Особое задание
Двадцать второго августа Жукову в штаб фронта Конева, где он находился, позвонили из Москвы и передали:
- Верховный Главнокомандующий приказал вам немедленно прибыть в Ставку.
Жуков спросил:
- Не скажете ли, чем объясняется такая срочность?
- Вам предстоит выполнить особое задание Государственного Комитета Обороны. Больше мы пока ничего не знаем.
На следующий день вечером Жуков был уже в Москве и сразу же прибыл к Верховному Главнокомандующему.
Без долгих предварительных объяснений Сталин сказал:
- Вам необходимо срочно вылететь в штаб 3-го Украинского фронта и подготовить войска к войне с Болгарией. Мы уже в ходе Кишиневской операции вплотную подходим к границам, и, поскольку болгарское правительство, несмотря на наши неоднократные предупреждения, нарушает нейтралитет, о котором они официально заявили, и продолжают помогать фашистской Германии, практически сотрудничают с ней, мы вынуждены объявить Болгарии войну. Вам необходимо вместе с Толбухиным подготовить войска 3-го Украинского фронта к проведению операции против болгарской армии. До того как вылететь на фронт, обязательно зайдите к Георгию Димитрову. Он отлично знает обстановку - и общую и то, что происходит внутри страны. Он также вас проинформирует о состоянии болгарской армии и о партизанском движении в этой стране.
Жуков не знал, где находится Коминтерн и служебное помещение Димитрова. В Генеральном штабе ему помогли созвониться с секретариатом Димитрова, и он договорился о встрече. Георгий Димитров встретил Георгия Константиновича очень радушно, с явной симпатией. А сам Димитров произвел на Жукова тоже очень сильное впечатление. Маршал знал его нелегкую историю жизни, о том, что в 1923 году он был приговорен к смертной казни после подавления антифашистского восстания, которое Димитров вместе с Коларовым подняли в те годы. Ну и конечно, Жуков хорошо знал о Лейпцигском процессе, где Димитров бесстрашно выступал против фашистских обвинителей и превратил процесс по обвинению его в поджоге Рейхстага в разоблачение фашистов-фальсификаторов. Тогда благодаря своей исключительной эрудиции, мужеству и находчивости Димитров не только не был осужден "за поджог Рейхстага", но был полностью оправдан и отпущен на свободу.
Георгий Димитров рассказал Жукову следующее:
- Хотя вы и едете на 3-й Украинский фронт с задачей подготовить войска к войне с Болгарией, я думаю, никакой войны наверняка не будет. Болгарский народ с нетерпением ждет подхода Красной Армии, чтобы с ее помощью свергнуть царское правительство Болгарии и установить власть Народно-освободительного фронта. Болгарский народ не будет воевать с советскими войсками, наоборот, по старой, доброй традиции, по славянскому обычаю встретит советских воинов хлебом и солью. Что касается правительственных войск, то вряд ли они рискнут вступить в бой с могучей Красной Армией. По моим данным, почти во всех частях болгарской царской армии проводится большая работа нашими людьми, нашими подпольщиками. В хорах и в лесах - значительные партизанские силы. Они тоже будут вам большими помощниками. Они и сейчас не сидят без дела. Они спускаются с гор и будут поддерживать и вас, и народное восстание.
После короткого разговора с Жуковым Димитров добавил:
- Успехи советских войск оказали большое влияние на усиление народно-освободительного движения в Болгарии. Наша партия возглавляет это движение и взяла твердый курс на вооруженное восстание, которое будет немедленно осуществлено, как только части Красной Армии вступят на нашу землю.
Жуков поблагодарил Димитрова за очень полезную беседу, за то, что он его принял, за то, что состоялся у них такой хороший разговор. Но все же, несмотря на то что Георгий Димитров сказал, что боевых действий не произойдет, Жуков пошел в Генеральный штаб и уточнил здесь, какие ведутся подготовительные мероприятия, какие планируются операции на тот случай, если в Болгарии все же кончится дело миром.
После такой подготовительной работы Жуков прилетел в город Фетешти, где находился штаб 3-го Украинского фронта, которым командовал Маршал Советского Союза Ф. И. Толбухин. Здесь же, в штабе фронта, находился маршал Тимошенко. Ему была поручена координация действий 2-го и 3-го Украинских фронтов. Особое задание Жукова, как он понимал, заключалось в какой-то полудипломатической миссии. Если здесь находится представитель Ставки Тимошенко, который координирует боевые действия фронтов, то Жуков был представителем Государственного Комитета Обороны. На тот случай, если все обойдется без боевых действий и удастся обойтись без кровопролития.
Но пока не было еще ясности в обстановке, и Жуков сказал:
- Мы люди военные и, получив задачу от политического руководства, должны ее выполнять с величайшей точностью.
И поэтому он попросил командующего фронтом ознакомить его детально с обстановкой. Толбухин доложил, что в его распоряжении три общевойсковые и 17-я воздушная армии. Ему же подчинен Черноморский флот и Дунайская военная флотилия. Разработана наступательная операция, в которой будут участвовать все три армии и еще 4-й и 7-й гвардейские механизированные корпуса, которые обеспечат быстрое продвижение в западном направлении.
Пятого сентября Советское правительство официально объявило войну Болгарии. А на следующий день Жукову позвонили из Москвы, и Верховный Главнокомандующий отдал приказ, чтобы 3-й Украинский фронт начал военные действия.
Восьмого сентября утром, на которое было намечено начало наступления, Жуков с командующим фронтом находились на наблюдательном пункте. Войска были готовы к наступлению, артиллерия - к проведению артиллерийской подготовки. Однако было какое-то странное, непривычное для Жукова положение. Наблюдая в стереотрубу, в стереобинокль, он не видел на территории Болгарии войск противника. Там передвигались мирные жители, повозки, машины, а воинских частей на переднем крае просто не было. Посоветовавшись с Толбухиным, решили двинуть вперед без артиллерийской подготовки передовые отряды. А затем пошли за ними и основные силы, потому что никакого сопротивления передовые отряды не встретили. И вот поступает первый доклад командующего 57-й армией:
- Мы продвигаемся, не встречая никакого сопротивления, а в глубине нас встретила дивизия болгарской армии, построенная по дороге со знаменами. Встретила нас торжественной музыкой. Как докладывают командиры частей с других направлений - там происходит аналогичная картина. Везде армейские болгарские части стоят в строю и приветствуют наши войска.
Жуков немедленно об этом доложил Сталину. Сталин явно был доволен и сказал:
- Все оружие болгарских войск оставьте при них, пусть они занимаются своими обычными делами и ждут приказа своего правительства.
Всюду части Красной Армии встречало население по-братски, радушно, и, как и предвидел Георгий Димитров, во всех населенных пунктах встречали советских воинов хлебом-солью. Немедленно же спустились партизанские отряды, вышли из лесов руководители подпольного движения, произошло восстание в глубине страны, было свергнуто профашистское правительство и образовано демократическое правительство Отечественного фронта. Это правительство уже официально обратилось к Советскому правительству с предложением немедленно заключить перемирие.
Жуков получил указание из Ставки - немедленно прекратить продвижение наших войск дальше по территории Болгарии. И в 21 час 9 сентября движение наших войск было остановлено, и они расположились гарнизонами.
Это была первая, пожалуй, в практике маршала Жукова бескровная война с обеих сторон. А он, как один из руководителей этой "мирной войны", таким образом, выполнил свою особую миссию блестяще. Антинародный режим в Болгарии был ликвидирован, и вся болгарская армия, благодаря тому, что с ней поступили так благородно, оставили ей оружие, не подвергаясь никаким репрессиям, перешла на сторону нового болгарского правительства.
Жуков вернулся в Москву, где его ждали с нетерпением: на этот раз ему предстояло решать задачу, тоже наполовину связанную с боевыми действиями войск, а наполовину - политического характера.
Для краткости я приведу сообщение ТАСС, в котором изложена суть ситуации, в которой оказалась Варшава к тому времени, когда туда выехал Жуков.
"...В последние дни в зарубежной печати появились сообщения со ссылкой на газеты и радио польского эмигрантского правительства о восстании и боях в Варшаве, начавшихся 1 августа по приказу польских эмигрантов в Лондоне и продолжающихся до сих пор. Газеты и радио польского эмигрантского правительства в Лондоне упоминают при этом, что повстанцы в Варшаве якобы были в контакте с советским командованием, но оно не пришло к ним с необходимой помощью.
ТАСС уполномочен заявить, что эти утверждения и упоминания зарубежной печати являются либо результатом недоразумения, либо проявления клеветы на советское командование. Агентству ТАСС известно, что со стороны польских кругов в Лондоне, ответственных за события в Варшаве, не было предпринято ни одной попытки, чтобы своевременно предупредить и согласовать с советским военным командованием какие-либо выступления в Варшаве. Ввиду этого ответственность за события в Варшаве падает исключительно на польские эмигрантские круги в Лондоне..."
Сталин поручал Жукову выяснить на месте, что там происходит, и разобраться, и доложить, что можно сделать, чтобы помочь восставшим в Варшаве.
Жуков так пишет в своих воспоминаниях:
"По заданию Верховного к Бур-Комаровскому были посланы два парашютиста-офицера для связи и согласования действий, но он не пожелал их принять".
Здесь мне представляется возможность еще раз воспользоваться не только первоисточником, но и рассказом самого исполнителя поручения, о котором говорит Жуков. Дело в том, что одним из офицеров, упомянутых Жуковым, был Иван Колос, в то время капитан, мой старый друг и коллега по работе в разведке. Сегодня он живет в Москве. Недавно мы с ним и другими товарищами "обмыли" очень запоздавшее высокое звание Героя России, которое наконец-то, к празднованию 50-летия Победы, ему было присвоено.
Ваня не раз рассказывал мне об этом сложном и очень ответственном поручении. Кстати, он написал книгу "По заданию Центра". Колос опытный разведчик, всю войну прослужил в разведке, и в этой книге описано много заданий, которые ему пришлось выполнять, в том числе и особое задание, которое давал ему лично командующий фронтов маршал Рокоссовский.
Я набрал номер телефона Ивана Колоса и сказал ему:
- Ваня, я хочу воспользоваться твоим рассказом о восстании в Варшаве и о том, как ты выполнял задание командующего фронтом.
- Ну, что ж, Володя, спасибо за то, что ты меня не забываешь. Расскажи, расскажи, пусть знают, особенно молодежь, как нелегко нам давалась победа.
Выполняя задание командующего, Колос с радистом Димой, ночью, с небольшой высоты спрыгнули с самолета. Летели они на двух так называемых "кукурузниках", потому что каждый берет всего одного пассажира. Прыжок был совершен с небольшой высоты, Ваня говорит, что он раскрыл парашют уже перед самым приземлением. И от этого произошел очень сильный удар о землю. Да, собственно, и не о землю, он упал на развалины, на груду кирпича, обломки какого-то здания. Ударился очень сильно, потерял сознание. Как выяснилось потом, повредил руку и получил небольшое сотрясение мозга. Его нашли повстанцы. Повезло, это были бойцы Армии Людовой: не те, которые действовали по указке из Лондона, а те, которые сотрудничали с нами. Эти отряды возглавлял майор Сэнк. С ним дальше Колос и взаимодействовал. Не буду пересказывать все трудности, которые пришлось пережить Ване Колосу при исполнении задания, скажу только об одном: он сделал все и даже больше того, что ему поручалось. Поддерживая постоянную связь по радио, он сообщал нашему командованию о том, что происходит в Варшаве, и увязывал взаимодействие наших войск с восставшими.
У Жукова не совсем точно сказано, что с офицерами, которые были сброшены в Варшаву, Бур-Комаровский не пожелал встретиться. Официально да, такой встречи не было, но неофициально она состоялась. Вот как об этом рассказывает Иван Колос:
- Не так-то просто было встретиться с руководством представителей из Лондона. Но все же благодаря моей настойчивости я добился этой встречи, и в назначенный день меня принял сначала заместитель Бур-Комаровского генерал Монтер в своем кабинете. И когда мы с ним беседовали, дверь распахнулась, сопровождаемые адъютантом в кабинет вошли два человека в штатском. Генерал Монтер поднялся. Встали и мы. Адъютант подвинул вошедшим два кресла. Они обменялись со мной молчаливым поклоном. Первым опустился в кресло невысокий узкоплечий человек с желтовато-восковым лицом, впалыми щеками, покрытыми сетью глубоких морщин и лихорадочно блестящими глазами. Второй из пришедших накинул поверх пиджака полувоенного покроя просторный плащ. Этот человек был крупнее, довольно тучен и краснолиц. Отодвинув кресло, он уселся подальше от стола, закинул ногу на ногу и с вялым интересом поглядывал на нас сквозь дымчатые очки.
- Мы слушаем вас, - проговорил Монтер, - выжидательно взглянув на меня.
Я коротко изложил наши соображения по освобождению Варшавы.
- С ответом придется подождать, - сказал Монтер, - но моя обязанность напомнить вам, что Советы вступают в какое-то сомнительное отношение с кучкой самозванцев, засевших в Люблине. А это многих настораживает.
- Не знаю, о каких людях говорит пан генерал, волонтеры, а также весьма многие офицеры Армии Краевой относятся к Советам, как и к другим союзникам, с полным доверием. Сейчас речь о совместных усилиях повстанцев, Красной Армии и Войска Польского в освобождении Варшавы.
Человек в очках сердито перебил меня (это был Бур-Комаровский):
- Никакого Войска Польского, кроме того, что сражается здесь, не существует!
Все присутствующие замолчали. Наконец генерал Монтер сказал:
- Считаю разговор исчерпанным. Прошу подождать. Все, кроме адъютанта, вышли из комнаты. Через некоторое время Монтер вернулся и сказал:
- Окончательный ответ получите на днях.
Но так этого "окончательного ответа" так и не последовало, лондонские ставленники продолжали свою сепаратистскую линию. Вскоре они приняли условия капитуляции, которые им предложили гитлеровцы. Всех повстанцев-волонтеров, добровольно сложивших оружие, гитлеровцы согнали в концентрационный лагерь в Пруткове (недалеко от Варшавы), а Бур-Комаровскому был предоставлен самолет, и он вылетел сначала в Швейцарию, а затем в Лондон.
Повстанцы и партизаны, руководимые коммунистами, продолжали сопротивление до последнего, и с ними Иван Колос прошел эту тяжкую эпопею до конца.
Жуков разобрался со всем происходящим и так пишет о своем впечатлении после изучения сложившейся здесь ситуации:
"Мне была непонятна оперативная цель этого наступления, сильно изматывающая наши войска. К. К. Рокоссовский был со мной согласен, но Верховный требовал выхода 47-й армии на Вислу на участке Модлин - Варшава и расширения плацдарма на реке Нарев".
Через некоторое время, еще раз убедившись, что после тяжелых и неудачных боев части наши обескровлены и никакого успеха они не добьются, Жуков позвонил Сталину и сказал:
- Я прошу вашего разрешения прекратить наступательные бои на участке 1-го Белорусского фронта. Они абсолютно бесперспективны. Прошу вас дать приказ о переходе войск правого крыла 1-го Белорусского фронта и левого крыла 2-го Белорусского фронта к обороне, чтобы они привели свои части в порядок, получили пополнение и хотя бы немного отдохнули.
Однако Сталину обстановка была известна шире, чем Жукову на фронте. Дело в том, что очень многие газеты и радио на Западе, да и наши союзники даже, подняли шум вокруг неудачного восстания в Варшаве и обвиняли советское командование в пассивности, в том, что оно не только не смогло помочь восставшим, но, учитывая, что восстание это было начато лондонским эмигрантским правительством, якобы советская сторона умышленно не предпринимала активных наступательных действий, чтобы это восстание было гитлеровцами подавлено. По сути дела, Верховное Главнокомандование и лично Сталина обвиняли в предательстве.
Поэтому Сталин так нервничал и требовал от Жукова продолжать наступление и оказать все-таки помощь восставшим. И когда Жуков доложил довольно убедительно (и сделал это неоднократно) о невозможности продолжения' наступления, Сталин очень разгневался и перед тем, как бросить трубку, решил, что по телефону с Жуковым договориться не удастся, приказал:
- Вылетайте завтра в Ставку с Рокоссовским. Поговорим на месте.
В Москве Жукова и Рокоссовского принял не один Сталин, в кабинете находились Антонов, Молотов и Маленков. Сталин очень сухо поздоровался с маршалами и сказал:
- Ну, докладывайте.
Жуков развернул карту и стал излагать ситуацию и свое отношение к происходящему. Здесь мне кажется уместным привести слова Жукова, потому что они отражают его впечатление о происходящем: "Вижу, И. В. Сталин нервничает: то к карте подойдет, то отойдет, то опять подойдет, пристально поглядывая то на меня, то на карту, то на К. К. Рокоссовского. Даже трубку отложил в сторону, что было всегда, когда он начинал терять хладнокровие и был чем-нибудь недоволен.
- Товарищ Жуков, - перебил меня В. М. Молотов, - вы предлагаете остановить наступление тогда, когда разбитый противник не в состоянии сдержать напор наших войск. Разумно ли ваше предложение?
- Противник уже успел создать оборону и подтянуть необходимые резервы, - он сейчас успешно отбивает атаки наших войск. А мы несем ничем не оправданные потери.
- Вы поддерживаете мнение Жукова? - спросил Сталин Рокоссовского.
- Да, я считаю, надо дать войскам передышку и привести их после длительного напряжения в порядок.
- Думаю, что передышку противник не хуже вас использует, - сказал Сталин. - Ну, а если поддержать 47-ю армию авиацией и усилить ее танками, артиллерией, сумеет ли она выйти на Вислу между Модлином и Варшавой?
- Трудно сказать, товарищ Сталин, - ответил Рокоссовский, - противник тоже сможет усилить это направление.
- А как вы думаете? - спросил Сталин Жукова.
- Считаю, что это наступление нам не даст ничего, кроме жертв. А с оперативной точки зрения нам не особенно нужен район северо-западнее Варшавы. Город нужно брать обходом с юго-запада, одновременно нанося мощный рассекающий удар в общем направлении на Лодзь - Познань. Сил для этого сейчас на фронте нет, но их следует сосредоточить. Одновременно нужно основательно подготовить к совместным действиям и соседние фронты на Берлинском направлении.
Сталин, видно, окончательно вышел из себя из-за этой несговорчивости полководца.
- Идите и еще раз проверьте ваши предложения, - сказал он жестко.
Сталин не раз прибегал к этому приему, обращаясь с маршалами как со школьниками, когда они были не согласны с его точкой зрения. Выдворение из комнаты было своеобразной угрозой и явным наказанием.
Но Сталин считал возможным так обращаться даже с прославленными полководцами.
О дальнейшем Жуков пишет так: "Мы с К. К. Рокоссовским вышли в библиотечную комнату и опять разложили карту. Но не успели мы как следует расположиться, как нас снова вызвали в кабинет Верховного.