для многих звезд качество, которым так славилась Одри: ее удивительное внутреннее спокойствие, умение быть довольной тем, что есть, некапризность и неконфликтность. Одри Хепберн бывала недовольна только собой - все остальное она принимала как данность, не рассуждая и не критикуя, лишь благодаря судьбу.

В сентябре 1944 года союзники попытались высадиться у Арнема: план с треском провалился, не только приведя к огромным жертвам как среди военных, так и мирного населения, но и вызвав жестокую месть немецких властей. В одну ночь все жители Арнема - под угрозой расстрела - были выселены из города в никуда. Три тысячи человек в следующие недели погибли от голода и болезней…

Семье ван Хеемстра повезло: у деда Одри был дом в Вельпе, деревушке неподалеку от Арнема, и они укрылись там - впрочем, уже через пару дней и дом, и все окрестные строения были забиты беженцами. Не было ни еды, ни медикаментов, даже элементарных удобств… Самые отчаянные пробирались в опустевший Арнем и искали еду в брошенных домах, рискуя нарваться на патруль. Однажды Одри пришлось несколько дней просидеть в подвале, питаясь шестью яблоками и половиной буханки хлеба, после чего у девочки началась еще и желтуха. Все это, несомненно, наложило свой отпечаток на внешность будущей звезды: ее хрупкая, тонкая фигура и огромные, словно испуганные глаза - явные следы тех тяжелых лет.

Как писал в своей книге об Одри Хепберн Александр Уолкер, выжила Одри только благодаря чуду. Однажды, еще в 1942 году, ее мать смотрела кинохронику и среди заключенных увидела своего давнего знакомого Майкла Берна. Ночью она вместе с бывшей владелицей этого кинотеатра - он, как и прочее, был конфискован немцами, - пробрались в проекторскую и вырезали из пленки несколько кадров с лицом Берна. Позже по фотографии с помощью Красного Креста удалось установить, где именно содержался Берн, и, к его огромному удивлению, он получил от Эллы огромную посылку с едой. Чего стоило ей собрать столько продуктов, можно только догадываться… В конце войны его репатриировали, и он стал переписываться с Эллой. "Элла в отчаянии написала мне, - рассказывал Берн, - что ей нужно новое чудодейственное лекарство - пенициллин, но его невозможно найти в Нидерландах, разве только за огромные деньги, которых у нее, естественно, не было. Не могу ли я ей прислать несколько пачек сигарет? (Цена за которые поднялась на черном рынке невероятно высоко.) И я посылал ей сотни и тысячи сигарет". Баронесса продавала эти сигареты на черном рынке и на вырученные деньги покупала для Одри лекарства и еду. Позже Одри говорила, что у тех дней, когда Голландия стала свободной, был "запах английских сигарет".

Нидерланды были освобождены войсками союзников 5 мая 1945 года - на следующий день после того, как Одри исполнилось шестнадцать лет. "Когда война закончилась, я была благодарна Богу за то, что я еще жива, и я знала, что человеческие отношения значат больше, чем богатство, или карьера, или даже еда. Я быстро выросла, потому что, в столь юном возрасте, я уже знала о страдании и ужасе", - вспоминала она.

Много лет спустя Одри узнала, что ее отец в самом начале войны был арестован как член английского фашистского союза за "связь с представителями вражеского государства" и провел пять лет в лагерях - его освободили лишь в апреле 1945 года. Эту тайну ей тоже приходилось скрывать.

"У меня почти не было настоящей юности, - признавалась Одри журналистам много лет спустя, - очень немного друзей, совсем мало радости в том смысле, в каком ее понимают подростки, и совершенно отсутствовало ощущение собственной безопасности. Удивительно ли то, что я стала таким замкнутым человеком?.. Мне кажется, что тогда я была старше, чем сейчас".

Конечно, с приходом свободы в Нидерландах прежняя жизнь не началась в одночасье: многие города лежали в руинах, не хватало рабочих рук, денег и продовольствия. Пока Одри болела, ее мать зарабатывала как могла. Воспользовавшись своими связями, она получила работу в Амстердаме, где лечилась ее дочь: сначала закупала продукты для ресторанов, которые снова открывались один за другим, затем стала сотрудничать с иностранными фирмами, осмелившимися вернуться в полуразоренную страну. Баронесса едва сводила концы с концами, но ей удавалось оплачивать лечение Одри, а после - ее уроки балета, к которым девушка постаралась вернуться, как только смогла держаться на ногах.

После войны Одри занималась танцами в студии знаменитой танцовщицы и педагога Сони Гаскелл, соединившей в своей методике классический балет с джазовыми ритмами. Одри занималась без устали, самозабвенно, не давая себе ни секунды поблажки - так, словно в занятиях танцами для нее была дорога к счастью. Увы, довольно скоро выяснилось, что прима-балерины из Одри не выйдет - она была слишком высока для классического балета, да и танцевального гения у нее не было, - а в кордебалете Одри танцевать не хотела. "Я хотела танцевать сольные партии, - вспоминала она позднее. - Я страшно хотела исполнять эти роли потому, что они дали бы мне возможность выразить себя. А у меня не было такой возможности, когда я стояла в ряду из двенадцати других девочек и должна была синхронизировать свои движения с их движениями. А я не желала ни под кого подстраиваться. Я хотела сама добиться своей славы". Однако пока она не видела себя вне танцев - балет так долго был ее основным занятием, главной радостью и единственным смыслом ее жизни, что она просто отказывалась даже думать о чем-то другом. Когда мадам Гаскелл урезали финансирование и она была вынуждена переехать в Париж, Одри рвалась за ней, однако баронесса - возможно, впервые - решительно отказалась. Во Франции у нее не было ни друзей, ни родственников и никакой надежды на хорошую работу - по ее мнению, лучше было бы воспользоваться английским паспортом Одри и переехать в Лондон, где было много танцевальных студий. Соня Гаскелл посоветовала своей ученице школу Ballet Rambert, чья основательница Мари Рамбер в свое время столкнулась с тем же препятствием на пути к славе, что и Одри, - слишком высокий рост. Она, как никто другой, могла бы понять проблемы Одри…

Уже пакуя чемоданы в Лондон, Одри успела попробовать себя в одном совершено необычном для нее деле - снялась в кино. Авиакомпания KLM в рекламных целях спонсировала съемки документального фильма "Голландский за семь уроков": его создателям, начинающим режиссерам Чарльзу ван дер Линдену и Хайнцу Йозефсону, требовалась на роль стюардессы молодая девушка, которая бы одинаково хорошо говорила на английском и голландском. Они пришли в балетную студию - и были покорены огромными глазами Одри, которая, впрочем, не рвалась сниматься, ссылаясь на свою неопытность. По другой версии, роль досталась Одри по знакомству - баронесса была знакома с директором KLM. Как бы то ни было, в начале 1947 года Одри была утверждена на свою первую роль. Неизвестно, как она вела себя на съемочной площадке, лишь Йозефсон позже говорил, что "она была весела, очаровательна, мила… она светила, как яркое солнышко". В титрах она была указана как Эдда Хепберн-Растон - это имя еще пока стояло в ее официальных документах. Считается, что не осталось ни одной полной копии фильма, однако фрагменты с Одри сохранились: на них можно увидеть ее - хрупкую, немного неуверенную в себе, с потрясающей улыбкой, невероятно обаятельную… С первого кадра было видно, что камера, по выражению операторов, "любит ее", - однако пока этого никто за пределами Голландии не заметил. Сама Одри смотрела на свой первый киноопыт лишь как на возможность заработать немного денег, и никто не мог себе представить, что это станет первой ступенькой к мировой известности.

Английская роза

Одри прибыла в Лондон в начале 1948 года. Ее мать из-за бюрократических проволочек смогла присоединиться к ней только через месяц. Они сняли недорогую квартиру в доме по Сайт-Одли-стрит, и пока Элла работала в цветочном магазине и экономкой в доме по соседству, ее дочь занималась балетом в знаменитой школе Мари Рамбер, из которой вышло немало прославленных танцовщиков. Одри, в Англии официально сменившая имя на Одри Хепберн - ее двойная фамилия звучала, по ее мнению, слишком громоздко для афиш, - работала буквально на износ, но в жизни многих есть обстоятельства, с которыми нельзя поспорить: она была слишком высокой - найти для нее подходящего партнера было практически невозможно. Позже мадам Рамбер говорила: "Если бы она захотела продолжить занятия балетом, она могла бы стать выдающейся балериной". Однако наверняка даже она сама понимала, что это была лишь вежливость: у Одри не было чего-то, что делало просто талантливую танцовщицу - гениальной, и Одри прекрасно осознавала, что никаким, даже самым упорным, трудом этого не достичь.

Так что ничего удивительного, что, продолжая заниматься танцами, она искала другие пути самовыражения, особенно если они позволяли еще и заработать денег: Одри подрабатывала манекенщицей, снималась для каталога в модных шляпках, работала переводчицей в юридической фирме и наконец приняла приглашение подруги вместе пойти на прослушивание в ночной клуб Ciro: там собирались ставить бродвейский мюзикл "Сапожки на застежках", и для кордебалета требовались хорошенькие девушки с танцевальной подготовкой. Поначалу Одри отнекивалась, но все же подруга смогла ее уговорить - и в декабре 1948 года Одри оказалась в числе десяти девушек, отобранных из трех тысяч претенденток на участие в постановке. Совмещать учебу и работу было тяжело. Было понятно, что рано или поздно встанет проблема выбора. Когда труппа Ballet Rambert собралась в гастрольное турне, Одри решилась: ради участия в мюзикле она оставила балетную школу, и этот выбор во многом определил ее дальнейшую судьбу.

Назад Дальше