К XVIII веку иезуиты захватили в свои руки почти всю торговлю в Южной Америке. Через кортесы они добились привилегией и нигде во владениях Испании не платили алькабалы - 10% налога, при этом легко, разными путями, устраняли конкурентов. Уже к середине XVIII века иезуиты имели доход, превышавший миллион песет (в то время песета равнялась приблизительно пяти франкам). Правда, доход этот они тщательно скрывали. Такого богатства орден достиг самыми разными торговыми и промышленными махинациями. Так, в Мексике он владел лучшими сахарорафинадными заводами и очень доходными серебряными рудниками.
Для того чтобы из руды электролитическим способом извлечь серебро, нужна была амальгама - жидкие или твердые сплавы ртути с другими металлами. А ртуть в Испании добывали в шахтах Альмадена. С каждым годом потребность в ней росла. Через Кадис её отправляли в Южную Америку, а из Мексики и других колоний в Европу возвращалось чистое серебро. Иезуиты через подставных лиц полностью контролировали добычу и отправку киновари и мелкозернистого кварца в Южную Америку. Но добыча этих минералов сопровождалась повышенными трудностями. Работать в шахте приходилось в нечеловеческих условиях.
В основном использовали труд заключенных, приговорённых к смерти или многолетней каторге, хотя на меньших глубинах работали и местные жители, которым некуда было деться. Ведь надо было кормить семьи! В отличие от каторжников, они работали не более шести часов и каждый день поднимались на поверхность. А шахтеры годами не видели белого света. Средняя продолжительность их жизни на руднике составляла шесть-семь лет.
Глубина шахты на отдельных участках достигала четырехсот метров, а длина туннелей составляла десятки километров. В то время рудник давал 80% мировой добычи ртути.
После того как испанский король Карл III изгнал иезуитов из страны, на прощание монахи подожгли ртутные штольни. Конечно, в таких условиях продолжать добычу амальгамы было невозможно, но и потушить пожар (он продолжался несколько месяцев) никто не мог. Правительство приняло неординарное решение - затопить шахту. Пожар потушили, но ещё несколько лет никто не знал, как откачать воду с глубины четыреста метров. Королевская казна каждый год несла ощутимый урон, и Флоридабланка обратился к талантливому выпускнику школы Сан-Исидор господину де Бетанкуру с просьбой осушить рудник в Альмадене. Недолго поразмышляв, двадцатипятилетний Августин согласился и вскоре отправился в путь, по дороге заехав в Толедо.
Из дневника Бетанкура от 24 июня 1783 года: "При въезде на мост, ведущий в этот старинный город, чуть ниже по течению реки я увидел остатки парового насоса. Хотя трубы были ржавыми, с трещинами и изломами, я смог заключить: изобретатель намеревался с помощью трубы диаметром в шесть дюймов и насоса, который приводила в действие сама река, поднять воду не менее чем на 70 вар.
Мне сказали, что маркиз де Эскилаче поддерживал идею изобретателя и что вода при испытаниях насоса была поднята более чем на 50 вар, но, когда министр попал в немилость, работы были остановлены, и сегодня только с большим трудом можно догадаться, для чего служили эти руины. Отобедал я в новой гостинице, а затем осмотрел алькасар и кафедральный собор".
Можно только гадать, какое впечатление на Бетанкура произвел Эль Греко - художник, в то время, в отличие от Веласкеса или Мурильо, ещё совсем незнаменитый в Испании. Но учитель живописи в Академии изящных искусств Сан-Фернандо Мариано Сальвадор Маэлья всегда говорил Августину, что на Эль Греко нужно обратить особое внимание: только в его работах есть ощущение драматизма жизни, соединённое с величием божественного мира. Только Эль Греко может передать сокровенность личных переживаний так, чтобы наполнить зрителя новым пониманием мира, где столько же божественного, сколько и дьявольского. Не случайно каждая фигура на его полотнах полна скрытого беспокойства и напряжения. В Толедо Августин лично убедился, что его учитель не ошибался в оценке Эль Греко.
Бетанкур долго стоял перед главным алтарем церкви Сан-Доминго эль-Антигуо и внимательно всматривался в картину "Вознесение Марии". Некоторые работы мастера он уже видел в Эскориале, но в Толедо Эль Греко ему понравился больше: индивидуальность художника была выражена намного сильнее, чем раньше. Августин ещё не видел, чтобы профессиональный живописец так легко отказывался от изображения глубины пространства, от законов перспективы. Эль Греко, в противоположность большинству своих современников, не погружал святых в земную, плоскую реальность, а стремился, дав им плоть, искажать земные события, приближая их к видениям. Поэтому, в отличие от Веласкеса, которого современники называли "художником истины", Эль Греко считался "великим деформатором" - он переносил телесное в сферу бесплотной мистики. Бетанкур впервые увидел, с каким пренебрежением художник относился к анатомии, но при этом все человеческие фигуры обладали какой-то волнующей выразительностью и жизненностью.
Ранним утром, размышляя о творчестве Эль Греко и бросив прощальный взгляд на Толедо, Бетанкур двинулся дальше. Путь его лежал вдоль русла реки Тахо в город Сьюдад-Реал. Проехав две лиги по горной местности, он остановился на постоялом дворе, заказал себе еду, но, кроме двух куриных яиц и кувшина молока, ему ничего не дали. Пообедать довелось только в Мансанеке, и то дичью, которую он сам подстрелил по пути. Вот как он описал в дневнике этот день: "Первые две лиги - это поля, засеянные пшеницей и ячменем, вся земля вокруг кажется безлюдной, лишь изредка мы видели с дороги какой-нибудь домишко; третья лига (она начинается у мавританской башни) - это горы, которые длинным полукругом тянутся с востока на запад, за этими горами и находится принадлежащий Толедской церковной школе для благородных девиц постоялый двор Святого Ионы".
Миновав Сьюдад-Реал, он через несколько дней благополучно достиг живописного местечка Альмаден. Поселившись в одном из самых лучших домов шахтерского поселка, он тут уже приступил к работе. Результаты исследования он представил в виде записки объёмом свыше семидесяти страниц, иллюстрированной цветными рисунками автора. Она содержала описание технического оборудования рудника, а также технологии добычи здесь кварцитов. К каждой главе прилагались рекомендации по улучшению работы. Описывались насосы, с помощью которых могла бы из забоев удаляться вода. Приводились конкретные экономические выкладки, например какое количество людей требуется для той или иной работы и сколько нужно отпустить средств, чтобы её выполнить. Особый интерес у правительства Испании вызвала третья часть записки - заключительная, где автор изложил свои наблюдения, сопроводив их критическими замечаниями. Бетанкур указал, какие усовершенствования необходимо внести в технологию добычи ртути и какое оборудование наиболее эффективно и экономично. В записке было и предложение по обогащению добываемой руды.
Эта работа потребовала много времени. Поэтому на шахте Альмадена он провел почти четыре месяца - с начала июля до конца октября 1783 года.
Скоро, применив рекомендации Бетанкура, удалось откачать воду из забоев на глубине до четырехсот метров - и шахта возобновила работу.
Правительство Испании было удовлетворено работой Бетанкура и предоставило ему стипендию для изучения горного дела в Париже, чтобы он потом смог использовать полученные знания в южноамериканских колониях, где испанцы добывали серебро и золото.
ВЫСОЧАЙШИЙ МАНИФЕСТ О СОЗДАНИИ ИНСТИТУТА КОРПУСА ИНЖЕНЕРОВ ПУТЕЙ СООБЩЕНИЯ
В Твери, на одном из рабочих заседаний в Путевом дворце, Бетанкур узнал от принца Ольденбургского, что на основании разработанного им и де Волланом "Предложения о надежных мерах для учреждения по всей России удобных сообщений на суше и на воде" 20 ноября (2 декабря по григорианскому календарю) Александр I подписал Высочайший манифест о преобразовании Департамента водяных коммуникаций в Главное управление водяных и сухопутных сообщений, а также об организации Корпуса инженеров путей сообщения и Института Корпуса инженеров путей сообщения.
В Корпусе инженеров путей сообщения было предусмотрено 193 должности: 3 генерал-инспектора, 10 начальников округов путей сообщения, 15 управляющих директоров, 20 директоров-производителей работ, 30 инженеров I класса, 45 инженеров II класса и 70 инженеров III класса. Корпус создавался для строительства и ремонта "путей сообщения", а Институт - для подготовки инженеров для корпуса.
Работой по созданию нового департамента руководил принц Ольденбургский, причём все решения он принимал только по согласованию с генерал-лейтенантами Бетанкуром и де Волланом. Желающих занять вакантные новые должности было много, в том числе и представителей высшей аристократии - князей, графов, баронов и других титулованных особ. Они надеялись при "малом дворе" сделать ещё один шаг вверх по карьерной лестнице.
В Совете нового департамента главным был де Воллан, вторым по значимости генерал Трузсон, а третьим (его в Совет включили временно) генерал-майор Завалишин.
К началу 1810 года удалось подобрать руководителей для десяти округов. Бетанкур старался найти опытных инженеров-генералов, но их не хватало, и он был вынужден в пяти округах рекомендовать корпусных полковников. Для Корпуса инженеров путей сообщения де Воллан и Бетанкур смогли согласовать с принцем только 92 кандидатуры - оставалось ещё около 90 незаполненных вакансий. В стране катастрофически не хватало инженеров-путейцев.
Ещё до подписания царем Высочайшего манифеста 15 сентября 1809 года инспектором Института Корпуса инженеров путей сообщения был назначен Августин де Бетанкур. В особом указе Александр I отмечал: "Я удостоверен, что генерал-лейтенант Бетанкур по известным его знаниям и ревности к службе, приняв на себя звание, особенно будет полезен в прочном сего заведения устроении".
Русский царь был очень доволен работой Бетанкура и полностью на него полагался. Свою же задачу Августин понимал так: "… снабдить Россию инженерами, которые прямо по выходе из заведения могли бы быть назначены к производству всех работ в Империи".
Для этого учебные программы должны были сочетать глубокие теоретические знания, прежде всего физики и математики, с практическими навыками инженерного дела. Бетанкур ввел одновременную общенаучную (фундаментальную), общеинженерную и специальную подготовку, что было неслыханно для того времени.
Основы этой программы выдержали проверку временем и стали образцом для других высших технических заведений России, открывавшихся в XIX веке. Новаторская организация преподавания рождала инженеров нового поколения, способных проектировать и создавать самые различные объекты без последующего доучивания и переквалификации.
К 20 ноября 1809 года у Бетанкура были готовы почти все учебные планы и программы, но впереди ждала огромная по своему масштабу дальнейшая работа. Сначала нужно было освоить территорию, отведенную под строительство института. Она располагалась на пересечении двух главных транспортных артерий Петербурга - Обуховского проспекта, переходящего в Царскосельскую дорогу, и реки Фонтанки: по ней город снабжался продовольствием, дровами, фуражом и строительными материалами.
Отложив работу в Твери, Бетанкур уехал в столицу, где в Каменноостровском дворце встретился с Александром I и проговорил с ним несколько часов - всё это время французский посланник Коленкур терпеливо ждал царской аудиенции. Было решено, что казна выделит необходимую сумму для приобретения Юсуповского дворца и прилегающей к нему территории, общей площадью более двадцати тысяч квадратных саженей. Потом дворец нужно было спешно переоборудовать под учебный корпус. Инспектору Института Корпуса инженеров путей сообщения Величайшим соизволением указывалось вместе с семьёй проживать в нём. Бетанкур получил право по своему выбору приглашать иностранных преподавателей в любом количестве и на любой срок без предварительного согласования с кем бы то ни было, учебные программы - формировать с учётом мнения Учёного собрания Института, но при непосредственном наблюдении инспектора. Тогда же в Каменноостровском дворце было решено создать институтскую библиотеку, учебный кабинет и мастерские, где учащиеся могли на практике знакомиться с различными техническими моделями и инженерными инструментами. Во Франции закупили их образцы, и уже в первой половине 1810 года они были доставлены в Петербург. Кроме того, царь распорядился, чтобы европейские послы искали и приглашали в Россию лучших преподавателей по инженерным специальностям.
Дворец князя Юсупова на Фонтанке, у Обухова моста, был куплен за сущую безделицу - триста тысяч рублей ассигнациями. Вот что писал по этому поводу будущий помощник Бетанкура Филипп Филиппович Вигель: "Продавец построил его на славу, по образцу отелей Сен-Жерменского предместья, между двором и садом, с тою только разницей, что на пространстве, ими занимаемом, можно было бы построить три или четыре парижских отеля. Все ученики были своекоштные, и не только ни один из них не имел жительства в институте, ни даже права заглядывать в сад, ему принадлежащий. Всем пользовались заведующие им иностранцы. Он состоял под управлением особого директора, над которым были ещё принц Ольденбургский, в виде попечителя или покровителя, и генерал Бетанкур, под названием главного начальника института. Занимаясь разными проектами и планами, сперва потешал он ими императора; но тут, по учреждении института, коего был он настоящим основателем, можно сказать, приобрел он оседлость.
Здание института со всеми его принадлежностями было как бы отдельное царство, в котором господствовал он самовластно...
Образование института было довольно странное. Воспитанники носили шляпу с пером и офицерский мундир с шитьём, только без эполетов, а произведенные в офицеры, - прапорщики, подпоручики, надев эполеты, продолжали оставаться в институте до поручичьего чина, В нём сперва было четыре только профессора, или преподавателя наук. Ими ссудил нас Наполеон, прислав Александру четырех лучших учеников Политехнической школы: Базена, Потье, Фабра и Дестрема.
Это было, как изволите видеть, совершенно французское училище. Самые первые ученики, коими оно наполнилось, были все молодые графы да князья, также и сыновья французских, немецких и английских ремесленников, садовников, машинистов, портных и тому подобных; одним словом, все то, что управляющим пришельцам казалось цветом петербургского общества".
Как видим, при организации института Бетанкур использовал всё самое лучшее и передовое в системе высшего технического образования в Европе. В первую очередь он опирался на учебно-методические разработки своих учителей - видных французских учёных и инженеров Гаспара Монжа и Ж.-Р. Перроне, а также на собственный опыт, полученный при создании Школы каналов и дорог в Мадриде.
По Высочайшему манифесту в институте были открыты несколько профессорских должностей: по чистой математике, по прикладной и строительной математике, по рисованию и архитектуре, по гидрографии рек и статистике. Остальные дисциплины, в том числе высшую математику, начертательную геометрию и умозрительную механику, планировалось вводить постепенно, на протяжении всего периода обучения, рассчитанного на четыре года.
Но неожиданно Бетанкур столкнулся с непростой задачей: оказалось, что в стране отсутствовал, говоря современным языком, общеобразовательный стандарт - не было единой системы подготовки абитуриентов. Тем не менее инспектор быстро сориентировался и предложил рациональный вариант - введение подготовительного курса, так называемой "четвертой бригады". Это позволило повысить уровень абитуриентов и с самого начала обеспечить связь теоретического обучения с практикой: чертёжными работами, работой в мастерских и за пределами Института. Всё это было внове для России и обеспечивало высокую профессиональную подготовку специалистов.
9 сентября 1810 года газета "Санкт-Петербургские ведомости" в рубрике "ВНУТРЕННIЯ ПРОИЗШЕСТВIЯ" опубликовала материал следующего содержания: "В Российской империи учреждается Институт корпуса инженеров путей сообщения, который должен занять высокое положение в сфере отечественного образования. Назначенный инспектор должен соответствовать чину генерал-лейтенанта, а директор не ниже генерал-майора. Профессора должны иметь чин не ниже майора, смотритель мастерских и эконом чин капитана. Воспитанникам же присваивается чин прапорщиков. Таким образом, мундир института будет воинским. Число воспитанников не должно превышать восьмидесяти. Минимальный возраст абитуриента - 15 лет от роду. Учащийся должен быть здорового телосложения, а также уметь писать и говорить свободно как на русском, так и французском языке.
Первые два года воспитанники будут обучаться арифметике, алгебре до уравнений третьей степени, в том числе прогрессиям, логарифмам, геометрии, плоской тригонометрии, съемке на плане местных положений и нивелированию, рисовальному искусству и архитектуре. Кроме того, воспитанники, выдержавшие испытания в науках, в течение сего двухлетия преподаваемых, будут во время летней рабочей поры посылаться на практику в ближайший округ.
На третьем и четвертом году обучения вводится стереометрия, плотничные работы, резка и кладка камней, а также будут изучаться механика и гидравлика. Учащиеся будут ознакомлены с правилами производства работы, составлением проектов и смет при публичных строениях. На заключительном курсе они будут подробно ознакомлены со всей системой каналов и рек Российской империи не только уже существующей, но и построенной в ближайшем будущем. По прошествии первых двух лет воспитанники подвергнутся испытанию в чистой математике, а по истечении четырех лет - в прочих науках. Если воспитанник способен пройти курс раньше, то он вправе требовать назначить для него испытания раньше назначенного срока. Кроме словесно предлагаемых при испытании вопросов по всем частям преподаваемого учения, каждый из воспитанников обязан представить сочинение в доказательство своих знаний, а также чертежи, удостоверив под присягой, что они составлены им без всякого постороннего содействия. Кто из учащихся покажет отличные способности, то может получить направление в чужие края для усовершенствования познаний своих. Если же воспитанник при испытании окажется способным, то его примут в корпус и произведут в инженеры 3-го класса или поручики. Если же по прошествии трех лет воспитанник не выкажет должных знаний, то он будет отчислен из института. Также он может быть отчислен из учебного заведения и за дурное поведение.
В мастерских учащиеся будут изучать нужное производство, дабы впоследствии они смогли производить его самостоятельно, либо надзирать, либо исправлять его. Так как полный курс обучения включает в себя четыре года, то рекомендуется каждый год принимать по 20 воспитанников. Однако среди них найдется немало и таких, которые уже знают начальные предметы и смогут сразу же обучаться на старших курсах. Исходя из этого, уже в этом, 1810 году можно принять на обучение около 30 воспитанников. При этом учащиеся, имеющие наиболее глубокие знания, будут приниматься в первую очередь.