Летом 1791 года произошло еще одно событие, навсегда запечатлевшееся в памяти Алексея Аракчеева. Его квартиру в Петербурге навестили отец с матерью, приехавшие, кажется, повидаться не только со старшим сыном, но и с двумя другими - Андреем и Петром, которые пошли по стопам Алексея и учились в то время в Артиллерийском и Инженерном шляхетском кадетском корпусе. Позднее граф Алексей Андреевич вспоминал, что Елисавета Андреевна, найдя в его петербургской квартире чистоту и порядок, осталась вполне довольной сыном. А вот Андрей Андреевич насторожился, увидев в квартире слишком дорогую, по его представлениям, мебель: письменный стол, покрытый зеленым сукном, диван и кресло, обтянутые кожей, и комод из красного дерева. Некоторое время он хмурился и молчал, но затем не выдержал, отвел сына в сторону и стал допытываться: "Послушай, Алексей, скажи мне прямо, без всякой утайки, как должен сын отвечать отцу: не воруешь ли ты или не берешь ли взяток?"
Назначение в старшие адъютанты к директору корпуса П. И. Мелиссино Алексей Аракчеев считал впоследствии одним из важнейших событий своей жизни. В автобиографических заметках, писанных четверть века спустя, он назвал его в одном ряду с такими событиями, как поступление в кадеты и присвоение первого обер-офицерского чина. Что ж, граф Аракчеев имел на это все основания: в свете того, что произошло с ним впоследствии, обыкновенное само по себе событие, каковым являлось назначение в адъютанты к Мелиссино, приобретало особое значение.
Как уже говорилось, Артиллерийский и Инженерный корпус по традиции пользовался вниманием российской императрицы и ее вельмож. В 1792 году этим учебным заведением заинтересовался и наследник престола великий князь Павел. В отличие от вельмож интерес у него был не праздный, а сугубо деловой: цесаревич Павел создавал в своей резиденции, в Гатчине, собственную артиллерию. Вышло так, что поставленные ему весной 1792 года с артиллерийского завода в Сестрорецке новые орудия оказались негодными для стрельбы - их стволы имели много раковин, которые необходимо было заделать. Главным специалистом по заделке раковин являлся тогда поручик Федор Иванович Апрелев. Сама же эта процедура заключалась в следующем: сначала воском снималась форма раковины, затем отливалась соответствующая ей болванка из серебра, которая завинчивалась в раковину. Апрелев изобрел приспособление для завинчивания, оказавшееся весьма эффективным на практике. Данное приспособление засекретили, а самого Апрелева, как секретного мастера, в январе 1792 года приписали к Петербургскому арсеналу и сделали для всей русской артиллерии избавителем орудий от раковин. Именно он и поехал в Гатчину исправлять орудия находившейся там артиллерийской команды.
Сработал поручик Апрелев в Гатчине удачно: мало того, что заделал в орудиях раковины, но еще и показал гатчинским артиллеристам, как надо стрелять. Павел был доволен, ему сразу захотелось оставить смекалистого офицера у себя начальником всей гатчинской артиллерии. В течение лета 1792 года в Гатчину прибыло 35 артиллеристов, выбранных по просьбе цесаревича генералом П. И. Мелиссино из полевой артиллерии. Их надо было упражнять в стрельбе, учить должному обращению с орудиями. Однако Апрелев, как специалист по заделке раковин в орудиях, был в то время незаменимым для русской артиллерии человеком и поступить в распоряжение наследника престола не мог. Да и сам Федор Иванович не хотел перебираться в Гатчину. Служить здесь было несравненно труднее, чем в Петербурге. Кроме того, он имел большую семью, для которой сыскать в Гатчине подходящую квартиру не представлялось возможным.
Вот тогда-то великий князь Павел и обратил свое внимание на Артиллерийский и Инженерный корпус. Поручик Апрелев, выпущенный из стен его (в 1780 году), показал себя добрым артиллеристом - не будет ли среди выпускников корпуса другого подобного молодца, отличного знатока артиллерийского дела? И Его Высочество попросил генерала П. И. Мелиссино прислать ему такового.
Директор корпуса без промедления выбрал Аракчеева. Он так сильно желал избавиться от навязанного ему графом Салтыковым беспородного адъютанта, что даже не спросил у Алексея, согласен ли тот ехать в Гатчину, а попросту назначил его туда.
Но Алексей на Петра Ивановича не обиделся. Более того, принял новое свое назначение так, будто шел на повышение. По Петербургу в то время во множестве ходили страшные слухи о тяготах гатчинской службы. Столичных офицеров в дрожь бросало при одном намеке на назначение в Гатчину. Аракчеев не мог не знать про эти слухи. Наверняка доходили до него и кое-какие реальные факты о строгостях гатчинских порядков. И при всем том Алексей отправлялся в Гатчину с великой радостью. Он как будто предчувствовал, что именно там - на службе у Павла - пробьет звездный час его карьеры!
Глава третья
"ГАТЧИНСКИЙ КАПРАЛ"
В четвертый день сентября 1792 года Аракчеев подъезжал к Гатчине. На заставе он был встречен караулом, который повел себя с прибывшим офицером так, будто тот пересекал государственную границу. Караульный офицер тоном человека, охраняющего некую особо секретную территорию, стал расспрашивать Алексея, кто он такой, откуда и с какой целью прибыл в Гатчину.
***
Ко времени, о котором идет речь, великий князь Павел Петрович жил в Гатчине уже девять лет. До него это расположенное в 44 верстах от Петербурга и 22 верстах от Царского Села местечко принадлежало сподвижнику Екатерины II в деле захвата ею российского престола графу Г. Г. Орлову. Григорий Орлов получил Гатчину вместе с приписанными к ней двадцатью окрестными деревнями и мельницей в дар от императрицы в 1765 году. Прежде чем преподнести своему фавориту эту мызу, Екатерина II выкупила ее у наследников умершего в 1764 году президента камер-коллегии и коллегии экономии сенатора князя Бориса-Леонтия Александровича Куракина. К Б.-Л. А. Куракину Гатчина перешла после смерти в 1749 году его отца - князя А. Б. Куракина, сенатора и обершталмейстера. Последний же получил мызу в 1734 году в "личное потомственное владение" от императрицы Анны Иоанновны. А построена мыза Гатчино была вскоре после начала строительства Санкт-Петербурга - она должна была служить загородной усадьбой Петру I. В 1708 году царь подарил ее своей любимой сестре Наталье Алексеевне. В 1716 году та умерла. Спустя три года после этого - в 1719 году - Петр I отдал мызу во владение преобразователю медицинского дела в России архиатеру Ивану Лаврентьевичу Блюментросту. В 1732 году мыза Гатчино была императрицей Анной Иоанновной изъята из владения немца-медика и приписана к дворцовой канцелярии. Через два года мызу опять передали из государственной казны в частное владение.
Получив Гатчину в свое распоряжение, граф Г. Г. Орлов развернул здесь грандиозное строительство. В результате был возведен новый дворец (по проекту итальянского архитектора Антонио Ринальди), разбиты парки, проложены дороги, устроено обширное охотничье хозяйство. Граф очень любил Гатчину. Сохранилось одно из писем Г. Г. Орлова к Жан Жаку Руссо, в котором он делится своими впечатлениями о мызе: "Мне вздумалось сказать вам, что в 60 верстах от Петербурга у меня есть поместье, где воздух здоров, вода удивительна, пригорки, окружающие озера, образуют уголки, приятные для прогулок, и возбуждают к мечтательности".
Во второй половине 60-х годов императрица Екатерина II неоднократно приезжала в гатчинское поместье своего фаворита на отдых - прогуливалась по аллеям парка, каталась в маленьком ботике по озеру, развлекалась охотой. В 1772 году она охладела к Григорию Орлову и с этого времени избегала общения с ним, но про устроенный графом в Гатчине райский уголок не забыла.
Когда в 1783 году Григорий Орлов умер, императрица за 150 тысяч рублей выкупила Гатчину у его братьев и преподнесла в дар своему сыну Павлу. В Указе от 6 августа 1783 года, юридически оформлявшем это дарение, говорилось: "Из купленных Нами у графов Орловых деревень, состоящих в ведомстве нашего флигель-адъютанта Буксгевдена, повелеваем отдать во владение Нашему любезному сыну, великому князю, мызу Гатчино с тамошним домом, со всеми находящимися мебелями, мраморными вещами, оружейною, оранжереею и материалами и с 20 принадлежащими к той мызе деревнями…"
Осенью 1783 года Павел Петрович со своей супругой Марией Федоровной переселился в Гатчину и сразу же принялся перестраивать быт ее обитателей по-своему.
Великий князь распорядился перестроить дворец, сделать в нем новые парадные залы и комнаты. В парке были созданы сады - их назвали "Собственный" и "Голландский", устроены красивые укромные уголки - "Остров любви", "Сильвия", "Лабиринт".
В самом селении началось строительство новых домов, стали появляться новые улицы и площади.
Вступив во владение Гатчиной, великий князь повел себя здесь так, словно это была не мыза, а самостоятельное, отданное ему в управление государство. Он создавал здесь не только организованное по-новому хозяйство, но и разветвленную систему администрации и, наконец, пусть небольшое, но настоящее войско - миниатюрную армию. Павел как будто репетировал свою будущую роль российского самодержца. И то, что он делал это с необыкновенной страстью, было вполне объяснимо.
Вряд ли уже возможно с точностью установить, насколько достоверны сведения о том, что при своем восшествии на императорский престол Екатерина II давала обещание уступить его своему сыну по достижении им возраста восемнадцати лет. Однако несомненно, что с 1772 года, когда Павел вошел в пору совершеннолетия, императрица должна была привлечь его как наследника императорского престола к участию в управлении государством. Это было неписаное правило для венценосной семьи, и, как показывают мемуары российских сановников, все они были уверены, что именно так и будет. И Екатерина II действительно допустила своего сына к ведению государственных дел, но только в предельно ограниченных рамках - Павлу была предоставлена возможность исполнять канцелярские обязанности по его званию генерал-адмирала и дано правомочие на командование тем кирасирским полком, в котором он числился полковником.
Сообщая однажды своему сыну о том, какими делами он может заняться, Екатерина заметила: "Сверх сего, приходите ко мне за советом так часто, как признаете в том необходимость; я скажу вам правду со всею искренностию, к какой только способна, а вы никогда не оставайтесь недовольным, выслушав ее, понимаете? Вдобавок, чтобы основательнее занять вас, к удовольствию общества, я назначу час или два в неделю, по утрам, в которые вы будете приходить ко мне один для выслушания бумаг, чтобы ознакомиться с положением дел, законами страны и моими правительственными началами: устраивает это вас?" Великого князя Павла устраивала даже такая форма общения со своей матерью-императрицей, при которой он являлся скорее слушателем, чем собеседником. 12 мая 1783 года состоялся его разговор с Ее Величеством о занятии Крыма и о выборе короля Станислава Понятовского. Свою запись основного содержания данного разговора Павел закончил словами: "Доверенность мне многоценна, первая и удивительна". Из этих слов следует, что подобные беседы Екатерины II со своим сыном - наследником императорского престола - были редким исключением. Впоследствии Павел неоднократно жаловался людям, с которыми имел доверительные отношения, на то, что ничем не занят.
Гатчина стала для него в этих условиях настоящим спасением: здесь нашел он поле деятельности, к которому мог приложить свою неуемную энергию, - здесь получил он поприще, на котором мог проявить себя в качестве властителя. Многое из того, что Павел делал в Гатчине, он после того, как станет императором, будет стараться осуществить в Санкт- Петербурге.
С юности усвоил Павел истины, что "человек - первое сокровище государства, а труд его - богатство", что "сбережение государства - сбережение людей, сбережение людей - сбережение государства". Сделавшись владельцем Гатчины, великий князь стал руководствоваться этими принципами на деле.
Так, он предпринял меры по обеспечению сносного существования крестьян, прирезал земледельцам дополнительные наделы земли, дал ссуды тем, у кого хозяйство из-за внешних обстоятельств пришло в упадок. Заботясь о здоровье обитателей Гатчины, Павел распорядился устроить сеть фельдшерских пунктов и переоборудовать гатчинский госпиталь, с тем чтобы можно было оказывать бесплатную медицинскую помощь не только дворянам, но и крестьянам с солдатами. Этот госпиталь впоследствии славился чистотой и порядком, своими просторными палатами. Было в нем даже то, что сейчас называют инфекционным отделением.
Помимо медицинских учреждений, цесаревич организовал в Гатчине учебные заведения, в которых бесплатно обучались дети всех проживающих в Гатчине, независимо от их сословной принадлежности, а также выстроил и содержал за свой счет сиротский дом, православную, католическую и лютеранскую церкви.
При содействии великого князя Павла в Гатчине было развернуто широкое строительство мануфактур, возникли заводы по производству фарфоровых и стеклянных изделий, суконная фабрика, шляпная мастерская и т. д.
В дополнение ко всему новый владелец Гатчины так усовершенствовал местную полицию и пожарную часть, что жить здесь стало много безопаснее, нежели в Петербурге и где-либо еще.
Атмосферу воцарившегося в Гатчине порядка нарушали поначалу многочисленные беглые крепостные, наводнившие окрестности мызы. О причине, по которой люди побежали в Гатчину после переезда сюда цесаревича Павла, и о мерах против беглых шла речь в Указе Сената губернским правлениям от 17 мая 1784 года. В нем говорилось: "Из представления санктпетербургского губернского правления сенату известно учинилось, что по рассеянному слуху от людей, мыслящих во вред только себе и ближнему, яко бы мыза Гатчина, лежащая в Софийском уезде, превращена будет в город, и что ко умножению в нем купечества и мещанства примутся без разбора все, кто только пожелает, почему многие дворовые люди сделали побеги, в том намерении, что они будут уже граждане, и хотя в самом начале правительство, узнав, привело все в законный порядок, но вероятно, что таковые лживые слухи могут распространяться и далее, то сенат долгом своим поставляет предписать всем правлениям, дабы в поимке беглых и беспаспортных людей, также и в рассуждение пени за небрежение, непременно покупаемо было по силе учреждения о губерниях". Слухи о том, что мыза Гатчино будет превращена в город, имели под собой основания. Павел сначала превратил это селение в посад, а 11 ноября 1796 года - на пятый день своего пребывания на престоле - присвоил Гатчине статус города.
В 1779 году великий князь Павел Петрович писал графу Петру Ивановичу Панину: "Государство наше, будучи в беспрестанных движениях с царствования государя Петра I, зачинает приходить в некоторую слабость, которую, как ее самую, так и ее следствия предупредить должно, дабы все здание или весь корпус не рушился, ослабевшее от многих припадков тело". С тех пор Его Высочество жил с сознанием, что именно на него возложена миссия спасения России.
В Гатчине он приступил вплотную к исполнению этой великой миссии. Первое, что надлежало, по его мнению, сделать в данном направлении, - это укрепить военную мощь Российского государства. Не имея возможности осуществить свои реформаторские замыслы в рамках существовавшей в России армии, Павел стал создавать военные отряды у себя в резиденции, то есть действовать подобно тому, как действовал в свое время Петр I, организуя в Преображенском так называемые "потешные" войска. Если в 1783 году в распоряжении наследника престола были две воинские команды по 30 человек, которые несли сугубо караульную службу, то в 1787 году он имел уже 360 человек, разделенных на три роты. В 1785 году в ведение цесаревича поступил кирасирский полк, а в 1786 году восемь рядовых и один унтер-офицер из морской артиллерии положили начало гатчинским артиллерийским формированиям.
Правда, поначалу функции этой артиллерийской команды были сугубо церемониальные - артиллеристы и пушки предназначались для того, чтобы выстрелами давать два сигнала: по первому следовало начинать приготовление пищи для Его Высочества, а по второму - садиться за стол вкушать ее. Но уже со следующего 1787 года артиллерия в Гатчине стала создаваться в качестве боевой единицы. Тогда же положено было начало и гатчинской коннице.
Расширяя численность воинских отрядов, Павел одновременно устраивал их на новых принципах. В литературе до сих пор бытует мнение, что принципы эти цесаревич целиком заимствовал у тогдашнего короля Пруссии Фридриха II, с которым он познакомился лично во время заграничного путешествия. Действительно, Павел восторгался порядками, господствовавшими в прусской армии. Он заимствовал у нее покрой мундира, косички, пудру и т. п. И это было довольно неудачное заимствование. Но внутренние принципы, на которых строилась Павлом гатчинская армия, нельзя назвать прусскими. К примеру, Фридрих Великий организовывал свою армию, исходя из правила: артиллерия начинает бой, пехота одерживает победу, а конница довершает ее. Великий князь Павел предполагал участие артиллерии и в начале боя, и в середине, и в завершающей стадии. А в тех случаях, когда войска терпели поражение, артиллерия должна была, согласно идее Павла, обеспечивать отход войск. В связи с этим гатчинская артиллерия в отличие от прусской создавалась как более мобильная и разнообразная по калибрам орудий - она формировалась в качестве самостоятельной, обособленной от пехотных и конных подразделений войсковой части. Пехоте и коннице такая артиллерия придавалась лишь во время совместных боевых действий. Павел ввел и отличную от прусской организацию артиллерии, в основание которой было положено не число людей, а количество орудий - по 12 в каждой роте.