Не могли бы вы посоветовать, куда вложить свои сбережения, чтобы обеспечить свою старость, когда я уже не смогу работать?
У меня есть некая сумма денег, которой я могу рискнуть. Что бы вы мне рекомендовали?
Конечно, есть целый ряд общих наставлений, как вкладывать деньги и как работать на бирже, до которых мне пришлось дойти на собственном опыте и которые можно было бы применить и сегодня. Из того града вопросов и просьб, которые сыпались на меня, я вывел, что притягательность биржи для многих людей на удивление похожа на средневековую охоту алхимиков за какими-то магическими средствами, позволяющими превращать обычные металлы в золото. Если бы кому-то удалось добыть философский камень, то есть получить нужные знания, то бедность тут же превратилась бы в богатство, а финансовая нестабильность – в процветание.
Не думаю, что это изменится, что бы я ни написал. Для множества людей Уолл-стрит остаётся местом, где можно делать ставки в азартных играх. И всё же биржа – это нечто гораздо большее, чем просто закрытый полигон для гонок с кондиционированным воздухом.
На самом деле её можно рассматривать как всеобщий барометр нашей цивилизации. На стоимость ценных бумаг и товаров оказывает влияние буквально всё, что происходит в мире, от новых изобретений и изменений котировки доллара до капризов погоды, угрозы войны или, наоборот, перспективы заключения мира. Но все эти события сами по себе не ощущаются на Уолл-стрит, подобно сейсмографическим толчкам. Колебания рынка вызваны не самими событиями, а человеческой реакцией на них, тем, как миллионы мужчин и женщин воспринимают их, как эти события могут повлиять на будущее.
Другими словами, фондовая биржа – это люди. Эти люди пытаются предугадать будущее. И именно это человеческое качество в высшей степени превращает биржу в арену драматических событий, куда мужчины и женщины закладывают свои вступающие друг с другом в конфликт суждения, свои надежды и страхи, силу и слабость, алчность и идеалы.
Конечно, я не имел обо всём этом ни малейшего понятия, когда впервые пришёл на Уолл-стрит работать прислугой и курьером. Будучи амбициозным и энергичным, может, даже чересчур, я прошёл через все выпавшие на мою долю ошибки. Можно сказать, вся моя карьера на Уоллстрит стала примером того, каким длительным является процесс получения знаний человеком.
А когда мне пришлось стать публичным человеком, я понял, что всё то, что я узнал о людях за время своей работы на бирже, можно применить в любой области человеческих отношений. Человеческая натура остаётся человеческой натурой, независимо от того, склоняешься ли ты над биржевым аппаратом для просмотра котировок или обращаешься к людям в Белом доме, заседаешь ли ты на военном совете или на мирной конференции, пытаешься ли ты сделать деньги или занимаешься контролем атомной энергии.
2
Моя настоящая жизнь на Уолл-стрит началась в 1891 г., когда я поступил в брокерскую фирму "А. А. Хаусман энд компани", занимающую место номер 52. Как и в случае с моим первым трудоустройством, эту работу я получил в значительной мере благодаря моей матери. Занимаясь благотворительностью, она встретилась с А.Б. де Фрисом, когда он руководил выставкой и пытался увеличить фонды Дома Монтефиоре, одного из многих благотворительных предприятий, принадлежавших Джейкобу Шиффу. После моего возвращения из Колорадо мама добилась моей встречи с мистером де Фрисом, который, в свою очередь, взял меня на встречу с Артуром Хаусманом.
Младший брат Хаусмана Кларенс оказался тем самым добродушным толстяком, который провожал меня до школы и обратно, когда мы переехали в Нью-Йорк. Кларенс занимался бухгалтерскими книгами фирмы. Моя работа, за которую платили по пять долларов в неделю, предполагала труд прислуги, курьера и младшего клерка, а также человека для общих поручений.
Я по утрам открывал офис и следил за тем, чтобы чернильница, ручки и промокательная бумага на столе мистера Хаусмана содержались в порядке. Затем я вынимал из сейфа книги и раскладывал их на столе Кларенса. Я копировал письма, регистрировал их в журнале, помогал составлять ежемесячные отчёты. Кроме того, я должен был быть на месте, когда прибывали курьеры, и контролировать, не осталось ли чего недоделанного.
В те дни на бирже не было клирингово-депозитарного центра. Каждая приобретённая или проданная акция должна была быть доставлена на место к 14.15 следующего дня. В северо-западном крыле, на углу биржи и Брод-стрит располагалось многоэтажное здание, которое было полностью отдано под брокерские конторы. Вверх и вниз по лестницам сновали мы, юноши, которые занимались доставкой ценных бумаг. Я должен был пропихнуть стопку бумаг через окошко кассы, выкрикивая: "Примите поступление для Хаусмана!" – а затем бежать за следующей посылкой.
Однажды после того, как доставил пакет ценных бумаг для "Братьев Джуэтт", я вернулся за следующими посылками, а затем в контору "Джуэтт" за бумагами для Хаусмана. У окошка кассира стояло уже несколько посыльных. Я, разумеется, постарался обогнать их всех и закричал через головы других мальчишек передо мной:
– Где бумаги для Хаусмана?! – Не получив ответа, я снова закричал: – Пошевеливайтесь, господин кассир! Мне нужно получить чек для Хаусмана!
Кассир выглянул из своей клетушки и, глядя на меня, процедил:
– Слезай со стула.
– Я не сижу ни на каком стуле, – ответил я.
– Если ты снова появишься у меня на глазах, – продолжал кассир, – я выйду и надеру тебе уши.
– Вы в этом уверены? – спросил я.
Он открыл дверь и в сопровождении двух партнёров фирмы вышел наружу. Кассир глянул на мою долговязую фигуру ростом шесть футов и три дюйма и воскликнул: "Боже правый!"
Все трое рассмеялись и вернулись обратно. Когда я стал полноправным членом на бирже, сотрудники фирмы "Джуэтт" продолжали меня время от времени встречать восклицанием: "Слезь со стула!"
В качестве первой ступени для карьерного роста я наметил себе работу бухгалтера. Несмотря на то что я делал такую работу для отца, я решил по вечерам посещать курсы бухгалтеров и контрактного права. Даже сейчас я мог бы взять любые самые сложные бухгалтерские документы и найти там нужную мне информацию без посторонней помощи.
Ещё работая на Кона, я понял, насколько важно знать о компаниях, с ценными бумагами которых ты работаешь. Теперь я начал регулярно читать "Файненшел кроникл". При любой возможности я старался также брать в руки сборник Пура, откуда черпал разнообразную информацию о разных компаниях.
Жаль, что в те дни по телевизору не шли передачи с опросными играми, где, отвечая на вопросы, можно было заработать по 64 тысячи долларов, иначе я легко зарабатывал бы эти деньги. Я мог мгновенно отбарабанить маршруты всех основных американских железных дорог, рассказать о том, какие товары по ним перевозят, прикинуть примерные обороты. Мне не нужно было заглядывать в атлас, чтобы знать, какие засушливые земли пересекает та или иная железная дорога и, наоборот, где по пути вас может застать наводнение, где открываются новые шахты и рудники или возникают новые поселения.
Кроме того, я всегда старался внимательно прислушиваться к тому, о чём говорят вокруг меня. Должно быть, я стал хорошим слушателем, так как вскоре лучше представлял себе то, что происходило на улицах, чем многие действительно важные персоны.
Вскоре я стал пользоваться известностью среди курьеров, клерков и некоторых младших партнёров фирм как настоящий кладезь полезной информации. Тот факт, что я носил эту информацию в своей голове, привлёк ко мне внимание старших работников, которые зачастую предпочитали спрашивать что-либо у меня, а не обращаться к книгам и справочникам.
Одним из моих знакомых стал Миддлтон Скулбред Буррилл, чуть ли не единственный непрофессионал, который постоянно зарабатывал деньги на биржевых спекуляциях. Сын Джона Буррилла, к клиентам которого принадлежала семья Вандербильт, младший Буррилл занимался юридической практикой в офисе отца. Он был одним из клиентов Хаусмана и, бывая в нашем офисе, часто обращался ко мне с вопросами, а не прибегал к помощи "Файненшел кроникл" или Пура.
Это мне льстило и в то же время было очень полезно, так как позволяло мне лучше ориентироваться в том, какая информация была необходима для работы на бирже, подстегивала моё стремление овладевать ею. Иногда мистер Буррилл приглашал меня на ланч. Мы садились перед стойкой в кафе на первом этаже старой биржи на углу с Нью-стрит. В этих случаях мне удавалось хорошо поесть. Я заказывал ростбиф и картофельное пюре. В прочие дни, когда я обедал один, всё, что я мог себе позволить, – это стакан пива и бутерброд.
Помню, в то время я с некоторой завистью относился к своим коллегам, выпускникам Гарварда и Йеля, которые, будучи отпрысками благополучных семей, могли себе позволить полноценный обед, в то время как мне приходилось довольствоваться одним сэндвичем.
Именно через мистера Буррилла я познакомился с Джеймсом Кином, на голову превосходившим всех прочих известных мне игроков на бирже. Будучи горячим поклонником и завсегдатаем скачек, Кин имел собственную лошадь Домино, которая принимала участие в скачках на Кони-Айленде. Он хотел делать ставки на бегах, не разглашая своего имени и источника доходов. Буррилл посоветовал Кину, чтобы он делал денежные ставки через меня.
Мистер Кин пригласил меня в свой офис в доме номер 30 на Брод-стрит. Мои ответы на заданные мне пару вопросов, очевидно, убедили его, что я знал достаточно о махинациях на скачках, и он вручил мне несколько тысяч долларов наличными. Я, кто никогда в жизни не ставил на лошадь больше нескольких долларов, сел на поезд до Кони-Айленда и поставил эти деньги так, чтобы никто не смог догадаться, откуда они взялись.
Лошадь Кина выиграла состязание. С набитыми деньгами карманами я вернулся в город на 34-ю паромную улицу. По дороге я не переставал волноваться, что кто-нибудь стукнет меня по голове и заберёт деньги.
Когда волнение на море усилилось, я начал думать, что паром вот-вот перевернётся. Тщательно застегнув пальто, я решил, что, если судно перевернётся, я выпрыгну подальше, чтобы толпа не потащила меня за собой. Позже я понял, насколько глупыми были те мысли, но тогда они отражали мою решимость доставить мистеру Кину его деньги в целости и сохранности, а не краснеть перед ним за то, что часть его выигрыша была потеряна.
3
Я начал потихоньку спекулировать на бирже для себя, для чего имел немного денег на счете фирмы "Хонигман энд Принс" на Бродвее. Сегодня при покупке ценных бумаг на бирже необходимо иметь на счете до 70 процентов стоимости покупки, но в те годы было достаточно минимума 10–20 процентов, чтобы брокер признал сделку действительной. Конечно, если стоимость акций упадёт ниже предельного минимума, брокер имел право продать мои ценные бумаги, если только я не внесу дополнительные средства.
Обычно я покупал и продавал на консолидированной бирже по десять акций одновременно. В основном мои операции относились к железным дорогам с активным управлением конкурсной массой или некоторым областям промышленности.
Разумеется, иногда я зарабатывал деньги. Такое иногда случается с любым новичком, и печальная часть такого опыта состоит в том, что он заставляет любителя погружаться в пучину сделок всё глубже и глубже. Но как только мне удавалось положить в карман несколько сотен долларов, я лишался всего, включая и свой первоначальный взнос.
Я потерял не только свои средства, но и часть денег отца. Как-то я решил, что удача улыбнётся мне, если вложу средства в воздушный путь до отеля на Пут-ин-Бэй на острове на озере Эри. Эта сделка привлекла моё внимание благодаря умелой рекламе Джона Карротерса, с которым мы с отцом познакомились на обратном пути из Европы в 1890 г. Я был настолько захвачен ею, что сумел убедить отца вложить в неё 8 тысяч долларов, значительную часть отцовских сбережений. Мы потеряли всё до последнего доллара.
Несмотря на то что отец никогда не упрекал меня за это, эта потеря стала для меня болезненным ударом. Думаю, я переживал её гораздо сильнее, чем отец, которого больше волновали не деньги, а общечеловеческие ценности.
Спустя немного времени после провала затеи с воздушной дорогой я объявил матери, что, если бы у меня были 500 долларов, я вложил бы их в компанию "Теннесси Кол энд Айрон".
– Почему бы тебе не попросить об этом отца? – спросила мама.
Я в ответ заявил, что после провала предприятия с Пут-ин-Бэй я не могу просить его дать мне ещё денег.
Через несколько дней отец пришёл ко мне с чеком на 500 долларов. Память иногда играет с нами забавные шутки, и сейчас я уже не могу вспомнить, взял ли я тогда у него те деньги. Эту деталь заслонило понимание гораздо более важной для меня вещи: даже после того, как он лишился из-за меня значительной части своих сбережений, мой отец не потерял веры в меня.
Вне всяких сомнений, мой отец был достаточно сильным психологом, чтобы понять, какая борьба происходила во мне. Мой разум находился тогда в состоянии того баланса, когда любой толчок мог определить перемену всей дальнейшей карьеры.
При таких обстоятельствах некоторые мужчины впадают в отчаяние. Я же просто стал более осмотрительным. Я приобрёл привычку, которая с тех пор не оставляла меня: при каждой потере я стал анализировать свои ошибки. И я стал следовать этой практике ещё более строго после того, как мои операции стали расти в объёмах. После каждой крупной сделки, и в особенности если результаты оказывались плачевными, я в потрясении брёл прочь с Уолл-стрит в какое-нибудь спокойное место, где мог обдумать, что я сделал и что же было неправильным. В таких случаях я не стремился оправдать себя, а сосредоточивался на том, чтобы никогда больше не повторить ту же ошибку.
Всем нам время от времени, независимо от того, работаем мы на себя или на государство, необходим такой самоконтроль. И частные лица, и государства должны в таких случаях остановиться и спросить у себя, намерены ли они и впредь брести вслепую, как в прошлом. Может, возникли новые обстоятельства, которые требуют смены курса и темпа движения? Может, мы упустили из виду важную проблему и теперь попусту растрачиваем энергию, рассеивая своё внимание? Что мы узнали нового, что поможет нам избежать подобных ошибок в будущем? Кроме того, чем больше мы узнаем из собственных промахов, тем легче нам понять других людей, то, что ими движет.
В те дни было не слишком трудно понять, что я делал неправильно. Существует две основных ошибки, которые допускают практически все любители игр на бирже.
Первая состоит в недостаточном знании ценных бумаг, с которыми предполагается иметь дело. Мы слишком мало знаем о том, как управляется компания, как зарабатывает, какие у неё перспективы роста.
Вторая ошибка состоит в попытке совершать сделки, превышающие ваши финансовые возможности, поймать фортуну, затратив на это малые средства. Это было моим главным просчётом в начале деятельности. У меня в распоряжении не было "стартового капитала". Когда я покупал ценные бумаги, то закладывал при сделке настолько малую маржу, что было достаточно смены котировок всего на несколько пунктов, чтобы вымести все мои средства. То, что я делал, на самом деле заключалось в простой игре на повышение или понижение курса акций. Иногда мне сопутствовала удача, но любые значительные колебания рынка выбивали меня из игры.
Занимаясь такими спекулятивными сделками, я успел стать продавцом ценных бумаг и менеджером по работе с клиентами в компании Хаусмана. Для финансов страны это был очень важный период. После паники 1893 г. было закрыто множество промышленных предприятий и рудников, а большая часть железных дорог перешла к системе активного управления конкурсной массой. Однако к 1895 г. наметились позитивные изменения в финансовом климате страны.
Прежде мне никогда не доводилось переживать период депрессии. Но уже тогда я стал понимать, что период выхода из депрессии несёт редкие возможности получения финансовых прибылей.
Во время депрессии люди начинают чувствовать, что лучшие времена уже никогда не придут. Пребывая в отчаянии, они не в состоянии разглядеть сквозь туман первые лучи солнечного света. В такие времена падает вера в будущее страны, в то, что можно купить и придержать ценные бумаги до тех пор, пока не вернутся времена процветания.
Из того, что я видел, слышал или читал, я понял, как действовали финансовые и промышленные гиганты. Они спокойно приобретали долю в собственности, цена на которую упала, но которая при нормальном управлении и в благополучные экономические времена обязательно должна была восстановиться. Оперируя своими ограниченными средствами, я пытался делать то же самое.
Особенно меня интересовали потерявшие стоимость ценные бумаги железнодорожных компаний, отчасти из-за того, что меня с детства привлекала романтика железных дорог, когда моё сердце заставляли учащённо биться голоса кондукторов проезжавших мимо дома деда в Уиннсборо поездов. Кроме того, это были времена, когда многие железные дороги после неудачной реконструкции сбивались в более эффективные компании.
Проблема состояла в том, чтобы понять, какая именно из компаний переживёт все эти перемены. Те, которым повезёт, должны были значительно вырасти в цене. Те, что не пройдут процесс реорганизации, будут отброшены за ненадобностью.
Сначала я совершал ошибки при покупке ценных бумаг. Это заставило меня более тщательно изучать железные дороги, которые были мне интересны. Я составил список прошедших реорганизацию железных дорог, тех, ценные бумаги которых, как мне казалось, заслуживали того, чтобы вложить туда деньги. Для того чтобы проверить себя, я заносил в специальный небольшой блокнот чёрного цвета свои прогнозы относительно их стоимости.
В одной из записей я предложил продать акции компании "Нью-Хейвен" и приобрести ценные бумаги терминалов Ричмонд и Вест-Пойнт, того, что позже было реорганизовано и получило название Южной железнодорожной сети. Оказались довольно прозорливыми и прогнозы относительно компаний "Атчисон", "Топека энд Санта-Фе", а также "Норзерн пасифик". Наконец, ещё одним успешным прогнозом в моём блокноте было предсказание, что "Юнион пасифик" после реорганизации будет продан за цену, вдвое превышающую прежнюю.
После того как я изучил эти железнодорожные компании, мне было необходимо найти кого-то, кто купит их. Это было нелегко. "Хаусман" была небольшой фирмой. А времена всё ещё были тяжёлыми. Все железные дороги, акции которых я рекомендовал к покупке, сильно упали в цене, и их владельцы понесли серьёзные убытки. Потенциальные инвесторы вели себя очень осторожно, как это всегда бывает, если вещь стоит слишком дёшево.