Сам Генрих Файг был весьма любопытной личностью - крещеный еврей, окончивший в молодости раввинское училище в Вильно и женатый на племяннице известнейшего русского государственного деятеля Сергея Витте. Одессит Валентин Катаев так писал о нем в романе "Хуторок в степи":
"Файг был выкрест, богач, владелец и директор коммерческого училища - частного учебного заведения с правами. Училище Файга было надежным пристанищем состоятельных молодых людей, изгнанных за неспособность и дурное поведение из остальных учебных заведений не только Одессы, но и всей Российской империи. За большие деньги в училище Файга всегда можно было получить аттестат зрелости, Файг был крупный благотворитель и меценат. Он любил жертвовать и делал это с большим шиком и непременно с опубликованием в газетах.
Он жертвовал в лотереи-аллегри гарнитуры мебели и коров, вносил крупные суммы на украшение храма и покупку колокола, учредил приз своего имени на ежегодных гонках яхт, платил на благотворительных базарах по пятьдесят рублей за бокал шампанского. О нем ходили легенды".
Леонид Утесов (Лазарь Вайсбейн) утверждал, что за всю историю этого училища из него выгнали только одного человека - его самого. За то, что он измазал преподавателя Закона Божьего мелом и чернилами. Однако желающие учиться могли найти у Файга много полезного - его училище было оборудовано новейшими приборами, в нем имелись прекрасный гимнастический зал, библиотека, два оркестра - симфонический и щипковых инструментов, хор, драматический кружок. Правда, и плата за обучение составляла очень солидную сумму - 260 рублей в год. Для сравнения - за обучение в классических гимназиях платили 50 рублей.
Конечно, об училище Файга или о других частных заведениях Блюмкину мечтать не приходилось - даже если бы он хотел учиться там. Денег на это в его семье не было и быть не могло.
Но и Талмуд-тора давала, по крайней мере, неплохое начальное образование. Это училище было основано в Одессе еще в конце XVIII века. Здесь изучали Библию, Талмуд, древнееврейский язык, еврейскую историю, а также русский язык, географию, арифметику, чистописание, рисование, естествознание. Были также уроки пения и гимнастики. Курс обучения составлял пять лет.
Надо сказать, что большинство учеников до конца курса не дотягивали. Им приходилось бросать учебу и идти работать. Но Блюмкин из училища не ушел. Хотя все годы обучения, особенно во время летних каникул, он подрабатывал мальчиком на посылках в различных конторах и магазинах за жалованье от трех до семи рублей в месяц. Эти деньги, конечно, были каплей в море, но все же лучше, чем ничего.
В это время большое влияние на подрастающего Блюмкина оказали два человека. Во-первых, руководитель Первой Талмуд-торы Шолом-Яков Абрамович, более известный под псевдонимом Менделе-Мойхер-Сфорим или "Менделе-Книгоноша". Он считается "дедушкой еврейской литературы" и основоположником литературного идиша. Когда Блюмкин поступил в Талмуд-тору, романы, повести и пьесы 73-летнего Менделе-Мойхер-Сфорима уже переводились на различные языки, а в печать готовилось собрание его сочинений.
Менделе считал, что еврейским детям необходимо получать не только традиционное духовное, но и самое широкое светское образование, включая обязательное изучение русского языка и литературы. Еще в 1869 году ему пришлось переезжать из Бердичева в Житомир из-за того, что его преследовали руководители еврейской общины - они усмотрели в драме Менделе "Коробочный сбор, или Банда городских благодетелей" сатиру на самих себя. И действительно - он и потом не очень-то соблюдал "национальную солидарность" и весьма язвительно изображал "солидных евреев" - ростовщиков, торговцев, банкиров.
Вероятно, именно "Менделе-Книгоноша" привил Блюмкину интерес к литературе и книгам. В том числе и к старинным еврейским манускриптам и редким изданиям. Но даже такому прогрессивному по тем временам человеку, как Менделе-Мойхеру-Сфориму, и в страшном сне не могло присниться, что полученные в Талмуд-торе знания о древних книгах его ученик в недалеком будущем использует для того, чтобы продавать их за границу. И что эта продажа станет прикрытием для операций сотрудника советской внешней разведки Якова Блюмкина.
"Подлинно каторжные, горькие условия жизни ремесленного ученика…"
В 1913 году Блюмкин окончил Талмуд-тору. К этому времени Одесса сильно изменилась. В ней насчитывалось уже более пятисот тысяч жителей. Город стал третьим по величине городом Российской империи, после Петербурга и Москвы, а также крупнейшим портом на Черном море. "Дух европейского капитализма" - так характеризовал Валентин Катаев те изменения, которые начали происходить в Одессе: "На фасадах банков и акционерных обществ сверкали черные стеклянные доски со строгими золотыми надписями на всех европейских языках. В зеркальных витринах английских и французских магазинов были выставлены дорогие, элегантные вещи. В полуподвалах газетных типографий выли ротационные машины и стрекотали линотипы".
Еще в конце XIX века в городе пустили конно-железную дорогу и разбили Александровский сад. 1 октября 1887 года торжественно было открыто новое здание знаменитого Одесского оперного театра - одного из лучших в Российской империи. Городу строительство обошлось в 1 миллион 300 тысяч рублей. Для освещения театрального здания построили электростанцию, и первые электрические лампочки загорелись в Одессе именно в день открытия Оперного театра. Одесситы, естественно, были уверены, что он лучший в мире.
Оперу в Одессе любили. "Если певец прошел в Одессе, он может ехать выступать куда угодно", - говорили ее жители. Из беседы на улице: "Вы слышали, как вчера Баттистини выдал Риголетто?" - "Нет, не слышал". - "Так вам нечего делать в Одессе, можете ехать в Херсон".
Впрочем, в начале XX века у оперы появился сильный конкурент - новое спортивное развлечение под названием футбол. В Одессе гоняли мяч несколько команд, которые устраивали что-то вроде мини-чемпионатов. Никого не удивляли и появляющиеся в газетах сообщения такого рода: "Проезжавший по Греческой ул. автомобиль камер-юнкера Юрьевича при повороте на Пушкинскую ул. наскочил на фонарный столб, исковеркал его и разбил стекла фонаря". На Ришельевской улице в витрине автомобильного магазина (!) был выставлен американский ярко-красный гоночный мотоцикл "Индиана", который поражал жителей города своими необычными обтекаемыми формами.
В мае 1910 года в Одессе открылась торгово-промышленная выставка. Сначала она задумывалась как областная, но потом превратилась в международную. Сами одесситы с гордостью называли ее всемирной. Как говорят в той же Одессе, "всемирная" и "международная" - это все-таки две большие разницы.
На выставке побывали более семисот тысяч человек. Посетителей завлекали павильоны чайного товарищества "Караван" в виде тринадцатиметрового самовара с огромным заварочным чайником наверху, павильон шампанских вин "Редерер" в виде шестиметровой бутылки на трехметровом постаменте и, разумеется, 25-метровая башня обозрения. Одесситы называли ее "наша Эйфелева башня".
По случаю проведения выставки в Одессе произошло два важнейших события, которые как бы символизировали наступление нового века. 3 июля при огромном стечении народа с территории ярмарки в воздух поднялся на аэроплане авиатор Сергей Уточкин. Он сделал несколько кругов над морем и сел на противоположной стороне Одесского залива, в Дофиновке. Уточкиным, который был не только авиатором, но и конькобежцем, боксером, автомобилистом, велосипедистом и даже парашютистом, гордилась вся Одесса - от градоначальника Толмачева до обитателей Молдаванки и Пересыпи.
Одиннадцатого сентября 1910 года в Одессе была пущена первая линия электрического трамвая. Ее построило Бельгийское общество. Трамвай ходил по маршруту от Греческой площади до Александровского парка, где проходила выставка, и затем до Ланжерона. Будущий писатель, а тогда одиннадцатилетний мальчишка (почти одногодок Блюмкина) Юрий Олеша, так вспоминал об этом историческом моменте в книге "Ни дня без строчки":
"Я помню себя стоящим в толпе на Греческой улице в Одессе и ожидающим, как и вся толпа, появления перед нами вагона трамвая… <…>
Трамвай показался на Строгановском мосту, желто-красный, со стеклянным тамбуром впереди, шедший довольно скоро, но далеко не так, как мы себе представляли. Под наши крики он прошел мимо нас с тамбуром, наполненным людьми, среди которых был и какой-то высокопоставленный священник, кропивший перед собою водой, также градоначальник Толмачев в очках и с рыжеватыми усами. За управлением стоял господин в кепке, и все произносили его имя:
- Легоде.
Это был директор бельгийской компании, соорудившей эту первую трамвайную линию в Одессе".
Яков Блюмкин не оставил своих воспоминаний об этих событиях. Но мы вполне можем предположить, что и он побывал на выставке и хотя бы один разок прокатился на трамвае. Несмотря на то, что это было не так уж и дешево. Билет на выставку стоил 32 копейки, а проезд в трамвае - минимум пять копеек. Для справки: за копейку в Одессе можно было выпить кружку кваса, а весьма дорогие папиросы "Salve" продавались по цене шесть копеек за десять штук.
* * *
Когда Блюмкин окончил Талмуд-тору, он был отдан в обучение в электротехническую мастерскую - сначала Карла Франка, а потом инженера Ингера. Так что работу он получил самую современную - электричество еще только-только входило в повседневный быт горожан. Блюмкин монтировал и починял электропроводку, а по ночам подрабатывал в недавно открытом в Одессе Ришельевском трамвайном парке Бельгийского общества. Там он чинил освещение в трамвайных вагонах. Потом еще работал помощником электротехника в Одесском русском театре. Сначала ему платили 20 копеек в день, а затем увеличили зарплату до 30 копеек.
Но уже тогда, в четырнадцати-пятнадцатилетнем возрасте, он чувствовал, что хочет чего-то большего. Якова совсем не привлекала перспектива вкалывать всю жизнь за гроши. Его притягивала другая жизнь, о которой он читал в книгах. "Все эти годы я занимался запойным чтением, саморазвитием, посещал лекции и т. д.", - вспоминал он.
Когда выдавалось свободное от работы время, Блюмкин часто приходил на Преображенскую улицу, 14, где находился Дом книжной торговли "Культура". Здесь он подрабатывал еще во время учебы в Талмуд-торе - разносил покупателям книги, наводил порядок на стеллажах, разгружал полученную из типографий новую продукцию. Но главное - он находился в "книжном окружении" и мог сколько угодно "запойно" читать, если, конечно, у него оставалось на это время.
Владельцем дома "Культура" был Яков Абрамович Перемен - известный в Одессе человек, общественный деятель, меценат, коллекционер (он собрал богатую коллекцию работ молодых одесских художников-авангардистов, которую в 1919 году вывез в Палестину), участник подпольного еврейского социалистического движения и организатор отрядов самообороны. Он тоже оказал сильное влияние на молодого Блюмкина.
Дом книжной торговли был не просто книжным магазином. Яков Перемен страстно любил книги. В своих мемуарах он признавался, что их изучение было для него "единственным жизненным удовольствием" и любимым занятием. Свой магазин он сумел превратить в некое подобие литературно-букинистического клуба. На Преображенской, 14, собирались писатели, поэты, книголюбы, которые, как вспоминал один из участников этих встреч, вели настоящие "беседы мудрецов". В справочнике "Вся торгово-промышленная Одесса за 1914 год" по этому адресу, кстати, уже значилось Общество изящных искусств.
Много лет спустя Яков Перемен писал в мемуарах:
"Дело было в начале 1907-го в Одессе, когда объединились в одно товарищество под названием "независимые" несколько молодых обладателей таланта в поэзии и живописи… Их материальное положение было трудным, что привело их к духовной деградации, и ассимиляция разъедала их души. Итак, я решил помочь этой молодежи, при условии, что моя помощь возвратит их к лучшему состоянию как в смысле человеческом, так и в еврейском.
В группе поэтов особенно отличались: Багрицкий, Блюмкин, Соболь, Финк и др. Эти были "корифеями молодой поэзии"".
Здесь необходимо сделать важное уточнение. Перемен писал мемуары уже на склоне лет, и многие события и даты к тому времени смешались в его памяти. Ни Эдуард Багрицкий, ни, тем более, Блюмкин не могли быть "корифеями молодой поэзии" в 1907 году. Первому тогда только-только исполнилось двенадцать, а второму - вообще было семь лет. Речь, конечно же, идет о более поздних временах - 1913–1914 годах, когда впервые начали заявлять о себе молодые художники-модернисты и такие же молодые литераторы из Одессы: Эдуард Багрицкий, Валентин Катаев, Илья Ильф, Юрий Олеша, Вера Инбер и др. Но интересно, что Перемен запомнил и Блюмкина. Неужели по своим литературным способностям он в юности действительно мог соперничать с Багрицким?
Или Перемен в своих воспоминаниях писал не о нем, а о его старших братьях? Ведь Лев, Исай и Арон (Натан) не меньше будущего знаменитого террориста увлекались литературой. Лев стал журналистом, Исай - тоже. Первый сотрудничал в либеральной газете "Южная мысль", второй - в издании "Одесское обозрение". В мае 1911 года "мещанин Исай Григорьев Блюмкин" упоминался в агентурном донесении Департамента полиции среди постоянных сотрудников газеты "Одесское обозрение" либерального направления, "редактором-издателем коего состоит потомственный почетный гражданин, помощник присяжного поверенного Александр Соломонов Исакович".
А Арон, он же Натан Блюмкин, так и вовсе стал писателем и драматургом, причем довольно известным. Он издавался под псевдонимом "Базилевский" и особенно прославился после Великой Отечественной войны благодаря своей пьесе "Закон Ликурга" по "Американской трагедии" Теодора Драйзера. Пьеса шла во многих театрах Советского Союза, и в ней, в частности, играли Людмила Касаткина и Алексей Баталов.
Может быть, кого-нибудь из них имел в виду Перемен, когда упоминал в мемуарах фамилию "Блюмкин"? Они ведь наверняка появлялись в магазине "Культура".
Впрочем, Яков тоже имел склонность к изящной словесности - даже в эти, еще совсем юные годы. "Чувствуя в себе также и, как принято выражаться, "литературное призвание", я пописывал в журнале "Колосья", в детской газете "Гудок" и т. д.", - отмечал он в автобиографии.
Художественно-литературный "журнал для еврейских детей" "Колосья" выходил в Одессе в 1913–1918 годах. Редактировал его известный литератор Наум Осипович - бывший народоволец, потом эсер, участник событий 1905 года в Одессе, политический ссыльный и эмигрант. Не исключено, что он тоже оказал влияние на жизненный выбор Блюмкина. Но, к сожалению, установить, что именно публиковал Яков в "Колосьях", не удалось. В тех номерах журнала, которые оказались доступны для изучения, его работ нет. Возможно, он подписывался псевдонимом или печатался в других номерах, которые разыскать не удалось. Но можно предположить, что в журнал Блюмкин направлял свои стихи.
Об этом периоде его жизни до нас дошло очень мало сведений. А тем, которые дошли, далеко не всегда можно безоговорочно доверять. Известно, например, что в Одессе у Якова Блюмкина был знакомый по имени Петр Зайцев - революционер, эсер-максималист, командир Красной армии, потом коммунист. Когда и как они познакомились - сказать трудно. В 1918 году Зайцев говорил, что знает Блюмкина "пять-шесть лет еще по Одессе". Мы не раз еще будем встречаться с ним - Зайцев оказался интересным источником информации о жизни Блюмкина. Хотя, судя по всему, слишком пристрастным.
В его рассказах наш герой представлен человеком весьма малоприятным. "Блюмкин принимал участие в Одессе в самых грязных историях, - утверждал Зайцев. - Так, например, он служил у владельца какого-то механического завода, обрабатывающего снаряды, некоего Перемена. Этот Перемен занимался на самом деле предоставлением за крупное вознаграждение отсрочек по отбыванию воинской повинности, и у него-то служил и, как все упорно говорили, принимал участие во всех этих грязных комбинациях Блюмкин".
Все-таки: "как все упорно говорили". Не то чтобы Блюмкин категорически не мог заниматься тем, о чем рассказывал Зайцев. Более того, во время Первой мировой войны в Одессе да и в других крупных городах существовал довольно обширный "черный рынок" по изготовлению фальшивых документов. Например, 14 января 1915 года газета "Одесский листок" сообщала:
"Чинам одесской сыскной полиции удалось раскрыть в Одессе организацию, занимавшуюся фабрикацией подложных паспортов и различных метрик. В отношении снабжения преступного мира подложными документами Одесса всегда пользовалась исключительной славой… Особенно широко пользовались подложными паспортами воры-взломщики, вынужденные для достижения своих целей нанимать квартиры. Так они поступили при краже из магазинов Нейдера, бр. Крахмальниковых, Пташникова и др. Совершив разгром магазина, они скрывались, оставив полиции свои паспорта "одесской" фабрикации. Паспортными бланками их снабжали 2 мещанских старосты провинциальных городов, в настоящее время арестованные. Специалисты-каллиграфы занимались выполнением работ. Спрос на подложные документы, как отмечают сами фабриканты, с наступлением войны значительно увеличился. Благодаря этому и цена паспорта поднялась. Арестовано 6 фабрикантов, которые переданы в распоряжение судебного следователя по особо важным делам".
Однако Зайцев не смог подтвердить факт участия Блюмкина в истории с подложными паспортами, а ссылался лишь на разговоры. Да и кто именно говорил? Тоже неясно.
К тому же тут явно какая-то путаница. Яков Перемен никогда не был владельцем механического завода. Блюмкин же действительно работал на заводе, но не на механическом, а на консервной фабрике "Братья Авич и Израильсон". Там он "закатывал" в банки помидоры за рубль двадцать в день. Одновременно подготовился и выдержал экзамен в техническое училище инженера Линденера, но "за отсутствием средств на учение с горечью это намерение оставил". Так, по крайней мере, рассказывал Блюмкин в автобиографии. "Подлинно каторжные, горькие условия жизни ремесленного ученика у мелкого предпринимателя в ту эпоху настолько общеизвестны, что на них не стоит останавливаться", - коротко заметил он.