Возведение Я. В. Брюса в графское достоинство
По поводу Остермана знаменитый историк С. М. Соловьев писал, что по случаю начала переговоров тот "выпросил себе титул барона и тайного советника канцелярии".
Что же касается Брюса, в исторической литературе нередко встречались сведения о том, что он получил графский титул за подписание Ништадтского мирного договора. Однако российским графом Брюс стал 18 февраля 1721 года, за два месяца до выезда в Ништадт. Есть мнение, что графское достоинство было дано Брюсу, чтобы поднять его авторитет при ведении переговоров, где, кстати, граф играл, в отличие от Аланда, ведущую роль.
Хотелось бы высказать иное суждение по данному вопросу. Дело в том, что среди множества реформ, проводимых Петром I в этот период в России, была одна реформа, сыгравшая, на наш взгляд, первостепенную роль для обоих дипломатов. 28 января 1721 года состоялось заседание Сената, на котором было решено учредить Герольдмейстерскую палату, главная задача которой сводилась к регламентации деятельности дворянства и соответственно дворянских титулов, с утверждением гербов. Председателем палаты стал Степан Андреевич Колычев. Именно на февраль - март приходятся первые указы, разработанные Герольдмейстерской палатой. Среди них и указы о титулах Брюса и Остермана.
Необходимо еще добавить и то, что Герольдмейстерская палата занималась разработкой и утверждением гербов. Как мы уже отмечали, геральдика была одной из тех дисциплин, которыми Брюс занимался как исследователь, в частности, при разработке знамени артиллерийского полка, дорабатывая герб Ф. М. Апраксина в 1707 году. Теперь возникает необходимость разработки личного герба графа Брюса, которому (гербу) суждено будет стать родовым гербом российских графов Брюсов. Для разработки герба Брюс еще в 1720 году делает запрос в Шотландию к своим родственникам, которые, в свою очередь, были обрадованы узнать, что представитель рода стал одним из видных государственных деятелей, приближенных русского царя. В Россию даже приезжают шотландские Брюсы с подтверждением высокородства Якова Вилимовича.
Разрабатывая герб, Брюс, естественно, берет за основу символику шотландских Брюсов.
Девиз Fuimus - по-латински "Мы были" - для шотландских Брюсов стал девизом, начертанным на ленте герба графа Брюса.
На гербе помешено изображение английской короны на одном из рыцарских шлемов, с правой стороны, с тремя нитками жемчуга, что соответствует титулу европейского барона или английского лайрда (в отличие от лорда, лайрд-землевладелец - менее весомый титул). Щит герба разделен на четыре поля, имеющих диагональную симметрию. По диагонали щит пересекает изображение крепостной стены с летящими через нее зажженными ядрами на голубом фоне. Здесь отражено и руководство артиллерией и всеми крепостями Российского государства в должности генерал-директора всех фортификаций России. На эту должность Брюс был назначен в 1720 году.
Кроме этого, на щите, на серебряном фоне, представлены две головы орла с коронами, показывающие принадлежность Якова Вилимовича к королевской фамилии Брюсов. Изображение третьей головы орла вынесено за пределы щита и возвышается на еще одном рыцарском шлеме, с левой стороны, имеющем корону с девятью жемчужинами - соответствие графскому титулу. На щите изображены также дуги зеленого цвета. Предполагается, что это отражение дипломатической деятельности Брюса, то есть непосредственное участие в переговорах со шведами, хотя это не отражено в описании герба, представленного в жалованной грамоте Брюса на графское достоинство. Может, именно по этой причине в зеленых дугах исследователи пытаются найти некие мистические изображения, как, например, Т. Буслова предположила, что это не что иное, как изображение знака Близнецов, введя таким образом в трактовку символики герба астрологическую ноту.
Щит поддерживают символ силы - Лев и символ чистоты и непобедимости - Белый Единорог. Вокруг щита располагается цепь кавалера ордена Святого Андрея Первозванного со словами "За веру и верность". Над щитом - три рыцарских шлема, центральный украшен растительным орнаментом. Сверху герба, по центру, - рука с маршальским жезлом, изображение, отражающее военную деятельность Якова Вилимовича.
Такой оригинальный герб был разработан Брюсом. Этот герб - прекрасный образец искусства геральдики.
Жалованная грамота на графское достоинство подписана царем "в год от Рождества Христова 1721 февраля 18 дня, а царствования Нашего в 39 год".
Получив титул, Брюс в апреле выезжает в Финляндию в Ништадт для возобновления переговоров.
Народные легенды о Брюсе, собранные Е. З. Барановым
Как Брюс с царем поссорился (продолжение)
А Петр им говорит:
- Вы как веселились, так и веселитесь, а я с Брюсом расправлюсь.
Подозвал Брюса и принялся ему выговаривать:
- Нешто, говорит, я такую потеху приказывал делать? Ты, говорит, моих гостей осрамил.
А Брюс в ответ говорит царю:
- Не велика, говорит, штука русский квас: копейка стакан! А что касается твоих гостей, то, по мне, они есть собрание сволочей.
Тут Петр осердился:
- Не смей, говорит, выражаться! Я, говорит, с улицы не собираю всякую сволочь. Ты, говорит, напился, ты пьян!
А Брюс смеется:
- Немножко, говорит, заложил за галстук. Но только, говорит, скажу, что пьяница проспится, а дурак никогда!
Тут Петр и спрашивает:
- Так это, по-твоему выходит, что я дурак?
А Брюс отвечает:
- Я тебя не ставлю в дураки, а только меня досада берет, что ты взял под свою защиту этих оглоедов.
Ну, слово за слово. В голове-то Брюса зашумело, он и наговорил много лишнего. Тут еще больше рассердился царь:
- Я, говорит, вижу, ты чересчур много о себе понимаешь: все у тебя дураки, одного себя ты умным выставляешь. Ну, ежели, говорит, все дураки, а ты один умный, то нечего тебе про между дураков жить. Завтра поутру пришлю тебе подводу и отправляйся в Москву, живи в Сухаревой башне.
Вот после такого приказа Брюс и отправился домой.
- В Москву, так в Москву! - говорит Брюс.
Ништадтский мир
Исследователь XIX века А. С. Чистяков сообщает о переговорах в Ништадте следующее:
"Русские уполномоченные приехали в Ништадт 28 апреля 1721 года и нашли там уже шведских. Первый вопрос шведов был, на каких условиях царь намерен мириться? Им отвечали:
- На Аландских.
- Об Аландских теперь не может быть и речи, - отвечали шведы, - тогда у Швеции было четыре врага, а теперь остался один.
Русские уполномоченные отвечали, что во все время войны России союзники мало помогали; да и Швеции на них нечего рассчитывать; явный пример - англичане, они в прошлом году не могли защитить Швецию от набега русских.
- Царское величество думает удержать за собою Лифляндию и Выборг; если их оставить за Россией, то нам придется погибнуть от голода; мы скорее обрубим себе руки по локоть, чем подпишем такой мирный договор! - воскликнули шведы.
- Напрасно вы так думаете, - без Лифляндии и Выборга царь мира не заключит, с Швеции и того довольно, что ей возвращается Финляндия".
Новое появление английского флота, ушедшего было из Швеции, было сигналом, и генерал Ласси со своим гребным, галерным флотом опять напал на беззащитные берега Швеции и опять опустошал их.
Такой новый урок сделал ништадтских уполномоченных сговорчивее. Они уступали один пункт за другим, но, согласившись на уступку Лифляндии, шведы долго отстаивали Выборг, называя его ключом Финляндии. Наконец уступили и Выборг.
Русским уполномоченным пришлось со своей стороны сделать тоже некоторые уступки. Несмотря на то, что царь сблизился с молодым герцогом Голштинским, согласился отдать ему руку своей старшей дочери Анны Петровны и обещался позаботиться об утверждении его прав на наследство шведского престола, шведы по этому поводу показали невероятное упрямство; несмотря на все убеждения и дипломатические тонкости русских представителей, шведы не поддавались; чтобы не упустить время и заключить мир, во всех отношениях выгодный, надобно было пожертвовать интересами принца и отказаться от этого требования.
Война уже надоела Петру; он столько же желал и даже нуждался в мире, сколько и Швеция; хотя материальные средства России еще далеко не были истощены, но у великого преобразователя в уме родились уже другие планы и взор его уже обращен был в другую сторону. Чтобы поскорее закончить переговоры, он решился даже не стоять за Выборг, или за округ его, и отправил в Ништадт третьего уполномоченного - Ягужинского, с новыми инструкциями, по которым должен был уступить Выборг.
Но выборгский комендант Шувалов проведал об этом намерении и известил о нем Остермана. Чтобы удержать за Россией округ, такой важный для безопасности Петербурга, и чтобы окончить самому мирные переговоры со шведами без вмешательства третьего лица, Остерман решился употребить отчаянную хитрость. Ему известно было, что шведы не будут стоять за Выборг, если их хорошенько притеснить; он объявил им, что получил от царя указ, или окончить мирные переговоры в 24 часа, или окончательно прервать их, и тогда военные действия начнутся вновь. Хитрость вполне удалась: шведские представители, испугавшись того, что все труды для достижения мира пропадут даром, отступились от выборгского округа и от многих других требований, на которые русские уже готовы были согласиться, подписали прелиминарный мирный договор 30 августа 1721 года и разменялись грамотами с русскими.
Отправив Ягужинского, Петр уже освоился с мыслью об уступке Выборга и 3 сентября отправился туда, чтобы лично осмотреть новые границы, которые намеревался назначить. Он находился на Лисьем Носу в своем загородном доме в Дубках, так прозванном по дубовой рощице, посаженной самим Петром. Здесь он встретил капрала гвардии Обрезкова, скакавшего к нему из Ништадта с радостной вестью о заключении мира. Царь, не подозревая содержание пакета, распечатывает и читает письмо Остермана, который извещает о заключении мира и извиняется, что посылает подлинный трактат, только что подписанный, перевесть который не успел и спешит уведомить царя, чтобы кто-нибудь другой не проведал о мире раньше. Так как мир состоялся не на тех условиях, на каких царь намеревался заключить его, то для яснейшего уразумения дела прилагалось краткое извлечение из статей мирного договора. В конце письма Брюс и Остерман поздравляли царя со счастливым окончанием долгой и изнурительной войны, в которой он высказал столько твердости, храбрости и понес столько трудов. Подписались "Вашего царского величества всенижайшие рабы - Яков Брюс, Андрей Остерман. Августа 30 дня в четвертом часу пополудни".
Подписание Ништадтского договора широко отмечалось Петром I, который веселился со своей всегдашней изобретательностью; пиры следовали за пирами. 5 сентября праздновали именины царевны Елизаветы Петровны большим катанием по Неве, роскошным обедом и балом, данным в почтовом доме. 10 сентября начался большой уличный маскарад на тысячу человек, продолжавшийся целую неделю. Самый замечательный по своему богатству костюм был во время этого карнавала на князе-кесаре Ромодановском. Он ехал на древней колеснице, в одежде древних царей. Длинная и широкая мантия его была подбита горностаем, на голове - богатая корона, усыпанная драгоценными камнями, в руках он держал скипетр, тоже украшенный бриллиантами. Князь Меншиков был в простом и скромном костюме гамбургского бургомистра. На герцоге Голштинском был розовый атласный кафтан, обложенный золотыми галунами, за ним была свита, щегольски и роскошно одетая.
Первое же место в этом маскараде занимала фигура бога Вакха. У него на плечи была наброшена тигровая шкура, а в руках он держал виноградную лозу со зрелыми кистями. Многие были наряжены страусами, петухами и журавлями. Два крошечных карлика с подвязанными по колена бородами на веревке вели двух великанов, одетых, как одевают маленьких детей, когда они начинают ходить. Несколько человек с длинными пушистыми бородами в парчовых костюмах древних русских бояр, в высоких собольих шапках, ехали верхом на живых медведях. Царский шут был зашит в медвежью шкуру; и он подражал движениям настоящего медведя. Его везли в большой клетке. Он был так естествен, что все думали, что это настоящий медведь, но он неожиданно выскочил из клетки, подбежал к настоящему медведю, вскочил к нему на спину и поехал дальше очень торжественно; только после этого все убедились, что один из медведей поддельный, а другой настоящий.
За маскарадом шли другие увеселения: звериная травля, прогулка маскированных по городу, балы и вечеринки у знатнейших лиц Петербурга. Петр веселился, как юноша, он пел и плясал не только на полу, но на столах и скамьях.
21 октября, перед днем вторичного церковного торжества, Петр приехал в Сенат и объявил, что в знак благодарности за милосердие Божие, выразившееся счастливым миром, он прощает всех преступников, осужденных на смертную казнь или к ссылке, кроме отъявленных разбойников, уже попадавшихся в нескольких убийствах. Царь простил всех государственных должников, освободив их от долга и из-под стражи, сложил все недоимки, накопившиеся с начала войны до 1718 года.
В этот день Сенат принял решение объявить Петра I Императором, Отцом Отечества и Великим. Россия с этого дня провозглашалась империей.
На следующий день, во время торжественной благодарственной церковной службы Феофан Прокопович читал большую проповедь, в которой называл Петра Отцом Отечества, Великим и Императором. Затем канцлер граф Г. И. Головкин произнес речь, в которой показал заслуги Петра, от имени всего русского народа, Синода и Сената просил его принять титул Отца Отечества, Петра Великого и Императора Всероссийского. Сначала Петр не соглашался принять этот титул, но сенаторы и все присутствующие громко три раза прокричали: виват! В церкви и вне ее народ повторил троекратно виват!
Трубы, литавры и барабаны загремели, и беглый огонь стоявших на площади войск поддержал общее восторженное настроение; с крепости, кораблей и галер, пришедших из Финляндии, раздавался гром пушечных выстрелов.
После молебна Петр отправился в Сенат. Здесь герцог Голштинский и все иностранные министры поздравили его; император объявил щедрые награды всем отличившимся в войне. После этого сели за стол, накрытый на тысячу человек. Для народа был приготовлен жареный бык целиком, начиненный дичью и домашней птицей, и были поставлены чаны с белым и красным вином. Вечером были бал и фейерверк. Балы и фейерверки продолжались и в следующие дни.
Подобные же мероприятия проводились и в Москве. Из Петербурга туда была отправлена гвардия для проведения торжеств. 10 декабря и Петр отправился туда со своим двором и приближенными. Московские торжества нисколько не уступали петербургским ни своим разнообразием, ни пышностью, ни изобретательной игривостью.
Через десять дней после праздника в честь Ништадтского мира внимание царя к Брюсу выразилось особенно ярко на свадьбе князя Репнина, в описании которой от 1 ноября очевидец, голштинский камер-юнкер Берхгольц, писал:
"Император сидел недалеко от входных дверей, но так, что мог видеть танцевавших; около него сидели все вельможи, но его величество большею частию разговаривал с генерал-фельдцейхмейстером Брюсом, сидевшим подле него с левой стороны". Это показатель возросшего авторитета и влияния Брюса, которое особенно ярко проявилось, по мнению М. Д. Хмырова, в процессе вице-канцлера Шафирова с обер-прокурором Скорняковым-Писаревым, дело которых рассматривалось на заседании Сената 31 октября 1722 года. Брюс вместе с Меншиковым и Головкиным ушел из зала заседания, сказав, по словам донесения Меншикова царю, что "когда в сенате обер-прокурор вор (так обозвал Скорнякова Шафиров), то как нам дела при том отправлять?", а 8 января 1723 года он же граф Брюс, как сенатор, "обеим сторонам не подозрительный", был назначен первым членом комиссии Верховного генерального суда и в этом качестве вместе с Матвеевым и Мусиным-Пушкиным задавал вопросы Меншикову, явившемуся ответчиком по делу Шафирова.
В результате следствия Шафиров был осужден на смертную казнь.
Во время исполнения приговора ему была объявлена замена смертной казни вечной ссылкой с лишением чинов и имущества.
Народные легенды о Брюсе, собранные Е. З. Барановым
Как Брюс с царем поссорился (продолжение)
А царь все-таки думал, что Брюс проснется и придет прощения у него просить. Вот он сам к нему направляется. А Брюс забрал с собой свои книги, бумаги, подзорные трубы и все свои причиндалы, которые нужны по его науке, и сел в свой воздушный корабль. А у него такой корабль был, вроде как теперь аэропланы… Ну, сел в этот корабль. А Петр бежит и кричит:
- Стой, Брюс!
Только Брюс не послушал, надавил кнопку, корабль и поднялся. Взяло тут Петра большое зло, выхватил он пистолет - бабах! В Брюса… Но только пуля отскочила от Брюса и чуть самого царя не убила. А Брюс кричит с корабля:
- Ваши пули для нас ничего, а вот от наших, говорит, мыслей вы покоробитесь!
И взвился корабль его птицей. А народ собрался, смотрит и крестится:
- Слава тебе, Господи, - говорит. - Унесли черти Брюса от нас.
Невежество, понятно. Ведь у этого народа какое понятие про Брюса было? За колдуна его почитали и думали, что он все болезни на людей насылает. Теперь дури в России много, а раньше еще больше было. Ну, только какое дело до этого Брюсу? Колдун? Ну, и пусть. А он свой путь исправно на Москву направляет. И вот полетел, закружился, как коршун, высматривает, где Сухарева башня стоит… Высмотрел и опустился. Тут полны улицы, полны площади народа… Кто радуется, а больше все ругают:
- Не было, говорят, печали, черти накачали: нелегкая Брюса принесла.