Как бы то ни было, в феврале 1902 года Условие между пайщиками МХТ, а с ним и Устав Товарищества деятелей Московского Художественного театра были утверждены. Организационная основа дела, которое Савва Тимофеевич построил по образу и подобию коммерческого предприятия, была создана. Теперь, имея твердую почву под ногами, он мог с легкой душой приступить к следующему этапу - строительству нового театрального здания.
Несмотря на все сложности, с которыми ему постоянно приходилось сталкиваться, к 1902 году Московский Художественный театр уже пережил юность и вступил в буйную, полную ничем не сдерживаемой энергии пору молодости. По словам А. Н. Сереброва, вхожего в закулисное царство МХТ, в это время "Художественный театр переживал пору зеленой весны, когда распускаются цветы, но нет еще плодов. Театр считался "содружеством равных во имя искусства"… В театре не предполагалось ни богатых, ни бедных, ни заведомо талантливых, ни безнадежно бездарных. Миллионер Савва Морозов чинил электрические провода, машинист сцены И. И. Титов обсуждал постановку пьес. Неизвестный сегодня актер мог назавтра оказаться знаменитостью. Статистов пробовали в ответственных ролях, исполнители ответственных ролей участвовали в массовых сценах наряду со статистами. В антрактах к нам в уборную приходил В. И. Немирович-Данченко и рассказывал нам об истории "нашего" театра и его задачах. Почтенная актриса Самарова пришивала к нашим театральным костюмам оторвавшиеся пуговицы. Мы гримировались красками того же качества, что и Станиславский. Режиссеры с каждым из нас по отдельности работали над нашими бессловесными ролями. Нам предлагалось чувствовать себя членами единой дружной семьи - братьями и сестрами во имя искусства".
К весне 1902 года, когда артисты в последний раз забрали свое имущество из театра "Эрмитаж", Савва Тимофеевич выделил для их нужд здание на Божедомке, которое он сдавал МХТ в аренду по низкой цене. Здесь проходили репетиции труппы, а также устраивались экзамены для учащихся Драматической школы, созданной при МХТ в 1901 году. По словам Станиславского, это здание Морозов построил "специально для наших репетиций… Там была сцена величиною почти с нашу и маленькая комнатка для смотрящих". Впоследствии в этом здании поместилась декорационная мастерская Художественного театра. Тогда же, весной 1902-го, Савва Тимофеевич принялся строить основное здание театра.
К. С. Станиславский с любовью вспоминал о Морозове: "Больше всего его самоотверженная преданность и любовь к делу проявились в тот момент, когда стал ребром вопрос о найме нового помещения для нашего театра. Разрешение этого трудного дела Савва Тимофеевич взял на себя и выполнил его со всем размахом и широтой, присущими его русской натуре. Он выстроил нам на собственные средства новый театр в Камергерском переулке". Как уже говорилось, осенью 1901 года С. Т. Морозов узнал об освобождении театрального здания в Камергерском переулке. Ранее в этом доме, принадлежавшем богатому нефтепромышленнику Г. М. Лианозову, играла труппа Ф. А. Корша, затем располагалась частная Русская опера С. И. Мамонтова. Последним арендатором помещения стал француз Шарль Омон. Он разместил в здании "Кабаре-Буфф", наводившее ужас на благонравных москвичей. Это заведение было известно всей Москве излишней свободой нравов, и К. С. Станиславский вполне заслуженно назвал его "вертепом разврата". Узнав, что Омон собирается отказаться от аренды здания, Савва Тимофеевич сумел поймать момент и закрепить здание за собой.
Пятого января 1902 года между С. Т. Морозовым и владельцем театра Г. М. Лианозовым был заключен договор, согласно которому Морозов арендовал здание за 28 тысяч рублей в год сроком на 12 лет, получив возможность сдавать его в субаренду. А 1 марта 1902 года был заключен дополнительный договор с владельцем здания, по которому Морозов имел право здание перестроить.
Через некоторое время после того, как Савва Тимофеевич закрепил за собой здание в Камергерском переулке, и было составлено упоминавшееся уже Условие между С. Т. Морозовым и пайщиками МХТ, по которому Савва Тимофеевич принял на себя следующие обязательства: "1. С. Т. Морозов предоставляет в пользование Товарищества Московскаго Художественнаго театра арендуемый им театр в доме Лианозова, сроком с 1-го октября 1902 года по 1-ое июня 1905 года, за сумму сорок тысяч (40 000) рублей, т. е. на два года и восемь месяцев, считая по 1250 рублей в месяц. 2. Расходы по отоплению, освещению, вентиляции, водоснабжению и содержанию театральных зданий принимает на себя С. Т. Морозов".
Таким образом, по договору Савва Тимофеевич предоставлял МХТ здание театра не на 12 лет, а менее чем на три года - срок аренды истекал за месяц до того, как оканчивалось действие Условия между пайщиками МХТ. Морозов решил подстраховаться. Уже тогда, в марте 1902 года, он не без оснований сомневался в том, что Художественный театр и дальше пойдет по намеченному К. С. Станиславским пути. Впоследствии опасения Морозова оправдались в полной мере.
Константин Сергеевич составил Проект перестройки здания театра в Камергерском переулке для МХТ. В этом длинном списке он изложил всё, что хотел бы видеть в своем театре: сложно обустроенную сцену, склады, грим-уборные для артистов, подсобные помещения, мастерские, музей и даже "дождь во всю сцену и приемники воды для него". Савва Тимофеевич старался пунктуально придерживаться этого плана. Так, в описи произведенных Морозовым работ указано, что над сценой "на третьей рабочей галерее имеются два водяных бака по 500 ведер каждый".
Понятно, что новое здание для Художественного театра возводилось не "с нуля". Это была капитальная перестройка старого здания, в котором некогда располагалось "Кабаре-Буфф". Актер Художественного театра Л. М. Леонидов уточнял: "Театр благодаря стараниям и средствам Саввы Тимофеевича Морозова переделан заново, та часть, где помещается сцена, заново построена". Эта перестройка длилась всего около полугода, с апреля по сентябрь 1902 года - фантастический срок для того времени! Особенно если учесть, что Морозов ускорял ход строительных работ отнюдь не в ущерб качеству строительства.
Строительство нового здания для Художественного театра велось под руководством известного архитектора Федора Осиповича Шехтеля - талантливого, самобытного мастера, работавшего в стиле модерн. Он уже несколько лет сотрудничал с Морозовым: возвел по его заказу великолепный особняк на Спиридоновке в стиле английской неоготики, перестроил дом в Покровском-Рубцове, создал причудливый деревянный дворец-терем на Киржаче. Шехтель взялся перестроить здание под театр безвозмездно. Видимо, как и Морозову, сама идея театра оказалась ему близка. Театровед И. Н. Соловьева-Базилевская отмечала: сближение Шехтеля "с МХТ предопределялось как логикой его творчества, так и его естеством человека того же поколения, того же культурного круга, что и основатели театра, и Чехов, и Врубель, и Левитан, и Серов. Их соединяла многолетняя дружба".
В конце апреля 1902 года Немирович-Данченко писал своей ученице и одной из самых талантливых актрис Художественного театра, Ольге Леонардовне Книппер-Чеховой: "Морозов принялся за стройку с необыкновенной энергией. В субботу там еще был спектакль, а когда я пришел в среду, то сцены уже не существовало, крыша была разобрана, часть стен также, рвы для фундамента вырыты и т. д. Невольно подумалось: если бы созидать было бы так же легко, как разрушать!". 7 мая Владимир Иванович отправил Ольге Леонардовне следующее письмо: "Стройка театра идет очень горячо. Сцена и уборные и всякие приспособления будут настолько хороши, что лет десять можно будет не мечтать о лучшем. У Вас, у Марии Петровны, у Марии Федоровны, у Савицкой и Самаровой будут отдельные уборные, не очень большие, но свои". И еще одно - через несколько дней, в середине мая. Среди прочего, в нем говорилось: "Горячее всего идет дело с постройкой театра. Шехтель изо дня в день подбивает Морозова на новые расходы. И вот задумал Морозов издержать 100 тысяч, а издержит более 250".
Многочисленные воспоминания свидетельствуют: Морозов не являлся простым заказчиком строительства театра, а настоящим движителем этого дела. "Театр строился не только на деньги С. Т. Морозова, не только с учетом его вкусов и фантазий, но и в буквальном смысле слова - его трудом, его руками". Кипучая энергия купца, его искреннее желание создать театр, в котором было бы удобно актеру и зрителю, его стремление успеть к началу нового сезона… всё это не давало Морозову покоя ни днем ни ночью. И - вдохновляло тех, кто трудился с ним бок о бок. К. С. Станиславский в обращении к Морозову говорил: "Я помню, как уходящие на отдых актеры после вечерней репетиции сталкивались с Вами у входа, в то время когда Вы приезжали в театр на спешные ночные работы". По воспоминаниям Константина Сергеевича, "Морозов лично наблюдал за работами, отказавшись от летних каникул, и переехал на всё лето на самую стройку. Там он жил в маленькой комнатке рядом с конторой среди стука, грома, пыли и множества забот по строительной части".
Николай Александрович Серебров посвятил Савве Тимофеевичу очерк "Социальный парадокс", в котором писал: "Морозов назначил мне свиданье ночью, в Художественном театре. Это был 1902 год. Здание театра только что строилось, вернее, перестраивалось из кафе-шантана. Ни сцены, ни зрительного зала еще не было, а был большой каменный корпус, заставленный внутри лесами. В здании шла спешная, ночная работа… По сходням лесов вверх и вниз сновали раскрасневшиеся веселые девки с носилками мокрой глины". И далее: "В разных углах наперебой стучали топоры и молотки: одни глухо - по дереву, другие звонко - по металлу. Как шмели, в деревянной паутине лесов гудели забрызганные краской дуговые фонари. Штукатуры, обхлестывая стены известкой, пели заливистыми деревенскими голосами. В поисках Морозова, которого я не знал в лицо, мне пришлось облазить все четыре этажа строительной клетки, пока я добрался до самого верха. Воздух под сырым потолком был спертый, пахло угаром. Неподалеку от люка, откуда я вылез, стоял спиной ко мне приземистый маляр в холщовом халате. Левой рукой он прижимал к потолку деревянную линейку, в правой держал кисть. Я искал глазами Морозова.
- Вы ко мне?.. От Марии Федоровны Андреевой?.. Насчет службы? - спросил маляр, поворачиваясь ко мне лицом.
Доски настила дрогнули у меня под ногами.
Кем угодно я ожидал увидеть миллионера и мецената Савву Морозова, но только не маляром в грязном халате…
- Берите халат… Помогайте… О деле поговорим после, - сказал Морозов, с усмешкой оглядывая мой франтоватый студенческий наряд… Через весь потолок тянулись свеженакрашенные серебряные линии шириною в три пальца. Крайние слева были только что еще намечены угольным пунктиром.
От смущения у меня тряслись руки, линия ложилась неровно. Краска текла в рукав.
- Берите больше краски… Не нажимайте… Вот так… Теперь пойдет хорошо! - учил меня Морозов. Сам он красил с увлечением… Время от времени, как будто между делом, он задавал мне короткие вопросы".
Строительство нового здания шло так споро, что уже в конце июля - начале августа в записке членам Товарищества МХТ В. И. Немирович-Данченко резюмировал: "Обстоятельства нам чрезвычайно благоприятствуют. Самая трудная сторона дела - материальная - устроена как только можно хорошо заботами человека, искренно привязавшегося к нашему делу". Владимир Иванович будто бы совсем позабыл о недавних обидах на Морозова…
Последние этапы строительства театра отражены в очерке Максима Горького "Савва Морозов": "Я встретил Савву Морозова за кулисами Художественного театра, - театр спешно готовился открыть сезон в новом помещении, в Камергерском переулке.
Стоя на сцене с рулеткой в руках, в сюртуке, выпачканном известью, Морозов, пиная ногой какую-то раму, досадно говорил столярам:
- Разве это работа?
Меня познакомили с ним, и я обратился к нему с просьбой дать мне ситцу на тысячу детей, - я устраивал в Нижегородском манеже елку для ребятишек окраин города.
- Сделаем! - охотно отозвался Савва. - Четыре тысячи аршин - довольно? А - сластей надо? Можно и сластей дать. Обедали? Я - с утра ничего не ел. Хотите со мною? Через десять минут.
Глаза его блестели весело, ласково, крепкое тело перекатывалось по сцене легко, непрерывно звучал командующий голос, не теряясь в гулкой суете работы, в хаосе стука топоров, в криках рабочих". Строительство нового здания стало для Морозова едва ли не самым счастливым периодом в его жизни - периодом, когда за считаные месяцы ему удалось претворить в жизнь настоящую мечту.
В конце августа - начале сентября, когда работы на строительной площадке близились к завершению, К. С. Станиславский писал О. Л. Книппер-Чеховой: "Савва Тимофеевич горит с постройкой театра, а Вы знаете его в такие минуты. Он не дает передохнуть. Я так умилен его энергией и старанием, так уже влюблен в наш будущий театр и сцену, что треплюсь и не поспеваю отвечать на все запросы Морозова".
Подход Морозова к строительству театра был для того времени весьма необычен. В XIX столетии устроители театров в первую очередь заботились о комфорте для зрителя: ведь в зрительном зале, наряду с простым людом, могли присутствовать и аристократы, и богатые коммерсанты, и даже представители императорской фамилии. Дамы нередко приходили в театр, чтобы продемонстрировать свои туалеты, поэтому зрительный зал иной раз отапливался гораздо щедрее, нежели грим-уборные актеров. Однако Савва Тимофеевич решил порвать с этой традицией - недаром Художественный театр считался общедоступным. Большой практический опыт, помноженный на любовь к театру, подсказывал Морозову: прежде всего надо позаботиться о здоровье и комфорте актеров. Ведь, как бы хорошо актер ни играл, любое его эмоциональное состояние, подъем или упадок сил, бодрость или усталость волей-неволей передаются и зрителю.
Станиславский вспоминал: "Девиз, которым он руководился при стройке, гласил: всё - для искусства и актера, тогда и зрителю будет хорошо в театре. Другими словами, Морозов сделал как раз обратное тому, что делают всегда при постройке театров, в которых три четверти имеющихся средств ассигнуют на фойе и разные комнаты для зрителей и лишь одну четверть - на искусство актеров и монтаж сцены. Морозов, наоборот, не жалел денег на сцену, на ее оборудование, на уборные актеров, а ту часть здания, которая предназначена для зрителей, он отделал с чрезвычайной простотой, по эскизам известного архитектора Ф. О. Шехтеля".