География деятельности Морозова была достаточно обширна - даже если оставить за скобками его деловые заграничные турне, если не учитывать его летних поездок с семьей на крымскую либо одну из подмосковных дач. Савва Тимофеевич значительную часть жизни проводил в разъездах. Долго на одном месте не задерживался. Сегодня такая "легкость на подъем" не кажется удивительной, но в ту эпоху люди не часто отправлялись в дальние поездки. А Савва Тимофеевич регулярно разъезжал между Москвой, Орехово-Зуевом, Владимиром, Нижним Новгородом и Петербургом. Многие крупные и средние дела - как государственного уровня, так и личные - решались в кабинетах столичных чиновников. В связи с этим любопытен один эпизод из воспоминаний В. И. Немировича-Данченко. Владимир Иванович отмечает, что Морозов "знал тайные ходы петербургских департаментов. Рассказывал однажды с усмешкой, как ему нужно было провести в Петербурге одно дело. Долго ничего не клеилось, пока ему не сказали потихоньку: отправьтесь по такому-то адресу, к вам выйдет роскошная дама, ничему не удивляйтесь и сделайте всё, что она скажет.
Он поехал по указанному адресу; к нему, действительно, вышла красивая женщина.
- Вы ко мне по делу о моей замечательной корове? - сказала она весело.
- Да, да, - ответил он, быстро догадываясь.
- Но вас предупреждали, что это исключительный экземпляр, племенная, холмогорская. Меньше чем за пять тысяч я не могу ее уступить.
Морозов без всяких возражений вручил пять тысяч. Коровы он, конечно, никакой не получил, но зато всё, что ему нужно было в департаменте, на другое же утро было исполнено".
В столице Российской империи Савва Тимофеевич, решая дела по ведомству Министерства финансов, регулярно общался и с чиновниками высокого ранга: с министрами, с представителями императорской фамилии. Неплохие личные отношения сложились у него с министром финансов Сергеем Юльевичем Витте. По словам Зинаиды Григорьевны Морозовой, ее знакомство с Витте состоялось во второй половине 1892 года, то есть примерно тогда же, когда Савва Тимофеевич начал общаться с министром по долгу службы. "Витте объезжал Никольскую фабрику, когда был назначен министром. Ему был у нас приготовлен завтрак, во время которого он сидел около меня. И вдруг он начал такой разговор: "А знаете, 3[инаида] Г[ригорьевна], я получил из Берлина письмо, где было сказано, что мы - фон Витте". Я на него удивленно посмотрела и сказала: "Охота вам, С[ергей] Ю[льевич], этим вздором заниматься - вы такой умный человек, что сам себе предок…" Серг[ей] Юл[ьевич] как умный человек не обиделся на мои слова, а только покраснел, и ему было неловко. Потом наше знакомство продолжилось, и мы были друзьями. Он почти каждую осень жил в Крыму, я также очень любила Крым, жила в Мисхоре. С[ергей] Ю[льевич] бывал у меня со своей женой, Мат[ильдой] Ивановной, и когда я ездила в Ялту, то всегда заезжала к ним".
Итак, Савва Тимофеевич Морозов очень быстро стал не только известным, но и крайне влиятельным человеком, обладателем, по словам А. В. Амфитеатрова, "крутого авторитета" как в купеческой, так и в чиновничьей среде. "Огромный денежный туз, который мог не считаться ни с кем и ни с чем, человек с огромными связями, которыми мог лихо пренебрегать" - такую характеристику давала Морозову пресса в 1890-х годах. Пожалуй, наибольший успех пришел к нему на посту председателя Нижегородского ярмарочного комитета. Это был не только почетный, но и очень важный пост. Но прежде чем об этом говорить, необходимо сделать отступление, чтобы понять: что же представляла собой Нижегородская ярмарка во второй половине XIX столетия?
В 1822 году в междуречье Оки и Волги начала действовать Нижегородская Макарьевская ярмарка. В этом регионе она существовала уже в начале XVI века, но торговые ряды располагались за пределами города - возле монастыря Святого Макария Желтоводского, затем в городе Макарьеве. В 1816 году деревянные ярмарочные строения сгорели в огне грандиозного пожара. К этому моменту ярмарка разрослась, на прежнем месте ей стало тесно, и в 1817 году ее перенесли на территорию Нижнего Новгорода. Строительство каменных ярмарочных рядов по проекту генерал-лейтенанта А. А. Бетанкура продолжалось пять лет (1817–1822). 15 июля 1822 года ярмарка открылась на новом месте, сохранив прежнее название - Макарьевская.
В XIX веке Нижегородская Макарьевская ярмарка являлась самым масштабным событием в русской экономической жизни. Она имела не только всероссийское, но и международное значение. Это был один из крупнейших центров оптовой и розничной торговли на территории Российской империи: остальные ярмарки - Тобольская, Иркутская, Кяхтинская и даже такая крупная, как Ирбитская (на Урале, здесь шла торговля между европейской частью России и Сибирью), - сильно отставали от Нижегородской по товарообороту. Именно она, Макарьевская, диктовала цены практически на год вперед. Во время работы ярмарки учреждения города переносили на ее территорию свои финансовые и коммерческие операции. Расцвет Нижегородской ярмарки пришелся на вторую половину XIX века, чему способствовало строительство Московско-Нижегородской железной дороги (1862). Сюда стекались товары со всех концов Российской империи, а также из стран Востока: из Ирана, Индии, Афганистана, Китая.
Нижегородская ярмарка работала ежегодно, всякий раз открывалась в одно и то же время - 15 июля. Долгое время (1822–1863 годы) работа ярмарки заканчивалась 15 августа. С 1864 года она была продлена на десять дней, так что официальное закрытие ярмарки приходилось на 25 августа. К середине лета Нижний Новгород наполнялся людьми и товарами. На тяжелогруженых обозах и барках, а затем и на пароходах, и по железным дорогам сюда стекался торговый люд. Над дорогами от многочисленных телег, лошадей, обозов поднимались тучи пыли.
Открытие Нижегородского торжища было торжественным, при огромном стечении народа. Первым делом ярмарочное духовенство, в присутствии нижегородского генерал-губернатора, служило молебен. Без него начало любого, тем более такого крупного дела в русском быту было совершенно немыслимо. "15 июля бывало молебствие у Главного дома, после чего на устроенных специально шестах поднимались флаги, и всероссийский торг считался открытым. Раньше же… никто не имел права начинать торговлю, и нарушение этого [правила] каралось законом".
Значение Нижегородской ярмарки было столь велико, что ее называли "карманом России". Действительно, сюда стекались капиталы со всей Российской империи и из ряда зарубежных стран. Неудивительно, что ярмарке придавалось особое значение. Время от времени представители императорского дома лично приезжали сюда с визитом, и ярмарочное купечество угощало их пышными обедами.
Макарьевская ярмарка занимала обширное пространство "на большом мысу, образуемом реками Волгой и Окой, при устье последней". Каждую весну почти вся ее территория затапливалась водой, "вплоть до потолков первого этажа, а в годы сильных разливов вода доходила до подоконников второго этажа. В это время ярмарка представляла интересное зрелище, наподобие Венеции, с торчащими из воды зданиями". После того как вода спадала, начинались просушка зданий и их подготовка к новому ярмарочному сезону.
Созданные по проекту архитектора А. А. Бетанкура каменные ряды были довольно велики, хотя к концу XIX века стали, по мнению современников, не слишком удобны для торговли. Центром ярмарки являлся гостиный двор; он состоял из шестидесяти отдельных корпусов, где располагалось 2530 лавок. Кроме того, по берегам Обводного канала было построено более сорока больших каменных зданий "для торговли и склада товаров". Помимо этих строений на ярмарке имелись два богато украшенных собора (Спасский и Александро-Невский), три часовни, армяно-григорианская церковь и мечеть.
Н. А. Варенцов подробно описывал облик ярмарки: "Вся ярмарочная площадь была разбита на правильные прямоугольные участки, на которых были построены двухэтажные каменные корпуса", причем торговля происходила в первом этаже, а "второй этаж предназначался для жилья… Проезды между корпусами были замощены булыжником, а тротуары бетонированы… У каждого здания [было] по несколько пожарных кранов. Вокруг всей ярмарки шел каменный тоннель, куда спускались по каменным винтовым лестницам, устроенным через известные промежутки; в тоннелях находились уборные для публики". На ярмарке был устроен водопровод (1870), а со временем ее территория стала освещаться при помощи электричества (1885). Мануфактурная торговля начиналась от амбара Товарищества Саввы Морозова, "по улице, пересекающей всю ярмарку, и заканчивалась на Сибирской пристани; мануфактурные ряды шли до канавы, распространяясь в ту и другую сторону от улицы, в одну сторону - до Главного дома, а в другую - до старого собора, где заканчивались рядами, называемыми Китайскими".
Центральное строение ярмарки - Главный дом - предназначалось для торговли и размещения ярмарочной администрации. По описанию крупного купца-мануфактуриста, мецената Петра Ивановича Щукина, "в старом Главном доме, в нижнем этаже, под низкими сводами, в темноте ютились небольшие магазины, даже днем освещавшиеся коптевшими керосиновыми лампами. Посредине на деревянной эстраде играла военная музыка; в тесноте и духоте толкалась публика". Это неудобное здание было снесено, и в 1889 году на его месте было возведено другое, нарядное, в русском стиле. По сравнению со старым новый Главный дом был "…более удобный и приличный, крытый стеклом. В нем живет во время ярмарки нижегородский губернатор и помещается Ярмарочный комитет". Некто Иван Кубасов восклицал: "Чего тут только не было! От простого петушка-леденца до бриллиантов и золота. От дамского платочка до собольих палантин и норковых шубок. Горы фруктов, арбузов, дынь. Летали воздушные шарики, на антресолях играл военный оркестр".
Перед Главным домом была разбит сквер с газонами и цветочными клумбами. Прямо за ним, по словам Н. А. Баренцева, "тянулся бульвар до старого, красивой архитектуры собора; на бульваре росли старые тополя, немного разнообразя довольно монотонную застройку однообразных зданий".
В ярмарочных рядах можно было найти любой товар: еду и посуду, одежду и ткани, украшения и косметику, мебель и антиквариат… Главными русскими товарами были сукна, железо, меховые изделия и хлеб. Значительную часть товаров составляли азиатские изделия: шелк из Персии, халаты и бирюза из Бухары, чаи из Китая. Наконец, на ярмарку привозились товары из Европы и ее колоний: краски, клеи, разнообразные вина.
Коренной нижегородец Максим Горький в романе "Жизнь Клима Самгина" отмечал, что Макарьевская ярмарка "убедительно кричала о богатстве страны… Приземистые, однообразно желтые ряды ее каменных лавок, открыв широкие пасти дверей, показывали в пещерном сумраке груды разнообразно обработанных металлов, груды полотен, ситца, шерстяных материй. Блестел цветисто расписанный фарфор, сияли зеркала, отражая все, что двигалось мимо их, рядом с торговлей церковной утварью торговали искусно граненным стеклом, а напротив огромных витрин, тесно заставленных бокалами и рюмками, блестел фаянс приспособлений для уборных. В этом соседстве церковного с домашним Клим Самгин благосклонно отметил размашистое бесстыдство торговли".
Рядовые посетители ярмарки начинали разъезжаться в середине августа; после 15-го числа оставались в основном оптовики. Как уже говорилось, официальное закрытие ярмарки начиная с 1864 года приходилось на 25 августа. Однако торговля нередко продолжалась до 1 - го, а то и до 10 сентября. Как вспоминал П. И. Щукин, "в последних числах августа ярмарка заметно пустела: в Модной линии, ближе к старому собору, оптовые торговцы сукнами закрывали свои лавки, то же делали в Панском гуртовом ряду мануфактуристы. Когда начинали появляться на ярмарке козлы и козы, спускавшиеся с городских гор, то купцы говорили, что ярмарка кончается, а когда начинали бродить свиньи, то говорили, что она уже кончилась".
Завершалась ярмарка так же, как и начиналась - благодарственным молебном. Так, газета "Московский листок" от 17 сентября 1903 года сообщала: "Вчера на Новой площади, что близь Никольских ворот, по желанию местных торговцев, совершен первый в нынешнюю осень молебен по случаю благополучного окончания торговли на Нижегородской ярмарке". Последние торговцы разъезжались, торопясь до осенней распутицы поспеть в родные края.
Во время ярмарки этот провинциальный город наполнялся людьми до отказа. Пестрая толпа ярмарочных посетителей, если смотреть на нее с высоты, напоминала лоскутное одеяло. "Съезд на Нижегородскую ярмарку достигает 200 тысяч человек; съезжаются преимущественно русские; азиаты, не составляя особенно значительной части приезжих, разнообразием своих типов и костюмов придают ярмарке отчасти восточный характер". В это же время в самом Нижнем Новгороде людей проживало на порядок меньше - около двадцати тысяч.
Сюда приезжали крупные купцы и мануфактуристы, мелкие торговцы и ремесленники. Приезжал и простой народ - отовариться, пообщаться, развлечься. "Всяк суетится, лжет за двух, и всюду меркантильный дух" - так в "Путешествии Евгения Онегина по России" А. С. Пушкин характеризовал Нижегородскую ярмарку. Действительно, "меркантильный дух" на протяжении почти трех столетий являлся тем мощным магнитом, который ежегодно притягивал "к Макарию" неисчислимое множество людей. Кого только не объединяла ярмарка в своем "плавильном котле": на протяжении полутора месяцев здесь жили бок о бок русские и азиаты, москвичи и жители провинции, богачи и нищие.
Наряду с лицевой стороной была у ярмарки и своя изнанка. О ней упоминает П. И. Щукин: "На ярмарку съезжалось множество нищих, калек и уродов. По рядам днем разъезжали в колясках разряженные в платья ярких цветов женщины и прелюбезно раскланивались с торговцами: это были обитательницы Кунавинских притонов, приезжавшие на ярмарку из Москвы, Казани, Рыбинска и других городов". Были здесь, разумеется, и другие представители общественного "дна": карманники, взломщики, карточные шулеры…
Отбросов общества на ярмарке оказывалось так много, что специально для них был построен ночлежный приют. Но всё же они составляли небольшую часть приезжих. Здесь было немало мещан и крестьян, сюда приезжали за товарами дворяне, гостили со свитой великие князья. Главный же тон на ярмарке задавало именитое московское и местное купечество.
Ярмарочный быт был патриархален, редко выходя из привычного русла. Крупные московские фабриканты и влиятельные торговцы приезжали на ярмарку ближе к ее окончанию, когда предстояло заключение крупных сделок. Солидные коммерсанты ценили постоянных клиентов, оказывали им почет и уважение. И те платили взаимностью. Об этом свидетельствует П. И. Щукин; он с юных лет ездил на ярмарку вместе с дядей, первые недели торгов замещавшим отца. "Приезжие покупатели, входя в лавку, крестились и троекратно целовались с дядей и с главными приказчиками. Некоторые покупатели привозили подарки. Так, казаки братья Абрамовы из Новочеркасска дарили балыки или цимлянское вино, кавказские армяне - кахетинское вино в бурдюках или сушеные фрукты". Об обычае угощать партнеров писал и купец И. М. Чумаков: в 1883 году торговля шла плохо, покупателей почти не было, коммерсанты терпели убытки. Чумаков рассуждал: "Дел нет, а расход веди: сегодня угощал обедом Гирбасова Прохора Федоровича… Расходовал 6 рублей 50 копеек. Нужно угостить, ведь покупатель".
Выгодными покупателями на ярмарке считались ходебщики, они же "ходьба" или коробейники. Они закупали товар на ярмарке большими партиями, расплачиваясь за него наличными "на довольно значительную по тогдашнему времени сумму". Купленное они затем перепродавали в провинции, торгуя вразнос по селам и деревням. "Каждый хозяин "ходьбы" приходил в лавку с десятью или более приказчиками, долго торговался, потом каждый из его приказчиков в отдельности отбирал товар; после отборки товара по заведенному обычаю "ходьбу" угощали в трактире Бубнова, куда отправлялись в таком порядке: впереди шли хозяин "ходьбы" с моим дядей, а за ними попарно приказчики-ходебщики".