"Итак, высшее образование нашего времени сейчас находится в подвижном состоянии, в эпохе быстрого роста, который обусловливается главным образом тремя общими для всего человечества обстоятельствами: 1) развитием знания и его научной организацией, 2) демократизацией общественной и государственной жизни и 3) распространением единой культуры на весь земной шар". Земной шар онаучивается. Вспоминается первый проблеск идеи: "Есть один факт развития Земли - это усиление сознания" (1892 год). Сопоставим научную мысль и земной шар, и наше воображение унесется из городских кварталов в природные космические размеры. Знания "являются", проявляются в людях. Создаются ими, но имеют как бы иной источник, некий мир "платоновских идей", независимых от людей обстоятельств. Идеи, числа и законы живут как бы в другом, не нашем времени. Мы прикасаемся к ним и "втаскиваем" в свою бренную жизнь.
Вернадский не устает убеждать: онаучивание жизни требует осмысления, из него должны быть сделаны социальные выводы. Мы должны встретить новый незнакомый мир и не противодействовать, а способствовать его наступлению. Народ обязан быть грамотным. Как есть понятие "вооруженного народа", содержащееся в программах некоторых политиков, так нужна организация "учащегося народа". "Совершенно аналогично этой дорогостоящей, непроизводительной, но неизбежной в наших условиях жизни и культуры народной военной организации начинает выдвигаться другая форма будущей жизни человечества - организация учащегося народа".
Придется учиться каждому, причем всю жизнь, а не только в первоначальную юношескую пору. До старости. Цивилизация, новые знания будут требовать от человека непрерывного повышения своей квалификации и общей культуры. Неслучайно в начале XX века - и в России тоже - так распространились различные формы образования взрослых, заполняющие пробел между высшим, глубоко специализированным образованием, и начальной, элементарной школой.
Неизвестно, где он находил время, но как бы в дополнение к этой теоретической статье он дал два обзора состояния высшего образования в стране, где собрал огромное количество фактов. Высшее образование развивалось стремительно, ежегодно открывались новые институты и академии. Жизнь опережала бюрократию, которая искусственно сдерживала открытие университетов в стране. В результате многие ведомства основывали свои высшие школы. Из-за этого образование приобретало специальное и техническое направление в ущерб гуманитарному просвещению. "Нам - в нашем сословном и бюрократическом обществе - далеко до демократизации жизни, основанной на примате человеческой личности и человеческого ума; далеки условия жизни русской интеллигенции от тех нормальных форм общемировой жизни, которые для нас выражаются столь мало достигнутыми в жизни "свободами" манифеста 17 октября".
* * *
Космичность взгляда, природный смысл знаний помогают подниматься над историей, с других, новых высот видеть суть сутей исторической жизни. На фоне войн, переселений народов, возникновения и крушения государств неслышная и до поры малозаметная теплится научная мысль. Она не теряется в темных веках. Как блуждающий огонек на болоте, она бродит между стран и народов. И ничуть не теряет своей яркости при распространении вширь.
Работы о Ломоносове заставляли задаться вопросом о появлении и распространении науки там, где ее практически не существовало. Когда и как Россия научно объединилась с Европой и тем отъединилась от Азии? "Все время очень занят не только печатанием своих "газов", <…> но и организацией дела, - сообщает Самойлову в ноябре 1911 года. - Затем погрузился в XVIII век, напечатал 4 статьи о Ломоносове ("Речь", "Запросы жизни" и две в академических изданиях) и затем сижу над комментариями к металлургии в VI томе академического издания сочинений Ломоносова".
В апреле следующего года сообщает Ферсману: "Совершенно завален был работой (очень типичная информация в письмах. - Г. А.); начал лекции по истории естествознания России XVIII века, они у меня были не написаны и материал не весь прочтен и собран… Тема расширилась и я доехал до Елизаветы I. Мне хотелось бы осенью прочесть 8-10 лекций - по истории естествознания России XVIII века в России в Москве, в университете Шанявского". Чтения состоялись, только не в Москве, а в Петербургском университете как факультативный курс из шести лекций. Первую же из них Вернадский опубликовал для широкой публики в 1914 году. Русским образованным людям необходимо знать, как наука пришла в страну и распространилась. "Это необходимо не только для правильного самоопределения русским обществом своего значения в истории человечества, не только для выработки правильного национального чувства - это необходимо прежде всего для дальнейшего роста и укрепления научной работы на нашей родине… На каждом шагу мы чувствуем тот вред, какой наносится дальнейшему научному развитию в нашей стране, - писал он здесь, - полным отсутствием исторического понимания его прошлого, отсутствием в этой области исторической перспективы. Все прошлое в области научной мысли представляется для широких кругов общества tabula rasa". Любопытное совпадение: в том же номере журнала, буквально через десяток страниц, помещена статья Георгия Вернадского "Против солнца". Фактически оба писали о разных сторонах одного и того же явления - распространении Русского государства "встречь солнцу". Только сын писал о политическом, военном и дипломатическом продвижении на восток, отец же - о научном освоении гигантских просторов России, о героических годах великих северных и сибирских экспедиций, двинутых замыслом и энергией Петра.
Только на первый взгляд кажется, что русские экспедиции XVIII века - внутреннее дело России. На самом деле они неотъемлемы от мирового движения. В сущности, Россия завершала эпоху Великих географических открытий. Через нее человечество окончательно выяснило очертания места своего обитания - суши земного шара.
И вторая большая идея звучит в лекциях в полный голос - о силе личности в науке. "История науки не делается этой коллективной работой. В ней выступают отдельные личности, резко выделяющиеся среди толпы или силой своего ума, или его ясностью, или широтой мысли, или энергией воли, и интуицией, творчеством, пониманием окружающего. Очень часто их открытия и стремления не могут даже быть поняты современниками: так далеко вперед уходит мысль отдельных лиц среди коллективной работы общества. По-видимому, даже многократные открытия одной и той же истины, приближения к ней с разных сторон, в разных местах, в разные времена, прежде чем она будет осознана, понята и войдет в науку, являются обычным явлением в истории науки".
В XVIII веке наука связана с личностью Петра, мощно определившего ее развитие в XIX веке. Его волей возбуждена как профессиональная научная работа, так и создание научных организаций. Петр в нашей исторической публицистике оценивается различно. Но нельзя понять масштаб его личности без представления о нем как инициаторе науки. Данный им толчок сохранялся чуть не век.
Есть какой-то базовый, фундаментальный уровень научной работы, который если один раз достигнут, уже не может быть забыт. Он учреждается самым простым, черновым трудом: описанием природы на специальном языке с помощью специальных методов специальными приборами и инструментами. Петр четко поставил три задачи, обеспечивающие этот базовый уровень: 1) составление географической карты Российского государства; 2) определение границ Азии и Америки; 3) выяснение географических и природных условий Сибири. Ему также принадлежит заслуга основания Академии наук, Публичной библиотеки и естественно-исторического музея - Кунсткамеры. Отныне Россия могла сама обслуживать свою территорию, следить за состоянием природы, народонаселения и стихий. И тем самым вступила в ряды цивилизованных государств, научно контролирующих свое развитие.
Для Вернадского история науки - не история идей, а история людей, личностей, олицетворяющих идеи.
* * *
В год юбилеев и перемен - 1911-й - Владимир Иванович закончил и еще одну, общественную обязанность - земскую. Передав свое имение совершеннолетнему Георгию, он мог не выдвигать свою кандидатуру в земские собрания Моршанска и Тамбова. Оставлял земство с чувством исполненного долга: 300 школ говорили сами за себя. Одна из них, в самой Вернадовке, построена на его средства. (Сегодня школа, уже новая, носит его имя.) Рассчитался и с управляющим А. Поповым, назначив ему пенсию 40 рублей в месяц.
Вернадовский период жизни уплыл в прошлое. К суровой русской природе с ее ветреными зимами и седой от полыни лесостепи летом не лежала его душа. Манила милая с детства Украина, хотя бы полтавский дом Старицких, куда каждое лето провожал Наталию Егоровну с Ниной.
Постепенно созрело решение - перебраться из Вернадовки в эти более ласковые края. На полпути между Полтавой и Миргородом у поселка Шишаки Георгий Егорович снимал дачу. Рядом с ней Вернадский и купил 12 десятин земли с дубовым леском и участком берега реки Псел.
Художник В. Г. Кричевский составил проект дома в староукраинском стиле с витыми колоннами и галереей вокруг второго этажа. (Кричевский - автор проекта прекрасного Полтавского музея.) Подрядчик из Шишаков Леонтий Сердюк начал строить дом весной 1913 года.
С дороги дом казался одноэтажным с мансардой, со стороны реки двух- и даже трехэтажным. В главном этаже было восемь комнат, в нижнем - три и еще одна - в мансарде. Провели водопровод, устроили канализацию, поставили две ванны. Перевезли часть библиотеки из Вернадовки.
Первыми жильцами в достраивавшемся доме стали Георгий с Нинеттой, потом приехали Корниловы. Александр Александрович и составил описание дачи, сыгравшей чуть ли не роль заветного Приютина в жизни нескольких семей.
Если стать лицом к реке Псел, справа от дома увидишь ряд покрытых ковылем холмов или, по-местному, кобыл. С них, как и из верхнего этажа дома, открывался чудесный вид на реку и старицы на другом, заливном равнинном берегу, на далекие леса. Там начинались истинно гоголевские места: окрестности Миргорода со знаменитыми Великими Сорочинцами, Диканькой и его родовой Васильевкой. Села отчетливо виднелись в хорошую погоду. Может быть, именно отсюда и смотрел, едучи в Миргород, Гоголь, радуясь, как писал в своих "Вечерах", что здесь "видно во все концы земли".
Налево от дома за дачей шурина стояло тоже недавно построенное необычного вида здание - с башенками и островерхой крышей. Это стилизованная под рейнский замок туберкулезная лечебница доктора Яковенко. Она по-своему украшала пейзаж.
Последовав английскому обычаю, Вернадский придумал название для дачи. Вначале опробовал вариант "Бутова кобыла", но потом остановился на более благозвучном "Ковыль-гора". Хутор "Ковыль-гора" указывал в письмах как обратный адрес.
Летом 1912 года, когда Вернадовки как бы уже не было, а "Ковыль-гора" находилась еще на стадии проекта, ученый отдыхал у знакомых и родственников. В июне он провел две недели у Петрункевича в Марфине. Имение принадлежало падчерице Ивана Ильича графине Софье Владимировне Паниной. Владимиру Ивановичу очень понравилось Марфино - одна из жемчужин Подмосковья. Жил в огромном барском доме, построенном в стиле поздней готики. Вокруг дома по реке Уче был разбит английский парк, который встречался в русских имениях чаще, чем регулярный французский.
Через месяц Вернадский посетил и крымское имение Паниных - дворец в Гаспре, тоже построенный в готическом стиле, выдававший единство замысла архитектора, впрочем, не отличавшегося безупречным вкусом. Сюда, кстати, привезли в 1901 году больного тифом Льва Толстого, и здесь он выздоравливал. Есть много фотографий писателя в доме Паниной, дающих представление о месте пребывания Вернадского с дочерью в августе 1912 года.
* * *
Дом в Шишаках достраивался под наблюдением Георгия, а хозяин в июле 1913 года отправился на сессию Геологического конгресса. Она обещала быть интересной и заманчивой хотя бы потому, что собиралась в Новом Свете. Заседания должны были проходить в Торонто, а экскурсии - по всей Северной Америке.
Впервые Вернадский ехал вместе с Ф. Н. Чернышевым и хранителем музея Петра Великого И. П. Толмачевым как официальный представитель Академии наук и член Комитета конгресса. Делегация состояла из пятнадцати человек, в том числе знакомые нам Ф. Ю. Левинсон-Лессинг и профессор Я. В. Самойлов. Частным образом ехал племянник Наталии Егоровны Марк Любощинский.
Вернадский записался на экскурсии: до начала сессии - по Канаде, а после окончания - по Соединенным Штатам.
Сначала прибыли в Ливерпуль, а оттуда на океанском лайнере отплыли в Монреаль. Как обычно, он пишет каждый день Наталии Егоровне да еще оставшемуся дома Ферсману, и потому можно проследить все события его недолгой, но насыщенной американской командировки.
Произвел большое впечатление сам трансатлантический переезд. Когда-то Вернадский в студенческом научно-литературном обществе говорил в своем метеорологическом докладе о циклонах, которые зарождались в Северной Атлантике. И вот он попал в самую кухню европейской погоды. И вообще перед ним распахнулась вся мировая ширь.
Стоит середина лета, но очень холодно и сыро. Туман обступил пароход. Тяжело поднимаются серые гребни волн. Качка на него не действует, но все же ему не по себе. Закутавшись в плед и пальто, сидит на деке, читает или смотрит на водную пустыню. Впрочем, океан уже не так пустынен, появляются первые птицы. Значит, пароход приближается к Ньюфаундленду. "Мыслью переношусь туда, охватываю весь земной шар в его мировой политической жизни. Плывя на океанском корабле, это как-то невольно сознается. Здесь уже интересы нового порядка: их дает европейская раса, перекинувшаяся за океан, все охватившая той огромной силой, которую дает научное знание. Наш корабль есть не только полное создание научного мышления, его творение от начала и до конца - он как бы прообраз того, чем создается и держится мировая политическая жизнь. Точное научное мышление и бизнес".
Первая экскурсия - по университетским и горным районам Канады с выездами в поле. Путешествуют по Квебеку, побывали в Монреале и Кингстоне. Профессор Николс уделил Вернадскому особое внимание, когда водил русских по университету: он учился вместе с Ферсманом в Гейдельберге и, конечно, наслышан о нем. По традиции университет расположен в маленьком городке, при нем горная школа Онтарио, главного рудного района страны. По сравнению с европейскими центрами коллекция и постановка дела не произвели особенного впечатления. "То, что нам показывал вчера Николс - детский лепет, о котором странно рассуждать серьезно", - пишет Наталии Егоровне.
Конечно, научный центр молод. В то время как в России уже шла геологическая работа, Канада оставалась научной провинцией Европы. Но зато восхищают роскошь университетского образования, новейшее оборудование, разнообразие форм обучения и широта возможностей для научной работы.
Ферсману: "Да и сама Канада, похожая на Россию по первому облику природы, поражает европейца своим динамическим состоянием, она вся in Werden новой, молодой страны. Меня поразило здесь обилие русских - русские рабочие на руднике (например, в самой большой ломке [полевого шпата] в Америке все 32 рабочих - русские и объяснения о минералах они мне давали по-русски). <…> Именно здесь на месте чувствуешь, какую огромную силу потеряла и теряет Россия в этой эмиграции, и она идет на рост Нового Света, во многом нам недружного. Я не могу здесь забыть и о той ошибке (и преступлении?), которую сделали правительства Николая I и Александра II, отдав русскую Америку, добытую народным старанием".
Ровно неделю, с 7 по 14 августа (н. ст.), продолжались заседания конгресса. Как обычно на такого рода сессиях, главный интерес представляли не научные доклады, тем более что "общих речей интересных нет совсем", а общение с коллегами в коридорах и ресторанах. Здесь Вернадский, как и другие участники, встречает известных минералогов, знакомится с новыми, в том числе из таких экзотических мест, как Филиппины и Южная Африка, выдвигающаяся в главные горнорудные районы мира благодаря алмазам и золоту.
Более впечатляющей оказалась вторая экскурсия. Она была организована по-американски - с уплотнением времени. Геологов разместили в пульмановских вагонах и помчали. Ночью они ехали, причем с большой скоростью, а днем осматривали новый район. Так, в передвигающейся гостинице они посетили Седбери, центр добычи никеля, потом Кобальт, название которого говорит за себя. Наблюдения: "Поражает энергия достижения своей цели. Та новая техника - американская техника - которая так много дала человечеству, имеет и свою тяжелую сторону. Здесь мы видели ее вовсю. Красивая страна обезображена. Леса выжжены, часть - на десятки верст страны - превращена в пустыню: растительность отравлена и выжжена, и все для достижения одной цели - быстрой добычи никеля. Сейчас это мировой пункт - главная масса никеля получается здесь - но навсегда часть страны превращена в каменистую пустыню".
Чикаго поразил размерами и своими небоскребами на берегу озера. Вдоль Мичиган-авеню расположился банковский квартал - настоящие храмы денег. А поезд мчал их все дальше: Чаттануга, потом Нашвилл, штат Теннесси, где побывали на добыче бокситов. И наконец, прибыли в столицу США.