Так, при поддержке гвардии превратилась в самодержавную императрицу племянница Петра I Анна Иоанновна - герцогиня Курляндская. В первый же год своего царствования она учредила два гвардейских полка - Конный и Измайловский, ставший третьим полком в пешей гвардии. "Сформирование полка было поручено генерал-адъютанту графу Левенвольду; ему в помощь был дан шотландец Кейт, а все офицеры были выбраны из прибалтийских дворян. Такое предпочтение немцам было знамением эпохи, так как во главе правления стоял всесильный Бирон".
Данное положение известно всем историкам, и никто из них почему-то никогда не пытался его опровергнуть, механически перенося из книги в книгу. Вот что утверждает наш современник, серьезный исторический писатель: "Принципы формирования Измайловского полка вполне укладываются в прекрасно знакомую историкам традицию деспотических режимов - создание военно-политической опоры на иностранцев".
Но если взять "Список чинам лейб-гвардии Измайловского полка в важнейшие эпохи его существования" и посмотреть записи, относящиеся ко дню основания полка (22 сентября 1730 года), то узнаем, что полковником в нем был граф Карл Густав Левенвольде, подполковником - шотландец Джеймс Кейт, а кроме майоров Иосифа Гампфа и Густава фон Бирона находим еще Ивана Шилова. Дальше - больше. Капитанами служили Дмитрий Чернцов и Иван Толстой. Капитаны прусской службы фон Тетау и Гордан, а также Штегентиен, барон Бауер, Латур, Лаврентий де Лакруа и Лефорт - не все выходцы из Остзейского края. Если же брать капитан-поручиков, они все великороссы: князья Крапоткин, Друцкой и Волконский, а также дворяне Гурьев, Павлов, Кологривов, Дмитриев, Ильин, Данилов, Дурнов и Рославлев. Исключение составил только Кранман. Командиры рот и субалтерн-офицеры, то есть те, кто непосредственно общался с солдатами и имел на них наибольшее влияние, тоже были русскими.
Вот так разрушается легенда об "остзейском" полку… Теперь обратимся еще к одному общему заблуждению - утверждению, что в гвардии царили самые аристократические, великосветские нравы.
Известный издатель и литератор Фаддей Венедиктович Булгарин, в начале XIX века служивший в Уланском Цесаревича и Великого Князя Константина Павловича полку, вспоминал: "В Кавалергардском, Преображенском и Семеновском полках был особый тон и дух. Этот корпус офицеров составлял, так сказать, постоянную фалангу высшего общества, непременных танцоров, между тем как офицеры других полков навещали общество только по временам, наездами. В этих трех полках господствовали придворные обычаи, и общий язык был французский, когда, напротив, в других полках, между удалой молодежью, хотя и знавшей французский язык, почиталось неприличием говорить между собою иначе, как по-русски… Конногвардейский полк был, так сказать, нейтральным, соблюдая смешанные обычаи; но лейб-гусары, измайловцы и лейб-егеря следовали, по большей части, господствующему духу удальства и жили по-армейски".
К тому же времени относятся воспоминания конногвардейского офицера Мирковича, в будущем - генерала от кавалерии: "Только в двух полках, Преображенском и Семеновском, было тогда более порядочное общество офицеров… Общество офицеров остальных полков было посредственное, так что в общественном мнении армейские артиллерийские офицеры стояли выше гвардейских пехотных. В кавалерии отличались обществом офицеров только кавалергарды и лейб-гусары, куда поступала вся знатная и богатая молодежь. Кроме упомянутых четырех полков, офицерский состав представлял сборище молодых людей, малообразованных и чуждых столичных обществ".
Можно возразить, что такое положение вещей наблюдалось в армии спустя два десятилетия после описываемых событий, когда и гвардия существенно увеличилась по количеству полков, но сомнительно, чтобы за это время Измайловские офицеры столь "опростились". Наоборот, именно в конце галантного восемнадцатого столетия русское дворянство, к которому принадлежало и все гвардейское офицерство, старалось забыть грубые патриархальные привычки своих предков, спешно приобретая светский лоск и изысканные манеры… Так что Измайловский полк, несмотря на свою принадлежность к старой гвардии, все же был полком несколько иным, нежели Преображенский и Семеновский. Хотя, как можно понять из вышеприведенных воспоминаний Булгарина, и здесь встречались свои аристократы.
"Возвратясь в Россию, Михаил Милорадович имел большой успех в обществе в качестве красивого, ловкого танцора и веселого и остроумного собеседника. Общество наше тогда было очень нетребовательно. Да если припомним Онегина, то и в позднейшие времена у нас:
Кто по-французски совершенно
Мог изъясняться и писать.
Слегка мазурку танцевать
И кланяться непринужденно.
То про такого свет решил.
Что он умен и очень мил -
следовательно, понятно, что милое невежество молодого графа нисколько не помешало ему в свете".
Если учесть, что идет речь о юном гвардейском прапорщике - этот первый офицерский чин Михаил получил 4 апреля 1787 года, - которому, как начинающему офицеру, следовало бы денно и нощно постигать азы службы, то характеристика звучит более нежели оригинально. Но вряд ли автор очерка особо погрешил против истины - свидетельством тому может быть следующий исторический анекдот: "Служа в Измайловском полку прапорщиком, Милорадович услышал, что одного из товарищей его называют лучшим танцором. Милорадович сказался больным, заперся в своей комнате, нанял первого балетмейстера того времени и не выезжал со двора, пока не превзошел в танцах своего соперника". Забавно!
А вот анекдотов про ревностное отношение Милорадовича к службе на тот период почему-то не сохранилось…
Однако "…было бы слишком поверхностным смотреть на танцы, единственно, как на простое препровождение времени. В педагогическом отношении танцы не менее, если не более, нужны, чем простая гимнастика. Танцами развивается то, что никакая иная гимнастика дать не может: умение стоять, держать руки, сидеть и ходить по-человечески… Преподавание танцев служит лучшим средством к развитию тела, для поддержания физической и духовной стороны человека в постоянно здоровом и нормальном состоянии. Развивая силу и ловкость, танцы, как и гимнастика, тем самым оказывают благотворное влияние и на духовную сторону человека: они поддерживают спокойное расположение духа, вселяют бодрость, смелость, предприимчивость".
И еще одна легенда - впрочем, ничем не подтвержденная: "Возвратясь при Екатерине из-за границы, он заказал себе триста шестьдесят пять фраков; все тогдашние щеголи напали на него, и он уехал в малороссийскую свою деревню".
Общественный статус гвардейского офицера был тогда чрезвычайно высок. Вот что писал однополчанин Милорадовича Е.Ф. Комаровский: "Ко мне подошел гофмаршал князь Ф.С. Барятинский и сказал мне:
- Вы можете остаться обедать за столом императрицы.
Сие мне было очень приятно. Какой шаг давал в царствование императрицы чин гвардии офицера! Я был тогда наравне со всеми, и мой полковой командир И.И. Арбенев, который в сержантском моем чине не хотел и знать меня, теперь обедает за одним со мной столом, и у кого же - у российской императрицы. После обеда он первый подошел ко мне и просил меня ездить к нему запросто на обед или на вечер, как я хочу".
Кстати, одновременно с Милорадовичем в полку служили известные впоследствии военачальники, герои Отечественной войны 1812 года А.Н. Бахметев и А.А. Бибиков, будущие знаменитые государственные деятели А.Д. Балашов и В.В. Ханыков, братья С.Л. и В.Л. Пушкины - отец и дядя великого поэта, и многие другие…
Квартировал полк на левом берегу реки Фонтанки, в Измайловской слободе. Здесь "…каждая рота поместилась на особой улице, получившей наименование номера роты. Люди размещены были в просторных светлицах".
"В заботливости своей о гвардии император Петр III задумал построить вместо деревянных светлиц - каменные казармы", но не успел. В 1766 году Екатерина II подписала указ, чтобы "Лейб-Гвардии полкам вместо нынешних деревянных светлиц построить каменные домы", да только и тут не сбылось, так что в каменные здания измайловцы перебрались только при Александре I.
Для полноты картины уточним, что в то время "…у гвардейцев сохранились мундиры без лацканов, отличающиеся цветом воротника по полкам: в Преображенском полку воротник был красный, в Семеновском - светло-синий, в Измайловском - зеленый; в двух последних с 1786 года появилась красная выпушка по краю воротника…
На левом плече мундира нижние чины носили погон с бахромой и вензелем Екатерины: …в Измайловском [полку] погон желтый, вензель красный".
Существовавшие в то время штаты гвардейской пехоты были утверждены еще Петром III, 13 марта 1762 года. (Интересно, что сколь бы ни обвиняли этого несчастного императора во всех грехах и откровенном слабоумии, а также в том, что вся его деятельность носила антироссийский характер, но именно он во многом определил направления и внутренней, и внешней политики Екатерины II.) Согласно этому штату, пешие полки гвардии были "переформированы в двухбатальонные из одной гренадерской и пяти мушкетерских рот в каждом… В гренадерских ротах положено иметь по 179 человек, в мушкетерских по 146; в полку всего 1857 человек с нестроевыми".
В гвардейском полку были "полковник, подполковник, премьер-майор, секунд-майор. Капитанов - 12, поручиков - 12, подпоручиков - 14, прапорщиков - 10. Фельдфебелей - 12, сержантов - 23, каптенармусов - 12, фан-юнкеров или подпрапорщиков - 10, фурьеров - 12, капралов - 72, гренадеров - 300, мушкетеров - 1200, барабанщиков - 26, флейтщиков - 14". Несколько позже происходило переименование офицерских чинов с сохранением их общей численности.
Вот, очевидно, и все, что можно сказать о начале действительной службы будущего графа и генерала от инфантерии Михаила Андреевича Милорадовича. Обычно ведь об обер-офицерах известно очень и очень мало. Да и вообще, о тогдашнем Измайловском полку мы знаем гораздо меньше, нежели о Преображенском и Семеновском, его более аристократических собратьях.
"К сожалению, за этот период приходится отметить некоторый упадок дисциплины и распущенность при исполнении служебных обязанностей, - говорится в истории лейб-гвардии Преображенского полка. - При полном равнодушии к подобному печальному состоянию со стороны начальствующих лиц, неудивительно, что с каждым днем распущенность эта возрастала. Дело дошло до того, что нередко караульных офицеров можно было встречать на улице, свободно разгуливавших по-домашнему, то есть в халатах, а их жен, надевавших мундир и исполнявших обязанности мужа. Кутежи и дебоши гвардейской молодежи начали принимать колоссальные размеры…"
"Гвардия составляет позор и бич русской армии; но императрица, которая обязана была ей своей короной, любит ее и потворствует ей, - писал граф Ланжерон. - Офицеры состоят из всего, что есть наизнатнейшего и богатейшего в России среди высшего дворянства, а сержанты принадлежат к дворянству второстепенному.
Вельможи или лица, пользующиеся высокой протекцией, никогда почти не служат в России в обер-офицерских чинах; родители записывают их, в самый день рождения, сержантами в гвардию; в 15 или 16 лет, а иногда и ранее, они становятся офицерами или по старшинству, или по протекции, живут у себя или в Москве, или в деревне; если же они находятся в Петербурге, то лишь едва-едва занимаются службой и, дослужившись до чина капитана, выходят в отставку бригадирами или переходят в армию полковниками".
Перспективная судьба Милорадовича определена здесь достаточно верно. Действительно, не прошло и года, как 1 января 1788-го - "во всей гвардии производство было один только раз в год 1 января" - он был произведен в следующий чин подпоручика гвардии. Это было равно армейскому капитан-поручику или, позднее, штабс-капитану. Михаилу было 16 - в этом возрасте великий Суворов, служивший в Семеновском полку, не стал еще даже и капралом.
…Между тем далеко не всё в пределах Российской империи было так прекрасно, как это казалось. Продолжалась "вторая [Турецкая] война (1787-1791), победоносная и страшно дорого стоившая людьми и деньгами"; весьма неспокойно было в Польше, находившейся в "состоянии маразма и хронической анархии" и неумолимо приближавшейся к своему второму разделу; тучи сгущались еще и на северо-западном направлении. XVIII век начался для России Северной войной со Швецией - теперь становилось похоже, что войною со Швецией он и закончится…