Желябужские заняли девятикомнатную квартиру в центре Москвы. Андрей Алексеевич трудился, получал новые чины и награды, а Мария Федоровна совершенствовала свое театральное мастерство. Случай свел ее с Константином Сергеевичем Станиславским. В 1898 году открылся новый театр - Художественный. Его основателями стали Константин Станиславский и Владимир Немирович-Данченко. Однако мало кто тогда знал, что Андреева по праву была и соучредителем театра. Она до хрипоты убеждала меценатов дать на этот проект деньги, и немалые, договаривалась с рабочими, участвовала в подготовке Устава. И Станиславский вскоре переложил на нее многие деловые вопросы, предпочитая заниматься творчеством. Однажды злые языки донесли до Марии резкое и опрометчивое высказывание режиссера: "Андреева - актриса очень "полезная". Книппер - "до зарезу необходимая". Этих слов она так и не простила Станиславскому. Оказалось, что все это время ее просто использовали как источник доходов. К тому же за ней стояла более могущественная фигура - богатейший промышленник и меценат Савва Морозов. О ее отношениях с Морозовым толком ничего неизвестно, кроме того, что он боготворил Марию Федоровну. Став завсегдатаем Художественного театра, Морозов сделался поклонником Марии Федоровны Андреевой - у нее была слава самой красивой актрисы русской сцены. Завязался бурный роман. Морозов восхищался ее редкостной красотой, преклонялся перед талантом и мчался выполнять любое желание. Морозов безвозмездно снабжал ее огромными суммами, не спрашивая, куда они идут. Он субсидировал Художественный театр лишь потому, что там блистала она. Бывал на каждой премьере. Роман происходил на виду у всей Москвы. В конце концов произошел разрыв со Станиславским и Художественным театром.
Покинув Художественный театр, Андреева уехала в провинцию. Планировала вместе с Горьким и Комиссаржевской создать новый современный театр, деньги на него собирался дать все тот же влюбленный в нее Савва Морозов, немного поиграла на сцене в Старой Руссе, потом в Риге. Но заниматься только театром она уже не могла. Именно революции, а не театру отдала она всю свою энергию, свой темперамент и организационный талант. Замужняя светская женщина, известная актриса - великолепная ширма для революционной подпольной организации.
Первая встреча с Горьким состоялась в Севастополе в 1900 году. В тонкие дощатые двери артистической уборной раздался стук. Вошел Чехов - она его давно знала, - за ним высокая тонкая фигура в летней русской рубашке; волосы длинные, прямые, усы большие и рыжие. Он говорит: "Черт знает! Черт знает, как вы великолепно играете". Неужели это Горький? В воспоминаниях актриса пишет: "Я смотрю на него с глубоким волнением, ужасно обрадованная, что ему понравилось, и странно мне, что он чертыхается, странен его костюм, высокие сапоги, разлетайка, длинные прямые волосы, странно, что у него грубые черты лица, рыжеватые усы. Не таким я его себе представляла. И вдруг из-за длинных ресниц глянули голубые глаза, губы сложились в обаятельную детскую улыбку, показалось мне его лицо красивее красивого, и радостно екнуло сердце". Андреева и Горький, бывший другом Морозова, полюбили друг друга. Он расстался с женой Екатериной Пешковой, но не порвал с ней окончательно, а сохранил добрые, дружеские отношения на всю жизнь. Никто не осудил пролетарского писателя.
В 1904 году Андреева открыто сошлась с Максимом Горьким. На первый взгляд, они были совершено несовместимы. Она любила дорогие украшения и платья, он постоянно носил странный скомороший наряд, изобретенный им самим, - всегда в черном, в косоворотке из тонкого сукна, подпоясанной узким кожаным ремешком, в суконных шароварах, высоких сапогах и романтической широкополой шляпе, прикрывавшей волосы, спадавшие на уши. Она замирала от счастья, когда слышала от любимого: "Люблю тебя, моя благородная Маруся, прекрасный друг-женщина".
Даже после того, как Андреева и Горький стали жить вместе, Морозов все равно трепетно о Марии Федоровне заботился. Когда она на гастролях в Риге попала в больницу с перитонитом и была на волосок от смерти, ухаживал за ней именно Морозов. Ей он завещал страховой полис на случай своей смерти. После гибели Морозова Андреева получила по страховке 100 тысяч рублей и все отдала большевикам.
Революция заслоняла все. Горького арестовывали, ссылали, Мария Федоровна бросалась вслед - помочь, обеспечить быт и нормальные условия работы. В 1905 году во время спектакля она сорвалась в люк под сценой и сильно ударилась. Ребенка, которого она ждала от Горького, спасти не удалось. Сама она, полуживая, металась в бреду, умоляя, чтобы Горький был рядом. Но он в этот момент находился в тюрьме.
В 1906 году они поехали вместе за границу. Андреева пишет сестре: "Алеша так много пишет, что я за ним едва поспеваю. Пишу дневник нашего заграничного пребывания, перевожу с французского одну книгу, немного шью, словом, всячески наполняю день, чтобы к вечеру устать и уснуть, и не видеть снов, потому что хороших снов я не вижу…" Помимо французского, она знала немецкий и итальянский, вела всю переписку Горького. Освоила художественный перевод. Заботилась об издании произведений Горького, о выплате гонораров, выполняла все новые и новые поручения партии.
В октябре 1906 года Горький и Андреева обосновываются в Италии, на Капри. Их вилла на острове стала прибежищем многих русских эмигрантов. Всех их Андреева принимала, кормила, давала кров. Книга Горького "Сказки об Италии" вышла с авторским посвящением: "Марии Федоровне Андреевой".
Но Горький есть Горький - знаменитый красавец, щедрый и отзывчивый мужчина, падкий на женскую красоту и ласку. Еще в 1910 году, живя на Капри, Горький увлекся женой своего друга Варварой Шайкевич. Она родила дочь Нину, удивительно похожую на Алексея Максимовича. Мария Федоровна очень тяжело отнеслась к этому. И как только в 1913 году появилась возможность уехать в Россию, покинула Капри.
Вернувшись на родину, Андреева становится финансовым агентом партии и изыскивает повсюду средства для революционной деятельности. После октября 1917 года она становится комиссаром театров и зрелищ союза коммун Петрограда и всех его окрестностей. В дневнике Корнея Чуковского есть запись от 18 апреля 1919 года, как в кабинет Шаляпина "влетела комиссарша Мария Федоровна Андреева, отлично одетая, в шляпке". Распоряжалась. Выделяла. Наказывала и миловала. Если ей самой требовалась поддержка - немедленно апеллировала к Ленину.
Горький в первые послереволюционные годы - 1917–1919 - ведет большую общественную и политическую работу, критикует методы большевиков, осуждает их отношение к старой интеллигенции, спасает ряд ее представителей от репрессий большевиков и голода. Порой он вступает в конфронтацию с властью. Мария Федоровна писала Ленину 23 августа 1920 года: "Алексею необходимы новые впечатления, если он будет сидеть в облаке тех, коими он сейчас живет, ведь он с ума сойдет, об этом Вы не раз говорили". Марию Федоровну Ленин понял с полуслова - Горькому надо уехать. И чем скорее, тем лучше. Пусть полечится за границей, отдохнет. И он пишет Алексею Максимовичу сам, строго и ласково: "У Вас кровохарканье, и Вы не едете! Это ей-же-ей и бессовестно, и нерационально. В Европе, в хорошем санатории будете и лечиться, и втрое больше дела делать. Уезжайте, вылечитесь, не упрямьтесь, прошу Вас". Эти советы огорчали и раздражали Горького, который в них видел желание избавиться от назойливого ходатая за "врагов" и жалобщика на петроградского хозяина Зиновьева. В 1921 году Горький выехал за границу. В 1921–1923 годах он жил в Гельсингфорсе, Берлине, Праге. Горький, расставшись с Марией Федоровной, сохранил с ней ровные отношения. Когда он жил недалеко от Берлина, Мария Федоровна часто приезжала к нему. Вспоминает Нина Берберова: "Она все еще была красива, гордо носила свою рыжую голову, играла кольцами, качала узкой туфелькой…"
В начале 1920-х годов в жизни писателя произошли существенные перемены. Место Марии Андреевой заняла другая особа, Мария Закревская-Будберг, которая стала вначале его секретарем, а затем - неофициальной женой. Андреевой к тому моменту исполнилось 52 года, они были ровесниками с Горьким, а Закревская была моложе писателя на 24 года. Она прожила в доме Горького с небольшими перерывами с 1920 по 1933 год. Именно она сыграла главную роль в решении Горького вернуться в СССР, а сама стала жить в Лондоне. С ней связана история передачи архива Горького в руки сталинского окружения в 1936 году.
18 июня 1936 года, в Горки, где лечился от гриппа Максим Горький, отправился Генрих Ягода в сопровождении нескольких своих подручных, в числе которых была таинственная женщина в черном. Нарком НКВД заглянул к Алексею Максимовичу совсем ненадолго, а вот женщина, по словам очевидцев, провела у постели писателя более сорока минут. Утром 19 июня в советских газетах было помещено траурное сообщение: великий пролетарский писатель Алексей Максимович Горький скончался от воспаления легких. Таинственная женщина в черном последней видела Горького живым.
Писательница Галина Серебрякова в книге "О других и о себе" пишет: "Из полутьмы, четко вырисовываясь, в траурном платье появилась Екатерина Павловна Пешкова - неизменный друг Горького. Тяжело опиралась она на руку невестки. За ней шла Мария Федоровна Андреева с сыном, кинорежиссером Желябужским. И поодаль, совсем одна, остановилась Мария Игнатьевна Будберг. Все эти три женщины чем-то неуловимо походили одна на другую: статные, красивые, гордые, одухотворенные…"
Свой уход от Горького в 1913 году Андреева себе так и не простила: "Я была не права, что покинула Горького. Я поступила, как женщина, а надо было поступить иначе: это все-таки был Горький".
Андреева умерла в 1953 году в возрасте 85 лет.
Есенин и Дункан
Айседора Дункан - американская танцовщица-новатор, основоположница свободного танца. Она родилась в Сан-Франциско в 1877 году. Она разработала танцевальную систему и пластику, которую сама связывала с древнегреческим танцем.
Дункан не была просто артисткой и танцовщицей. Ее стремления шли намного дальше простого совершенствования исполнительского мастерства. Она, как и ее единомышленницы, мечтала о создании нового человека, для которого танец будет более чем естественным делом. Особое влияние на Дункан, как и на все ее поколение, оказал Ницше. В ответ на его философию, Дункан написала книгу "Танец будущего". Люди, описанные в книге, видели себя пророками будущего. Дункан подчеркивала, что танец должен быть естественным продолжением человеческого движения, отражать эмоции и характер исполнителя, импульсом для появления танца должен стать язык души. "Я бежала из Европы от искусства, тесно связанного с коммерцией", - писала Дункан. Знаменитая всему миру танцовщица Айседора Дункан приехала в Москву в 1921 году по приглашению советского правительства. Она была намерена передавать свое искусство молодым особам.
Поэт Сергей Есенин родился в Рязанской губернии, в крестьянской семье. Ко времени встречи с танцовщицей он был признанным поэтом со сложной системой отношений с людьми.
Они познакомились осенью 1921 года в мастерской художника Якулова. Дункан была величественной женщиной. Своей гордой осанкой она походила на королеву. Их встречу присутствующие на вечере описывали так. Дункан полулежала на кушетке, вокруг нее толпились восторженные поклонники. Поэт же стоял перед ней на коленях. Танцовщица перебирала его светлые волосы и повторяла: "За-ла-тая га-ла-ва". Айседора не знала русского. Они понимали друг друга на уровне взглядов, сопровождаемых жестами.
Их роман развивался стремительно и довольно быстро они приняли решение жить вместе. Более чем 15-летняя разница в возрасте - тогда Айседоре минуло уже 45 лет, Есенину - 27, - несомненно, доставляла немало мучений танцовщице, у которой многое осталось в прошлом: и очарование молодого гибкого тела, и новизна ее таланта, и громкая слава, и востребованность у публики. "Она была еще хороша, но в отношениях ее к Есенину уже чувствовалась трагическая алчность последнего чувства", - так описывали ее.
Айседора знала, что у любимого Сережи было сложное детство: он рос в семье деда и с родителями почти не общался. Семнадцати лет Есенин приехал в Москву работать приказчиком и впервые встретил отца. Свою мать он видел в последний раз много лет назад. "Бедный мой мальчик, - думала Айседора. - У нас с тобой практически не было детства! А у тебя еще и не было матери! Ничего, я полюблю тебя вместо нее… я сумею!"
Через полгода Есенин, в беспамятстве, посылал Айседору ко всем чертям и иногда бил. Он швырял в нее тяжелыми советскими сапогами, а она, поймав сапог, говорила сквозь слезы на ломаном русском: "Сергей Александрович, я тебя люблю…" Есенин убегал, скрывался у друзей, а потом возвращался - измученный, охваченный нежностью и раскаянием. И плакал, уткнувшись ей в колени.
Они ходили на приемы, на литературные вечера, где она обязательно танцевала, а он непременно читал стихи. Домой возвращались обычно под утро. Проезжая мимо маленькой полудеревенской церквушки на Арбате, Есенин тыкал в нее пальцем и говорил: "Видишь, Сидора, вот здесь мы с тобой будем жениться! Ты понимаешь, же-нить-ся!" Айседора недоверчиво улыбалась: в ее жизни было немало мужчин, но ни одному из них она так никогда и не позволила взять себя замуж.
На следующий день после свадьбы супруги отбыли в путешествие по Европе и Америке, которое обернулось для "рязанского поэта" затяжной (почти полтора года) мучительной пыткой. За Дункан, как ее длинный шифоновый шарф, тянулся шлейф известности. Везде, особенно в Европе, ее встречали как звезду, а его - как молодого мужа немолодой знаменитости. Европейская снисходительность, американская прямолинейность; английский, французский, немецкий языки, которых Есенин не знал - все это давило на него невыносимо. Айседора продолжала с успехом выступать. Вскоре выяснилось, что неприятен Есенину не столько возраст жены, сколько ее мировая слава - угасающая, но вовсе не угасшая.
Она не отпускала молодого мужа ни на шаг, боялась, что он попадет под чье-то влияние. Однажды в Берлине Есенину вместе с приятелями удалось вырваться из-под бдительного ока супруги. Дункан была вне себя от гнева. После четырехдневных поисков она обнаружила беглецов в одном частном пансионе. Она уволокла поэта, даже не дав ему переодеться.
Этих двух художников, несомненно, сближали и отношения творчества. Все были уверены, что Есенин и Дункан безумно любят друг друга. Их любовь была странной и подчас не доступной для понимания большинства.
Однажды в гостинице, где они остановились, он настолько напился, что Айседора вызвала полицию. Та определила разбуянившегося поэта в сумасшедший дом. Однако спустя три дня Есенина выпустили, но он уже смотрел на свою жену другими глазами. Безумства "Изадоры", как он называл ее, ревность, вечная экзальтация утомили Есенина, и он бежал от нее. Страсть, говорил он, прогорела и прошла.
Брак с Дункан распался вскоре после их возвращения из-за границы в конце 1923 года. Она была в Ялте, когда ей передали его телеграмму: "Люблю другую. Женат, счастлив. Есенин". Ей было горько, но она думала о нем и сомневалась в его счастье. И сделать уже ничего было нельзя. Последние выступления Дункан и воспитанников ее московской школы состоялись в Камерном театре и в Большом театре в сентябре 1924 года. В конце сентября Айседора вылетела в Германию и больше никогда не возвращалась в Россию.
Вскоре после роковой телеграммы на земле уже не осталось Есенина. Его единственной любовью становится смерть, "черный человек". И 28 декабря 1925 года в ленинградской гостинице "Англетер" поэт покончил с собой.
14 сентября 1927 года Дункан, взяв свой любимый красный шарф, предприняла автомобильную прогулку. Садясь в машину, Айседора обмотала шарф вокруг шеи и крикнула провожавшим ее друзьям: "Прощайте, я отправляюсь к славе!" Автомобиль тронулся, потом внезапно остановился, и окружающие увидели, что голова Айседоры резко упала на край дверцы. Шарф попал в ось колеса и, затянувшись, сломал ей шею…
Маяковский и Яковлева
На протяжении почти всей жизни великого поэта XX века Владимира Маяковского его Музой была Лиля Брик.
Она была дочерью юриста Юрия Александровича Кагана. Едва девочке исполнилось 13, как она поняла, что обладает безграничной властью над мужскими сердцами. Достаточно было Лиле бросить на выбранный ею объект свой горячий колдовской взор темно-карих глаз - и жертва начинала задыхаться от эротического угара. В 1912 году двадцатилетняя Лиля вышла замуж за недавнего выпускника юридического факультета Осипа Максимовича Брика.
В 1915 году младшая сестра Лили Эльза познакомила своего ухажера Маяковского с семьей Бриков. Маяковский только что закончил поэму "Облако в штанах" и был рад читать свои стихи когда угодно и где угодно. Закончив чтение, Маяковский, словно завороженный, приблизился к Лиле и, раскрыв на первой странице тетрадь с текстом, спросил: "Можно я посвящу это вам?" Осип Брик через некоторое время издал поэму.
Вскоре последовал бурный роман. Молодому поэту нравилось, что перед ним была дама, женщина другого круга - элегантная, умная, воспитанная, до конца непознаваемая, с прекрасными манерами, интересными знакомыми и лишенная всяких предрассудков. Когда ей хотелось, то "светскость" она приглушала ироничной богемностью: и эксцентричными клетчатыми чулками, и расписной шалью с лисьим хвостом, и варварскими украшениями - смотря по настроению. Лиля же была спокойнее по отношению к Маяковскому и умела держать его на расстоянии, от которого он сходил с ума. Она любила его, но не без памяти. Он скоро стал звать ее Лилей и на "ты", а она долго обращалась к нему на "вы" и звала по имени и отчеству, соблюдая "пафос дистанции". Она была то нежна с ним, то отчужденна и холодна, и Маяковскому казалось, что Лиля околдовала его, вселила в него безумие. Возможно, Лиля все же надеялась наладить жизнь с любимым мужем Осей, которая "рас-пол-злась" не по ее желанию. Лиля Юрьевна писала на полях одной из рукописей: "Физически О.М. не был моим мужем с 1916 г., а В.В. - с 1925 г.". Осип Брик был при Лиле Юрьевне чем-то вроде старшей подруги, всегда умиленной и снисходительной. По какой-то причине его устраивала эта роль. По-видимому, после нескольких лет любви Маяковскому отводилась сходная роль. Несмотря ни на что, Лиля любила Осипа. Трагедия двух людей из "треугольника" заключалась в том, что Лиля Юрьевна любила Брика, но он не любил ее. А Владимир Владимирович любил Лилю, которая не могла любить никого, кроме Осипа Максимовича. Всю жизнь она любила человека, физически равнодушного к ней. К жене Осипа привязывало совсем другое. По собственному признанию Брика, его восхищала в ней безумная жажда жизни, он нуждался в ее редкой способности превращать будни в праздник. Кроме того, Осипа с Лилей объединяла и общая страсть: оба они увлеченно коллекционировали таланты, безошибочно чувствуя в человеке Божий дар. Супруги Брик действительно понимали друг друга. До самого конца. Их союз оборвется лишь в 1947 году, со смертью Осипа. Фаина Раневская в воспоминаниях пишет: "Вчера была Лиля Брик, принесла "Избранное" Маяковского и его любительскую фотографию. Говорила о своей любви к покойному… Брику. И сказала, что отказалась бы от всего, что было в ее жизни, только бы не потерять Осю. Я спросила: "Отказались бы и от Маяковского?" Она не задумываясь ответила: "Да, отказалась бы и от Маяковского, мне надо было быть только с Осей". Бедный, она не очень-то любила его. Мне хотелось плакать от жалости к Маяковскому и даже физически заболело сердце".