По словам П. А. Бурышкина, "торгово-промышленную Москву отнюдь нельзя рассматривать, как однородную, политически единомышленную группу. В московском купечестве, как среди лиц русского торгового сословия вообще, были люди разных мнений, разных оттенков политической мысли. Были правые, были и левые. Были крайние правые; были, хотя и не особенно часто, и крайние левые, тесно связанные с революционным движением". Помимо политических делений были деления отраслевые: "аграрии" (то есть купцы, чья деятельность была тесно связана с сельским хозяйством), промышленники, банкиры и т. п. Подобно героям известной крыловской басни, они тянули воз российской экономики в разные стороны, поскольку по ряду важнейших вопросов не могли договориться друг с другом. В связи с этим особенно велика была роль купеческих лидеров. В 1890-е годы одним из наиболее ярких купеческих вождей являлся Савва Тимофеевич Морозов. Роль Морозова на Нижегородской ярмарке была столь велика, что пресса окрестила его "купеческим воеводой".
С. Т. Морозов заступил на пост председателя Нижегородского ярмарочного комитета 21 октября 1890 года. Первым крупным испытанием в этом новом качестве для него стал неурожайный 1891 год. Летняя засуха сгубила на корню хлеб в обычно плодородных черноземных губерниях. Недород хлеба был чреват серьезными экономическими последствиями: разорением крестьян, голодом, резким падением покупательной способности. Савва Тимофеевич организовал ходатайство о выделении средств на борьбу с голодом. 2 августа 1891 года он выступил на собрании уполномоченных с речью: "Недород, охвативший все хлебородные губернии, угрожает распространиться на губернии промышленные… Предупредить, предусмотреть и прийти на помощь путем ходатайства перед правительством является долгом ярмарочного управления. Ввиду недорода хлеба в России покупная способность значительно пала, - предвидится сокращение производства в районах фабричных и неизбежная при этом безработица грозит массе фабричных и заводских тружеников".
Ярмарка 1891 года, несмотря на недород, все же состоялась и даже ознаменовалась некоторыми успехами - благодаря Сибири, где был собран обильный урожай. Однако экономический прогноз С. Т. Морозова оправдался. Голод, начавшийся зимой 1891/92 года, продолжался на протяжении всего 1892-го, а в некоторых губерниях и 1893 года. Наиболее инициативная часть интеллигенции устраивала столовые для голодающих крестьян. Савва Тимофеевич также проявлял о них заботу, правда, сохранившиеся свидетельства о его личной помощи крестьянам относятся к более позднему времени. Так, в дневнике Софьи Андреевны Толстой, жены Л. Н. Толстого, имеется запись за 19 апреля 1898 года о приезде к ним С. Т. Морозова, который "дал для голодных крестьян Льву Николаевичу 1000 рублей" - очень крупную по тем временам сумму.
Следующие два года, на протяжении которых Морозов возглавлял ярмарочный комитет, тоже нельзя назвать легкими. Продолжительный голод, вызванный неурожаем, в те времена обычно сопровождался массовыми эпидемиями. На этот раз эпидемия холеры (1892–1893) вспыхнула в низовьях Волги и довольно быстро начала распространяться по всей стране. До Нижнего Новгорода она добралась в самом начале ярмарки. Эта "болезнь грязных рук" грозила в основном простому люду. Образованная публика, зная, что "захварывали холерой большею частию после питья сырой воды", старалась соблюдать санитарные постановления.
События 1892 года отражены в воспоминаниях H.A. Баренцева. Говоря о Морозове, Николай Александрович язвительно отмечает: "Какую [он] принес пользу ярмарке, будучи председателем, мне неизвестно, но вспоминаю одно заседание членов ярмарочного комитета, куда я попал членом по недоразумению, будучи выбран без моего согласия во время моего отсутствия… В одно из моих пребываний на ярмарке мне пришлось быть на заседании под председательством Саввы Тимофеевича. Рассматривался вопрос об ассигновании пяти тысяч рублей на устройство баков с кипяченой водой для ярмарочных обывателей, пьющих обыкновенно из кранов проведенную сырую воду; требовалось это по случаю надвигающейся холеры из Астрахани. Раздались возгласы от некоторых членов комитета против такового нововведения: для чего это делать? Жили до сего времени, обходились без них. Расходов и без того много! - и еще другие вроде этого. Смотрю: председатель слушает спокойно и не думает возражать. И я уверен, что этот вопрос был бы решен в нежелательном смысле, если бы не последовало протеста с моей стороны, от человека, случайно попавшего на это заседание. Мой протест подействовал, и собрание ассигновало требующуюся сумму". Думается, у Морозова была выработана своя манера ведения подобных заседаний: дать несогласным "выпустить пар", а потом первым выступить с инициативой. Во всяком случае, из других источников известно, что Савва Тимофеевич в тот период отнюдь не бездействовал. Напротив, объединившись с нижегородским генерал-губернатором H. М. Барановым, бросил все силы на борьбу с охватившей город эпидемией.
Из Петербурга в Нижний Новгород был командирован профессор Клинического института великой княгини Елены Павловны В. К. фон Анреп. Он возглавил специально созданный штаб надзирателей, которые следили за соблюдением санитарных норм. По свидетельству купца П. И. Щукина, благодаря энергичной деятельности властей предержащих "начавшаяся было паника быстро улеглась. На ярмарке открыли бараки для холерных. На Волге был устроен плавучий госпиталь, куда буксирные пароходы возили заболевших холерой на приспособленных для этого лодках. Когда же не хватило для больных места в бараках и госпитале, то Николай Михайлович немедленно распорядился отдать губернаторский дворец… под госпиталь (на такой шаг решился бы далеко не каждый чиновник, ведь губернаторский дворец принадлежал казне. - А. Ф.). С его разрешения наша фирма вместе с мануфактурами Гюбнера, Цинделя и Даниловской устроили близ старого ярмарочного собора кухню для нас, наших служащих и служащих означенных мануфактур. Мой брат Сергей ездил к H. М. Баранову просить дозволения устроить на свой счет кухню для наших служащих. Поваров выписали из Москвы; за провизией посылали утром в город на базар одного из приказчиков с артельщиком; за кухней наблюдал приглашенный нами врач. Для питья стали прибавлять в кипяченую воду красное вино, что у нас делается и до сих пор… Впоследствии на ярмарочных площадях были поставлены для общего употребления баки с кипяченой водой, смешанной с красным вином". Первым несколько бочек с красным вином для обеззараживания воды пожертвовал известный виноторговец П. А. Смирнов, затем его примеру последовали другие крупные купцы.
Известно, что по крайней мере часть перечисленных Щукиным мер была принята по инициативе Саввы Тимофеевича. "Для предупреждения распространения холеры Ярмарочный комитет установил 6 водогревен для кипячения воды, построил временный водопровод, подававший из Волги чистую воду. Со своей стороны, Савва Тимофеевич приказал доставить четыре паровые машины с Никольской мануфактуры, которые приводили в движение водяной насос, работавший днем и ночью. Он также выписал из Москвы медикаменты, одежду и белье для больных холерой, чье платье сжигалось при поступлении в больницу".
Борьба со стихийными бедствиями являлась важной и неотъемлемой, но все же не главной частью деятельности Морозова. Во всяком случае, не она принесла ему уважение со стороны коммерсантов и громкую славу "купеческого воеводы".
С. Т. Морозов возглавлял Нижегородский ярмарочный биржевой комитет на протяжении шести с половиной лет - с 21 октября 1890-го по 8 мая 1897 года. Он выгодно отличался от своих предшественников на этом посту. В частности, предыдущий председатель комитета, Павел Васильевич Осипов, зарекомендовал себя не столько как реформатор, сколько как корыстолюбец. По словам П. И. Щукина, "П. В. Осипов, будучи председателем Ярмарочного комитета, делал большие денежные поборы на губернаторские обеды с торговавших на ярмарке купцов. Оставшиеся от обедов вина и сигары относились к П. В. Осипову на квартиру". Морозову подобные мотивы были чужды, он не стремился нажиться за чужой счет. Отчасти им двигало желание власти. Но наряду с ним имелось более благородное стремление - направить ту потенциальную энергию, которой располагало русское купечество, в созидательное русло, заставить ее служить на благо русской экономики. В достижении этой цели Савва Тимофеевич немало преуспел.
В. И. Немирович-Данченко, говоря о Морозове, отмечал: "Он с увлечением отдавался роли представителя московского купечества, придавая этой роли широкое общественное значение". А публицист А. В. Амфитеатров, в 1890-х годах находившийся с Морозовым в приятельских отношениях, писал о нем следующее: "Морозов в то время был не только представителем, но, в буквальном смысле слова, главою всероссийского купечества, и в умной, честолюбивой, молодой голове его бродили мысли и планы замечательные. Ему откровенно мечталась политическая роль, и он совершенно серьезно и с большою последовательностью принялся было выковывать из именитого русского купечества "третье сословие". Купеческую рознь он железною рукою подбирал, человека по человеку, сплачивая в дружное единство, и успел уже показать петербургской бюрократии зубы и когти сплоченной купеческой силы - далеко не шуточные". Амфитеатров писал это применительно к 1896 году, когда Морозову уже удалось добиться серьезных результатов. Но, думается, эти слова можно отнести и к более раннему времени.
В конце XIX века ярмарочное купечество явственно ощутило, что назойливая административная опека в лице нижегородского генерал-губернатора сильно сковывает его в действиях. И на рубеже 1880–1890-х годов предприняло первые попытки выйти из-под этой опеки. Савва Тимофеевич Морозов стал первым, кто вошел в серьезный конфликт с чиновничеством в лице генерал-губернатора H. М. Баранова. "Нашла коса на камень, и этот камень, на который налетела барановская коса, до того косившая в чужом поле, как у себя дома, был не кто другой, как новый председатель Ярмарочного комитета, умный, довольно просвещенный… принадлежащий к семье несметных богачей Савва Тимофеевич Морозов". Оценивая роль Морозова в торговой жизни 1890-х годов, современники отмечали: "Он был первым из тех, кому удалось поднять на должную высоту знамя ярмарочного общественного управления, что было резким поворотом для того времени. С. Т. Морозов, которому сам черт не брат, показал Баранову, что не он - Баранов, а он - Савва Морозов, хозяин на ярмарке, и сделал это без лишнего задора, умело и корректно".
При этом личные отношения Морозова и Баранова остались вполне дружескими. Они встречались не только за многолюдными обедами, которые давало Баранову ярмарочное купечество, но и на неофициальных мероприятиях. Так, П. И. Щукин описывал "солдатский обед", на который его пригласил генерал-губернатор в августе 1895 года. "Солдатский обед оказался весьма порядочным. Только странно, что на пирожное подали поднос с мармеладом разных сортов. За обедом присутствовали: Д. В. Григорович, нижегородский вице-губернатор Фредерикс, нижегородский полицмейстер князь Михаил Викторович Волконский и председатель ярмарочного комитета С. Т. Морозов… Во время обеда Николай Михайлович много рассказывал и не давал другим говорить. Наконец говорливый Григорович не вытерпел и перебил Николая Михайловича, сказав: "Душенька, вы уже достаточно говорили, позвольте теперь и мне кое-что рассказать".
Итак, в начале 1890-х годов на историческую арену вышел "бунтующий капитал под командою Саввы Морозова". Капитал этот, являя "некоторый элемент фронды", вошел в противостояние с чиновничеством. Что же представляло собой это противостояние?
Ответ на этот вопрос можно найти в воспоминаниях П. А. Бурышкина. Говоря о деятельности московских биржевых организаций, купец отмечает: "До начала японской войны никто и не помышлял об обсуждении вопросов, так или иначе связанных с политикой… И не потому, что все были так уж законопослушны… По правде говоря, мало кто был готов к разработке вопросов самого общего порядка. Поэтому говорили о торговых палатах, о тарифной политике, о регулировании сахарной промышленности, о пересмотре положения о промысловом налоге, но не ставили вопросов о том, что нужно для развития производительных сил страны и роста русского народного хозяйства. Не ставили отчасти и потому, что ответ знали заранее: нужно изменить общие условия русской жизни - и политической, и социальной".
Иными словами, Савва Тимофеевич был одним из первых, кто поднял эти самые "вопросы общего порядка". Причем поднял в весьма умеренной форме. Заговорил вслух о переменах в рабочем законодательстве, об изменении правового положения российской буржуазии, о том, по какому пути следует идти русскому народу, и т. п. В публичных выступлениях с опорой на факты доказывал, что для развития экономической мощи страны необходимо поднимать тяжелую промышленность, совершенствовать техническое и коммерческое образование, оказывать мощный отпор фритредереким стремлениям и многое другое… Иными словами, Морозов сформулировал стратегию развития русской экономики на долгие годы вперед. Для того времени это были смелые высказывания. Тем более что С. Т. Морозов принимал все возможные усилия, чтобы подтвердить свои слова делами.
Уже в начале 1890-х морозовская "программа" стала претворяться в жизнь. Одним из важнейших ее пунктов являлось осуществление протекционистской политики. Купцы-промышленники хорошо осознавали, что для нормального функционирования экономики необходимо создание мощной национальной промышленности. А оно возможно только в том случае, если государство - хотя бы на первых порах - будет оберегать эту промышленность от иностранной конкуренции при помощи таможенных барьеров, выделения целевых субсидий и т. п. В связи с этим летом 1892 года произошло важное событие. Фактически оно знаменовало новый этап в деятельности купечества, когда к его голосу начали прислушиваться при решении внешнеполитических вопросов. И случилось это благодаря активной позиции председателя Нижегородского ярмарочного комитета.
По словам исследователя И. В. Поткиной, "летом 1892 г…начинала разгораться таможенная война с Германией", то есть резкое повышение таможенных пошлин с обеих сторон (Германия, как и Россия, проводила протекционистскую политику). Ярмарочное купечество готовило новый таможенный договор с Германией, который должен был вступить в силу в 1893 году. По этому случаю министр финансов С. Ю. Витте лично отправился в Москву и на Нижегородскую ярмарку "для собеседований с промышленниками". Председатель Московского биржевого комитета Н. А. Найденов от лица московских коммерсантов "говорил о тревоге, охватившей промышленные круги, в связи с новой политикой и о недостаточности защиты русской индустрии, и заявил себя протекционистом".
На Нижегородской ярмарке министр финансов выслушал речь Морозова. По свидетельству П. А. Бурышкина, "его выступление носило боевой характер и вызвало большой шум. Морозов говорил, что "богато наделенной русской земле и щедро одаренному русскому народу не пристало быть данниками чужой казны и чужого народа"; что "Россия, благодаря своим естественным богатствам, благодаря исключительной сметливости своего населения, благодаря редкой выносливости своего рабочего, может и должна быть одной из первых по промышленности стран Европы". В правительственных кругах обе эти речи не понравились, и Суворин в "Новом времени" сурово критиковал Морозова. Эта же газета устроила анкету, которая показала, что видные представители торговли и промышленности в общем солидарны с говорившими, отмечая, что оба говорили за всю Россию. Одним это нравилось, другим нет, но во "всероссийском" характере выступлений никто почти не сомневался".
В обращении к правительству С. Т. Морозов высказал те же мысли в более осторожной форме: "Заключение торговых договоров с Германией является вопросом, возникновение которого по справедливости может внушать опасение о будущности русской промышленности", так как "состояние торговых балансов страны определяется разницей между суммой вывоза и ввоза, а этот последний при заключении торгового договора значительно увеличится". Иными словами, коммерсанты напоминали правительству о том, что русскую экономику в ее же интересах следует оградить от иностранной конкуренции. Следует отметить, что Витте придерживался схожих взглядов на эту проблему.