- Ваш пропуск!
У Кюстера не было специального пропуска, поэтому он передал часовому все выданные ему бумаги.
- Извините, - сказал часовой, тщательно изучив все, - но я не могу вас пропустить. Для прохода необходим специальный пропуск.
- Побойтесь Бога! - в сердцах воскликнул изрядно уставший Кюстер. - Здесь же черным по белому сказано, что я должен прибыть для дальнейшего прохождения службы именно сюда.
- Да, я вижу, но все равно пропустить вас без специального пропуска не могу.
- Но я же ищу обычное, ничем не примечательное грузовое судно! И оно находится здесь!
- Вполне возможно, но это ничего не меняет. Я не могу разрешить вам пройти на территорию без пропуска. Приказ есть приказ.
Кюстер сдался. Он понимал, что часовой прав. Шепотом бормоча самые страшные ругательства, которые только мог вспомнить, он поплелся обратно в отдел личного состава за пропуском.
- Как! Вам не выдали пропуск? - вскричал офицер, занимавшийся его бумагами. В его голосе звучал такой праведный гнев, а глаза смотрели столь невинно, что Кюстер не нашелся, что сказать. Он только сделал глубокий вдох и отвернулся.
Необходимый пропуск был оформлен довольно быстро, и Кюстер отправился в обратный путь. К тому времени как он снова подошел к воротам, часовой сменился. Новый страж внимательно изучил пропуск и отдал честь:
- Проходите, пожалуйста.
И Кюстер, наконец, оказался в святая святых. Было совершенно непонятно, ради чего было столько строгостей. Он увидел обычное грузовое судно, вполне современное, но все же это был всего лишь "купец". За ним на фоне шелковой голубизны сентябрьского неба виднелся массивный кран. Кюстер обошел груды пиломатериалов на причале и поднялся по трапу на палубу.
Палуба оказалась металлической, но это ничего не значило. Все современные грузовые суда имели металлические палубы. Кюстер с любопытством огляделся вокруг. Значит, именно так выглядит вспомогательный крейсер? Его новый дом?
В этот момент он услышал знакомый голос:
- Иди сюда, Вольфганг, ты попал именно туда, куда надо!
С капитанского мостика ему махал и радостно ухмылялся Чарли, его старый друг лейтенант Карлхайнц Брунке. На Чарли была старая форменная куртка, ворот рубашки расстегнут, галстук отсутствовал. Похоже, на борту корабля V порядки были весьма вольными. Тепло поприветствовав друга, Кюстер узнал, что Старик сошел на берег - занимается набором команды. А впредь команда станет вотчиной Кюстера, именно ему предстоит сделать из новичков хороших специалистов. У одних уже будет какая-то военная подготовка, у других нет. Все кандидаты были хорошими торговыми моряками, но не ходили на военных кораблях.
- Не так быстро, Чарли. Прежде всего скажи, сколько у нас времени.
- Времени? Немного. Зато работы - непочатый край. Предстоит еще сделать очень многое, прежде чем корабль будет готов к выходу в море.
- Лично мне кажется, что шоу закончится задолго до того, как этот металлолом станет военным кораблем, - заявил Кюстер, показав на царивший вокруг хаос. Палубы, мостик, надстройка - все было разобрано на составные части.
- Это еще ничего, - жизнерадостно сообщил Чарли. - Ты не видел, что творится между палубами. Там словно пронесся смерч, а за ним - молния. Но все равно, рано или поздно все работы будут завершены, причем, уверяю тебя, задолго до окончания этой войны. Я уже с головой влез во все это. Работы в радиорубке - непочатый край. Ну ладно, пока! Увидимся вечером. - И лейтенант Брунке отбыл к своим приемникам и передатчикам.
Вечером, подумал Кюстер и посмотрел на часы. Было семь часов. Что говорил старый офицер в Гамбурге? Не следует думать, что служба на вспомогательном крейсере - увеселительная прогулка?
По предложению Кюстера сбор и тренировка команды корабля 33 - по соображениям секретности старому "Кандельфельсу" присвоили новый тактический номер - производились в Фридрихсорте. Этому событию предшествовала длительная и оживленная дискуссия. Следовало решить, кого именно отобрать в команду и почему, а кому давать от ворот поворот, и тоже почему. В будущем слишком многое будет зависеть от подготовки людей. Было решено создать ядро из моряков, находившихся на военной службе во время Первой мировой войны, а уже вокруг них формировать команду из более молодых матросов, не имевших военного опыта. Но все они должны обладать высоким боевым духом. И никак не иначе. Кроме того, все будущие члены команды должны быть людьми неконфликтными и надежными во всех отношениях.
Утрясти множество вопросов и отделить зерна от плевел было вовсе не просто, и никому иному, как лейтенанту Кюстеру, предстояло все это сделать. Времени у него было немного, но он все же выкроил минутку, чтобы посетить одно из местных питейных заведений, которое, он это точно знал, было весьма популярно у плавсостава. В "добрые старые времена" они нередко собирались здесь поговорить о делах, обсудить возникшие серьезные проблемы - можно подумать, в мирное время проблемы могли быть серьезными - и посплетничать об офицерах. Как и следовало ожидать, здесь он встретил старых товарищей, причем некоторых из них он уже видел в действии.
- Привет, старина, куда тебя направили?
- В Фридрихсорт.
- Фридрихсорт? Что ты там делаешь?
- Занимаюсь оборонительными сооружениями.
- Боже правый! Это же так скучно! Неужели для тебя не могли найти ничего получше? Бедняга Вольфганг! Ты всегда так рвался в море, а попал на береговую работу.
- Все в порядке, - сказал Кюстер, стараясь, чтобы его голос звучал убедительно. - Кто-то должен заниматься и этим.
Собеседники поглядывали на него с любопытством. Кюстер был последним человеком, который мог удовлетвориться береговой работой, тем более в военное время. Оборонительные сооружения! Это же работенка для престарелых отцов семейств!
"Береговые оборонительные сооружения" были идеей самого Кюстера. Он велел своим людям говорить то же самое. На любой вопрос лучше давать определенный ответ, а не напускать туман, тем самым давая повод для более острого любопытства. Позже можно будет сказать правду. Со временем придет конец дружеским подтруниваниям и полупрезрительной жалости старых товарищей, занятых на более интересной работе. А во время подготовительного периода самое главное - строгое соблюдение режима секретности.
Во время визита по служебным делам в Бремен Кюстер впервые встретился с командиром корабля 33. Кюстер постоянно располагался в старой крепости Фридрихсорта. Здесь же был лейтенант Швинне, еще три офицера и команда, тренировкой которой они занимались. До сих пор они знали своего капитана только по имени, да еще по слухам. Капитан Эрнст-Феликс Крюдер? Чертовски хороший человек, один из лучших представителей старой школы. Он прекрасно проявил себя во время Первой мировой войны, когда служил в имперском военном флоте, а после войны добровольно вызвался на опаснейшую работу - траление мин.
Поднявшись на борт корабля 33, Кюстер отправился в каюту капитана, чтобы представиться будущему командиру. В тускло освещенной каюте ему навстречу поднялся высокий широкоплечий мужчина с резкими чертами лица, большим носом и умными проницательными глазами. В каюте находился еще один офицер. Их представили друг другу, и Кюстер услышал имя Уорнинг. Насколько ему было известно, Уорнинг ходил первым помощником на лайнере "Бремен" - слишком большая шишка для звания лейтенанта.
Кюстер доложил о ходе подготовки команды. Крюдер выслушал его очень внимательно, затем сделал несколько шагов по каюте, обдумывая доклад, потом остановился и обернулся к Кюстеру:
- Очень хорошо, Кюстер, а теперь послушайте меня. Я хочу, чтобы мои офицеры успевали везде и принимали участие во всем, не чураясь никакой работы. Вы должны знать и уметь все лучше, чем любой матрос на борту. Я хочу, чтобы ваше право быть офицерами никогда и ни при каких условиях не подвергалось сомнению. Я не признаю грубости и развязности в разговоре и не потерплю их на моем корабле. И еще одно: я требую от всех чистоты и аккуратности, даже если мы месяцами находимся в море - и особенно в этом случае. Это должны понимать все мои офицеры. Учите людей не словами, а собственным примером. И запомните: куда проще продемонстрировать людям, как умереть, чем постоянно показывать им, как выжить в любых ситуациях. - Капитан сделал паузу и внимательно посмотрел на Кюстера, словно стараясь понять, какое впечатление на него произвели эти слова. - Еще я хотел бы вам сказать следующее, - помедлив, продолжил он. - Судовая команда - это семья, независимо от того, хотим мы этого или нет. Так вот, я хочу, чтобы моя семья была счастливой. Поэтому я ожидаю от своих офицеров, что они будут внимательно относиться к своим людям и во время вахты, и в свободное время. Следует проявлять внимание, но не надоедать им! Мои офицеры должны знать всех и каждого, понимать и ценить людей. Нужно выяснить, кем они были в мирное время, есть ли у них семьи, дети, в общем, все, что может их тревожить. - Немного подумав, он повысил голос и добавил: - Офицер должен завоевать своих подчиненных. Если он это сделает, у него уже не будет повода волноваться о дисциплине, он получит то, о чем можно только мечтать, - подчинение не из-под палки, а свободное, осознанное.
Отпустив Кюстера, капитан, как успел заметить молодой офицер, тотчас вернулся к работе. Он был занят изучением силуэтов судов торгового флота разных стран мира. Вместе с Уорнингом, ветераном семи морей, он часто занимался этим далеко за полночь. Это была долгая и скучная работа, но она должна была принести плоды позже, как для маскировки собственного судна, так и при быстром распознавании вражеского.
На обратном пути Кюстер обдумывал то, что услышал от капитана. Он сам проходил обучение на парусных судах и точно знал, что это тяжелый хлеб. Позднее он служил офицером-преподавателем кадет и старшин и довольно много знал о взаимоотношениях между офицерами и рядовым составом. Слова капитана невозможно было найти ни в одном учебнике по морскому делу, они стали результатом богатого практического опыта командования матросами, сплавленного с особенностями характера капитана Крюдера.
Те члены команды "Кандельфельса", которые остались на корабле 33, сожалели о старом капитане и ожидали появления нового с некоторым недоверием. Старый моряк - человек устоявшихся привычек и зачастую не ждет от нового ничего хорошего. Но капитан Крюдер, когда команда в конце концов встретилась с ним, не укладывался в привычные рамки. Он оказался во всех отношениях хорошим человеком, и команда быстро признала его достойным занять в их душах место Старика.
Нельзя было не заметить, что это человек очень высокий, намного выше среднего роста. Он был всегда аккуратно одет и двигался с грацией атлета. С момента своего появления на борту он не упускал из виду ни одной мелочи и, казалось, был един во многих лицах, успевая везде лично. Он познакомился с каждым офицером и членом команды. Крюдер был приверженцем строгой дисциплины, но чутким и понимающим. С матросами он разговаривал как с равными себе людьми, а не с низшими существами, как это свойственно некоторым капитанам. Кроме наград, полученных в военное время, он носил золотую спортивную медаль, и ни один человек не сомневался: она досталась ему отнюдь не легко, как человеку, не посвящающего все свое время спорту.
Это был первый признак, вызвавший уважение, но далеко не последний. Довольно скоро члены команды пришли к единодушному выводу: подходящий мужик. Крюдер сам сделал то, что требовал от Кюстера и других офицеров: он завоевал своих подчиненных.
Слух, так или иначе просочившийся до нижней палубы, гласил: торговое судно "Кандельфельс", теперь корабль 33, после переоборудования должно было стать вспомогательным крейсером. "Вспомогательный крейсер!" Эти два слова дорогого стоили! Они были окутаны аурой легендарного героизма и захватывающих приключений в открытом море. Когда матросы, группа за группой возвращавшиеся на судно после окончания обучения, узнавали потрясающую новость, они начинали взирать на "старую лоханку" новыми глазами и с глубоким уважением. Осознав свою значимость, люди включались в работу с большим энтузиазмом.
Крюдер неизменно предупреждал офицеров и матросов о необходимости соблюдения строжайшей секретности.
- Никто не должен произносить ни слова о судне. Никто не должен произносить ни слова о том, на что оно похоже. И уж тем более никто не имеет права обронить ни единого намека о том, какая судну предстоит работа. Однажды придет время выхода в море, и если вы, сложив два и два, догадаетесь об этом по осуществляемым приготовлениям, даже ваши близкие ни о чем не должны знать.
Людям всегда непросто держать язык за зубами, но приказы не обсуждаются, и, кроме того, моряки хорошо понимали, что болтовня может поставить под угрозу все предприятие и стоить им жизни. Так же, как и лейтенант Кюстер, им приходилось криво ухмыляться и терпеть, когда их товарищи, занятые в других, "более героических" делах, посмеивались над новоявленными "строителями береговых укреплений".
Недели сливались в долгие месяцы, но металлический корпус "Кандельфельса" все еще спокойно и вполне мирно возвышался над причалами бухты Готен, словно судно просто-напросто ожидало погрузки в Калькутте, Гамбурге или Бремене. Внешне изменилось только одно: члены его команды теперь были военными людьми. Зато внутри изменилось очень многое. По правому и левому борту теперь были установлены орудия, но они были превосходно замаскированы. Снаружи никак нельзя было заметить экраны, которые падали в течение нескольких секунд, позволяя орудиям открыть огонь. Даже человек, видя предполагаемый рейдер, мог сколько угодно рассматривать "Кандельфельс" с берега, так и не найдя ни единого намека, подтверждающего его подозрения. Снаружи корабль 33 оставался прежним "Кандельфельсом", мирным торговым судном и ничем более, а на борт не допускался никто, кроме членов команды и людей, облеченных особым доверием.
Время от времени на причал подъезжали железнодорожные вагоны, краны брали из них ящики, поднимали высоко в воздух, проносили по большой дуге и опускали в трюм "Кандельфельса". Все ящики имели номер и маркировку военно-морского арсенала, но по их размеру и форме определить содержимое было невозможно. Ни железнодорожники, ни докеры, ни крановщики не могли предположить, что в них находятся боеприпасы разного калибра.
Однажды утром бухта, в которой корабль 33 уже стал привычной частью пейзажа, оказалась пустой. А через несколько дней он пришвартовался к другому причалу. Команда получила увольнительные на берег, но ни родители моряков, ни их жены, ни даже любимые девушки так и не узнали, что на Балтике были проведены стрельбы, и, между прочим, с прекрасными результатами.
Наступило 1 Мая, но в этом неуютном северо-восточном уголке Германии еще не было весенних цветов. Тем не менее праздник труда состоялся. У Крюдера появилась замечательная идея. Корабль 33 пошел вдоль берега, причем очень близко к нему, чтобы команда смогла полюбоваться окрестными пейзажами, а в районе Пиллкоппен-Сэндз был брошен якорь, и все свободные от вахты люди были отправлены на берег, причем их снабдили достаточным количеством выпивки, чтобы достойно отметить майский праздник. Позже моряки долго вспоминали этот чудесный день.
В мае были и другие выходы в море, во время которых осуществлялись тренировки по смене камуфляжа. К концу месяца всех уже тошнило от выполнения одних и тех же операций, но все действия были доведены до автоматизма. На борт был взят самолет, на котором и велись тренировки, не прекращавшиеся до тех самых пор, пока его подготовка к полету и поднятие на борт не начали проходить без единого сбоя. Как-то раз корабль 33 подошел к причалу арсенала, и там моряки получили возможность созерцать огромное количество мин, подготовленных к погрузке в трюм.
Затем корабль 33 вышел в море, но через три дня снова вернулся. Очередная учебная тревога. В тот вечер моряки оставались хмурыми и неразговорчивыми. Начинало сказываться длительное бесплодное ожидание.
В капитанском сейфе лежал приказ с пометкой "совершенно секретно", доставленный Крюдеру накануне специальным курьером из Берлина от командования ВМФ. Он послал за старшим помощником.
- Швинне, - сказал он, когда старпом прибыл, - я послал за вами, потому что мне не нравится настроение людей. Они рвутся в бой, я это понимаю. Слишком длительная задержка действует на нервы. Полагаю, нам следует отпустить на берег максимально возможное число людей. Позаботьтесь об этом, пожалуйста. И не бойтесь показаться слишком великодушным.
- Очень хорошо, господин капитан.
- Да, и еще одно. Сегодня вечером я уезжаю в Берлин. Вернусь завтра. Все должны вернуться из увольнительных до десяти утра. Возможно, мы будем кое-что грузить, так что люди потребуются.
На следующий день, в пятницу лейтенант Кюстер отправился на берег вместе со своим закадычным другом радистом Чарли Брунке. Было слишком рано, и все злачные местечки были закрыты. Молодым людям было совершенно нечем заняться. Однако они проболтались весь день по городу и ближе к вечеру завернули в хороший ресторан. Брунке настоял на том, что он оплатит счет.
- Заказывай все, что твоей душе угодно, старина, - сказал он. - Сегодня деньги роли не играют. И выбери самое лучшее в карте вин.
Отлично поужинав, они направились к пивной, где договорились встретиться с другими офицерами. Всех интересовал один и тот же вопрос. Почему Старик сократил увольнительную до десяти часов? Он упомянул о возможности погрузки, но это звучало не слишком убедительно. Он пообещал рассказать больше после возвращения из Берлина, и теперь офицеры с нетерпением ждали, сдержит ли он слово.
- Капитан Крюдер, - объявил старший помощник при виде входящего капитана.
Все встали.
- Офицеры корабля 33 собрались…
Лейтенант Швинне взглянул на капитана, не скрывая надежды.
- Полагаю, вы собрались, чтобы выпить на прощание перед выходом в море? - улыбнулся капитан Крюдер. - Боюсь, до этого еще не дошло. К сожалению, нашу судьбу пока не решили. Тем не менее сегодня мы уходим в Бремерхафен или Киль. Детали узнаем по пути. Бюрократия, понимаете ли. - Капитан вздохнул и пожал плечами. - Но это, - продолжил он, подмигнув, - не помешает нам выпить по маленькой здесь и сейчас. Но только не увлекаться, господа, не увлекаться.
Кюстер ткнул в бок своего друга Чарли Брунке:
- Похоже, начинается.
Они оба уставились на уголок скатерти, которая была девственно чистой и рассматривать там было абсолютно нечего. Воцарилось напряженное молчание. Все присутствующие были погружены в собственные мысли, стараясь сдержать торжествующие улыбки. Офицеры поняли все, что не договорил капитан, и их сердца были наполнены ликованием и тревогой.