Маршал Жуков - Владимир Карпов 34 стр.


* * *

Позднее опять так же, как и в случае с планом Сталинградского контрнаступления, возникли разные версии: кто предложил, кто был первый. В своих воспоминаниях Жуков вынужден был оправдываться по этому поводу. Опять-таки не претендуя на единоличное авторство по замыслу Курской битвы, он уточняет, что этот его доклад был написан 8 апреля; командующий Воронежским фронтом и командующий Центральным фронтом прислали свои разработки 13 апреля. Причем они прислали эти разработки не самостоятельно, а после того, как Ставка ознакомилась с предложением Жукова и дала приказ перейти к обороне, проинформировав об обстановке, и в соответствии с ней просила дать свои соображения - что они и сделали.

10 апреля Сталин опять приказал Жукову вернуться в Москву. 11 апреля состоялось обсуждение плана всей летней кампании 1943 года, а потом отдельно обсуждался план операции в районе Курской дуги.

У Василевского в то время уже закрепился хороший заместитель - генерал Антонов. Вот с ним и с Василевским Жуков целый день 12 апреля проработал в Генеральном штабе, подготавливая материалы для доклада Верховному Главнокомандующему. И вечером того же 12 апреля они втроем докладывали эту окончательную разработку Сталину.

Суть замысла, а в конечном счете и решения, принятого Сталиным и всеми его ближайшими советниками, сводилась к тому, что операция на Курском выступе должна состоять из 2-х этапов: 1-й этап - это преднамеренная, устойчивая оборона, выбивающая основные силы наступающего врага, и 2-й этап - это решительное наступление и разгром группировок противника, которые будут наступать под Курским выступом.

Жуков подчеркивает это, выделяя особым шрифтом в своих воспоминаниях:

"Таким образом, оборона наших войск была, безусловно, не вынужденной, а сугубо преднамеренной, и выбор момента для перехода в наступление Ставка поставила в зависимость от обстановки. Имелось в виду не торопиться с ним, но и не затягивать его".

После завершения этой многотрудной подготовительной работы Сталин приказал Василевскому и Антонову оформить все документы, то есть план этой операции и директивные указания войскам. А через несколько дней попросил Жукова вылететь на Северо-Кавказский фронт, где велись очень напряженные и не совсем успешные бои по ликвидации Таманской группировки противника.

Опять Жукову поручалась очередная трудная задача, с которой не справлялись местные командующие. Но вопрос стоял об уничтожении пятнадцати или более дивизий противника, а это около 200 тысяч человек, и еще об освобождении порта Новороссийск, появился бы первый возвращенный порт на Черном море.

Жуков полетел туда, взяв с собой работника Генерального штаба Штеменко, наркома Военно-Морского Флота Кузнецова и командующего ВВС генерала Новикова. Прибыли они в 18-ю армию, которой командовал Леселидзе. Ну и, как догадывается читатель, там находился будущий Маршал Советского Союза Брежнев, а тогда полковник - начальник политотдела армии. Это не член Военного совета, не начальник политуправления, а начальник политотдела армии. Ему и по должности-то всего полагалось звание полковника.

Не буду подробно описывать все проблемы боевых действий, с которыми пришлось сталкиваться Жукову, тем более что никаких значительных результатов здесь не удалось добиться даже Жукову, и Ставка в конечном счете решила отложить решительные действия до более благоприятного времени. Упоминаю я эту поездку Жукова только потому, что в его мемуарах есть такой абзац: "Об этом мы хотели посоветоваться с начальником политотдела 18-й армии Л. И. Брежневым, который там неоднократно бывал и хорошо знал обстановку, но на этот раз он находился на Малой Земле, где шли тяжелейшие бои".

Многие читатели, вероятно, знают происхождение этого абзаца, откуда и как он появился в воспоминаниях Жукова, но для молодых, кто, возможно, этой истории не знает, я напоминаю. После того как Жуков закончил написание своих мемуаров, рукопись очень долго ходила по инстанциям и не сдавалась в печать. Жуков кого только не просил помочь в издании, но все оказывались бессильными. Не продвинул даже Косыгин - Председатель Совета Министров, к которому Жуков обратился, когда тот посетил его, уже больного, в больнице. Оказалось, препятствовал изданию сам Генеральный секретарь Брежнев. А причина была в том, что он, уже маршал и многажды герой, в мемуарах Жукова не упоминается ни разу!

Редакторы просили Жукова хоть что-то написать, а он отвечал: "Но я же с ним не встречался, я его не видел, я не стану врать и писать неправду!" Тогда мудрые редакторы сочинили абзац, приведенный выше, и попросили у Георгия Константиновича разрешения вставить эти слова в его воспоминания. Георгий Константинович сначала разозлился, потом попыхал-попыхал, махнул рукой и сказал: "А, ладно, вставьте: умный поймет". Так родился этот абзац.

Возвратясь в Ставку, Жуков полностью отдался подготовке и организации действий войск в Курской битве.-

Работа эта длилась несколько месяцев. И казалось бы, в период, когда не было активных боевых действий на фронтах, можно было несколько отдохнуть после напряженных боев под Сталинградом, Ленинградом, Харьковом. Но не тут-то было! В этом затишье не только Жуков, но и Сталин, и все члены Ставки, да и командующие фронтами испытывали нервное напряжение, не меньшее, чем в боях.

Фронты создавали эшелонированную оборону глубиной до 300 километров, где в траншейной системе были окопаны не только орудия прямой наводки для истребления танков, но и много танков, чтобы выбивать танки у противника стрельбой с места. Артиллерия пристреляла необходимые рубежи и районы. Шла сложная перегруппировка войск. Сосредоточивались огромные силы. На двух фронтах - Центральном и Воронежском - только общевойсковых армий было 6, танковых армий - 2, воздушная армия - 1, стрелковых корпусов - 22, стрелковых дивизий - 76, отдельных стрелковых бригад - 4, отдельных танковых корпусов - 4, отдельных танковых бригад - 9, дивизия гвардейских минометов "катюш" - одна и много специальных войск. И вот все перечисленное изготовилось к бою. Ждали начала наступления противника... А он не наступал. Командование терялось в догадках: что же происходит? Может быть, ошиблись? Может быть, создали здесь такую плотность войск, боевой техники, а противник ударит где-нибудь на другом участке фронта? Может быть, на Москву?

Еще и еще раз проверяли через разведку, и она подтверждала: нет никаких ошибок, здесь у противника сосредоточены главные ударные группировки для решительного наступления - и перечисляла, в подтверждение этого, номера соединений и направления их предстоящих действий. Разведка доказывала - ошибки не может быть. А гитлеровская армия все не наступала.

Сталин послал на передовую для координации действий Воронежского и Южного фронтов Василевского, а Жукову было поручено координировать действия трех фронтов: Центрального, Брянского и Западного.

Наконец разведка доложила, что противник перейдет в наступление 10-12 мая на Орловско-Курском и Белгородско-Обоянском направлении. Немедленно Ставка проинформировала войска, и все напряглись в ожидании. Но и в эти дни противник в наступление не перешел.

И опять томительное ожидание. И вновь поступает информация, что противник перейдет к активным действиям не позднее 26 мая. И опять боевые действия не были начаты. Командующие фронтами, Жуков, да и Сталин окончательно занервничали. Ватутин предложил Верховному Главнокомандующему изменить решение и самим нанести упреждающий удар. И Сталин заколебался. Он даже поговорил с Василевским о том, чтобы Генеральный штаб разработал план для перехода к решительным действиям немедленно. Но сказал Василевскому: "Я по этому поводу посоветуюсь с Жуковым". Как позднее узнал Василевский, Сталин почему-то с Жуковым советоваться не стал. Может быть, опасался, что Жуков отговорит его от перемены ранее задуманного плана. Жуков мог быть убедительным, и аргументы его всегда хорошо продуманы. В общем, Сталин об этом с ним не говорил.

Наконец 2 июля разведчики доложили, что наступление гитлеровцы начнут не позднее 6 июля. Нужно сказать, что наша разведка и в предыдущих случаях не ошибалась. Она точно устанавливала намечаемые даты начала наступления, исходя из тех сроков, которые намечали сами немцы. Но сами же немцы откладывали и меняли эти даты, поэтому и получалась такая вроде бы неточность в докладах разведчиков.

4 июля в 16 часов противник предпринял боевую разведку небольшими силами - всего четырьмя батальонами, с двадцатью танками. Конечно же он в оборону не вклинился, но наши захватили пленных из состава этой боевой разведки, и они показали, что на следующий день будет начато общее наступление. К тому же были взяты разведчиками "языки", которые тоже подтвердили эти сведения.

И вот теперь, основываясь вроде бы на неопровержимых данных о предстоящем наступлении, наши командующие фронтами решились на проведение (правда, заранее запланированной) артиллерийско-авиационной контрподготовки. Нетрудно представить, что произошло, когда ураганный огонь артиллерии и бомбы с самолетов посыпались на сосредоточившиеся войска противника. Во-первых, немецкие части понесли большие потери от огня! Во-вторых, в моральном отношении это противника обескуражило!

Вот что пишет Жуков о своих ощущениях в эти минуты: "Мы слушали и ощущали ураганный огонь, и невольно в нашем воображении возникала страшная картина на исходном плацдарме противника, внезапно попавшего под ураганный удар контрподготовки. Застигнутые врасплох вражеские солдаты и офицеры наверняка уткнулись носом в землю, в первую попавшуюся яму, канаву, траншею, любую щель, лишь бы укрыться от ужасающей силы разрывов бомб, снарядов и мин..."

И все же гитлеровцы в 4.30 начали свою артиллерийскую подготовку, а в 5.30 перешли в наступление по всему фронту. То, что им потребовалось всего немногим более 2-х часов для того, чтобы оправиться от такой мощной контрподготовки и они оказались способными начать наступление, насторожило Жукова. А позднее, как он сам пишет, из показаний пленных и осмотра немецких позиций, которые были заняты в результате нашего наступления, Жуков понял, что контрподготовка, несмотря на ее мощь, все же не достигла желаемых результатов, что ее начали рановато. Подразделения противника еще находились в окопах, в блиндажах, а танки и бронетранспортеры в капонирах. И поэтому немецкие части не понесли тех больших потерь, которые предполагалось нанести им в результате контрподготовки. И та картина, которую представлял Жуков, как гитлеровцы после открытия нашего огня кинулись в щели, окопы и ямки - эта картина не сбылась. Контрподготовку надо было начинать позже часа на полтора, когда живая сила уже вышла из траншей и находилась на открытом поле, а танки выведены из укрытий и готовы двинуться в направлении наших позиций. Но все равно противник понес большие потери и, главное, морально был обескуражен мощной предупредительной артиллерийской грозой.

А теперь обстановка как бы резко повернула на 180 градусов и мощнейший огонь артиллерии и авиации обрушился на позиции советских войск. Около часа длилась эта артиллерийско-авиационная буря, после которой двинулись гитлеровская пехота и танки. Они шли, полные решимости. В боевых порядках пехоты были новые "тигры" и "фердинанды": они поддерживали действия пехоты. Среди войск противника в период подготовки велась соответствующая моральная накачка, и немцы, как и в первые дни войны, шли в атаку с засученными рукавами, готовые уничтожить всех на своем пути. Однако подготовка, проведенная в течение нескольких месяцев на нашей стороне, тоже давала результаты, несмотря на мощь и решительность атаки гитлеровцев, она была отбита, Гитлеровцы залегли. Затем был дан повторный артиллерийский налет. Немцы опять кинулись вперед, вновь атака была отбита. И так было четыре раза. И только после пятой атаки и новой сильной арт- и авиационной поддержки немцам удалось вклиниться в нашу оборону и оттеснить советские части на 3-6 километров, на разных участках по-разному.

Жуков приказал командующему 16-й Воздушной армией Руденко поднять все свободные в это время самолеты для того, чтобы ослабить и, может быть, даже остановить удар гитлеровцев на главном направлении. Руденко бросил на это направление 150 бомбардировщиков, которые прикрывали 200 истребителей. Авиационный удар сыграл свою роль: наступление немцев приостановилось. Воспользовавшись этим, Жуков срочно перебросил две истребительно-противотанковые и одну минометную бригаду на теперь явно определившееся направление главного удара противника. Сюда же срочно был перегруппирован и 17-й стрелковый корпус. Первый могучий удар врага приняли на себя воины 13-й армии под командованием генерала Пухова.

Не считаясь с огромными потерями, командующий группой армий "Центр" фон Клюге продолжал гнать свои части вперед, и к концу третьего дня наступления они продвинулись на 10 километров в глубину нашей обороны. Но все же не была прорвана даже тактическая глубина. Понимая это, фельдмаршал фон Клюге с утра 7 июля вновь начинает артиллерийско-авиационную подготовку и приказывает продолжать наступление. До 10 июля части гитлеровцев здесь не смогли продвинуться ни на один километр. Наши подразделения держались стойко, вся предварительная работа давала положительные результаты. Даже расчеты 45-миллиметровых пушек, снаряд которых не пробивал броню "тигра", и те приспособились: они били по гусеницам, останавливая тем самым "тигры", а затем смельчаки подбирались к стальным чудищам и забрасывали их гранатами.

9 июля позвонил Сталин и спросил, как идут дела. Жуков доложил:

- На участке Центрального фронта противник не располагает уже такой силой, чтобы прорвать оборону наших войск. Я полагаю, для того чтобы не дать ему возможности закрепиться на достигнутом рубеже и организовать оборону, к которой он вынужден будет теперь перейти, надо немедленно переходить в наступление силами Брянского фронта и левым крылом Западного фронта. Это очень облегчит действия Центрального фронта, и он сможет провести запланированное контрнаступление.

Сталин сказал:

- Ну тогда выезжайте к Попову и вводите в действие Брянский фронт... Когда вы думаете там начать?

- Двенадцатого, - ответил Жуков.

- Согласен, - сказал Сталин.

В этот же день Жуков приехал в штаб Брянского фронта и здесь вместе с командующим генералом Поповым и, связавшись с командующим Западным фронтом Соколовским, организовал контрудар этих двух фронтов во фланг продвинувшимся против Рокоссовского частям фон Клюге.

Если посмотреть на расположение войск в районе Орла, то клин, выступивший в направлении города и несколько восточнее, представлял собой очень удобное начертание для нанесения именно флангового удара. Вот этот фланговый удар и организовал Жуков.

12 июля два фронта - Западный и Брянский- ударили под основание гитлеровского клина.

Ах, как заметался командующий группой армий "Центр" генерал-фельдмаршал Клюге! Он понимал, чем грозит этот мощный удар по тылам его частей. Клюге срочно снимает части даже главного направления и перебрасывает их против контрудара, организованного Жуковым, пытаясь тем самым спасти положение. Получив об этом сведения от разведки, Жуков немедленно приказывает перейти в наступление Центральному фронту Рокоссовского. Ослабленные части немцев на главном направлении не выдержали этого удара, стали медленно отходить.

И вот когда на Орловском направлении стало все ясно, опять позвонил Сталин и приказал Жукову немедленно переехать на Воронежский фронт, взять на себя координацию войск Воронежского и Степного фронтов, и особенно заняться направлением Прохоровки, где происходило очень напряженное танковое сражение.

Надо сказать, не снижая достоинства маршала Василевского, который находился в штабе Воронежского фронта и координировал действия войск на этом Белгородском направлении, Сталин посчитал, что будет еще надежнее, если в этой очень обострившейся обстановке перебросить сюда и Жукова.

По прибытии в штаб фронта Жуков побеседовал с Василевским, вник в сложившуюся здесь ситуацию и стал вместе с ним организовывать контрудар на этом направлении.

Что же здесь произошло и почему Сталин посчитал необходимым так срочно вмешиваться в дело Жукову?

Продвинувшись за первые три дня всего на 8 километров, командующий на этом крыле Курской дуги фельдмаршал Манштейн решил окружить наши части прямо в тактической глубине обороны, для чего сосредоточил около 700 танков своей группы армий "Юг" и около 300 танков группы "Кемпф", всего до 1000 танков и самоходных орудий. Когда Манштейн нанес этот удар, Василевский, вместе с командующим фронтом генералом армии Ватутиным попытались остановить войска немцев своим контрударом. Вот эти две наступающие крупные группировки и столкнулись во встречном бою в районе Прохоровки 12 июля.

Сталин дал в распоряжение Василевского резервы Ставки: 5-ю гвардейскую армию генерала Жадова и 5-ю гвардейскую танковую армию генерал-лейтенанта Ротмистрова. И двинул сюда еще 28-ю армию генерал-лейтенанта Трофименко из состава Степного фронта. И тут же Сталин приказал Жукову переместиться на это направление, где разгорелось главное танковое сражение на Курской дуге.

Я не нахожу ни слов, ни красок для того, чтобы описать танковое сражение, которое произошло под Прохоровкой. Постарайтесь представить около 2000 танков"столкнувшихся на небольшом пространстве, взаимно хлещущих орудий, горящие костры уже подбитых танков, выскакивающие из этих горящих танков экипажи - немецкие и наши - и кидающиеся врукопашную... И все это длилось целый день! Ожесточенность этого сражения можно представить и по потерям: более 400 гитлеровских и не менее наших танков остались догорать на этом поле боя или лежали грудами искореженного металла после взрыва боекомплекта внутри машины.

Приведу хотя бы короткие цитаты из описания участников этого сражения. Вот что пишет Герой Советского Союза Г. Пенежко: "На огромном поле перемещались наши и вражеские машины. Видишь крест на броне танка и стреляешь по нему. Стоял такой грохот, что перепонки давило, кровь текла из ушей. Сплошной рев моторов, лязганье металла, грохот, взрывы снарядов, дикий скрежет разрываемого железа. Танки шли на танки. ...Мы потеряли ощущение времени, не чувствовали ни жажды, ни зноя, ни даже ударов в тесной кабине танка. Одна мысль, одно стремление - пока жив, бей врага... Наши танкисты, выбравшиеся из своих разбитых машин, искали на поле вражеские экипажи, тоже оставшиеся без техники, и били их из пистолетов, схватывались врукопашную. Каждый из нас сделал на Прохоровском поле все, что было в его человеческих силах".

Это переживания нашего воина. А вот что чувствовал ефрейтор Войтхон, взятый в плен здесь, под Прохоровкой. Он сказал, что в его роте из 100 человек уцелели всего трое. И те попали в плен. Не более 12 раненых сумели уползти в тыл. Наш майор, который допрашивал пленного, среди документов увидел фотокарточку и, показав ее Войтхону, спросил: "Кто это?" - "Это я". Но на фотокарточке был полнощекий молодой человек с густыми волосами и очень бодрым, веселым выражением лица. "По-видимому, это очень давняя ваша фотокарточка?"

Пленный ответил: "Нет, это я сфотографировался в прошлом году, когда был в отпуске".

Назад Дальше