– Как куда? – на чердак, – ответил батько.
– А выдержит он такой груз? – засомневалась мама.
– Выдержит, куда он денется, – уверенно ответил батько. – Мужики, давайте разгружать.
Батько, Володя, шофер и сосед Антон Гордиенко быстро разгрузили грузовик и подняли мешки на чердак.
– Спасибо, хлопцы, – сказал батько, обращаясь ко всем, кто помогал с разгрузкой, – магарич за мной, но сейчас нет ни копейки денег. Потерпите, пока разбогатею.
Все разошлись. Батько и Володя сели во дворе на скамейку и закурили.
– Пока тепло и сухо, надо будет нам, Володя, съездить в Петроверовку на базар, продать немного пшеницы и кукурузы, чтобы иметь на руках хоть какую-то копейку. Скоро зима, все поизносились, надо девчатам что-то купить: ведь невесты уже.
– Давайте в следующее воскресенье и съездим, – сказал Володя. – Я возьму в колхозе повозку с парой лошадей, и рано утречком поедем.
– И я с вами, – не удержался Ваня.
– Мы поедем очень рано, – сказал батько, – ты еще спать будешь.
– Нет, я проснусь, возьмите меня, – приставал Ваня.
– Ладно, вот проснешься, тогда и посмотрим, – сказал батько.
– А что будем делать с остальным зерном? – спросил Володя.
– Как что, – ответил батько, – пшеницу свезем на мельницу – на муку, часть оставим для курей, их также придется завести. Семечки подсолнуха свезем на маслобойку, будет свое масло, а кукурузу – и себе на корм, и свинью придется завести. Корову покупать будем по весне, сейчас уже поздно, травы на зиму негде накосить. Ко всему этому надо будет присмотреться на базаре.
Пришло воскресенье. Ваня проснулся раньше всех. Он поднялся с постели, в окно едва пробивался свет раннего утра. Солнце еще не взошло, и только стайка воробьев, усевшихся на вишне под окном, весело щебетала, очевидно, радуясь новому дню. Ваня быстро оделся и вышел во двор. Здесь его, помахивая приветливо хвостом, встретил Жук.
– Не спишь? – обратился Ваня к собаке. – Вот и я не сплю, сейчас на базар поеду. Вот Володя на лошадях появится, и поедем. Понял, ты, лохматый?
Жук понимающе смотрел на Ваню, пытаясь лизнуть его в лицо.
– Не лезь со своим целованием, я этого не люблю, – отталкивая Жука, сказал Ваня.
– Сам не умылся, так пусть хоть собака тебя оближет, – неожиданно раздался голос мамы. – Ваня, быстренько умыться, в кухне на столе молоко и хлеб. Покушай, через полчаса поедем.
Ваня входил в дом, когда во двор въехал Володя на колхозной повозке, запряженной двумя лошадьми.
Батько и Володя быстро погрузили несколько мешков с пшеницей и кукурузой, на скорую руку перекусили, и вскоре батько, мама, Володя и Ваня, усевшись в повозку, выехали из двора.
Показался краешек солнца, село только начинало просыпаться. В сельской тишине изредка было слышно перекличку петухов и лай собак. Быстро проехали свое село, затем соседнее село Роскошное и, доехав до села Горьево, повернули налево на мост через речку Великый Куяльник и поехали по степной дороге вверх холма в сторону Петроверовки – районного центра, который теперь назывался Жовтень (Октябрь).
Ваня сидел между мешками с пшеницей и дремал. Очнулся он только после того, как телега остановилась на базарной площади. Открыв глаза, он с удивлением увидел вокруг телеги толпу народа, который что-то рассматривал, торговался, шутил и ругался. Толстая тетка, рассматривая синюшнюю курицу на прилавке, спрашивала хозяйку:
– Скажите, мадам, а чем вы кормили эту курицу?
– А, что это вас так интересует?
– Я тоже хочу так похудеть.
Мужчина, оправдываясь, говорил другому мужчине:
– Это у меня не лысина, а просто пробор такой широкий!
Рядом, разговаривая, стояли два здоровенных мужика, подшучивая друг над другом:
– Кум, зачем сбрил усы – все сопли видно!
– А ты почему хромаешь? Рожать, что ли, собрался?
– Кум, если бы только видел, какая у меня есть соседка: куда ее не целуй – везде жопа…
Ваня прислушивался ко всем этим разговорам и далеко не все мог себе представить, о чем речь идет…
Мама развязывала мешки с пшеницей, а отец и Володя налаживали весы.
Ваня спрыгнул с телеги и направился вдоль таких же телег.
– Ваня, далеко не уходи, заблудишься, – услышал он голос мамы.
– Не заблужусь, – ответил Ваня маме.
На телегах, мимо которых он проходил, продавалось все изобилие Юга Украины. Здесь были и пшеница, и подсолнух, и арбузы, дыни, виноград, тыквы, капуста, баклажаны, перец, чеснок, лук… Живность верещала, крякала, хрюкала и блеяла… Ваня смотрел на все это широко открытыми глазами. Он остановился около телеги, рядом с которой стояла лошадь с маленьким жеребенком. Он подошел к жеребенку поближе, пытаясь погладить его золотистую голову.
– Ну что, казак, нравится жеребенок? – спросила его хозяйка телеги.
– Очень нравится, – ответил Ваня.
– Не бойся, он не кусается, – подбодрила его хозяйка.
Ваня подошел ближе к жеребенку, и тот доверчиво протянул к нему свою симпатичную голову с большими глазами. Ваня ощутил на своей руке мягкие губы жеребенка, он явно что-то искал на его ладони.
– На кусочек хлеба, дай ему, – сказала хозяйка, подавая Ване горбушку.
Ваня поднес хлеб к губам жеребенка, который тут же своим языком захватил и стал жевать его. Съев, он снова протянул морду к руке, потом к лицу Вани. Ваня зажмурил глаза от удовольствия ощущать дыхание жеребенка у себя на щеке.
– Тетя, а вы не продадите этого жеребенка? – спросил тихим голосом Ваня.
– Ой, ты мой хороший! – сказала, улыбаясь, женщина. – Да как же я тебе его продам? Он же еще совсем маленький. Вон мать его смотрит. Приходи чрез год, тогда и поговорим.
Ваня в расстроенных чувствах вернулся к повозке, где родители продавали привезенное зерно.
– Ты где бродишь? – спросила его мама. – Проголодался? Сейчас сходим купить чего-нибудь перекусить. Пойдешь со мной?
– Пойду, – ответил Ваня.
Вдвоем с мамой они подошли к торговым рядам, где продавали сало, мясо, колбасы, сыр, брынзу… Аромат стоял такой, что слюна сама заполняла весь рот.
– Ваня, что ты будешь кушать? – спросила мама.
– Все буду, – ответил Ваня, разглядывая голодными глазами прилавок с продуктами. – Вон ту колбасу хочу, такую я еще не ел.
– На все пока что у нас денег нет, – сказала мама, – а колбасу купим.
Мама купила кольцо колбасы, кусок сала, большую бутылку молока, сложила все в корзинку, и они отправились обратно к своей повозке. Все уселись возле телеги на рядне, которое расстелила мама.
– Мамо, ну когда ты дашь попробовать колбасы? – ноющим голосом спросил Ваня.
– Потерпи немножко, сейчас батько нарежет хлеба, порежет колбасу, сало… Ты чего такой нетерпеливый? Проголодался? – спросила мама, наливая в кружку молоко.
Наконец, все было готово, и все сели кушать.
– Мамо, ой какая же вкусная колбаса, – жуя, сказал Ваня, – как конфета. Я такую никогда не ел!
– А ты что, Ваня, каждый день колбасу ешь? – спросил, улыбаясь, Володя. – Я вижу, что ты все на мамалыгу нажимаешь.
– Ваня, ешь, не разговаривай, пей молоко. Они тебя отвлекают, чтобы им больше колбасы досталось. Вот купим поросеночка, сами будем колбасу делать, – сказала мама, подавая Ване еще один кусочек колбасы и хлеба. – Надо еще дораспродать пшеницу и кукурузу и пойти купить курочек с петушком и поросенка.
Закончился обед. Володя с батьком продолжили торговать, а мама с Ваней, которому очень хотелось посмотреть на поросеночка, пошли покупать живность.
Две курочки и петушка они купили быстро, а вот с поросеночком процесс затянулся: то порода не та, то пол не тот, вид не совсем здоровый… Ваня, уже было, и надежду потерял, что они смогут купить что-то подходящее. Наконец, на одной из телег маме понравился поросенок: свинка – розовенькая, покрытая мелкой белой шерстью.
– Хозяин, что просишь за поросенка? – спросила мама, разглядывая свинку.
– Даром отдаю, базар-то кончается, – ответил хозяин, мужик с окладистой бородой. – Сто рублей дашь?
– Да ты что, сдурел, сто рублей? – сказала мама. – За сто рублей я два таких куплю. Хочешь, пятьдесят рублей? Больше не смогу заплатить.
Поторговавшись еще минут десять, сошлись на семидесяти рублях. Мама, раскрыв небольшой мешок, сунула туда поросенка, который попытался было запищать, но вскоре успокоился, и они вернулись к свой повозке. Батько и Володя к этому времени практически все распродали.
– Ну что, Гриппо, все купили? – спросил батько. – Немножко вторговали, едем домой?
– Надо было бы еще девочкам что-то купить, но без них этого делать не стоит, пусть сами посмотрят, – сказала мама. – А Анечке мы в селе у себя что-нибудь посмотрим в сельмаге. Денег не так много, а впереди зима, надо и топливо купить, да и так много чего надо. Да, едем домой!
Снова все уселись в телегу, и лошади, не торопясь, пустились в обратный путь. Ваня сидел возле мешка с поросенком и чесал ему живот. Вскоре поросенок сладко засопел и умолк.
– Мама, поросенок спит, – шепотом обратился Ваня к маме.
– Так ты тоже засыпаешь, когда тебя по спинке почешешь, – сказала мама. – Вот приедем домой, твоя главная будет забота кормить поросенка. Он вырастет и станет большой свиньей. Вот тогда и будет у нас и сало, и колбаса…
– Не хочу, чтобы из поросенка делали колбасу, – запротестовал Ваня. – Я не буду ее есть!
– Успокойся, – сказала мама, – никто пока что твоего поросенка не трогает. Смотри, вон заяц дорогу перебежал…
Всю дорогу домой Ваня просидел рядом с мешком, в котором дремал поросенок… Он представлял, как он будет его кормить, выгуливать… Потом и сам задремал…
Въехав в село, они увидели возле землянки Федора Щербаня машину скорой помощи. Батько остановил телегу.
– Что случилось? – поинтересовалась мама у женщины, стоявшей на обочине дороги.
– Федора собака покусала, – ответила женщина.
– Как, чья собака? – спросила мама удивленно.
– Да его собака, Джульбарс, – улыбаясь, ответила женщина. – Федор заметил, что собака яйца из курятника таскает, сильно рассердился и решил ее пристрелить, поскольку это было не в первый раз. Взял он какую-то веревку и привязал на нее Джульбарса во дворе к ручке сарая. Зарядил ружье, прицелился, а в ружье случилась осечка. В это время собака рванула изо всех сил, порвала веревку и набросилась на Федора. Искусала сильно ему руки, ноги, живот… Ну, вот теперь его мажут йодом и вкалывают лекарства против бешенства. А Джульбарс куда-то сбежал…
Батько и Володя умирали в повозке со смеху. Ваня тоже смеялся, представив себе рассказанное в картинках. И только мама оставалась серьезной.
– Ну и чего заливаетесь смехом? – обратилась она ко все троим. – У человека горе, а вы животы надрываете.
– Да, действительно, не везет Федору, – вытирая слезы, сказал батько, – то корову колхозную пристрелил, теперь вот собственная собака чуть не загрызла. Ружье требует ухода, чистить его надо и утром, и вечером, тогда и осечки не будет. Как говорил на фронте мой второй номер, пулеметчик, Эсамбаев: сапоги надо чистить с вечера, чтобы утром надеть их на свежую голову! Ничего, не смертельно, вылечат… Трогай, Володя, дома еще дела есть.
Дома разместили купленную живность по своим местам, Аню, Олю и Любу угостили колбасой и салом с базара… Солнце стремилось к заходу, в воздухе повисли тишина и спокойствие. Семья в полном сборе сидела за столом во дворе.
– Ну что, – прервал молчание батько, – первые шаги сделали к своему хозяйству. Теперь надо будет свезти пшеницу на мельницу, смолоть на муку, семечки – на маслобойку… Но это уже, наверное, в следующий выходной. Хорошо, что и мельница, и маслобойка находятся в одном месте – в Цибулевке. Ничего, перезимуем, а там с огородом разберемся, посадим сад…
В это время в калитку вошла почтальон.
– Кто здесь Никитчук Владимир Романович? – спросила она, поздоровавшись.
– Я, – отозвался Володя.
– Тебе, парень, повестка в армию. Вот возьми и распишись.
– Ой, как же это? – запричитала мама. – Когда нужно собираться?
– Ну что ты, Гриппо, закудахтала? – сказал батько, рассматривая повестку. – Еще только через две недели. Успеем все сделать и к проводам подготовиться. Клима тоже, наверное, скоро заберут. В последнем письме он писал, что его сверстников уже несколько человек забрали в армию.
– Ой, и Клима заберут, – продолжала вздыхать мама.
– Ничего, – сказал батько, – армия только на пользу, настоящими мужиками станут.
– Голодно, наверное, там, – проговорила жалобно мама.
– С голоду в армии еще никто не умер, – сказал батько. – И вообще, чем уже рожа и живот, тем крепче армия и флот. Не расстраивайся, Володя, все, что не дается, все к лучшему. Съездим еще с тобой на мельницу, муки намелем, будет что на проводах пожевать и в дорогу взять.
– Да я и не расстраиваюсь, – сказал Володя, – не я первый, и не я последний. Специальность у меня есть – тракторист, думаю, не пропаду.
– Правильно мыслишь, Володя, – одобрительно сказал батько, – но завтра на работу, детям в школу, пора на боковую. Пошли ложиться спать.
Все ушли в хату, только Ваня задержался во дворе на скамейке возле стола. Он сидел, рассматривая с любопытством огромный диск поднимающейся луны. На нем можно было рассмотреть яркие и темные места, напоминающие океаны.
"Там, наверное, тоже живут люди, – думал он. – Интересно, какие они? Такие, как мы, или совсем другие? Вот было бы здорово слетать туда! Только вот на чем?.."
– Ваня, иди спать, уже поздно, – прервал его мысли голос мамы.
– Мамо, можно я еще посмотрю на луну, – попросил Ваня.
– Завтра в школу, посмотришь еще, лунатик, – сказала мама.
Через две недели, в воскресенье, провожали Володю в армию. На проводы пришли и ближние, и дальние соседи, семья Шелестов, несколько соседей переселенцев – Тихончуки, Щербань, Кузьменьчуки… Пришел и Николай Сергеевич со своей женой тетей Аней. Они теперь были близкими соседями, их дом был почти стенка к стенке с домом родителей Вани. Николай Сергеевич от имени правления колхоза подарил Володе новенький чемодан в дорогу.
Стол для гостей был накрыт во дворе. На столе была скромная закуска из камбалы, брынзы, хлеба и вина, принесенная соседями. Это все, чем была богата семья Вани. Однако на настроении собравшихся скромность стола никак не отражалась. Все пили, закусывали, желали Володе хорошей службы, не забывать соседей… Володя, несколько смущенный общим вниманием, кивал головой, обещая, как принято в таких случаях, выполнять пожелания. Дядя Митя Шелест, немного выпив, сыпал шутками и пытался рассказать о своих приключениях в Одессе.
– Володя, запомни, в армии главный человек – старшина, – обратился он к новобранцу. – У тебя должны быть хорошими отношения именно со старшиной. Вот у меня был старшина, так он всегда говорил: "По команде "Вольно!" надо ослабить одну ногу, а не лезть в штаны яйца поправлять". Володя, надо очень четко выполнять команды, если не хочешь сидеть на губе…
– Что ты парню голову морочишь своими глупостями, – возмутилась жена дяди Мити тетя Шура.
– Женщина, ты ничего не соображаешь в солдатской службе, – возразил ей дядя Митя. – Это надо прочувствовать. Вы можете только языком болтать, а язык, между прочим, не для болтовни, а для работы!.. Ты чего улыбаешься? Как не ты? Я же слышу!..
– Митя, ты что, уже пьяный? – удивляясь, спросила тетя Шура.
– С чего это ты взяла? – ответил ей вопросом дядя Митя. – Люди! Давайте споем!.. Мой старшина, Володя, всегда требовал, чтобы рот при исполнении песни открывался на ширину приклада, и песню надо орать так, чтобы мышцы на жопе дрожали… Вот тогда получается песня…
– Люди, граждане, – обратился дядя Митя к сидящим за столом, – вот помню, однажды в Одессе…
– Митя, – перебивая его, сказала тетя Шура, – прекрати свои глупые байки, парня в армию провожаем…
– У меня нету времени, шоб сидеть здесь для помолчать. Да, Шурочка, – армия – это большое дело! Не могу не вспомнить слова моего старшины, который в первый же день нашей службы предупредил нас: "Я за время службы из вас таких мужиков сделаю, что у вас в яйцах дети пищать будут". И действительно, так и получилось… – пытаясь продолжить свой рассказ, сказал дядя Митя.
В это время подъехала машина с другими новобранцами, которая должна была забрать Володю и отвезти их всех на станцию Веселый Кут. Все поднялись из-за стола, стали прощаться с Володей. У мамы на глазах появились слезы.
– Володя, ты там, сынок, береги себя, не забывай нас, пиши, – обратилась она к Володе дрожащим голосом.
– Не беспокойтесь, все будет хорошо, – ответил Володя. – Вы же знаете, вы для меня теперь родная мама.
– Гриппа, не разводи болото. Не на войну ведь отправляем, в армию, – обнимая Володю, сказал батько. – Служи честно, Володя, чтобы нам за тебя не было стыдно.
– Все будет хорошо, батьку, – ответил Володя. – Спасибо всем и до свиданья.
Володя бросил чемодан в кузов, сам туда забрался, и машина поехала, поднимая пыль деревенской дороги. Все стояли и вслед ей махали на прощание руками.
Пришла настоящая осень, а с ней дожди, туманы, сырость, грязь… Потом наступила зима. От Клима получили письмо уже из армии. Он писал, что служит в Горьковской области в автодорожных войсках. Службою доволен. Хату родительскую он передал дяде Артему для присмотра. Володя тоже прислал письмо. Служил он в авиационной части, подвозил к самолетам топливо.
Весна пришла рано. Вначале марта уже ярко светило солнце, прогревая озябшую землю. Однажды утром, стоя у ворот дома вместе с отцом, они заметили, что их сосед Николай Вовченко, колхозный конюх, проезжая мимо, сидя в телеге, вытирает рукавом слезы.
– Батьку, почему дядя Николай плачет? – спросил Ваня.
– Не знаю, – ответил батько.
– Николай, – окликнул он конюха, – что случилось, почему плачешь?
– Разве ты не знаешь, Игнат? Сталин умер…
– Да ты что, Николай? Когда? – с тревогой спросил батько.
– Вот только сейчас объявили по радио, – сквозь слезы ответил Николай. – Как теперь жить будем?
– Беда, – как бы сам себе проговорил батько. – Беда, когда отец в семье умирает. Осиротела страна.
Батько, опустив голову, пошел в хату.
– Гриппо, – сказал он маме, войдя в комнату, – Сталин умер.
– О, господи! – воскликнула мама. – Да как же это?
– Объявили по радио, – сказал батько. – Я пойду к колхозной конторе, наверное, собрание будет.
К полудню возле конторы собралось почти все село. На конторе вывесили флаги с черной траурной лентой. На крыльцо вышло руководство колхоза во главе с председателем Михаилом Сергеевичем Осарчуком.