– Да вроде нет…, да я даже не знаю с чего начать… Ну что, пройти то можно?
– Ну ка, подойди ка… вот тебе молитвенничек… – вот этот вот канончик прочти, авось полегчает. Только вдумывайся… и не хулиганить там! У нас протоиерей знаешь какой строгий… у-у-у… – иди, иди в уголочек встань…
– Спасибо, бабушка…
– Не спасибо – спасиБог… и тебя, милочек… Господиии!.. Какой молодой, а уже потерянный, спаси Господи, душу его грешную!.. – Последнее было сказано уже в след уходящему и расслышано мужчиной, сжимающему молитвослов, не было.
Выбрав уголок, недалеко от распятия, по совпадению (по совпадению ли) именно там, где приносят бескровные дары "за упокоение" и вставив в специальные углубления свечи, только что приобретенные и сейчас зажженные, неумело перекрестившись, подумал: "Что я делаю?!" – Алексей начал запинаясь, про себя произносить не спеша слова "Канона покаянного ко Господу нашему Иисусу Христу".
Слова читались, но не складывались в смысл и, как будто, пропадали где-то, так и не доходя до разума, мысли же текли самопроизвольно и плавно, обвиваясь вокруг образов Ии, сына, Ярославны, Ильича и почему-то Сан Саныча, того самого молодого лейтенанта. "Сотый" не мог найти успокоения, не находя его в наказании виновных, и не в любви Милены – женщины, к которой отношение свое понять пока еще не мог, но очень привязался и заботился о ней, даже больше, чем о сестре.
Он читал, и параллельно этому, перебирал в памяти все, что сделал не так или что вообще не сделал, хотя мог и должен был, где не сдержался, разозлился, кого обидел или оскорбил. Список всего этого был, каким-то нескончаемым и при каждом слове, обозначающем то, от чего совесть его восклицала самообвиняющим недовольством, а в груди все больше и больше накалялся комок, разогревая не сердце, а что-то за ним – не анатомическое, не материальное…, но он читал и читал, пока не заметил, что зациклился на каком-то странно звучащем абзаце, в конце которого была приписочка в кавычках (Дважды): "Како не имам плакотися, егда помышляю смерть, видех бо во гробе лежаща брата моего, безславна и безобразна? Что убо чаю и на что надеюся? Токмо даждь ми, Господи, прежде конца покаяние." – Комок раскалившийся до предела, выплеснулся какими-то неконтролируемым потоком слез. Их и слезами-то назвать было нельзя – "Солдат" не мог их видеть, но явно чувствуя их солоноватый привкус, подумал: "Не кровь ли это…, Господи! Чем же я стал?!" – Ответом была раздавшаяся тишина, испугавшая каким-то вакуумом незаполненности, он огляделся – воздух казался не совсем прозрачным, но насыщенно густым.
Дом Господа не был пустым, и Алексей почувствовал, что не один…, оглянулся еще раз и вдруг, прямо в полушаге увидел стоящего батюшку, еще молодого или выглядевшего молодым, но взором явно казавшимся умудренным. Взгляд располагал к себе и к беседе:
– Человек не бывает один…, дааа, иии всегдааа, если захочет, то может почувствовать это. А у вас слезы покаяния – давно такого не видел у таких, как вы. Все мы грешны, брат мой, все, и не нам судить кто больше, а кто меньше…, дааа. А знаете у кого считается покаяние идеальным?
– Нет, батюшка… Вы извините…, я сейчас уйду…, знаю что не положено…
– Дом Божий для каждого открыт в любое время, а считать, что для покаяния нужно подбирать время удобное для кого-то вовсе – совершеннейшая глупость. Вот разбойник, распятый рядом со Христом – Господом и Спасителем нашим, не задумывался о времени раскаяния – как захотел, так и преступил, но на то была воля Божия. И его-то покаяние Святые отцы Матери-Церкви и считают идеальным. Представьте себе…, дааа…, вот так вот, всю жизнь свою зло творил, а перед самой смертью разглядел Спасителя и…, и между прочем первым в рай попал…, дааа…
– Непривычно у Вас здесь…, но как-то спокойно…, хотя я и делать-то не знаю что, и молитв не знаю… Да и вообще, честно говоря, как-то случайно… Вот мимо шел…, на душе что-то тяжко стало…
– Так-так, брат мой, случайно ничего не бывает, так же как и в церкви именно душу облегчить хочется…, дааа…
Сдается мне, что и место вы у распятия, не случайно выбрали, то есть не задумываясь…
– Ваша правда, отче… – даже не знаю…, распятие вот… и тут для свечей место…
– Таких мест в нашей церкви несколько – но именно это для поминовения усопших… дааа, знаете ли, сейчас редко родственников поминать приходят, а ведь для них каждая свечечка, каждая молитовка большое облегчение…, дааа…, и для самого пришедшего деяние большими буквами его Ангелом в книгу Жизни, записываемое…, дааа… А знаете, что даже если убийца за убиенного молится, то со временем и душа упокоившегося о своем убийце молить Господа начинает?! Они словно родственными становятся! Дааа… вот, а они-то за себя молить уже не могут… – только мы, ныне живущие. А чем заняты – одна суета, день ото дня не отличается, а проходят сутки, вспоминаешь, а оказывается и нечего припомнить-то… Вас вот как величать?
– Алексеем, отче…
– "Защитник страждущих" – стало быть. О как громко – хорошее имя, многих хороших людей, носящих такое же, знаю. А кто небесный покровитель?
– Даже… как-тооо не задумывался…
– Так то вот, чадо, так то вот… Спасаться одному негоже – все к погибели, дааа…
– Так Вы ж сказали, что Господь всегда рядом…
– Сказал и повторю…, только много ты к нему обращался-то?… Дааа… Отец ваш многим вам поможет, если вы его замечать перестанете, слушать прекратите, не поверите сказанному им о том, что помочь вам сможет, да и вовсе не попросите, а то еще хулить и ругать начнете, да и посмеиваться?! А к Господу нашему Иисусу Христу, не так ли относитесь?! Он то ждет, Он всегда рядом…, Десница Его всегда для помощи протянута, многие ли на Нее опираются…, дааа… А многие ли уповают, веря что по молитве дастся?! Вы вот случайно зашли и чудо на себе испытали, но поди и не заметили!.. – На этих словах батюшку позвали и он должен был идти, напоследок просил посетить его по возможности и напутствовал:
– Просите, просите уважаемый, только помните, что Господь дает не в ваше время, но в Свое – для вас же оно и есть более нужное, только узнаете вы об этом гораздо позже. Господь с тобой, чадо!..
Смешанные чувства, овладевшие Алексеем гнали его куда угодно, только не на встречу с "Культиком". Присев тут же, у храма, он задумался над услышанным. Действительно, слишком много совпадений: "… и свечи в нужное место, и время подходящее, и поп этот прямо в цвет…, да и с души скала упала, и мучащее перестало зудеть, многое прояснилось…, слезы еще эти – ннн-да, чуднннооо! Надо на кладбище съездить, да и действительно заходить…, а к батюшке-то и впрямь…, тяяянееет… Ох ни тем я занят…, ни тееем… Может как-то выскочить?! НЕЕЕТ! Нужно все доделать!.."
Как часто мы бываем в шаге от спасения, и кажется уже есть понимание, что именно нужно делать, но то ли кажущийся долг, то ли абсурдность открывшегося из-за не осознания сути простого, уводит нас в противоположную сторону. Именно, кажущаяся ненадежной или невероятной жизнь, проста, а привыкли мы, как раз, к усложненному, принимая мир нагромождением условностей, исключений, правил, не нужных необходимостей и всего, что с успехом составляет ежедневную суету, кажущуюся нам хорошо продуманным планом и логичной линией поведения.
Все же, как представляется – частности, в которые эта прямая зачастую утыкается, видятся нами чем угодно, и на кого же угодно и списываются, но принимаются в виде нормальных отклонений, в принципе объяснимых, и кажется решаемых, пока решаемых…, пока человек, подобно Алексею, не встает перед проблемой, которую оставшись прежним, решить сам не может, а потому вынужден делать выбор, который и оправдывает перед собой же всю свою оставшуюся жизнь…
Раздавшийся звонок телефона вернул "Солдата" на грешную землю – звонил Ананьевский, прося приехать не вечером, как договаривались, но прямо сейчас. То, что стало сегодня жизнью, продолжалось, и все дальше, и дальше отдаляло "Солдата" от нормальности ее восприятия, и от привычки видеть ее такой, какой она должна быть в действительности!
* * *
После встречи с "Культиком" Алексей торопился перевезти Милену на снятую им квартиру. Задача казалась легкой – вещей было не много, а адрес совсем близко от ее дома.
Управившись с основным, наняв "Газель", и "добив" оставшееся уже к позднему вечеру на своей машине, он вымотался как бесхозный пес в поисках съестного. Еле успев принять душ и немного разобрать перевезенное, как почти праздничный ужин был подан полуобнаженной богиней охоты, как он называл хозяйку "нового очага".
Девушка действительно без отрыва от ведения домашнего хозяйства умудрялась часа полтора – два уделять физическим нагрузкам и добилась за годы занятий, начиная буквально с детства, поразительных результатов. Хотя поразительным скорее было то, как ей удавалось подобную форму сохранять почти не выходя из дома. Когда на очередной вылазке на природу ее увидел в купальнике его друг "Доктор" – тот самый хирург разговаривающий с врачами о маме Алексея, то сразу начал уговаривать ее выступать профессионально в соревнованиях по фитнесу и все восторгался формой ее задней двуглавой мышцы бедра, как он говорил: "…такая форма – это же мечта многих не только женщин, но и мужчин в спорте".
Вообще нужно заметить, что Владимир был не столько бабник, сколько ценитель женского тела, и получал огромное удовольствия от красоты и шокирующей, но не навязывающейся пластичности, очаровавшей его спутницы, "Солдата", он даже не заметил ее увечье, и даже то, что его прикрывало.
Алексей ненамеренно пытался создать параллели с Ией, ведь и она была для него Артемидой, правда тогда все было другое, и сейчас, конечно, не могло быть по прежнему. Поначалу ему даже было больно такое сравнение, но после он привык, тем более, что для этой женщины было тяжело придумать что-то более подходящее, но если только Венеру, что казалось некорректным, не говоря уже о том, что статуи с изображением этой богини ему не очень нравились. Мало того, ему доставляло удовольствие наблюдать за ее занятиями, и не важно, в чем именно она упражняясь. В движении Милена казалась совершенством, хотя и в стационарном положении трудно было найти хотя бы один изъян.
Сегодня, после нелегкого, хотя не настолько, как вчера, трудного дня, Алексей наблюдая, за переливающейся пластичностью и грацией, овладевшей его вниманием нимфы, размышлял над тем, что эта представительница противоположного пола должна была бы достаться другому – более подходящему и более заслуживающему это. Он, конечно ценил, но не мог воздать ей должного, хотя бы потому, что не имел на обладание ею никакого права, а с сегодняшним своим положением Алексей вообще не должен был допускать рядом с собой кого либо, в ином случае обрекая человека, ставшего ему близким и дорогим, на смертельный риск.
Для поддержания хорошего настроения "Солдат" попытался рассказать хоть что-то, и случайно попал прямо в точку, интересовавшую и его подругу:
– Друг мой, а знаешь, где я сегодня был?
– Не друг, а подруга…, хотя и правда друг!.. И где же?
– Хорошо, моя обворожительная половинка, вобравшая в себя все, что мне нравится… только не егози!.. А был я сегодняяя… в церкви, что напротив. Представь себе…
– Странно, как тебя туда занесло?… Ну в смысле – здорово, даже очень – просто неожиданнооо… как-тооо…
– В том-то и дело – каким-то чудесным образом, иии… странно не это, и не то, как ко мне отнеслись, а как я к себе отнесся.
– Что именно?
– Я читал какой-то… не помню как называются, чтото там… покаянный…
– Канон?
– Угу…, хм, ну да канон. Иии даже потерялся в мыслях, а после и вовсе слезу пустил… – Она посмотрела на него внимательно, но промолчала. Он же не замечая пристального взгляда, продолжал:
– А потом, от куда не возьмись появился батюшка, такой высокий, с интересным лицом, немного монголоидного типа, но точно русский…
– Протоиерей Иоанн?
– Что?… Почему прото…, и почему Иоанн…, хотя кажется именно так его и…, ааа ты то от куда…?
– Вообще-то живу я здесь неподалеку…
– Благодарю вас мадемуазель, я заметил, просто тоже как-то неожиданно. Ты что тоже…
– Бывает даже на его службы хожу, а проповеди у него – заслушаешься… А еще…
– Только не говори какие-нибудь гадости, я все равно не поверю!
– Про него-то?! Никто и не скажет – не о чем. Он както странно угадывает, но не то, что ты от него ждешь в виде ответа, а то, что…
– И оказывается наиболее важным, причем ты это понимаешь уже после…
– А ты от куда знаешь?
– А тоже удивил? Что-то наподобие и у меня сегодня проскользнуло. Как-то вот…, он уж очень вовремя появился, и будто слушал мои мысли, ааа потом…, так говорил о том, в чем я "не в зуб ногой"…, и я не только все запомнил, но и понял. Признаться честно – я до их пор под впечатлением. Как-то все сказанное им вроде бы близкое сердцу, но какое-то непривычное и предопределяющее, будто, знаешь…, ну вот кажется, пока не взялся, никто не спросит и не накажет, но стоит только чуть этого коснуться – и то, что ты узнаешь и поймешь из "можно и нельзя" и "хорошо и плохо"…, уже не оставит без наказания…
– А может, через это и спасение?!.. – Он поднял взгляд и ему показалось, что на него смотрят два глаза, как-то внимательно, почти как Ийка когда-то, когда он касался ее отношений с церковью. Прежде чем ответить, она всегда старалась понять праздный это интерес или действительно, что-то зацепило ее Леличку и отвечать нужно серьезно и обстоятельно. Правда взгляд его покойной жены был пронизывающе глубоким и отрывался лишь когда нащупывал ответ. Милена же искала не то, на деле просто пытаясь понять этого человека, а еще точнее понять – здесь он, с ней или мысли его где-то витают, а основная жизнь проистекает в местах ей недоступных.
Но даже будучи "где-то там", Леля все равно был рядом, слушал ее, обнимал, улыбался, сопереживал, и даже, как ей казалось – любил, но именно иногда, как-то урывками, то ли когда мог себе это позволить, то ли когда могли позволить обстоятельства.
Большинство их общения он был нормальный мужик или как она говорила – "ее сбывшаяся мечта", но бывало грань нормальности, казалось, смывалась и проявлялась что-то отражающее то ли муку, то ли нечто неразрешенное и не разрешаемое, что давило до боли изнутри. В такие моменты его не становилось жалко – напротив, появлялась даже какая-то зависть к тому, как этот человек умеет все скрывать и, может быть, небольшая радость – ведь что-то глубоко запрятанное проявилось на его лице, именно потому, что он был с ней, как бы чувствуя себя возможным расслабиться хотя бы на чуть-чуть, а значит она для него чего-то да значит!
С ним она научилась понимать человеческие чувства без слов, потому что, как он говорил: "… выдавить из себя слово гораздо легче, чем сделать что-то, подтверждающее свое настоящее отношение…" – и она это без слов понимала, особенно когда он незаметно приносил охапку цветов, или один, но такой, что глаз оторвать было не возможно. Приносил и где-нибудь клал в незаметном месте, так что бы она нашла случайно, но обязательно нашла. Это вызывало восторг, и неожиданную радость от понимания того, как к тебе относятся. Сам же он с нетерпением ждал этого момента и видя восторг Милены от находки, радовался не меньше, правда сдержанно, но как всегда откровенно.
Был уже поздний вечер, день вышел снова перенапряженный, и совершенно не понятно, когда он успел купить и как незаметно завернул в ее халат, длиннющую розу с огромным бутоном, уже начинающую распускаться, и как всегда ее любимого цвета… Ей показалось, что такая красота будет лучше смотреться на фоне полностью обнаженного тела, в свою очередь покоящегося на почти черных простынях. И не ошиблась – любимый вошел в спальную комнату и…
"Гипотетика"
"Зло малое великим да не станет"
(Софокл "Идип – Царь")
Встреча с "Культиком" была посвящена, как и было оговорено, небольшому экскурсу в истории отношений "Сильвестра" с неким Березовым, имевшим в своих активах треть советского легкого автопрома, банки и многие вспомогательные структурки. Вектор действий последнего был направлен не только на увеличение своего холдинга и прочего хозяйства, но и намечалось некоторое движение, пока слабозаметное, в сторону семьи президента, что вполне, со временем могло вознести его на вершины могущества. Сегодняшний же конфликт с "Иванычем" "весил" ровно сто миллионов и совсем не в американской валюте, которые авторитет считал своими, но кажется не совсем имел на них право. Далее следовали рассказы о нескольких встречах, с некоторыми подробностями и наконец суть – адреса, по которым этот человек появлялся.
Определенное неудобство, заключающееся в недавно состоявшемся покушении на него посредством направленного взрыва, при котором погиб водитель, что повлекло за собой усиление охраны и передвижение буквально "рысью", а соответственно и усложняло задачу многократно.
Смущало то, что этот гражданин не был похож на представителя криминальной структуры, но рассказанное о нем, представлялось еще более худшим вредом, нежели несли представители организованной преступности. Несомненно и "Седой" знал о готовящемся, и если не считал нужным что-то поправлять, значит все ложилось ровненько и в его планы.