3
Вскоре пришло время, когда этой вновь обретённой вере пришлось пройти важное испытание. Весной 1901 г. мне было 31 год. Организаторы "Амалгамейтид Коппер компани" собрались, чтобы определить стоимость своих ценных бумаг. Компания была создана в 1899 г. как объединение, которое должно было работать по тому же принципу, как это делал "Стандарт ойл" Рокфеллера. В сенсационном опусе "Взбесившиеся финансы", опубликованном в 1905 г., Томас Лоусон описал тот странный способ, с помощью которого происходило объединение компаний.
Организаторы начали с того, что приобрели у Маркуса Дали за 39 миллионов долларов "Анаконду Коппер" и другие компании. Как писал Лоусон, Дали и его друзья получили чек в Национальный городской банк на эту сумму, который позже они могли обратить в деньги.
Затем были выпущены акции "Амалгамейтид" на сумму 75 миллионов долларов. Во главе компании при растущем к ней интересе со стороны публики стал Лоусон. Спонсорами компании, как об этом шумно известили в рекламе, стали такие блестящие люди в мире американских финансов, как Генри Роджерс, Уильям Рокфеллер и Джеймс Стиллман из Национального городского банка. В результате акции компании при повышенном на них спросе выросли в цене до 100 долларов за штуку. Лоусон отправился к Дали и сообщил ему, что при сумме 75 миллионов долларов тот может обналичить свой чек.
Что он и сделал, после чего баланс составил 36 миллионов долларов в пользу компании, создатели которой не потратили ни гроша из собственных денег.
Но весной 1901 г., когда создатели "Амалгамейтид" решили взять под свой контроль запасы меди, эти подробности всё ещё не были достоянием публики. К июню акции компании стоили как минимум 130 долларов за штуку, и на Уолл-стрит ходили слухи, что цена вырастет до 150 и даже до 200 долларов.
Примерно в это время у меня произошёл долгий разговор с известным поставщиком кофе Германом Силкеном, методы ведения бизнеса которого впоследствии изучались повсеместно. В то время он был в полном расцвете сил, едва перешагнув порог среднего возраста. Это был крепко сбитый мужчина ростом более шести футов (183 см) с цепким взглядом проницательных чёрных глаз. Ему нравилось работать на бирже, но он вкладывал туда лишь небольшие суммы денег, очевидно, больше для того, чтобы сравнить свои доходы, чем для заработка. Ведь его кофейный бизнес был в высшей степени успешен.
В тот день в гостинице "Уолдорф", где он проживал, мистер Силкен завёл речь о состоянии дел на рынке меди. По его мнению, цена на акции была явно завышена, так как не соответствовала спросу на этот металл. Происходило насыщение рынка. Экспорт меди у нас сокращался. Кроме того, совершённая несколько лет назад попытка спекулятивной сделки с медью во Франции наложила свой отпечаток. Мистер Силкен предсказывал, что усилия группы "Амалгамейтид", направленные на взвинчивание цены на медь, обречены на провал, как это произошло во Франции.
Я обдумал слова мистера Силкена и провёл собственные исследования. То, что мне удалось обнаружить, подтверждало его опасения. В течение июля – августа стоимость акций "Амалгамейтид Коппер" устремилась вниз. 6 сентября 1901 г. в президента Уильяма Мак-Кинли стреляли на Панамериканской выставке в Буффало. Только благодаря власти и авторитету Дж. П. Моргана удалось избежать паники на фондовой бирже. Ценные бумаги было обрушились, но затем стали восстанавливаться. Примерно в это время я принял решение о продаже акций "Амалгамейтид Коппер".
В своём решении продавать эти акции я исходил из того, что рынок будет падать независимо от того, что предпримут владельцы компании для того, чтобы поддержать его. Если стоимость акций продолжит расти, мне придётся дорого заплатить за каждую из них.
Я только начал разворачивать соответствующую деятельность, когда ко мне приехал Томас Райан и сказал:
– Берни, я слышал, что вы избавляетесь от "Амалгамейтид Коппер". Я хотел бы предупредить вас, что "большие парни" собираются накрутить вам хвост.
Среди "больших парней", работавших с бумагами "Амалгамейтид", был и Джеймс Кин. Слова Райана и позиция Кина, естественно, заставили меня остановиться и задуматься. Но после того, как я вновь проанализировал ситуацию, я только укрепился во мнении, что владельцы "Амалгамейтид" пытались действовать вопреки законам соответствия спроса и предложения. Вспомнив то, чему нас учил в колледже профессор Ньюкомб, я решил, что если предложение меди не превысит спрос на неё, то цена будет и дальше падать. Поэтому я продолжил срочно распродавать акции.
Сначала я заработал на этом, так как вскоре после роста, последовавшего за заявлением Моргана, рынок акций снова опустился до уровня 106 долларов. Но затем акции "Амалгамейтид" снова устремились вверх.
14 сентября президент Мак-Кинли умер, несмотря на то что самые авторитетные источники уверяли, что он сумеет оправиться от ран. Это оказало крайне негативное влияние на рынок. Кроме того, на улицах пошли разговоры о том, что те, кто держал незначительное количество акций "Амалгамейтид", теперь старались от них избавиться. Я стал более настойчиво играть на понижение, однако действовал при этом очень осторожно.
Когда я услышал о недовольстве среди мелких держателей акций, то укрепился в своей позиции. Мне говорили, что если я буду продолжать продавать акции, то тем самым пойду против "больших парней", на что с юношеским максимализмом я ответил словами Боба Фитцсиммонса: "Чем они больше, тем больнее им будет падать". Мне говорили и то, как безнравственно с моей стороны было играть на понижение против стабильно работающей компании.
Конечно, всё это была ерунда. Если бы владельцы "Амалгамейтид" не пошли по пути сверхкапитализации и не надули мыльный пузырь на рынке, они не могли бы ни достичь своих высот, ни упасть так низко, как это впоследствии и произошло. Акции на медь упали из-за непреодолимой силы экономической гравитации, которая всегда стремится к правильному уровню.
Я не вынашивал никаких злостных мотивов. Постоянно случается так, что люди, занятые подобными проектами, обладают имперским взглядом, который, как им кажется, может оправдать высокие цены на принадлежащую им собственность. Но я чувствовал, что сам курс людей из "Амалгамейтид Коппер" не подтверждался реальной экономикой. На мой взгляд, с их стороны было неоправданным решением искусственно взвинтить цены на медь. Это своё мнение я подтвердил только своими деньгами, и ничьими больше.
На все нападки на меня я молчал, понимая, что если я прав, то выиграю. Если же нет, то проиграю.
Возможно, это молчание было ошибкой. Может, мне следовало бороться с теми, кто меня критиковал, их же собственным оружием, опровергая их доводы своими, и даже попытаться перейти на личности. Но я придерживался тактики молчания на протяжении всей своей карьеры на Уолл-стрит. Вероятно, где-то я перестраховался, но я хотел действовать на бирже на собственный страх и риск, не увлекая никого за собой, что могло бы произойти, заговори я тогда.
Все взоры были прикованы к приближавшемуся собранию совета директоров компании "Амалгамейтид". Продолжат ли они получать свои 8 процентов дивидендов? Сократят ли их? Или совсем отменят?
Если всё останется как есть, то мы, те, кто играл на понижение, скорее всего, пошли неверным путём. Это была неделя волнений и неуверенности.
В четверг 19 сентября биржа была закрыта в связи с похоронами президента Мак-Кинли. Все, кто освещал её деятельность, сошлись во мнении, что выплата дивидендов будет продолжена.
Встреча директоров состоялась в пятницу 20 сентября 1901 г. После закрытия рынка пришла новость, что дивиденды упали с 8 до 6 процентов. В короткий субботний день акции "Амалгамейтид" ушли вниз примерно на 7 пунктов, и к закрытию биржи их стоимость составляла чуть больше 100 долларов. Я ожидал, что понедельник станет решающим днём для моей деятельности.
Затем случилась странная вещь, та, что заставила меня поверить, что удача зависит не от мудрости или предвидения человека. Мне позвонила мама и сообщила:
– Сынок, ты помнишь, что скоро Йом-Киппур?
Новость пришлась на понедельник, следующий день деловой активности.
Моё сердце упало. Я знал, что мать ждёт от меня соблюдения этого сакрального для неё еврейского праздника Дня искупления, когда следовало строго отрешиться от всех земных дел.
Я принял решение и приготовился сделать всё, что смогу, чтобы избежать того, что должно было произойти. Я отдал распоряжение Эдди Нортону, брокеру, которому обычно поручал проталкивать операции на понижение, чтобы он продолжал действовать в том же духе. Затем, чтобы защитить себя от возможного повышения курса акций, я попросил другого брокера, Гарри Контента, начать покупку акций "Амалгамейтид", если они вырастут в цене до определённой цифры. Несмотря на то что я был почти уверен в том, что рынок пойдёт вниз, никто не может с уверенностью сказать, к чему может привести борьба сильных мира сего за свои интересы. Поэтому я стремился защитить себя от любой неожиданности.
Я сообщил всем, что в понедельник не смогу заниматься никакими деловыми вопросами, независимо от их природы.
И всё же в понедельник на мой телефон стали поступать звонки. Мы всё ещё находились в летнем доме в южном Эльбероне, штат Нью-Джерси. Когда до меня не смогли дозвониться из Нью-Йорка, то стали искать через брокеров в Лонг-Бранч. Но я не принимал ни звонки, ни записки. Во второй половине дня мы с женой отправились к моей матери, дом которой находился примерно в миле от нас. Тогда звонки по телефону стали приходить и туда. Только после захода солнца, когда праздник считается законченным, я узнал, что происходит. При открытии биржи акции "Амалгамейтид" продавались по 100 долларов. Через час они упали на два пункта. Затем они какое-то время продолжали падать, потом несколько поднялись в цене, пока примерно к полудню не остановились на отметке 97. Если бы в тот момент я находился на месте, то, вероятно, завершил бы операцию, заработав относительно небольшие деньги. Тем бы, наверное, и закончилась эта история. Но во второй половине дня акции стали стремительно падать в цене, и при закрытии их стоимость составила 93 /4 доллара, что дало мне приличную прибыль и обеспечило устойчивую маржу, гарантировавшую мои деньги в случае непредвиденного роста акций в цене.
После этого, укрепившись во мнении, что акциям "Амалгамейтид" суждено падать и дальше, я увеличил свою прибыль. В декабре их стоимость на бирже дошла до отметки 60.
Я уже не помню, на какой цифре я принял решение завершить операцию, но заработал примерно 700 тысяч долларов. Это была самая большая сумма, которую я получил на тот момент в результате одной-единственной операции. Это стало возможным по двум причинам: во-первых, моей уступке просьбе матери соблюдать религиозные традиции и, во-вторых, из-за ошибок руководства компании "Амалгамейтид", где пытались действовать вопреки закону о спросе и предложении.
Провал сделки с виски и успех с медью снова подтвердили одну вещь: насколько важно получать конкретную информацию без подсказок извне, сплетен изнутри, выдаваемых за достоверные данные, или своего желания видеть её так, а не по-другому. В поиске фактов я понял, что здесь следует быть невозмутимым, как врач. И если кто-то окажется прав, ему надлежит спокойно и уверенно действовать, не обращая внимания на желания и прихоти тех, кто считает, что владеет ситуацией лучше.
Позже я понял, что те же правила действуют и в общественной жизни. Получив от правительства очередное задание, я начинал с беспрестанного поиска фактов, касающихся данной проблемы. Президент Вильсон стал называть меня Доктор Факты. Я стремился к тому, чтобы мои рекомендации строго базировались на объективных данных. Много раз, как, например, во время своей длительной борьбы с инфляцией во время Второй мировой войны и после неё, друзья пытались убедить меня:
– Берни, почему бы тебе не стать реалистом? То, что ты предлагаешь, невозможно по политическим соображениям.
Но даже в таких обстоятельствах я продолжал стоять на своём, чувствуя, что если факты требуют принятия именно таких мер, то меньшего будет недостаточно. Я до сих пор считаю, что ни президент, ни конгресс не смогут сделать так, чтобы дважды два равнялось любой другой цифре, а не четырём.
Глава 11
Во время паники
1
Меня часто спрашивают, почему в наши дни мы не имеем тех финансовых гигантов, которые диктовали свою волю на Уолл-стрит на переломе веков. Может, американцы стали другим народом, с более мягкими нравами?
Часть ответа заключается в том, что, разумеется, сегодняшний фондовый рынок резко отличается от того, что был во времена Моргана, Рокфеллера, Эдварда Г. Гарримана и других. Государство сделало незаконным многое из того, что было постоянной практикой ещё в 1929 г. Тот вид деятельности, которую я вёл в интересах Томаса Райана в его табачной войне против Джеймса Дюка, сегодня был бы невозможен, как было бы невозможно и то, что я предпринимал с акциями "Амалгамейтид Коппер".
И конечно, уровень сегодняшних налогов означает, что, независимо от того, какими огромными будут ваши прибыли, значительная часть их отойдёт государству.
И всё же я считаю, что главной причиной того, почему Уолл-стрит перестала быть местом, где любой может идти на самые большие авантюры, как это было характерно в дни моей юности, заключается в удивительном расширении размаха и поля экономической деятельности на рынке.
Эти перемены, в свою очередь, отражают одинаково чудесное превращение Америки из государства, пекущегося исключительно о своей стране, чьи интересы ограничивались только своим континентом, в основную стабилизирующую силу для всей западной цивилизации.
Можно считать эти перемены переходом от эры почти неограниченного индивидуализма к эпохе глобальной ответственности. Позже в этом повествовании я намерен вернуться к этому, так как оно много значит для истории нашей нации и остаётся одним из ключей к пониманию нашего будущего.
Моя собственная карьера послужила связующим звеном между этими двумя эпохами и не потому, что я предвидел, что будет впереди, а главным образом оттого, что я вписался в общую картину таким образом, что мне не оставалось ничего иного, кроме как способствовать этому переходу. Я пришёл в мир бизнеса и финансов как раз в то время, когда можно было ещё застать титанов финансового мира в зените их мощи. Из той обстановки, сформировавшейся благодаря их примеру, после своего назначения во время Первой мировой войны на должность председателя Военно-промышленного комитета я вдруг был брошен решать проблемы невероятной ответственности.
После окончания войны, когда другие подумывали о том, как бы вернуться к нормальной жизни, я, последовательно занимая ряд постов, от советника президента Вудро Вильсона на мирной конференции в Париже до представителя Соединённых Штатов в комиссии ООН по атомной энергии, продолжал заниматься этими проблемами.
В течение сорока с лишним лет я фактически старался примирить то, что узнал о бизнесе в прежние годы, с современными национальными глобальными потребностями, исходя из того, что наш мир вдруг оказался таким маленьким.
То, насколько Уолл-стрит полвека назад находилась под влиянием, если не под полным контролем всего нескольких человек, что, наверное, трудно понять, настолько заметно она отличается сегодня. Блестящие фигуры того времени были главным образом финансистами. И все газеты и их воскресные приложения старательно поддерживали таинственную интригу в вопросе о том, чем "они" сегодня занимаются. Под этим "они" понимались Морганы и Гарриманы, Райаны и Рокфеллеры, а также другие "большие парни" в мире финансов.
В качестве удивительного примера того, как рынок, казалось, могла контролировать одна решительная фигура, я могу припомнить историю о Дане Рейде, который был директором "Ю. С. Стил", но в то же время любил время от времени играть роль большого медведя.
Во время одного из резких падений на бирже Рейд совершал "рейдерские" захваты то одних акций, то других, пока не показалось, что он захватил в свои руки полный контроль над всем рынком. На самом деле его "рейды" стали возможны благодаря неясной обстановке на рынке, что давало достаточно храброму человеку преимущество, пусть оно и было лишь временным. Никто не знал об этом лучше, чем сам Рейд. Даже самые могучие банкиры, которые тоже знали об этом, боялись того, что ещё может предпринять Рейд.
Случилось так, что Рейд довольно хорошо относился к Генри П. Дэвисону, в то время по праву считавшемуся наиболее важным из младших партнёров Дж. П. Моргана. Однажды Рейд позвонил Дэвисону и спросил:
– Генри, вы знаете, что я собираюсь сделать?
– Нет, – ответил мистер Дэвисон.
– А вы хотите знать, что я собираюсь сделать?
– Да, – заинтересовался Дэвисон.
– Вы точно хотите это знать?
– Да, – подтвердил Дэвисон, который теперь готов был ожидать чего угодно.
– Что ж, – сказал Рейд, – я не собираюсь делать ни черта.
Почти сразу же рынок выправился сам по себе. Сегодня, разумеется, никакая отдельная личность не в состоянии заставить рынок лихорадить даже на несколько дней или стабилизировать его одним телефонным звонком.
Возможно, даже более яркой иллюстрацией компактности и тесных связей на старом фондовом рынке может послужить пример старого здания "Уолдорф-Астория", которое располагалось на месте, где сейчас стоит Эмпайр-стейт-билдинг. В то время о закрытии биржи возвещал гонг, и большинство трейдеров собирались в здании "Уолдорф-Астория". Принадлежность к "стае Уолдорфа" обозначала, что человек чего-то достиг в жизни. Я получил доступ в этот круг после того, как создал себе определённую репутацию после сделки с табачной компанией "Лигетт энд Майерс".