* * *
Итак, наступил день решающего сражения.
16 апреля, ночью Жуков выехал на наблюдательный пункт командующего 8-й гвардейской армией генерала Чуйкова, откуда он решил руководить войсками. По дороге Жуков заехал и побеседовал с командующим 1-й гвардейской танковой армией генералом Катуковым, еще раз убедился в полной готовности этой армии к выполнению поставленной задачи. Затем Жуков побывал у командующего 2-й гвардейской танковой армией генерала Богданова. И здесь все было в порядке. Прибыв на командный пункт Чуйкова, маршал по телефону еще раз убедился в полной готовности войск к сражению. Последние минуты, как вспоминает Жуков, были особенно томительными. И хотя генералы для успокоения попили чайку, внутреннее их волнение без труда можно представить.
В 5 часов утра словно небо рухнуло на землю, как какой-то космический обвал в одно мгновение загрохотали выстрелы, а затем и разрывы тысяч и тысяч снарядов; так началась артиллерийская подготовка. Через некоторое время над этой грохочущей огненной вздыбленной землей пошли волны авиационных соединений. В течение 30 минут на позиции противника обрушилось такое огромное количество снарядов, которое было привезено в 2450 вагонах. Всего было произведено 1236 тысяч артиллерийских выстрелов. Это почти по одному снаряду на каждого оборонявшегося в Берлинской группировке противника.
Жуков, наблюдая за артиллерийской подготовкой и не видя ответных огневых действий противника, принял решение сократить артиллерийскую подготовку до 30 минут. Что и было сделано. После того, как огневой вал стал продвигаться в глубину обороны противника, поднялись в атаку пехота с танками. И в это время вспыхнули 140 прожекторов, расположенных в двухстах метрах один от другого. Жуков рассчитывал на внезапность этого моря света, которое должно было не только ослеплять противника и освещать дорогу нашим войскам, но главным образом воздействовать как нечто непонятное, необъяснимое, как какое-то новое оружие, которое должно испугать, морально подавить противника. Я думаю, Жуков решил применить эти прожектора, используя свой опыт боев под Халхин-Голом. Там был очень неприятный эпизод, когда японские танки пошли в атаку с включенными фарами и дополнительными прожекторами, установленными на их башнях. Тогда это непонятное и неожиданное для наших войск освещение в ночном бою сыграло очень выгодный для японцев психологический эффект. Наши обороняющиеся части поддались панике и даже бросили свои позиции. Положение было Жуковым восстановлено путем введения в контратаку танковых бригад. Но эффект психологического воздействия Жуков запомнил и решил здесь, на завершающем этапе войны, использовать для подавления противника и меньших потерь в своих войсках.
Однако применение прожекторов оценивается военными специалистами по-разному. Одни считают, что они действительно морально подавили противника и ослепляли его, другие говорят, что этот свет не принес должного эффекта потому, что поднявшиеся при артиллерийской подготовке пыль, земля, дым представляли собой такую плотную стену, что свет прожекторов ее не пробивал. Сам Жуков с восхищением записывает свое впечатление: "Более 100 миллиардов свечей освещали поле боя, ослепляя противника и выхватывая из темноты объекты атаки для наших танков и пехоты. Это была картина огромной впечатляющей силы, и, пожалуй, за всю свою жизнь я не помню подобного зрелища!"
Следуя за двойным огневым валом, наша пехота и танки к рассвету овладели первой позицией противника. Однако наши войска, к своему удивлению, не обнаружили множества трупов, как это ожидалось под таким шквальным артиллерийским огнем. Противник, предвидя мощную артиллерийскую подготовку, отвел свои главные силы в глубину обороны. Это было не только большой неожиданностью, но и неприятностью для Жукова. Войска продолжали движение вперед, но встречали все большее сопротивление. А с выходом к Зееловским высотам продвижение наших войск вообще застопорилось.
Как позже выяснилось, главный рубеж обороны противника был построен на Зееловских высотах. Крутые склоны этих высот стали очень трудным препятствием на пути прежде всего танков, да и пехоты. А обширное плато за этими высотами скрывало построение системы обороны в глубине, да и артиллерийские позиции противника. И как пишет Жуков: "К 13 часам я окончательно понял, что огневая система обороны противника здесь в основном уцелела, и в том боевом построении, в котором мы начали атаку и ведем наступление, нам Зееловских высот не взять".
Жуков почувствовал, что его замысел рушится. Не получилось сплошного безостановочного движения в сторону Берлина. Атака захлебывается на первых же километрах. Однако, понимая, что в его распоряжении находятся огромные силы, которые в состоянии проломить любую оборону, Жуков принимает решение ввести две танковые армии в первый же день сражения, хотя этот ввод и планировался после того, как тактическая оборона противника будет прорвана и танки получат возможность для действия в оперативной глубине. Принимая такое решение, Жуков шел на огромный риск и взваливал на себя ответственность за неизбежные потери при применении танков в условиях непрорванной траншейной обороны противника.
Жуков принял решение о вводе в бой двух танковых армий без доклада Верховному Главнокомандующему. Он опасался, что, если об этом доложить, Сталин не разрешит ему ввод этих армий преждевременно. Но Жуков не мог допустить своего отставания от соседа слева - Конева. И, Видимо, это сыграло немалую роль в его отчаянном применении танковых армий в первый день сражения.
Только в 3 часа дня Жуков доложил Сталину:
- Первая и вторая позиции обороны противника прорваны. Войска фронта продвинулись до шести километров, но встретили серьезное сопротивление на рубеже Зееловских высот, где, видимо, уцелела в основном оборона противника. Для усиления удара общевойсковых армий мною введены в сражение обе танковые армии. Считаю, что завтра к исходу дня мы прорвем оборону противника.
Сталин выслушал этот доклад, спокойно сказал:
- У Конева оборона противника оказалась слабей. Он без труда форсировал реку Нейсе и продвигается вперед без особого сопротивления. Поддержите удар своих танковых армий бомбардировочной авиацией. Вечером позвоните, как у вас сложатся дела.
Нетрудно отметить, что Сталин и в этом случае подогревал самолюбие Жукова, рассказывая об успешном продвижении войск Конева.
Бои за Зееловские высоты продолжались безуспешно. Войска не могли преодолеть этот тяжелый рубеж. С вводом в бой двух танковых армий произошло скопление войск на дорогах и, поскольку ввод этих армий на первом этапе не предусматривался, нарушилось взаимодействие со стрелковыми частями и соединениями. Вот что пишет в своем донесении командир 79-го стрелкового корпуса генерал Переверткин:
"18.4.45 г. в районе г. дв. Меглин скопилось три танковые бригады. В 19.30 18.4.45 г. прибыл в этот район; я приказал в 21.00 подготовить артогонь и пехоту для атаки противника. Через начальника штаба 23 тбр 9 тк Катырлова я передал приказание командиру бригады подготовить бригаду и совместно с пехотой смять противника и войти в прорыв.
Командир бригады Морозов мой приказ не выполнил, и, несмотря на то что пехота атаковала противника в течение всей ночи, наступала и продвинулась на 5 км, танки в прорыв не вошли.
В 2.00 я приказал разыскать еще раз любого командира бригады. В 4.00 был найден командир 65 тбр 9-го гвардейского танкового корпуса подполковник Максимов, который отказался явиться ко мне для увязки вопросов взаимодействия.
В течение трех суток боев пехота прошла 26 км с непрерывными боями и в течение этого времени танки все время болтались сзади боевых порядков пехоты".
Вечером, как и приказывал Верховный, Жуков докладывал ему о результатах этого дня. Доклад был не из приятных: Зееловские высоты не взяты. Но Жуков обещал взять этот рубеж на следующий день к вечеру.
Сталин на этот раз говорил с Жуковым далеко не спокойно:
- Вы напрасно ввели в дело 1-ю гвардейскую танковую армию на участке 8-й гвардейской армии, а не там, где требовала Ставка. Есть ли у вас уверенность, что завтра возьмете Зееловский рубеж?
Жуков, стараясь быть твердым, ответил:
- Завтра, 17 апреля, к исходу дня оборона на Зееловском рубеже будет прорвана. Считаю, что чем больше противник будет бросать своих войск навстречу нашим войскам здесь, тем быстрее мы возьмем затем Берлин, так как войска противника легче разбить в открытом поле, чем в городе.
- Мы думаем приказать Коневу двинуть танковые армии Рыбалко и Лелюшенко с юга, а Рокоссовскому ускорить форсирование и тоже ударить в обход Берлина с севера.
- Танковая армия Конева имеет полную возможность быстро продвигаться, и их следует направить на Берлин, а Рокоссовский не сможет начать наступление ранее 23 апреля, так как задержится с форсированием.
Сталин не стал больше говорить с Жуковым, не ставил ему никаких задач, а сухо сказал: "До свидания". И повесил трубку.
Жуков явно нервничал. А боевые действия складывались не по намеченному им плану. Его настроение видно и из приказа войскам, которые он отдал к исходу 17 апреля.
ПРИКАЗ КОМАНДУЮЩЕГО ВОЙСКАМИ
1-го БЕЛОРУССКОГО ФРОНТА ВСЕМ КОМАНДУЮЩИМ
АРМИЯМИ И КОМАНДИРАМ ОТДЕЛЬНЫХ КОРПУСОВ
О НЕОБХОДИМОСТИ УСТРАНЕНИЯ НЕДОСТАТКОВ
И АКТИВИЗАЦИИ НАСТУПАТЕЛЬНЫХ ДЕЙСТВИЙ НА БЕРЛИН
17 апреля 1945 г. 20.30
1. Хуже всех проводят наступательную Берлинскую операцию 69-я армия под командованием генерал-полковника Колпакчи, 1 ТА под командованием генерал-полковника Катукова и 2 ТА под командованием генерал-полковника Богданова.
Эти армии, имея колоссальнейшие силы и средства, второй [день] действуют неумело и нерешительно, топчась перед слабым противником.
Командарм Катуков и его командиры корпусов Ющук, Дремов, Бабаджанян за полем боя и за действием своих войск не наблюдают, отсиживаясь далеко в тылах (10- 12 км). Обстановки эти генералы не знают и плетутся в хвосте событий.
2. Если допустить медлительность в развитии Берлинской операции, то войска истощатся, израсходуют все материальные запасы, не взяв Берлина.
Я требую: А) Не медля развить стремительность наступления. 1-й и 2-й танковым армиям и 9 тк прорваться при поддержке 3, 5 и 8-й гв. армий в тыл обороны противника и стремительно продвинуться в район Берлина.
Все крупные населенные пункты и узлы дорог обходить, имея в виду, что в этих местах противник будет иметь сильную ПТО. Танковым армиям не разбрасываться по фронту и действовать кулаком.
Б) Всем командирам находиться на НП командиров корпусов, ведущих бой на главном направлении, а командирам корпусов находиться в бригадах и дивизиях первого эшелона на главном направлении.
Нахождение в тылу войск категорически запрещено.
В) Всю артиллерию, в том числе БМ, подтянуть к первому эшелону и держать ее не далее 2-3 км за эшелоном, ведущим бой.
Действия артиллерии концентрировать на тех участках, где решается задача на прорыв.
3. Иметь в виду, что до самого Берлина противник будет сопротивляться и цепляться за каждый дом и куст, а потому танкистам, самоходчикам и пехоте не ждать, пока артиллерия перебьет всех немцев и предоставит удовольствие двигаться по чистому пространству.
4. Бейте беспощадно немцев и двигайтесь вперед днем и ночью на Берлин, тогда Берлин будет очень скоро наш (ЦАМО РФ. Ф. 233. Оп. 2707. Д. 193. Л. 65 - 67. Подлинник).
ЖУКОВ ТЕЛЕГИН
Вспоминая свой недавний успех в Висло-Одерской операции, Жуков решил и здесь воспользоваться опытом удачного применения передовых отрядов, он приказал армиям выбросить в тыл противника отряды небольшой численности с задачей занимать переправы, узлы дорог, создавать панику в расположении противника, разрушать узлы связи, нарушать управление войсками противника. Этот приказ был выполнен, но заслать отряды в условиях, когда оборона противника занята очень плотно войсками, было не так просто. К тому же действия этих отрядов в тылу оказались очень затруднены, потому что до самого Берлина все пространство занято артиллерийскими позициями и резервами, которыми еще располагал противник. Так что желание Жукова помочь наступающим войскам действиями передовых отрядов в тылу в этой операции успеха почти не принесло.
В те дни (и позже) Жуков, анализируя ситуацию, которая сложилась 16 и 17 апреля, искал, где допущены ошибки и просчеты. Но, несмотря на то что просчеты, объективно говоря, все-таки были, Жуков пишет так:
"Ошибок не было. Однако следует признать, что нами была допущена оплошность, которая затрудняла сражение при прорыве тактической зоны на один-два дня.
При подготовке операции мы несколько недооценивали сложность характера местности в районе Зееловских высот, где противник имел возможность организовать труднопреодолимую оборону. Находясь в 10-12 километрах от наших исходных рубежей, глубоко врывшись в землю, особенно за обратными скатами высот, противник смог уберечь свои силы и технику от огня нашей артиллерии и бомбардировок авиации. Правда, на подготовку Берлинской операции мы имели крайне ограниченное время, но и это не может служить оправданием.
Вину за недоработку вопроса прежде всего я должен взять на себя".
* * *
Заминка в наступлении наших войск 16 и 17 апреля вызвала большую радость в ставке германского командования. Гитлер с воодушевлением сказал:
- Мы отбили этот удар. Под Берлином русские потерпят самое кровавое поражение, какое только вообще может быть!
Фюрер обратился к войскам со специальным обращением, в котором, опираясь на успех, достигнутый в первый день отраженного наступления советских войск, говорил: это предзнаменование будущей победы, наступает решающий поворот в войне.
Гитлер и его ближайшие соратники предпринимали лихорадочные усилия для того, чтобы не только поссорить союзников, а заключить сепаратный мир с английскими и американскими войсками. 18 апреля в ставку прибыл Вольф и доложил о своих встречах и предварительных договоренностях с Даллесом. Гитлер так высоко оценил успехи Вольфа, что тут же присвоил ему одно из высших званий войск СС - обер-группенфюрера. Вольф получил указание продолжать контакты и как можно скорее добиться договоренностей с англо-американским командованием.
По возвращении в Италию Вольф тут же встретился с Даллесом, и переговоры о сепаратном мире и о послевоенном переустройстве Германии продолжились. Даллес, несмотря на то что он уже имел указания от своего правительства о том, чтобы прекратить переговоры о сепаратном мире, поскольку советское командование, узнав об этом, заявило протест, продолжал переговоры и не выполнял указания своего правительства.
Учитывая успешность идущих закулисных переговоров с англо-американцами, командование германских войск фактически прекратило боевые действия на Западном фронте против войск союзников.
Черчилль, а теперь еще и Трумэн всячески подгоняли Эйзенхауэра и Монтгомери, чтобы они как можно быстрее продвигались на Восток и захватили побольше территорий. Особенно усердствовал Черчилль. Он все предпринимал для того, чтобы войска союзников раньше Красной Армии вступили в Берлин.
А на Восточном фронте тем временем шли тяжелейшие и упорные бои. Особенно трудные и кровопролитные схватки шли за Зееловские высоты. В конце концов войска Жукова преодолели эти высоты и сопротивление врага. К 18 апреля Зееловские высоты были взяты. Противник бросал все имеющиеся у него резервы, для того чтобы восстановить положение, но наши части, имея превосходство в артиллерии, да и в численном составе, ломали это сопротивление, отбивали контратаки и медленно продвигались вперед. К 19 апреля все рубежи обороны на Зееловских высотах были прорваны и танковые соединения Жукова наконец-то получили возможность действовать в оперативном просторе. Они ринулись в обход Берлина с северо-востока. А те танковые корпуса и бригады, которые были приданы войскам, вместе с пехотой продолжали теснить противника и наступали прямо в сторону города. Гитлеровцы отводили свои части на внешний обвод обороны Берлина.
* * *
Дальше мне придется описывать события, происходившие на стороне противника, широко известные и не раз описанные в книгах, журнальных статьях, но ничего иного я предложить читателям не могу, поскольку они происходили в результате наступательных действий Жукова.
К тому же, когда эти события описывались "по горячим следам", многое было еще неизвестно, ходило немало выдумок и слухов по поводу этих событий. Я излагаю происходившее в ставке Гитлера в последние дни с уточнениями и добавлениями, которые, может быть, неизвестны широкому кругу читателей.
20 апреля Гитлер отмечал свой очередной день рождения. Раньше это был всегда торжественный праздник с многолюдными демонстрациями и военными парадами. Не только Берлин, но и вся страна украшалась знаменами, радио гремело целый день о подвигах и достоинствах фюрера. Теперь Гитлер принимал поздравления в тесной комнате подземного бункера, куда заходили его ближайшие соратники и высказывали ему традиционные поздравления. Среди них были Геринг, Гиммлер, Борман, Геббельс, Риббентроп, постоянно работающий с Гитлером генералитет.
Гитлер к этому времени был развалиной; у него дрожали нога, рука, голова. Он стоял с опущенными глазами, принимая поздравления, негромким голосом благодарил и очень вяло реагировал; на все происходящее.
Руководитель молодежной организации "Гитлерюгенд", однорукий Аксман, как и полагается молодежному лидеру, громким бодрым голосом высказал поздравления фюреру и сказал, что гитлеровская молодежь преподносит Гитлеру подарок в день его рождения. Затем он попросил Гитлера подняться из бункера на поверхность, где были построены два отряда мальчишек по 15-16 лет, вооруженных фаустпатронами.
Это был последний выход Гитлера на поверхность из бомбоубежища. С опущенными плечами и нетвердо ступая, он прошел вдоль строя, кое-кого похлопал по плечу, других погладил по щеке. Мальчики, еще опьяненные былой славой и популярностью фюрера, выкатывали хилые грудки и с восторгом смотрели на вождя.
Другие подарки в этот день были очень неутешительны. Генерал Хейнрици доложил о том, что линия обороны по Одеру на Зееловских высотах окончательно прорвана и советские войска продвигаются к Берлину. Начальник генштаба Кребс доложил, что вслед за другими фронтами перешел в наступление и 2-й Белорусский фронт, который обходит Берлин с северо-востока. Генерал Йодль тоже не порадовал, сообщив, что танки (это были танки маршала Конева) вышли в район Цоссена, где располагались управления генерального штаба гитлеровской армии. Йодль, не желая окончательно огорчать фюрера, не сказал, что бегство высшего руководства гитлеровской армии было настолько поспешным, что они не успели взорвать ни служебные помещения, ни бомбоубежища генерального штаба.