Подумать было о чем, в особенности почему "Седой" предупредил о неприятностях, зависших над Гришей, но не словом не обмолвился о "чистильщике" – подстава?! Но все размышления приводили к выводу: "Эти события не относятся к задумкам одного человека, как минимум попытка взять "Солдата" точно из другой оперы!
Солоник? А что Саня, у него своих проблем и врагов множество, к тому же у него гостей каких только не бывает, и без этого он жить не может, когда-нибудь эта привычка закончится неприятностью, может быть даже последней!"…
В принципе, отсутствие "Грини", из-за его ареста, давало возможность подобраться к Пылевым еще ближе, и здесь случайно завязанные отношения с Андреем, стали неплохим подспорьем, к тому же деньги забирать теперь приходилось именно у него. "Солдат" предпочитал в этой ситуации появляться неожиданно и инвестироваться сразу на большой промежуток времени. Никто не был против – доверие доверием, но встреча с человеком, способным лишить тебя жизни, приятной быть не может. А если еще "Гриня" узнает, когда выйдет, а он точно выйдет, что с его "ликвидатором" налаживают мосты…, а узнают, опять таки, обязательно, то закончится, может все плачевно.
То, что пока нет "руля и ветрил" его никто не тронет – было для "Сотого" очевидным, но привычка всегда предполагать опасность, чтобы ликвидировать ее или избежать, заставляла быть подозрительным, постоянно искать и анализировать, что, впрочем, давало свои плоды.
Иногда он сопровождал Милену, выезжавшую по делам или в магазин, но делал это незаметно для нее и соответственно для перспективного "хвоста". И как оказалось не зря. Уже через месяц после ареста шефа, Алексей "проведя" возлюбленную почти до подъезда, а так он поступал периодически – это была обычная практика безопасности, ведь следить за женщиной проще, а результат один…, и уже собираясь припарковать свою машину во дворе другого дома, как вдруг заметил, как к ней, вынимающей покупки из багажника, подскочили два парня и настойчиво, с толчками и издевкам, принялись к чему-то ее принуждать.
Растерянная и испуганная до шока, она выронила пакеты и буквально опустилась, опираясь спиной о стену дома, на асфальт и от беспомощности зарыдала. Конфликт, природа, которого была неизвестна "Солдату", сопровождавшийся начавшейся истерикой, были на лицо! Думать было некогда и "Сотый" несясь сайгаком, перескакивая и не замечая на ходу попадающиеся машины, поначалу предполагал, что с его женщиной уже что-то сделали. Он настолько разогнался, что останавливаться не стал, и всей массой в прыжке через капот "Митсубичи" Милены снес обоих, одного навсегда, размозжившего себе голову о тротуарный бордюр при падении, второй – ненадолго потерял сознание.
Пока "Леля", кратко с установкой интонаций, объяснял в конец обалдевшей девушке, что нужно делать и упаковывал обоих налетчиков в ее автомобиль, еще живой "второй", начал приходить в себя, что и показал своим шевелением, это была его ошибка. Уже отъезжая от дома, и хорошо, что это был поздний вечер – никто ничего не заметил, телодвижения очухавшегося заставили водителя остановиться и вежливо попросить бедолагу эти самые чувства на время потерять. Важно было не переборщить, потому как оставшийся, пока в живых, правда о смерти первого Алексей не знал, должен был о многом рассказать, а пока рассерженный кавалер связал обоих их же брючными ремнями.
Добравшись до одного лесочка, тайными тропами преодолев посты ГАИ, заехав поглубже и перетащив "пленнённых" в овраг, Алексей попытался выяснить: а собственно говоря, какого…, они пытались сделать?!
Приглядевшись к мертвому, и поняв, что тот уже не живой, "несущий смерть" узнал в нем одного из Гришиных пацанов. Это заставило задуматься, а заодно и составить ряд вопросов, задать которые, появилась нежданная возможность. Передавать происходящее смысла нет, тем более что избиений и пыток не было, а каждый вопрос получал длительное и подробное объяснение.
В целом картина выглядела следующим образом: ребятки искали именно ее – Милену по заданию "Грини", имея на руках какую-то, ветхую фотографию, правда помогла им и марка машины и приблизительный цвет, от куда-то у них появившихся. Найденную мадам нужно было не только найти, но и привезти в заранее обговоренное место – на строящуюся дачу Гриши, где разумеется, ее ничего хорошего ждать не могло. Одним из главных вопросов, который интересовал, оказывается авторитета – на сколько плотное отношение к ее исчезновению из больницы имеет "Солдат"? Это было неожиданным и настораживало. Мало того, те же ребятки пытались проследить несколько раз и за ним, но он все время уходил, не оставляя им не единого шанса – мальчишки, а все туда же! Сегодняшняя находка была случайной и о ней никому сообщить не успели. Странным еще было и то, что на сегодняшний день Барятинский был в местах отдаленных и недосягаемых.
Оказывается парень, кое что знал и о его семье, именно при нем Гриша давал команду "Усатому", задержать отъезд Алексея, но при этом просил "особо не разворачиваться". Немного потеряв нить рассуждений после услышанного и помолчав минут пять, что бы собраться с мыслями, "Сотый" задал два последних вопроса:
– Друг мой, значит сам ты тоже убивал?… И кого же?…
И скольких отправил на тот свет?
– Да ни кого я не убивал!.. – И уже совсем не выдержав зарыдал, уткнувшись лбом в ствол, подставленного напротив головы, пистолета, от чего вздрогнул, почувствовав холодный металл и заикаясь промямлил:
– Вот эта девка и есть моя проверка, только вряд ли я смог бы…, вот он меня затащил…, говорит: "Хорошие пацаны, хорошие "бабки", сила и все такое…". Гх-гх…, неее убивай…, а я все что хочешь…, – Глядя на этого мальчика, в принципе не на много младше самого "Солдата" – каких-то семь лет, Алексей силился понять, что толкает подобных этому, не глупых, но главное не готовых к подобным испытаниям, молодых людей, на такие шаги, как этот?! Ну ладно, он сам уже пропащий вместе со всей своей душещипательной историей, но эти-то совсем салажата. Правда, собираясь в кучу представляют себя волками, и как-то странно – "одиночками", хотя как раз в одиночку из себя что-то представлять и перестают.
Парень сидел, весь дрожа, со связанными за спиной руками и стреноженными ногами. Глаза, находясь на "мокром месте", и толи из-за боязни, толи из-за стеснения не сосредотачивал взгляда на задающего вопросы, а усердно уткнувшись в его ноги, не желали более ничего замечать.
Хлюпающий нос покраснел и стекающие вдоль него слезы, перескакивая пухлые губы, терялись в отпущенной редкой бородке – эдакой понтовой фенечке, предающей своеобразное отличие от других. По мнению тогдашних молодых людей, убивших хотя бы одного человека, или возомнивших о себе, как о уже состоявшихся киллерах, правда ведущих себя не соответствующим образом, носили как доблестную особенность – бородку в стиле Ильича. В придачу с очками она представлялась кажущейся безопасностью от милиции, а главное делала их внешность загадочной для окружения, чем собственно на самом деле и привлекала внимание внутренних органов, у серьезных же людей вызывая улыбку.
Человек, находящийся уже продолжительное время в розыске, живущий по поддельным паспортам и прошедший не одну проверку, и понимающий, что лишь легко и быстро меняющаяся внешность, надежная легенда, игра, равная актерской, конечно деньги, неприметные образ жизни и поведения – вот залоги успеха конспирации в нелегальной жизни и то, лишь в случае, если все это базируется на осторожности и терпении!
Парень своими глазами, которые, в моменты большего испуга, буквально таращил, напоминал "Сотому" обреченный взгляд косули, застрявшей в болоте, куда ее направили загонщики. Тогда он так и не смог выстрелить. Взгляд животного был полон жизни и ее желания – думалось, что люди так не сморят, потому что слишком много о себе мнят. Тогда на охоте из канатика он соорудил петлю, набросил на шею погибающей в трясине животине, вытянул на сухое место и опешил. Толи что-то понявшее парнокопытное, необычайно красивое и грациозное, толи просто из благодарности, она подошла вплотную, мотнула головой, сбросив веревку и, как показалось, медленно поклонившись до самой земли и лизнув в ухо, исчезла в ближайших зарослях.
Странно, но косулю больше не видели ни загонщики, ни стоящие на "номерах". Хотя все было перекрыто, обладательница огромных глаз и благодарного действа словно испарилось, правда навсегда оставшись в памяти человека, который иначе иногда относился к людям…
Посмотрев документы Михаила – именно так того назвали родители, стало понятно, что он здесь если не по глупости, то явно случайно попавший пассажир. Лишать его жизни, просто чтобы обезопасить свое существование, казалось не возможным – сдаст, так сдаст, не имеет он, "Солдат", на нее право, в принципе и на остальные то не очень, но там другое дело! Что ж – эту жизнь он может спасти, конечно, при условии, что Михаил сам ее впоследствии не загубит.
Посмотрев на обреченного вида молодого человека "пятый из 99" поинтересовался, чисто автоматически, уже заранее решив его отпустить:
– Что и исчезнешь, и в другой город к бабушке уедешь?… – Парень первый раз поднял на Леху глаза, в них отражалась надежда и зарождающаяся благодарность, которая находит своего благодетеля, даже через года, что не ускользнуло от цепкого взгляда решающего сейчас судьбу этого человека.
– Я…, я…, да…, да я в Карелию, к деду…, навсегда…
– Ты хоть понимаешь, что после того что наговорил мне, совсем не жилец, а Грише попадешься, так он из тебя ремни резать будет… и ты…, хороший мой, все обо мне расскажешь! Что ж с тобой делать то?!.. – Этот юноша, почти еще мальчик, которому не было еще и двадцати, вызывал доверие, "Солдат" ошибиться не мог – этот точно сквозанет, и не то что бандитствовать, но и красть теперь не будет.
Неожиданно выхватив, засунутый было за пояс пистолет и дослав патрон в патронник, Алексей выстрелил совсем не целясь – пуля прошла совсем рядом с виском, лишь чуть зацепив ухо:
– На всякий случай, что бы помнил – следующая твоя! Дашь мне адрес, где осядешь, соврешь – достану, увижу тебя в Москве – пеняй на себя, вообще услышу о тебе – копай могилу, уверяю – большую не успеешь… Да, и вот еще что, "Солдат", телку которого вы искали – это я…, и с коровами я не живу – это была моя женщина…, но тебя, с этого момента, это не касается…
– Ууууу… ууууу… эхм… спаааа… спас… си…их… бооо… – Уже в машине, парень отойдя от шока, клялся и божился, а в конце и вовсе обещался помочь если что. Правда вся его помощь, по его словам, могла заключаться лишь в предоставлении дедовского дома, пищи и рыбалки – а что еще надо?!..
Снабдив парня деньгами, гораздо большей суммой, чем нужно было на билет и посадив его на поезд, с обещанием обязательно приехать порыбачить и привезти хорошие новости, "Сотый" вернулся в лес и доделал дело до конца – перевезя труп человека, пытавшегося насильно увезти Милену, на МКАД, и положив тело под мостом, таким образом, что бы создавалось впечатление падения с этого моста, как раз на парапет головой. Ремни особых следов на запястьях не оставили, так как были надеты после смерти и поверх нижнего края рукавов пиджака. Почему именно так?… – Что бы нашли, да и потому что Алексей считал важным для родных знать, где покоится их родственник.
Может это и малопонятное рассуждение, но исходя из своего понимания жизни, мироощущения и желания, а он, не боящийся смерти, переживал скорее не о том, что могут убить, а о том что захоронят, как собаку в безвестном лесу. И переживал он не за себя – ему то будет все равно, где гнить, а вот отец, сестра и другие…, и знал это точно, будут маяться… Так что, лучше так, как он сделал. Авось и с ним так же поступят.
Доведя до логического конца не им начатое, отправился успокаивать будущую маму, по пути захватив две бутылки красного испанского и огромный букет ее любимых роз.
Вернувшись на, только два дня назад, снятую им квартиру, где ждала Милена, Алексей застал ее еще в состоянии близком одержимости шоком. Все было перевернуто вверх дном, слезы так и не кончились, дрожь раз от раза пробегала через все тело, всегда поражавшая своей натянутостью осанка "сломалась", голос осип, стал низким и хриповатым:
– Я больше так не могу жить, ниии мооогу, ни могу…, ни хочууу!!! Я не хочу ждать и переживать, не хочу оглядываться, я хочу здесь и сейчас…
– И чего же?… – Гримаса усталости, перемешанная с безысходностью, полоснула спокойное обычно лицо "Солдата" – это сразу привело девушку в чувство и напрягло, вернув память на три часа назад. Это испугало, но прекратило истерику:
– Господи! Ты же чуть не погиб, а я…, фууу…, а я вообще… – я так испугалась, когда увидела этого…, он же тогда в ангаре был… ужас, ужас… Я подумала что всё! И как это ты…, прям я и понять ничего не успела, и подумать не могла…
– Не ты одна, они тоже…
– А куда ты их отвез, ты же их не убил?… Хотя надо бы…, особенно этого… – так меня по животу ударил… ой, по груди…, посмотри какой синячище… воть…
– Не переживай, ты их больше не увидишь. Тот что тебя обидел сошел с ума, и я отвез его в клинику, пришлось правда потратиться. Представляешь, врач сказал, что это скорее не последствие удара, а чего-то содеянного. Что-то наподобие нервного перенапряжения, повлекшего отключение мозгом какой-то своей ооотчень важной части… – я не запомнил. Родственники не в претензии наоборот благодарны, что подобрал – он же ничего не помнит, а я быстренько чего-то придумал…
– А второй – совсем мальчик…
– "Совсем мальчик", пожелал заниматься сельским хозяйством и виноделием в предместьях Парижа у своего родственника… – вообще чего он тут делал!? Кстати, обещал в виде извинения присылать "до востребования", с каждого урожая ящик своей продукции, специально для тебя… – За все время пока он говорил не одна мимическая мышца не изменила своего положения, что породило в голове Милены непонятное впечатление, поселившееся ровно посередине между ложью и явной правдой. Губы ее открылись, но так ничего и не произнесли, все что он говорил, могло быть несомненно правдой, правда только в случае если с момента происшествия прошло бы пару недель, но так складно и вкрадчиво звучавшая речь, уже не останавливающаяся на протяжении пятнадцати минут, причем без запинки и с подробностями, придумать, которые, по ее глубокому убеждению, просто невозможно, что заблуждение стало паническим, резко перешедшим в гомерический смех.
Тем временем, видя что его рассказ достиг цели и наконец-то заставил выплеснуть энергию переживаний, он продолжал:
– Ты что, не веришь мне что ли?! Ты мне не веришь?!! Хорошо, вот смотри – он уже прислал две бутылки, не обращай внимание, что испанское, он просто по пути во Францию завернул к двоюродной бабушке в Севилью. Она, кстати, живет… представляешь – соседка Севильского цирюльника…, ну в смысле тех, кто сейчас занимает этот дом. Сущий, мамой клянус!.. Вот и письмо прислал… – Сил смеяться больше не оставалось и Милена уже икая, и слезно умоляя прекратить пытку, держалась за затылок, мышцы которого затекли от постоянного напряжения смехом. Нужна была концовка для полной разрядки и уже откупоривая бутылку из провинции Риоха, Алексей ляпнул совсем противоположное:
– Да не переживай, отомстил я за тебя – застыдил их в конец, и они вырыв себе одну на двоих яму, просто умоляли пристрелить их… Представляешь, стоят на коленях и умоляют, не можем, мол, с таким позором больше жить…
– Ха-ха-ха… и что же… ты же…
– А что я…, я бы с удовольствием…, да "пестик" свой на жвачку променял, хочешь попробовать?…
– Нуууу прааааавдаааа, я сейчас умру…, ну же, Леля!!!..
– Леля, Леля…, да живы они…, вон до сих пор на коленях стоят…, выгляни из окна увидишь… – Девушка было рванула, но после уже совсем без сил подошла на цыпочках, обвила его шею руками и уткнувшись в его плечо тихо, тихо произнесла:
– Почему ты такой хороший – все, все понимаешь, все умеешь…, я тебя очень… люблю… Ты можешь не отвечать… – и так хорошооо. Еще час назад с ума сходила…, а сейчас… уже не от горя и страха, а от тебя… пошли…
Из искры возгорится пламя
"Я на душу смотрел,
А она на меня -
Сквозь коросту
Из дыма, камня, огня…"
(из тюремных дневников автора)
Найдя еще одного Гришиного врага и уничтожив его в спортивном зале недалеко от Белорусского вокзала, "Сотый" мог пока успокоиться, да и сам "Северный" в своих малявах из тюрьмы его постоянно упоминал и просил "Сильвестра" присмотреть за ним, и помочь в случае неприятностей. Все эти бумаги проходили через братьев и соответственно держали их не только в курсе дел, но и давали понять, что предпринимать можно, а что нельзя.
Прошло пол года с момента ареста Гриши, адвокатам дело развалить быстро не получалось, и все же момент освобождения "главшпана" хоть и откладывался, но сомнений не вызывал.
Какая-то необходимость, кажется, передача приобретенного "Солдатом" оружия, привела его в дом Олега Рылева, а точнее в квартиру, которую тот снимал. Неожиданно она оказалась, возможно на время именно его приезда, насыщена человеческим материалом постепенно перерабатываемым в машин – убийц. Каждый, из здесь присутствующих: Рома "Москва", Юра "Мясо", Леха "Кондрат", Вован "Булочник", Серега "Камбала" и Витас… – просто Витас, имел на своем счету по несколько человеческих душ, причем половина их "работ" выглядела ужасающими и нерациональными.
Скажем двое из них всаживали в головы своих целей по обойме, от чего те почти разлетались и становились малопригодными даже для похорон в открытых гробах! Один "красавец" имел привычку убивать не только указанного человека, но и всех, кто это мог видеть, а поскольку мест для стрельбы он не выбирал, то поле его деятельности зачастую носило вид массового убийства.
Исполнительность и неразборчивость в средствах были важнейшими для них качествами и ценились, хотя оплачивались "так себе". Зато многое спускалось им с рук, пока, во всяком случае, в том числе и наркотики, которые в скором будущем всех их, за исключением Сергея и Алексея, свели в гроб, разумеется не совсем естественной смертью.
Пока Олег был занят разговором с приехавшим "Петровичем", которого между собой называли "Слюнявый", за некоторую, вполне выходящую из погремухи, особенность нижней губы.
Ребятки расположившись в огромной зале с белым роялем, камином и барной стойкой, непринужденно забивали "касяки", каждый на свой вкус и со своими ингредиентами. Отравой потяжелей "убивались" к ночи, что бы днем быть работоспособными. Окружив со всех сторон Алексея, и признавая в нем чуть ли не учителя, которого младший Рылев уже всегда ставил в пример, засыпали вопросами и предложениями поучаствовать в раскурке:
– Не, пацаняки, от всей души… Я уже раз попробовал – до сих пор все болит…
– Чем же ты так раскумарился то?…