После мужской киевской школы я попал в школу с совместным обучением. Возможностей для раздельного обучения в провинции, особенно в новых городах, не было. В школе на партах сидели по трое. Помню немку Кесслер, тогда пятнадцатилетнюю, спокойную и флегматичную девицу, трехкратную второгодницу, выше всех в классе на голову. Обладательница больших рук и ног и арбузных грудей сидела между двумя шкетами. Однажды они решили проверить упругость ее плоти и одновременно схватили ее за груди. Она не стала отбиваться. Молча подняла обоих "за шкирки" и стукнула лбами. Шкеты рухнули на парту. Не помню, водили ли их в медпункт, но заигрывать с Кесслер больше никто не захотел. Через полгода она вышла замуж, и необходимость в посещении школы, от которой ее тошнило, отпала.
Отдельно держалась группка офицерских дочек, живущих напротив школы в благоустроенных домах. Примой была курносая Ира Селезнева, в которую я по-детски влюбился. У меня, как и у других, проявлялось это странным образом: суметь развязать бант на ходу, попасть снежком в лицо, найти и не отдать до следующего дня варежку. При этом важно было не показать, что ты как-то проявляешь интерес к противоположному полу, особенно к отдельной его представительнице.
Мы в пятом, да и в шестом классе еще были мальчишками, а девочки уже превращались в девушек и к нам относились если не презрительно, то свысока. Еще и учились они лучше мальчишек.
Существовала в классе одна забава, которая выдавалась продвинутыми пацанами за пробу мужества. Но подвергали ей почему-то в первую очередь слабых, хотя и любители острых ощущений тоже в ней участвовали. Пацана обхватывали сзади, поднимали в воздух и сжимали под диафрагмой, до тех пор, пока он кратковременно не отключался. Гораздо позже я узнал, что вызываемая гипоксия или даже кратковременная асфиксия приводит к наркотическому опьянению. Видимо у детей из пьющих семей была к этой забаве какая-то тяга. Я никогда в этом не участвовал, но водки выпить случалось. Однажды в поисках папы я прибежал в квартиру командира части, где и нашел его. Не помню, что они отмечали, но за столом сидели одни мужики, стояла водка; закуска разнообразием не блистала. Вопрос с папой быстро решился, но меня захотели угостить и предложили стакан водки (почти полный). Мне было тринадцать с хвостиком, хотелось "не ударить в грязь лицом" и проверить свои возможности. Почему это разрешил папа (пьяным он не показался, остальные, судя по красноте лиц, пили больше), я не знаю. Выпил я залпом (как положено) и побежал дальше. В то время я часто передвигался по улицам бегом. Сначала вроде водка не очень чувствовалась, несколько потерялась координация, но потом вдруг заметно снизилось желание бежать. Я перешел на шаг и дошел до дома. Из литературы и домашних разговоров знал, что перед выпивкой полезно съесть сметану или хотя бы чего-то вроде сала. Но после "приема на грудь" ничего не хотелось.
Жили мы в татарской слободе. Запомнился один случай. Ясный морозный день. Возвращаюсь домой из школы и слышу посреди слободы русскую речь. Что-то оживленно и громко обсуждают женщины, но далеко и отдельных слов не разобрать. Рядом с нами в хате с тыном жила русская семья Пятницких – бывшие сектанты (из прежних обычаев осталось то, что они мылись по пятницам, отсюда и фамилия). Обычно днем они отсутствовали. Оставалась только уже не говорящая немощная бабка. Сил ей, чтобы дойти до удобств во дворе, не хватало. Она просто выходила на крыльцо (когда дома никого не было) и стоя облегчалась. В диалоге она участвовать не могла.
Разговорным языком в слободе был татарский и многие женщины русского просто не знали. Когда я подошел ближе, стало ясно, что на русском не говорят, а ругаются. Матом. Говорят на татарском, а ругаются матом на русском, не понимая смысла слов, но зная, что это нехорошие, ругательные слова.
Может показаться странным, что башкиры в моем рассказе не упоминаются. В Октябрьском они встречались редко. В Башкирии жило около 20 % башкир, больше 40 % русских и около 30 % татар. Почему это называлось Башкирией, не совсем понятно. В Татарии татар проживало больше – 40 %. Рекорд по малочисленности титульной нации принадлежал Еврейской автономной области (11 % евреев, потом 8 %), но и Адыгейская АО от нее недалеко ушла.
Последствия сталинской национальной политики, ликвидировавшей губернии, создававшей новые нации – узбеков (коренным населением являлись сарты), азербайджанцев (раньше они назывались тюрки), казахов (раньше они именовались киргизами, а киргизы назывались кара-киргизами) имели "долгоиграющие" последствия. Большевики отдали национальным республикам земли, населенные терским и оренбургским казачеством и проводили границы республик по линейке. Это сказалось не только при распаде СССР, но и привело к росту национализма и воинствующего исламизма в республиках России. Искусственно взращенные начальники из титульных наций захотели взять реальную власть (понимаемую как жестко авторитарную) и сопутствующую такой власти блага и деньги. Передача Нагорного Карабаха Азербайджану была личной инициативой Сталина – (в противовес согласованному с ним раньше решению местных партийный органов). Сталин заложил много таких бомб замедленного действия, взрывавшихся через сорок и пятьдесят лет после его смерти.
А в нашей слободе старая бабка Пятницких молча молилась, чтобы бог прибрал ее, но решение сверху задерживалось. Она решила его ускорить. Отвернулась к стенке и не принимала ни воду, ни пищу. Через три дня ее не стало.
В школе было не очень интересно. Родители учили меня, что говорить следует правильно, себя и других людей можно поправлять, когда они говорят не так, может просто не знают, как надо. И вот я механически, не отрывая взгляда от очередной, под партой читаемой книжки, поправлял учительницу (русского языка): магазин (а не магáзин), портфель (а не пóртфель). Любви учительницы мне это не прибавляло; не помню, что было с оценками, но на экзамене по русскому языку в пятом классе собралась комиссия и меня час пытали по всей грамматике и языку. Вроде бы все отвечал, остальных уже отпустили, а мой экзамен еще продолжался. Наконец, после вопроса об отглагольном существительном я привел пример: "Курить – здоровью вредить". Учителя переглянулись. "Русак" – единственный мужчина среди них, сказал, ну хватит, видите же, что он устал. Меня отпустили. Уже позже я подумал, что им просто хотелось поиграть, как с неким роботом: а вот это знает?
Холод в доме зимой сковывал активность, летом все менялось. Вокруг было раздолье. Рядом с домом находился луг и на нем царствовал футбол.
У меня летом появились семейные обязанности – пасти привезенную Андреем Таню. До этого, с 1950 по 1952 год, она жила с Андреем и бубой. Потом Андрей поехал учиться в Горную Аадемию в Москву, познакомился там со старыми приятельницами бубы и женился на сестре одной из них – Ирине Васильевне Масиневой. Таня стала как бы лишней. Андрей привез ее к нам летом 1952 года.
В мои обязанности входило накормить Таню приготовленной мамой кашей или яичницей (яичницу я и сам уже умел делать) и вывести ее гулять. После завтрака мы шли на луг, где, как правило, сам собой организовывался футбол. Таня для футбола еще не выросла – 5 лет, но согласна была участвовать в игре даже в качестве штанги.
Мне в то время не хватало младшего брата – я нуждался в канале передачи стремительно нараставшего "жизненного опыта". Так, например, ощущая у себя нехватку музыкального слуха, я попытался развить его у Тани. Удивительно, но, кажется, это удалось. Кроме того, все возможные физические упражнения, доступные пяти-шестилетнему ребенку, тоже были испробованы. Впоследствии Таня даже осуществила мою детскую мечту – попала в бассейн и стала пловчихой. Плавание являлось для меня не целью, а средством (до 9 класса все еще мечтал стать моряком). Тогда я не знал, что подавляющее большинство матросов в XIX веке, и значительное количество в ХХ, плавать не умело.
В Октябрьском плавать было негде. Речка Ик, разделяющая Башкирию и Татарию, протекавшая за городской окраиной, для плавания не годилась. Несмотря на то, что ширина ее в летнее время не превышала двадцати пяти метров, в ней тонули ежегодно не меньше дюжины людей. Быстрая, коварная, глубокая, с водоворотами и ямами, весной она широко разливалась; из-за этого автомобильное сообщение с Татарией было ненадежным.
Наконец, военные строители построили самый длинный в мире автомобильный мост. Так его называют местные жители. На самом деле он до сих пор самый долгий в мире мост, так как ехать по нему из Татарии в Башкирию больше двух часов. Объясняется это разницей в поясном времени между Татарией и Башкирией на два часа (благодаря татарским привилегиям).
Олег, Валя, Таня, Сева и его друг
Честь строительства моста младшие Ковлеры приписывали папе, хотя он, скорее всего, приехал уже после его завершения. Мост был виден с крыльца нашего коттеджа, где почему-то любили сидеть наши гости; чаще других заезжали Ковлеры. Кузены объектом моего воспитания не являлись – они находились под надежной охраной тети Бони. С некоторого времени мои контакты с ними стали контролироваться, что явилось следствием моей неосторожной декламации им образчика уличного фольклора (на мой взгляд безобидного). Он предназначался для ушей благоразумного Вали, который уже мог оценить лингвистический "юмор" и понимал, что воспроизводить его в присутствии взрослых не стоит:
"Укусила мушка собачку за больное место, за сра…зу сделалось темным-темно…". Рядом крутился Севка, который был, по моему мнению, слишком мал, чтобы понять "игру" слов. Может, он и не понял, но когда пришли взрослые (кажется, меня уже не было) он все воспроизвел буквально. А до этого он что-то не отличался даже в запоминании простых детских стихов. Естественно, нашли источник пагубного влияния и сделали оргвыводы.
Я то думал, что это просто прививка против грубого уличного мата. Не читал же я им более взрослую (порадовавшую мой пятый класс) историческую мнемонику:
Налево нас – рать,
Направо нас – рать
И битвою мать
Россия спасена.
И с раной Мамай
Удрал в Сарай.
Не говоря уже о более "рафинированных" куплетах:
Один издатель издавна
Носил с собой кусок г…азеты.
Его любили все за это
И даже девушка одна.
Кроме футбола на лугу, в центре города находилась волейбольная площадка. Летом большинство игроков составляли студенты, приехавшие на каникулы.
По малости лет и роста я в основном судил матчи, так как быстро выучил правила и видел все касания сетки и переноса рук за нее (тогда это запрещалось), не говоря уже о выходе мяча за поле. В качестве поощрения меня брали в команду, когда там не хватало игроков. Так я научился играть в волейбол. Помню драку, возникшую между студентом горного института (судя по форменной тужурке с погончиками, висевшей на кусте) и местным "мажором". Началось с того, правильно ли засчитали мяч, кончилось бы мордобитием, если бы "мажор", который успел объяснить, что он студентов, а тем более аидов, на дух не переносит, сумел бы до него дотянуться. Студент встал в боксерскую стойку и уходил от ударов типа "размахнись рука". При этом пару раз он останавливал нападающего встречным ударом, несильно, но чувствительно. Так как это могло продолжаться довольно долго, то те, кто хотел продолжать игру, драку остановили. Студент после этого еще играл, а мажор, кажется, нет. Помню, что студента, после окончания партии надевшего тужурку и выглядевшего почти как гусар, сопровождала не только своя (случайная) команда, но и половина чужой – мало ли что могло случиться по дороге.
Рядом с волейбольной площадкой стоял киоск, в котором изредка появлялось пиво, а постоянно имелись консервы из крабов, красная и даже черная икра, шампанское. Этого никто не покупал – дорого (сравнительно) и непонятно что. А вот частик в томатном соусе являлся дефицитом. Отварная картошка с частиком была одним из любимых наших блюд, также как и суп из него. Осенью нас подвигли приобрести бочку с квашеной капустой. С картошкой и вдруг ставшим доступным сливочным маслом, она была почти непременным блюдом, плюс появившиеся позже в продаже в трехлитровых банках маринованные помидоры, огурцы и даже патиссоны. Таня вспоминает и бочку с зелеными помидорами.
Центральная площадь Октябрьского в конце 90-х
Еще одним моим увлечением стала езда на велосипеде. У меня его не было и приходилось выпрашивать у тех, кому уже надоело кататься. Просьбы осложнялись тем, что я еще и ездить-то как следует не умел. О том, чтобы попросить родителей купить велосипед, я тогда и не заикался. Позже мне сказали, чтобы решал вопрос сам.
Самым лучшим местом для учебы служила центральная площадь (конечно, имени Сталина). Тогда таких небоскребов, как на фото, на площади еще не построили, но по величине она осталась такой же. А вот транспорта на ней не наблюдалось ни тогда, ни сейчас!
По легенде на этой площади произошли (уже после моего отъезда, поэтому не поручусь за достоверность) интересные события. В 1961 году, на XXII съезде КПСС, Хрущев объявил о наступлении коммунизма через двадцать лет и о том, что каждая семья тогда будет иметь отдельную квартиру. Насчет коммунизма особых сомнений не было (как вы лодку назовете, так она и поплывет), а вот по поводу отдельных квартир были сомневающиеся. В выходной день, когда на площади собралось много гуляющих, работяги заложили капсулу (бутылку от только что выпитой поллитры, помещенную в обломок трубы), закопали ее на площади и даже отметили координаты. Через 20 лет, в 1981 году, решили вскрыть капсулу (мало кто точно помнил обещания Хрущева, а "Министерство Правды" те газеты постаралось убрать подальше от любопытных взоров). "Выпили, приняли еще раза", тут им бурильщики и открыли глаза. Пришлось потрудиться – клумбу к тому времени передвинули. Нашли, прочли, и возник стихийный митинг. Никто ничего предпринимать не собирался, но каждый по этому поводу хотел высказаться. Так как народ был подогрет и до чтения, а еще больше в процессе обсуждения, то могло кончиться беспорядками, но в этот раз все обошлось.
В других городах похожие случаи с обсуждением обещаний ХХII съезда кончались и хуже. Милиция особо активных задерживала. При разборе дела, чем дальше оно поднималось в верхи, тем серьезнее статьи навешивались. Людей даже сажали. Никто не понимал за что.
Недалеко от Октябрьского находился пионерлагерь, куда я ездил с удовольствием. Природа, питание, хорошие пионервожатые, футбол, шахматы и даже бильярд. Социальный состав пионеров в лагере был иным, чем в школе, отбирали туда строго. Немного донимали линейки и построения, но когда выбрали меня председателем отряда, а потом и дружины, это внесло некоторое разнообразие. После этого в нашей татарской слободе и в других частях города меня донимала малышня, приезжавшая в лагерь к старшим братьям и видевшая линейки. Чуть не из каждой подворотни неслось: "Товарищ председатель совета дружины, рапорт сдан, рапорт принят", иногда что-то еще потатарски.
Запомнились футбольные матчи с другим пионерлагерем. Помню, что играл не лучше половины ребят из команды, но почему-то другие хотели, чтобы я играл. Иногда купались в какой-то заводи, но это было далеко от лагеря и под строгим контролем.
Понравился пеший поход с ночевкой. В качестве рюкзаков служили наволочки. Веревка закреплялась на двух нижних ее углах и сверху схватывалась петлей. Дошли мы до Новотроицка. Там посетили тонкосуконную мануфактуру. Она меня поразила. Особенно станки с ременными приводами выпуска 1890-х годов. В станках оставались еще деревянные детали. Такие детали англичане в конце 1960-х отказывались менять на металлические на такой же подмосковной Купавинской тонкосуконной мануфактуре (фабрике) – говорили, что качество ткани ухудшится.
В Октябрьском мама сразу начала работать и в короткое время сделала карьеру – стала главным инженером нового строительного управления. В 1950 году по инициативе Сталина ввели Табель о рангах для многих отраслей промышленности с мундирами для работающих в них. Первыми мы увидели тужурки и контрпогончики студентов-геологов и нефтяников, приезжавших на каникулы. Это привлекало не только девичьи взгляды, но и взоры школьников, тоже хотевших носить форму (не все же хотели или могли быть военными).