Примечателен был и состав гатчинского войска. Павел брал к себе на службу лишь тех, кто хотел и мог служить усердно, не жалея для службы ни себя самого, ни других. При этом великий князь не обращал никакого внимания на бедность и незнатность претендентов. Скорее даже старался отдавать им предпочтение, сознавая, что для бедных и незнатных служба - единственный источник средств существования и путь к возвышению. В результате в гатчинской армии собралось множество выходцев из глухих российских провинций, малообразованных, малокультурных, но честолюбивых и ретивых к службе молодых людей. Павел был для них отцом и благодетелем, на него возлагали они все свои надежды. И Павел вел себя с ними именно как отец и благодетель. Он знал в лицо каждого своего офицера, был вхож в его домашние и семейные нужды и всегда старался помочь, как мог, в устройстве его жизни. Конечно, кому-то столь всесторонняя и в чем-то мелочная Павлова опека не нравилась. Но в основной своей массе гатчинцы были преисполнены благодарности к цесаревичу, особенно те, кто служил с настоящим усердием - для таких Его Высочество не жалел похвал и наград.
Впоследствии современники гатчинских офицеров, сами не служившие в Гатчине, будут выставлять их в своих мемуарах в самом неблаговидном свете. Один из этих современников напишет о них: "Это были, по большей части, люди грубые, совсем не образованные, сор нашей армии; выгнанные из полков за дурное поведение, пьянство или трусость, эти люди находили убежище в гатчинских батальонах и там, добровольно обратясь в машины, без всякаго неудовольствия переносили всякий день от наследника брань, а, может быть, иногда и побои". Другой мемуарист выскажется о гатчинцах с еще большей желчью: "Гатчинские офицеры были бродяги, выгнанные за разные гнусности из армии, которые, не имея пристанища, рады были все переносить из-за куска хлеба. Гатчинская армия не помещала ни одного офицера, который бы помышлял о чести - им нередко придают охоту к службе палкой". Эти злые слова о гатчинцах цитирует в своей книге "Император Павел Первый" Н. К. Шильдер для того, чтобы обосновать свой вывод о том, что состав гатчинских войск "был незавидный". А в качестве наиболее яркого образца такого бесчестного, раболепного, "совсем не образованного", являющего собой "сор нашей армии" гатчинского офицера приводит не кого иного, как Алексея Андреевича Аракчеева. Неужели не догадался историк-генерал о том, что подобные характеристики гатчинских офицеров могли дать только те, кто завидовал их успешной карьере, начавшейся при императоре Павле и продолжавшейся в царствование императора Александра I? Надо совсем не понимать Павла как человека, чтобы утверждать, что он мог брать к себе на службу таких дурных офицеров. На самом деле Павел настолько тщательно подходил к подбору офицеров в свои гатчинские войска, что удостаивал чести служить при себе и тем участвовать в формировании новой армии далеко не каждого хорошего офицера. Он требовал от своих офицеров творческого подхода к делу, к тому же дело-то было новое: Павел создавал новую организацию войск. Потому-то шла в Гатчине напряженная учеба офицеров. Неужели не знал этих фактов Н. К. Шильдер? Знал, пожалуй, но ставил целью своего труда не раскрытие истины, а скорее замазывание ее. Царствование императора Павла Николай Карлович охарактеризовал в своей книге как "незабвенное по жестокости" и, чтобы доказать это, сознательно умолчал о многих фактах, говорящих совершенно о противоположном. Поэтому вместо исторического произведения о русском императоре Павле - может быть, самом русском из всех - Шильдер сотворил всего лишь пасквиль на Павла.
Настроения офицеров, служивших при цесаревиче Павле, хорошо выразил Аракчеев, сказав годы спустя: "В Гатчине служба была тяжелая, но приятная, потому что усердие всегда было замечено, а знание дела и исправность отличены".
Алексей Андреевич имел все основания так говорить. До тех пор пока он не проявил себя "служакой", Павел относился к нему прохладно. Целый месяц со дня своего прибытия в резиденцию наследника престола Аракчеев интенсивно занимался с артиллеристами, ходил на разводы и вахтпарады, и за все это время Павел ни разу не похвалил его, а только внимательно к нему присматривался.
Правда, однажды, во время посещения проводившихся под руководством Аракчеева лабораторных работ цесаревич, ознакомившись с введенным им новым порядком размещения людей и последовательностью процедур, высказался: "Дельно!"
Лишь 8 октября, то есть спустя месяц и четыре дня с момента прибытия в Гатчину, Алексей удостоился наконец награды. В этот день производились стрельбы из орудий. И поручик Аракчеев стрелял настолько успешно, что Павел прямо в поле объявил ему, что он завоевал его благорасположение. К вечеру Аракчеев был назначен командиром артиллерийской роты и возведен в чин бомбардир-капитана, который соответствовал в тогдашней русской армии званию премьер-майора. Кроме того, Его Высочество объявил новому своему любимцу, что он отныне может без всякого специального приглашения бывать на его обеде.
Менее года спустя - 23 июля 1793 года - Аракчеев стал майором артиллерии и подполковником армии. Об этом радостном событии он уже на следующий день писал П. И. Мелиссино: "Я столько смел, что думаю и ласкаю себя надеждою, что моя преданность, усердность и почитание к вашему превосходительству вам известны, а продолжение оных за счастье буду почитать, если позволено будет им пребывать от вашего превосходительства до последнейшего конца моей жизни. Ибо с начала самого моей службы и до сего времени полученные мною благополучия есть источники ваших ко мне милостей и наставлений, то я и положил себе за правило, при всяком моем благополучии, уведомить вашего превосходительства, яко первого основателя моих благополучий. Вчерашнего числа Его Императорское Высочество, великий князь Павел Петрович изволил пожаловать меня артиллерии Майером, который чин объявя мне, изволил послать об оном к графу Николаю Ивановичу объявить ему свою волю. Сколько мне оное не лестно, но вторая его высокая милость меня утешает более оной: всем моим офицерам до последнего изволил пожаловать чины, проговаривая при оном, что оное изволит делать для меня. Донося оное вашему превосходительству, прошу Всевышнего, чтоб он продлил ваши лета, в которые, конечно, чрез ваши о воспитывающихся под вашим начальством старания, увеличится число счастливых. Я ж пребуду навсегда вашего высокопревосходительства, милостиваго государя, верным и покорным слугою. Алексей Аракчеев".
Алексей Андреевич был очень памятлив на причиненное ему зло, но не менее помнил и добро, когда-либо ему сделанное. И благодетелей своих чтил всю жизнь, воздвигая им памятники не только в душе своей, но и на земле…
За год, проведенный Аракчеевым в Гатчине, доверие Павла к нему заметно выросло. Так что именно ему Его Высочество поручил подобрать из выпускников Артиллерийского и Инженерного шляхетского кадетского корпуса офицеров для гатчинской артиллерии. Алексей Андреевич выбрал П. С. Апрелева, Л. С. Бреверна, П. М. Капцевича, Н. О. Котлубицкого. Все они впоследствии станут генералами и хорошими администраторами.
Благоволение Павла к расторопному и умному артиллерийскому офицеру выражалось в различных формах. Так, в 1795 году Его Высочество вручил Аракчееву учрежденную им для своих гатчинцев награду - орден Святой Анны на шпаге - "Анненскую шпагу". Вручил на следующих условиях, начертанных им собственноручно на приложенной к шпаге бумаге: "1) Аресту не подвержен. 2) Не теряет, иначе как по суду, чины и дворянство. 3) При смерти возвращается назад".
25 июня 1796 года у Павла родился третий сын - Николай. По этому случаю майор артиллерии Аракчеев был представлен цесаревичем к присвоению следующего чина - подполковника артиллерии и соответственно полковника армии. Данный чин мог быть присвоен только через посредство генерал-фельдцейхмейстера. Князь Платон Зубов, занимавший данную должность, получив представление на Аракчеева, решил поинтересоваться, какую должность занимает претендент на чин подполковника артиллерии. Узнав о запросе князя П. А. Зубова, Алексей Андреевич испугался - не дают ли ему с новым чином новое назначение и не хотят ли забрать его из Гатчины. Забеспокоился и Павел, который не хотел лишиться исполнительного и умного офицера. Он приказал Аракчееву срочно прибыть в Павловск, а сам отправился в Царское Село к матери-императрице. Утром 29 июня Алексей Андреевич прибыл в Павловск и сразу узнал о том, что произведен в новый чин. О новом же назначении никаких сообщений не было. Полдня провел он в волнении, пока наконец не получил собственноручную записку от Павла. "Зубов мне велел сказать, что ты именно у меня остаешься и о сем именно приказано куда следует. Вот и объяснение всего", - говорилось в ней.
Павел был настолько увлечен артиллерией, что малейшее нарушение какого-либо порядка в ней приводило его в неудовольствие, а то и просто в гнев. Не избежал промахов по службе и Аракчеев. 11 декабря 1794 года цесаревич разразился в его адрес следующей запиской: "Присланное вами, г. подполковник Аракчеев, сегодня с нарочным дело, будучи текущее, а сверх сего, по существу своему, и никакого исследования не заслуживающее, то и удивляюсь я, почему вы отправили с оным нарочного козака, а не дождались учрежденной в Гатчине почты, тем более, что окроме артиллерии, ничто под командою вашею не состоит, и для того остерегаться вам и вперед от подобных сему дел. Усмотря же из возвращаемого при сем произведенного над фурлейтом Егоровым следствия несоблюдение формы, ибо вам должно известно быть, что у нас название секунд- и пример-майоров не существует, то и не могу, чтоб не дать вам знать о моем по сему удивлении, рекомендуя вам стараться о избежании и впредь таковых новостей".
Были во время службы Аракчеева в Гатчине и другие случаи, когда он вызывал к себе у Павла неудовольствие. Но оно если и возникало, то ненадолго. В этом была особенность Павлова сердца - быстро сменять гнев на милость. С другой стороны, на Аракчеева всякому его начальнику вообще трудно было гневаться сколь-нибудь продолжительное время.
Однажды - едва ли не в первый год службы в Гатчине - Аракчеев, будучи караульным офицером, допустил какой-то мелкий промах. Павел разгневался и обругал его последними словами. Бедный Алексей впал в состояние глубочайшего горя. И от чувства своей безвинности, от мысли, что навеки лишился милости наследника престола, самым что ни на есть настоящим образом зарыдал. Потрясенный горем до глубины души, он побежал искать утешения в церковь. В тот час она была уже пуста, лишь пономарь тушил в ней свечи. Влетев в церковный зал, Алексей бухнулся на колени и в полной тишине стал отчаянно молиться. Вдруг за спиной его послышались шаги со звуком шпор. От неожиданности он вскочил, вытер глаза от слез и обернулся: перед ним стоял цесаревич Павел.
- О чем ты плачешь? - ласково спросил он мокрого от слез офицера.
- Мне больно лишиться милости Вашего Императорского Высочества.
- Да ты вовсе не лишился ее! - ответил Павел и, положив руку на плечо Алексею, продолжил: - И никогда не лишишься, когда будешь вести себя и служить так, как до сих пор. Молись Богу и служи верно, а ты знаешь, что за Богом молитва, а за царем служба не пропадают.
Алексей бросился перед Павлом на колени и, переполненный чувствами, воскликнул:
- У меня только и есть, что Бог да Вы!
Его Высочество велел ему подняться и следовать за ним. В молчании они вышли из церкви, прошли какое-то расстояние. Павел остановился, посмотрел на Аракчеева и сказал:
- Ступай домой… Со временем я сделаю из тебя человека!
Позднее Алексей Андреевич будет утверждать, вспоминая свою службу при Павле, что тот осыпал его милостями "не по заслугам, а по благости своей". В данном утверждении граф явно скромничал. Достаточно почитать письма и записки Павла к Аракчееву, чтобы понять: угрюмый, всего себя отдававший службе человек был для него рычагом и, пожалуй, главным в административных и военных делах.
Пребывая на службе в Гатчине, Аракчеев не только командовал артиллерией, но и организовывал занятия для младших офицеров, подпрапорщиков и юнкеров. 3 июля 1794 года Павел писал ему из Павловска: "Препоручая вам, г. подполковник Аракчеев, учредить в Гатчине, по примеру прежнему, класс для преподавания военной науки, предоставляю вам избрать способного для сего офицера". Алексей немедля выполнил данное приказание цесаревича, за что так же без промедления был удостоен его высочайшей похвалы. "Распоряжением, г. подполковник Аракчеев, военного класса для офицеров я доволен", - сообщал Павел 6 июля 1794 года.
Функции, которые цесаревич возлагал на Аракчеева при организации учебных классов для офицеров, были Алексею вполне знакомы: он хорошо освоил их еще будучи кадетом. "По учреждении вами, г. подполковник Аракчеев, вследствии приказания моего, для офицеров военного класса, - писал Павел своему любимцу 4 июля 1794 года, - предписываю вам иметь прилежное смотрение, как за успехом их в учении, так и за поведением во время онаго; а притом наблюдать, чтобы они были всегда опрятно и, как должно, по форме одеты, не дозволяя им ходить в классы в сертуках; если же кто против сего сделается ослушным, то дозволяю вам такового тотчас арестовать, дав о том знать за известие коменданту, а меня тотчас рапортовать, так как и доносить мне почасту обо всем оном".
Помимо вышеуказанных функций Павел поручал Аракчееву производить отбор на службу в Гатчину нижних чинов. По рассказам бывших гатчинцев, в акциях отбора Аракчеев преуспел быстро: неизвестно как, но за сравнительно короткое время он наладился сманивать в гатчинские войска разных мастеровых (сапожников, портных, шорников и т. п.). Принимались им даже беглые, если были достаточно смекалистыми людьми. Однажды удалось заманить на службу в Гатчину целый оркестр музыкантов.
Заведуя артиллерией, обучением войск и занимаясь их кадровым пополнением, Аракчеев умудрялся еще исполнять обязанности коменданта Гатчины. Наряду с распоряжениями по военной части Павел давал ему и такие, например, поручения: "На домах, которые по углам улиц, вмазать имена улиц, на медных досках".
Вообще к 1795 году сугубо административная деятельность стала основной у Аракчеева. Цесаревич придавал своим войскам значение, далеко выходившее за гатчинские рамки. Он понимал, что русская армия в целом требует глубоких преобразований, касающихся и организации ее, и применяемой ею тактики ведения боя, и состояния ее вооружения. При этом он сознавал, что его мать - императрица Екатерина - ни на какие сколько-нибудь серьезные реформы в армии не пойдет. Следовательно, задачу совершенствования русской армии придется решать именно ему - после того, как взойдет он на императорский престол. В этих условиях гатчинские войска должны были, по замыслу Павла, стать ядром обновленной русской армии, а их организация - ее организационной основой. Поэтому формируя и обучая свои войска, великий князь одновременно готовил новые воинские уставы для строевой, гарнизонной и лагерной службы, а также положения, устанавливавшие новые правила ведения войскового хозяйства. В подготовке всех подобных документов активное участие принимал офицер Аракчеев.
Пребывая на службе в Гатчине, Алексей Андреевич специально изучал разработанные применительно к русской артиллерии и действовавшие в то время положения, штаты, инструкции. Он завел даже специальную тетрадь, в которую выписывал содержавшиеся в этих документах сведения. В эту же тетрадь он заносил списки чинов и суммы содержания каждого из них, таблицы стрельб, цифры, фиксирующие размеры различных орудий, лафетов, ящиков и т. д. Эти материалы предназначались явно не для учебы. Скорее всего Аракчеев изучал по поручению цесаревича состояние русской артиллерии во всех ее аспектах с целью разработки для нее новых стандартов.
В 1795 году Павел придал гатчинской артиллерии статус полка. Необходимые инструкции для всех должностных чинов артиллерии Его Высочество повелел написать подполковнику Аракчееву. Они были готовы к декабрю того же года. Текст этих инструкций сохранился - он был опубликован в книге В. Ф. Ратча "Сведения об артиллерии гатчинских войск", вышедшей в свет в 1851 году. Алексей Андреевич подробно расписал в составленных им инструкциях внутренний порядок управления артиллерийским полком. При этом особое внимание уделил обязанностям ротных командиров, которые должны были отвечать за строевое обучение, боевую подготовку, продовольствие и обмундирование вверенных им нижних чинов, их нравственное воспитание, состояние материальной части и вооружений, содержание и кормление лошадей.
Кроме того, Павел поручал Аракчееву составление разнообразных инструкций, разработку новых образцов обмундирования и снаряжения для армии. Ведение хозяйства во многом также находилось в руках Аракчеева. Служба в Гатчине превратилась для него в подлинную школу управления. Из сына бедного дворянина, простого артиллерийского офицера выковывался администратор, государственный деятель, будущий крупный сановник.
Если административной практики у Аракчеева было предостаточно, то знаний не хватало. И Алексей вновь засел за книги.
Мемуаристы и историки много будут писать о неграмотности Аракчеева и о нелюбви его к книгам. Аракчеев "ничему не учился, кроме русского языка и математики", - напишет о нем А. И. Михайловский-Данилевский. "Он имел лишь ум нравиться тому, кому следует", - заявит Д. Б. Мертваго. "Ничего не читал в молодости, пустота головы наполнена какими-то вздорами, которые в нашем свете слывут умением дела", - охарактеризует Аракчеева в своих "Записках" служивший под его началом офицер А. И. Мартос. Историк-генерал Н. К. Шильдер отметит: "Аракчеев не был из числа людей, которые чтением расширяют свои познания". А между тем все обстояло как раз наоборот.