Но тут надо кое-что пояснить.
В отличие от остальных крупнейших побед Берии, его "атомная" победа подтверждается наиболее бесспорно - огромным массивом и сегодня не уничтоженных документов.
Я писал, что архивных документов по Берии не так уж и много, потому что архивы Берии уничтожались особенно рьяно. Но "атомный" архив по Берии богат, и объясняется это тем, что архивы атомного ведомства были особенно закрытыми даже для хрущёвских партаппаратчиков - там ведь не политические секреты хранились, а технические. Поэтому в многотомном сборнике документов "Советский Атомный проект" имя Берии встречается не одну тысячу раз, и роль Берии в этом проекте после изучения десятка увесистых книжных "кирпичей" проясняется полностью и убедительно.
Из документов видно, что Берия не осуществлял "общее вмешательство в дела подчинённых", а руководил атомными работами вполне компетентно. Несколько лет назад я получил подтверждение этому несколько неожиданным образом.
Один из старейших физиков-оружейников ядерного оружейного центра в Сарове-"Арзамасе-16" Герман Арсеньевич Гончаров (1928–2009), Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии, начиная со второй половины 90-х годов совместно с полковником в отставке Павлом Петровичем Максименко, бывшим руководителем представительства МО СССР во Всесоюзном НИИ экспериментальной физики в "Арзамасе-16", занимался отбором в секретных архивах, рассекречиванием и подготовкой к изданию документов упомянутого выше сборника. Рассекреченные документы издавались в соответствии с Указом Президента Российской Федерации от 17.02.95 № 160 "О подготовке и издании официального сборника архивных документов по истории создания ядерного оружия в СССР".
Так вот, после изучения тысяч документов с визами Берии, после изучения стенограмм различных заседаний и т. п. Гончаров пришёл к выводу, что Берия разбирался в технических вопросах Атомного проекта на уровне доктора технических наук!
Формально Берия не имел высшего образования, успев окончить лишь среднее техническое училище. Но, во-первых, в то время среднее училище было отнюдь не то, что нынешние техникумы, попугайски преобразованные в колледжи.
Во-вторых, то училище, которое окончил Берия, в 1920 году было преобразовано в политехнический институт, то есть училище имело потенциал развития. И Лаврентий Берия в Бакинский "политех" поступил и учился там, хотя, как он сам пишет в автобиографии 1923 года, занятия в институте продолжались "с перебоямидо 1922 г.".
Как следует из той же автобиографии, за всё это время Берия связи с институтом не терял и прекратил учёбу только в связи с переводом из Баку в Тифлис. К слову - стиль автобиографии не только по-деловому чёток, но и по-деловому точен. Так, автор её сообщает: "Прекращаю учение, числясь (курсив мой. - С.К.). студентом 3-го курса".
Быть студентом и числиться студентом - состояния разные, причём первое достойнее второго, но Берия не уклоняется от точности - стыдиться ему нечего. Ведь перерывы и отвлечение от учёбы объясняются не загулами или подработкой в "Макдоналдсе", а всё большей загруженностью Берии партийной, чекистской и общественной работой.
В целом же можно с уверенностью утверждать, что Берия имел базовую техническую подготовку вполне инженерного уровня. За годы учёбы в среднем училище он уже неплохо образовался, а первые годы учёбы в политехническом институте углубили его знания. Память у него была великолепной, реакция - быстрой, способность к анализу - выдающейся, так что любые знания Берия усваивал верно и прочно. И если бы у него была ярко выражена тяга к карьере, а не к знаниям, он не просился бы из чекистов в студенты.
А повседневное общение с крупнейшими специалистами возникающей атомной науки и техники могло заменить собой любые университеты - была бы голова на плечах.
Голова же у Берии была.
ВЕРНЁМСЯ, однако, в годы ещё военные.
Сказав в мае 1944 года "а.", Первухин на том не остановился. Вместе с физиком Игорем Курчатовым он 10 июля 1944 года направил Берии - как заместителю Председателя ГКО "строго секретную" записку о развитии работ по проблеме урана в СССР, к которой прилагали проект Постановления ГКО, где в последний пункт выглядел так:
"Организовать при Государственном комитете обороны Совет по урану для повседневного контроля и помощи в проведении работ по проблеме урана в составе:
тов. БерияЛ.П. (председатель),
тов. Первухин (зам. председателя),
тов. Курчатов И.В.".
Как видим, Молотов здесь уже прямо выводился "за скобки".
Более того, 29 сентября 1944 года Курчатов сам написал Берии письмо, заканчивавшееся небезынтересно:
".Зная Вашу исключительно большую занятость, я все же ввиду исторического значения проблемы урана решился побеспокоить Вас и просить Вас дать указания о такой организации работ, которая соответствовала бы возможностям и значению нашего Великого Государства в мировой культуре".
Не совсем обычная аргументация, и, судя по ней, можно предполагать, что Курчатов, зная пока Берию лишь по рассказам, уже понимал, что имеет дело с человеком широких взглядов. И что к нему можно обращаться, привлекая к обоснованию значения проблемы не обязательно чисто утилитарные, прагматические соображения..
3 декабря 1944 года в кабинете Сталина совещания начались в 19.05, и до 20.50 людей там перебывало немало. Но с 20.50 у Сталина осталось трое: Берия, Маленков и Щербаков, первый секретарь Московского горкома партии.
Скорее всего, Сталин оставил их для того, чтобы спокойно обсудить вопросы, связанные с переводом в Москву Ленинградского филиала Лаборатории № 2 АН СССР и из Свердловска - лаборатории профессора Кикоина. Делалось всё это во исполнение принятого в тот день совершенно секретного Постановления ГОКО № 7069сс "О неотложных мерах по обеспечению развёртывания работ, проводимых Лабораторией № 2 Академии наук СССР".
Последний, десятый пункт Постановления гласил: "Возложить на т. Берия Л.П. наблюдение за развитием работ по урану ". Так Берия получил новое задание Сталина, которое одновременно было и заданием Большой Страны с кратким названием "СССР".
Однако в полную силу атомные работы тогда развёрнуты не были - надо было заканчивать войну, да и возможность создания оружия на основе цепной реакции деления оставалась вопросом всё ещё проблематичным, подкреплённым лишь расчётами не только в СССР, ной в США.
Постепенно всё прояснялось - 10 июля 1945 года нарком ГБ Меркулов направил Берии сообщение № 4305/м о подготовке испытания атомной бомбы в США с указанием предполагаемой "силы взрыва", эквивалентной пяти тысячам тонн ТНТ (тринитротолуола, тротила, тола. - С.К.)".
Реальное энерговыделение взрыва в Аламогордо составило 15.20 тысяч тонн тротилового эквивалента, но это были, так сказать, детали. Важно было то, что разведка вовремя предупредила Берию, а Берия - Сталина, собиравшегося на Потсдамскую конференцию, начало которой было намечено на 17 июля 1945 года. (За охрану советской делегации отвечал, к слову, опять же Берия.)
Поэтому Сталин так невозмутимо и встретил совместную провокацию Трумэна и Черчилля, когда американский президент сообщил Сталину об успешном испытании бомбы, а английский премьер наблюдал за реакцией советского премьера.
Окончательно же насущная необходимость форсирования советских работ "по урану" стала ясна после трагедии Хиросимы и Нагасаки, которая раскрыла главный секрет атомной бомбы - то, что она возможна.
20 АВГУСТА 1945 года было принято Постановление ГКО № 9887сс/оп "О Специальном комитете при ГОКО". Этим Постановлением создавался Специальный комитет с чрезвычайными полномочиями для решения любых проблем "Уранового проекта".
В его состав вошли: Л.П. Берия - председатель; Г.М. Маленков - секретарь ЦК КПСС; Н.А. Вознесенский - Председатель Госплана СССР; Б.Л. Ванников - нарком боеприпасов; А.П. Завенягин - заместитель наркома внутренних дел, начальник 9 Управления НКВД; И.В. Курчатов - заведующий лабораторией № 2 АН СССР, академик, научный руководитель проблемы; П.Л. Капица - академик, директор Института физических проблем АН СССР; М.А. Махнев - секретарь Специального комитета; М.Г. Первухин - нарком химической промышленности СССР.
Для "непосредственного руководства научно-исследовательскими, проектными, конструкторскими организациями и промышленными предприятиями по использованию внутриатомной энергии урана и производству атомных бомб" организовывалось Первое Главное Управление (ПГУ) при Совете Народных Комиссаров СССР, подчинённое Спецкомитету.
Начальником ПГУ стал Ванников, освобождавшийся от обязанностей наркома боеприпасов, а его заместителями: А.П. Завенягин (первый заместитель),
Н.А. Борисов (от Госплана СССР), П.Я. Мешик (обеспечение режима секретности), П.Я. Антропов (разведка и разработка залежей урановых руд) и А.Г. Касаткин (заместитель наркома химической промышленности).
Обращу особое внимание читателя на Н.А. Борисова. Это был тот самый
Борисов из группы при члене ГКО Л.П. Берии, которая во время войны обеспечивала текущее руководство производством вооружения и боеприпасов. Теперь заместитель Госплана СССР Борисов фактически переходил в ПГУ. Берия умел ценить профессионалов, и коль уж он получил право брать в систему Спецкомитета любого, то выбирал не просто лучших, а тех из лучших, которые были проверены на деле им самим.
Руководство Первого главного управления было тоже из числа тех, кого Берия знал хорошо.
Будущий трижды Герой Социалистического Труда Борис Львович Ванников (1897–1962) - инженер-механик с большим опытом руководящей работы в промышленности руководил Наркоматом вооружения, а затем - Наркоматом боеприпасов.
Будущий дважды Герой Социалистического Труда Авраамий Петрович Завенягин (1901–1956) - инженер-металлург, хорошо знал металлургическую промышленность страны, ранее руководил проектированием и строительством крупнейших металлургических заводов, а с 1941 года, будучи заместителем министра внутренних дел СССР, руководил строительством горно-металлургических объектов этого министерства.
Будущий Герой Социалистического Труда Михаил Георгиевич Первухин (1904–1978) - инженер-электротехник с большим опытом организационной работы; руководил химической промышленностью, до этого был народным комиссаром электростанций и электропромышленности.
Пунктом VII протокола № 6 заседания Спецкомитета от 28 сентября 1945 года предусматривалась организация в составе Спецкомитета Бюро № 2 с подчинением непосредственно Берии. Функции этого Бюро были видны уже из того, кто его возглавлял - начальником Бюро стал заместитель начальника внешней разведки П.А. Судоплатов, а его заместителями Н.С. Сазыкин, Н.И. Эйтингон и Л.П. Василевский. Это были старые сотрудники Берии по НКВД СССР, и их привлечение было, конечно же, не случайным, дело им предстояло более чем серьёзное - "атомная разведка".
ИТАК, Берия собирал под свои новые знамёна и новых, и старых испытанных бойцов.
29 декабря 1945 года Указом Президиума Верховного Совета СССР он был освобождён от обязанностей Наркома внутренних дел СССР. 10 января 1946 года бывший нарком и новый нарком Круглов подписали акт приёма-сдачи дел по наркомату, а 15 января 1946 года в газете "Известия" в разделе "Хроника" появилось несколько строчек:
"Президиум Верховного Совета СССР удовлетворил просьбу заместителя Председателя СНК СССР т. Л.П. Берия об освобождении его от обязанностей Наркома внутренних дел СССР ввиду перегруженности его другой центральной работой. Народным комиссаром внутренних дел СССР назначен т. С.Н. Круглов".
О сути другой "центральной работы" ничего не сообщалось, да и не могло быть ничего сообщено.
В начале 1946 года окончательно определились основные направления работ, и тогда же были пересмотрены состав и структура Технического совета. Одной из причин стала позиция академика Капицы. В ноябре 1945 года он писал в письме Сталину:
"Я лично думаю, что тов. Берия справился бы со своей задачей, если отдал бы больше сил и времени. Он очень энергичен, прекрасно и быстро ориентируется, хорошо отличает второстепенное от главного, поэтому времени зря не тратит, у него, безусловно, есть вкус к научным вопросам, он их хорошо схватывает, точно формулирует свои решения.
…Я ему предлагал учить его физике, приезжать ко мне в институт."
Подчеркну, что это - оценка Берии человеком, лично к Берии не доброжелательным. Причём в том же письме Капица даёт нам косвенное, но важное свидетельство того, что Берия не был мстительным, и Капица об этом знал. Иначе он не прибавил бы к письму следующий пост-постскриптум: "P.P.S. Мне хотелось бы, чтобы тов. Берия познакомился с этим письмом, ведь это не донос, а полезная критика..."
Сюжет "Берия - Капица" весьма интересен и поучителен, но останавливаться на нём я здесь не могу, отсылая заинтересованного читателя к своей "капитальной" книге и к моим комментариям к третьему тому дневников Л.П. Берии, или непосредственно - к документам. Скажу только, что капризы Капицы объективных оснований под собой не имели, а его совет Берии изучить опыт организации работ при прокладке подводного трансатлантического телеграфного кабеля выглядел просто смехотворно - с учётом того, что был адресован тому, кто только что вытянул на себе организацию военного тыла в великой войне, да и многое другое кроме военного тыла.
Председателем Научно-технического совета Спецкомитета был назначен научный руководитель атомной проблемы академик И.В. Курчатов. В состав Совета вошли академики А.И. Алиханов, А.А. Бочвар, В.Г. Хлопин, члены-корреспонденты Академии наук СССР Ю.Б. Харитон, И.К. Кикоин, А.П. Александров, Л.А. Арцимович, а также М.Г. Первухин, министр судостроительной промышленности В.А. Малышев и другие.
При Научно-техническом совете было организовано 5 секций: по атомным котлам; по молекулярным методам разделения изотопов урана; по электромагнитным методам разделения изотопов урана; по химии и металлургии урана и плутония; по изучению биологического действия радиации, диагностике и лечению поражений радиоактивными веществами.
МАХИНУ предстояло сдвинуть огромную! Руководитель "атомных" работ в США генерал-майор Лесли Гровс в своих выступлениях в 1945 году хвалился:
"Любой другой стране понадобится 15–20 лет для того, чтобы создать атомную бомбу. Только те, кто работал на строительстве атомных заводов… знают, насколько это сложно и какая требуется почти неосуществимая точность. Только им также известен тот факт, что неправильная работа какой-нибудь небольшой детали выведет завод из строя на несколько месяцев"…
Консультант по русской экономике Военного министерства США Э. Раймонд и руководитель отдела технической информации фирмы "Келлекс Корпорейшн" Д.Ф. Хогертон размышляли на страницах американской печати:
"Сегодня советская промышленность занимает второе место в мире, но это не та промышленность. Русская промышленность занята, главным образом, производством тяжёлого грубого оборудования, вроде сталеплавильных печей и паровозов.
Отрасли советской промышленности, производящие точные приборы, мало развиты и выпускают продукцию низкого качества.
По производственной мощности ключевые для атомной проблемы отрасли промышленности в России отстают в среднем на 22 года от соответствующих отраслей промышленности в Соединённых Штатах".
Самое печальное было в том, что американские эксперты были не так уж и неправы - по состоянию дел на конец 1945 года. Тогда, например, в основных физических институтах страны работало немногим более 340 физиков, а вопросами ядерной физики занималось около 140 физиков, включая и только что начинавших работать в области физики молодых учёных. Эти физики работали в 6 научно-исследовательских институтах.
В области радиохимии на конец 1945 года в 4 институтах работало всего немногим более 100 человек. Такими малочисленными кадрами специалистов заниматься радиохимией урана нечего было и думать. Необходимо было создавать новые научные центры и собирать людей для решения новых вопросов.
В США, когда решалась Атомная проблема, были стянуты специалисты со всего мира. В работах участвовали целые коллективы физиков из других стран, причём эти физики привезли в США все результаты своих исследований.
5 декабря 1951 года председатель атомной комиссии США Г. Дин на заседании Американской артиллерийской ассоциации в Нью-Йорке сообщал, что непосредственно для программы по атомной энергии в США работают 1200 физиков. А нам для решения Атомной проблемы нужно было рассчитывать на собственные силы.
К концу 1945 года к работам по Атомной проблеме было привлечено свыше 50 научно-исследовательских организаций, а в конце 1946 года уже около 100 научно-исследовательских институтов и лабораторий, физических, химических, биологических, медицинских и инженерно-технических, вели интенсивные исследования по единому плану исследовательских работ.
По вопросам подготовки специалистов для атомных заводов и институтов правительством было принято за время с 1946 по 1951 год четыре больших решения. В результате к 1951 году специальные факультеты высших учебных заведений смогли подготовить свыше 2700 специалистов, в том числе - 1500 физиков разных специальностей.
Но пока начинался год 1946-й.
Сталинская мысль о том, что кадры решают всё, в принципе оставалась верной, но в Атомной проблеме центральной оказывалась всё же проблема сырья и в первую очередь - урановой руды.
США к началу работ в области атомной энергии имели значительные резервы урановой руды, потому что там задолго до начала Второй мировой войны существовала самая мощная в мире промышленность по добыче радия - три четверти мировой добычи радия приходилось на долю Соединённых Штатов. После начала атомных работ Америка тут же прибрала к рукам - не мытьём, так катаньем - и большинство мировых урановых месторождений.
В Советском Союзе к началу работ по Атомной проблеме имелось всего одно разведанное месторождение урановой руды в Фергане. Содержание урана в этой руде было в сотни раз ниже по сравнению с рудами, перерабатываемыми на заводах США. Иными словами, если США сразу были обеспечены урановым сырьем, то в Советском Союзе необходимо было начинать с поисков уранового сырья, с организации геологоразведочных работ по урану.
Сейчас часто говорят о якобы решающей роли советской "атомной" разведки в решении советской Атомной проблемы. Что ж, разведка действительно сделала немало, в чём, к слову, тоже немалая заслуга Берии, который хотя и не руководил с 1943 года внешней разведкой, много сделал для развития советской разведки тогда, когда он реформировал НКВД.
Но любые усилия агентурной разведки не могли дать сведений о том, есть ли в СССР крупные залежи урана и если есть, то - где?