В начале марта 1965 года в квартире Орловых был произведен обыск, а сам он подвергся проверке на детекторе лжи. Однако никаких улик, а тем более доказательств, ФБР не обнаружило. Несмотря на это, за домом Орлова было установлено постоянное наблюдение, а его самого регулярно вызывали на допросы в ФБР. В апреле Орлов не выдержал прессинга и тайно обратился в посольство СССР в Вашингтоне с просьбой о политическом убежище, которое было бы ему гарантировано вместе с семьей. Но Элеонора Орлова не пожелала ехать в СССР, и побег не состоялся. ФБР стало известно о посещении Орловым советского посольства, но, так как он объяснил этот визит необходимостью узнать адрес матери, никаких осложнений не последовало.
В марте 1966 года дело Орлова получило неожиданное продолжение. Сотрудник КГБ И.П. Кочнов по личной инициативе пошел на контакт с ЦРУ. Среди всего прочего он заявил, что И. Орлов является "кротом" КГБ. Правда, все обстоятельства сотрудничества Кочнова с ЦРУ, а самое главное, исчезновение в Вене Н.Ф. Артамонова (об этом эпизоде речь пойдет далее), свидетельствуют о том, что Кочнов был подставой КГБ, а показания против Орлова - попыткой направить ФБР по ложному следу. Во всяком случае, на судьбе Орлова это заявление никак не отразилось. До самой смерти Орлова ЦРУ и ФБР относились к нему подозрительно, но так и не нашли ни малейших доказательств его виновности в чем бы то ни было.
Второго мая 1982 года в возрасте шестидесяти лет И.Г. Орлов скончался. Но и его смерть не принесла покоя семье. В 1985 году в США бежал сотрудник КГБ B.C. Юрченко, и история САШИ обрела продолжение.
Список предателей, бежавших на Запад после победы над фашистской Германией, открывает шифровальщик ГРУ И.С. Гузенко.
Игорь Сергеевич Гузенко родился в 1919 году в деревне Рогачево Дмитровского района Московской области. По окончании средней школы он поступил в Московскую инженерную академию, но окончить ее не успел, так как началась Великая Отечественная война. С началом войны Гузенко был призван в армию и направлен в спецшколу, готовившую шифровальщиков. Затем в течение года он воевал на одном из фронтов и после полугодовой стажировки в главном шифровальном бюро ГРУ был командирован вместе с семьей в Канаду шифровальщиком военного атташе и резидента ГРУ в Оттаве полковника Николая Заботина. Надо сказать, что при направлении Гузенко за рубеж возникали некоторые сомнения. В частности, отмечалась такая черта характера, как корыстолюбие, а также пристрастие к алкоголю.
В Оттаве Гузенко сумел завоевать расположение своего шефа Заботина и поэтому пользовался рядом привилегий. Так, вопреки всем установленным правилам, он проживал вместе с женой и сыном не на территории посольства, а на частной квартире в городе. Факт вопиющий, поскольку шифровальщикам разрешалось покидать территорию посольства только в сопровождении двух человек. Об этом стало известно в Москве, после того как заместитель начальника Первого управления ГРУ полковник Михаил Мильштейн в мае - июле 1944 года совершил инспекционную поездку по легальным резидентурам в США, Мексике и Канаде. В ходе проверки Мильштейн установил, что Гузенко не только проживает за пределами посольства, но и имеет доступ к личному сейфу заместителя резидента по агентурной работе полковника П.С. Мотинова.
Кроме того, у Мильштейна, по его словам, сложилось впечатление, что Гузенко готовится к побегу и находится на пути к предательству. Вот как он вспоминал об этом позднее:
"Перед отъездом я еще раз сказал Заботину о необходимости переселения Гузенко в посольство и решил снова побеседовать с Гузенко. Я внимательно слушал его, задавал часто несущественные вопросы - какое-то необъяснимое и тревожное предчувствие на протяжении всей беседы неотступно мучило меня. Мне все время виделась в нем какая-то неискренность. Внутренний голос подсказывал, что с ним неладно. Что он решил что-то важное для себя, но боится, что его замысел сорвется. И вот тогда, в июне 1944 года, я пришел к выводу, что он готовится бежать. Готовится, но еще не решил окончательно".
Начальник ГРУ генерал-лейтенант И.И. Ильичев и начальник отдела кадров ГРУ полковник С. Егоров не приняли всерьез опасений Мильштейна, но тем не менее в сентябре 1944 года в Оттаву ушла телеграмма об отзыве Гузенко в Москву. Однако резидент Заботин сумел настоять на отмене этого решения, и лишь в августе 1945 года новый начальник ГРУ генерал-лейтенант Ф.Ф. Кузнецов подписал телеграмму с категорическим указанием Заботину немедленно отправить Гузенко и его семью в Советский Союз.
Узнав об этом, Гузенко принимает решение не возвращаться на родину. Вечером 5 сентября 1945 года он обратился в редакцию, газеты "Оттава джорнел", с заявлением о том, что он располагает документами, свидетельствующими о советском шпионаже против Канады. В редакции ему не поверили, тогда он обратился в министерство юстиции с просьбой предоставить ему политическое убежище. В министерстве юстиции к его словам тоже отнеслись недоверчиво и предложили прийти на следующий день. Недоумение по поводу заявления Гузенко было столь велико, что там всерьез обсуждался вопрос о передаче его советским представителям в Оттаве, дабы избежать политических осложнений. Всю ночь Гузенко с семьей скрывались у соседей, и на следующий день он вновь обратился к канадским властям. Только факт взлома дверей квартиры Гузенко сотрудниками безопасности советского посольства и настойчивое вмешательство Уильяма Стефенсона, занимавшего пост главы британской миссии по вопросам координации обеспечения безопасности, спасли жизнь Гузенко. Стефенсон убедил руководство Королевской канадской конной полиции (КККП), занимающейся вопросами разведки и контрразведки, укрыть Гузенко на территории специальной военной школы на северном берегу озера Онтарио.
Советское посольство в Канаде сделало все возможное, чтобы вынудить канадские власти передать Гузенко СССР. Восьмого сентября посол отправил в департамент иностранных дел Канады ноту следующего содержания:
"…сотрудник советского посольства Игорь Сергеевич Гузенко, проживающий по улице Соммерсет Стрит, 511, не явился в установленное время к месту службы.
В связи с этим консул Павлов и два других сотрудника посольства посетили квартиру Гузенко, но дверь им никто не открыл. После этого были использованы дубликаты ключей…
Позднее было установлено, что И. Гузенко похитил из посольства деньги и документы…
Посольство СССР просит департамент иностранных дел принять срочные меры по розыску, аресту и передаче Гузенко для депортации из страны как уголовного преступника, который выкрал деньги, принадлежащие посольству".
Через неделю в департамент иностранных дел Канады была отправлена вторая нота:
Подтверждая наше заявление в ноте № 35 от 8.09.1945 о том, что Гузенко похитил денежные фонды посольства, вторично просим о задержании Гузен-ко и его жены без организации суда над ними и о передаче их советскому посольству для последующей депортации в Советский Союз".
В ответ канадское правительство направило запрос в советское посольство о похищенных суммах и некоторых связанных с этим обстоятельствах, но ответа посольства на этот запрос не последовало.
В Москве бегство Гузенко вызвало переполох. По личному приказу Сталина была создана комиссия по ликвидации последствий предательства Гузенко. В ее состав входили Г. Маленков (председатель), Л. Берия, В. Абакумов, Ф. Кузнецов, В. Меркулов, Мамулов (секретарь). Предложение ликвидировать Гузенко силами специальной секции "X" ГРУ, занимавшейся актами возмездия, было отклонено Сталиным, который сослался при ном на возможный ущерб престижу СССР. Впрочем, до самой смерти Гузенко значился в так называемой розыскной книге, куда заносились все осужденные и объявленные в розыск перебежчики. Вот что говорилось о нем в розыскном деле:
"Гузенко Игорь Сергеевич, 1919 года рождения, урож. дер. Рогачево Дмитровского р-на Московской обл., русский, образование незаконченное высшее, бывш. лейтенант Советской Армии. Среднего роста, шатен, волосы редкие с глубокими залысинами, лицо овальное, на подбородке ямочка, походка резкая, при разговоре сдвигает в сторону нижнюю челюсть, увлекается рисованием. Сестра Сокольникова (Гузенко) Ирина Сергеевна - в г. Златоусте Челябинской обл.; брат Гузенко Всеволод Сергеевич - в г. Златоусте Челябинской обл.; отец Гузенко Сергей Давыдович до войны проживал в г. Киеве.
С августа 1943 г. вместе с женой (Гузенко С.Б.) находился в служебной командировке по линии Министерства Обороны СССР в Канаде. 6 сентября 1945 г. по сговору с женой отказался от возвращения в СССР. Из аппарата военного атташе СССР в Канаде похитил и передал канадским властям ряд совершенно секретных документов. Военной коллегией Верховного суда СССР 2 марта 1956 г. заочно осужден к ВМН. По имеющимся данным проживает в Канаде. Имеется фотокарточка 1940–1945 гг. и образец почерка".
В результате пострадали лишь Заботин и его семья. Он, его жена и сын были арестованы и осуждены. Заботин находился в заключении до смерти Сталина. Выйдя на свободу, он развелся с женой, женился вторично на простой деревенской женщине, уехал из Москвы в провинцию, где вскоре умер.
Что касается Гузенко, то его скрупулезно допрашивали сотрудники КККП, офицер СИС Петер Двайер и даже сэр Роджер Холлис, начальник отдела английской контрразведки МИ-5, занимавшийся разработкой политических партий и, в частности, компартии Великобритании. Гузенко передал так много информации, что канадское правительство учредило специальную Королевскую комиссию по вопросам шпионажа. Согласно официальному заявлению, комиссия выявила имена четырнадцати агентов ГРУ, и указала псевдонимы еще пяти членов. Из этих девятнадцати девять человек были осуждены.
Так, с помощью Гузенко была раскрыта агентурная группа БЕК, занимавшаяся вопросами атомного шпионажа. В нее входили Алан Мей (АЛЕК), британский ученый-физик, работавший во время войны над созданием атомной бомбы в научном комплексе на Чак-ривер, Онтарио, Исраэль Гальперин (БЭКОН), Эдвард Мазерал (БАГЛИ) и другие. Раскрытие группы "Бек" вызвало ужесточение мер безопасности в западных центрах ядерных исследований, и в дальнейшем привело к провалу других советских разведгрупп, занимавшихся атомным шпионажем, в состав которых входили К. Фукс, Г. Голд, Д. Грингласс, супруги Розенберг и многие другие.
Было также установлено, что резидентура Заботина, кроме атомного шпионажа, также занималась сбором научной, военной и политической информации. Данные о радарах, например, КККП и Королевская комиссия сочли "информацией величайшей важности", поскольку "радар был, пожалуй, наиболее важным, если не считать атомной бомбы, результатом совместной работы развитых англоязычных стран в области техники в течение рассматриваемого периода". Среди другой технической информации агентура ГРУ поставляла данные о гидролокаторах, взрывчатых веществах, ракетном топливе и бесконтактных взрывателях. Среди агентов, собиравших политическую информацию, особенно ценными были Сэм Карр (урожденный Коган, украинский еврей); секретарь по организационным вопросам компартии Канады с 1937 года, Фред Розе (урожденный Розенберг, родившийся в Польше в семье евреев из России); партийный активист из Квебека и член парламента Канады, поставлявший информацию о секретных "парламентских слушаниях.
Помимо прочего, Гузенко указал и на существование двух агентов ГРУ под псевдонимом ЭЛЛИ, работавших у англичан. Первым была Кэтрин Уиллшер, заместитель архивариуса в бюро по учету документов посольства Великобритании в Канаде. Гузенко показал, что она работала в "администрации", что и помогло РСМП. Уиллшер была арестована 15 февраля 1946 года и признала себя виновной в передаче секретной информации русским. На основании закона о государственной тайне в марте 1946 года она была осуждена, но поскольку передаваемые ею сведения большой ценности не представляли, наказание было определено в три года тюрьмы.
Относительно второго ЭЛЛИ Гузенко сообщил, что он занимает очень важный пост, и, несмотря на женский псевдоним, он мужчина. По словам Гузенко, о втором ЭЛЛИ он узнал в 1942 году во время ночного дежурства в главном шифровальном бюро ГРУ от своего друга-шифровальщика Любимова.
Поиски второго ЭЛЛИ были весьма затруднены, так как Гузенко, злоупотреблявший алкоголем, часто менял свои показания; То говорил, что агент работает в "пятом МИ", потом "пять МИ" стал просто МИ-5. Относительно истинного имени второго ЭЛЛИ выдвигались самые разные догадки - от сэра Роджера Холлиса до Кима Филби. Однако Гордиевский категорически утверждает, что ЭЛЛИ - это Лео Лонг, в годы войны работавший в МИ-5. Он говорит, что лично видел досье Лонга, на котором крупными буквами было написано "ЭЛЛИ". По словам Гордиевского, оператором Лонга пыл Блант, член английской "кембриджской пятерки". Однако ГРУ независимо от Бланта в 1942 году установило с Лонгом контакт. Лонг попросил Бланта запросить Москву, на кого же он работает, и Москва ответила однозначно, что ЭЛЛИ - агент НКГБ. В связи с этим ГРУ было вынуждено согласиться, чтобы в дальнейшем контакты с Лонгом осуществлял Блант.
О размахе работы ГРУ в Канаде, конец которой положило бегство Гузенко, свидетельствует и запись в дневнике премьер-министра Канады Маккензи Кинга:
"Я диктую эти строки и думаю о советском посольстве - всего через несколько домов отсюда, - которое оказалось центром заговора. Во время войны, когда Канада делала все, чтобы помочь русским и укрепить канадско-русскую дружбу, одна из русских спецслужб занималась тем, что шпионила за нами… Просто удивительно, сколько у них было контактов среди людей, занимавших ключевые позиции в правительстве и промышленных кругах".
После бегства на Запад склонность Гузенко к алкоголю начала резко прогрессировать. Он мог, выйдя из дому, за один раз истратить сотни тысяч долларов. По этому поводу Филби говорил:
"Позднее я с некоторым удовольствием узнал, что из-за Гузенко КККП почти обанкротилась, когда он познал радость от использования капиталистической системы заказов по поч, те. По каталогам он заказывал массу всевозможных товаров длительного пользования, независимо от того, нужны были они ему или нет, и посылал чеки на оплату в канадскую контрразведку. Подвальное помещение его дома было, очевидно, забито коробками с нераспакованными телевизорами и другими товарами".
По некоторым оценкам, Гузенко стоил канадцам примерно 7 миллионов долларов.
В 1948 году Гузенко написал книгу "Железный занавес", в которой поведал о своей судьбе. Умер он своей смертью в 1982 году.
Другим сотрудником советской разведки, попытавшимся после войны бежать на Запад, был полковник внешней разведки НКГБ Волков.
Эта история началась 27 августа 1945 года, когда вице-консул советского посольства в Турции Константин Волков направил вице-консулу Великобритании Чантри Пейджу просьбу о безотлагательной встрече. Было время отпусков, посол Великобритании отсутствовал, а большинство служащих посольства на лето переехало из Анкары в Стамбул. Поэтому просьба была оставлена без ответа. Тогда 4 сентября Волков лично явился в старое консульское здание в Стамбуле. Его приняли вице-консул Пейдж и первый секретарь посольства Джон Рид, исполнявший обязанности переводчика.
Волков очень нервничал, излагая цель своего визита. Оказалось, что он является полковником, заместителем резидента НКГБ в Турции, и принял решение бежать на Запад. Он заявил, что хотел бы получить паспорта для себя и жены для выезда на Кипр и 27 500 фунтов стерлингов. В обмен на политическое убежище он предлагал англичанам досье, документы и информацию, собранные им во время работы в британском отделе ИНУ в Центре: список советских агентов в Турции, адреса зданий НКГБ в Москве, данные о системе их охраны, слепки с ключей, графики смен дежурных охранников. Но самым важным была его информация о советских агентах в Англии, причем двое из них, по его словам, работали в министерстве иностранных дел, а семеро - в британской разведывательной службе, один из которых исполнял обязанности руководителя отдела британской контрразведки в Лондоне.
Рид с Пейджем сошлись во мнениях, что о предложениях Волкова следует поставить в известность посла Великобритании в Турции сэра Мориса Петерсона. Однако тот выразил крайнее неудовольствие по поводу этого известия, так как уже давно пытался пресечь пребывание в штате посольства сотрудников СИС под дипломатическим прикрытием. "Я не допущу, чтобы мое посольство превратилось в шпионское гнездо, - заявил Петерсон. - Если вы хотите заниматься этими делами, выбирайте для этого Лондон". Это решение посла не информировать резидента СИС в Турции Сирила Макрея о произошедшем и привело к печальным для Волкова последствиям.
Когда Волкову сказали, что о его просьбе придется проинформировать Лондон, он согласился, но выдвинул ряд условий. Первое: отчет о беседе должен быть написан от руки, а не напечатан на машинке, так как в британском посольстве есть русский агент. Второе: сноситься с Лондоном по его вопросу необходимо по дипломатической почте, поскольку все радиосообщения между Лондоном и посольством в Москве уже в течение двух с половиной лет расшифровываются. Третье: ответ он будет ждать не более 21 дня. Обговорив эти условия, Волков покинул британское посольство.
Девятнадцатого сентября 1945 года донесение, написанное в Стамбуле Ридом, было доставлено в СИС, где легло на стол начальника девятого отдела, занимающегося контрразведкой против коммунистических стран и организаций. Имя этого начальника было Ким Филби. Как глубоко внедренный "крот" НКГБ, он сразу оценил масштаб грозящей ему опасности.