II
Итак, "маленький громадик".
Ведь для себя не важно
и то, что бронзовый,
и то, что сердце – холодной железкою.
Ночью хочется звон свой
спрятать в мягкое,
женское.
Маяковскому – 20 лет. Он высок. Красив. Громоподобен. И устремлен навстречу первой любви. Со своей первой любовью Маяковский познакомился в Одессе во время турне футуристов по России. Машенька Денисова. Прелестная девушка. Редкое обаяние. Занималась скульптурой и сочувствовала революционным идеям.
Вы думаете, это бредит малярия?
Это было,
Было в Одессе.
"Приду в четыре", – сказала Мария.
Восемь.
Девять.
Десять.
Так начинается первая главка из тетраптиха "Облако в штанах". В ней и во всех дальнейших стихах Маяковского проявилась ориентация лирики на собственную фотографию. Не лирический герой действует в стихах, а сам поэт Владимир Маяковский. Соответственно и детали. В "Облаке" это конкретная Мария. Конкретный город. Точные часы ожидания свидания.
В Марию Маяковский влюбился безоглядно. Страстно. Не находил себе места. Метался по номеру гостиницы.
Нервы -
большие,
маленькие,
многие! -
скачут бешеные,
и уже
у нервов подкашиваются ноги!
Любовь-вулкан. Любовь-извержение. Любовь – огненная лава. Таким был Маяковский: у него все было большим, громадным, гиперболическим. Выходящим из берегов всех традиций и условностей. Любовь без правил.
Мария, хочешь такого?
Пусти, Мария!
……………………………
В раздетом бесстыдстве,
в боящейся дрожи ли,
но дай твоих губ неисцветшую прелесть…
И напрямую -
Мария – дай!
………………
Мария -
не хочешь?
Не хочешь!
Старая-престарая история: он хотел, она не хотела. Он любил, она нет. Ну, что ж, очевидно, у Марии были свои основания для того. Свои причины. Резоны. А Маяковский не хотел этого понимать и безумствовал, сходил с ума и переплавлял свою сердечную боль в обжигающие строки стихов.
Вы говорили:
"Джек Лондон,
деньги,
любовь,
страсть", -
а я одно видел:
вы – Джиоконда,
которую надо украсть!
И украли…
Джиоконду-Марию украл другой человек. Маяковскому Мария не досталась. Будучи человеком весьма эгоцентрическим (Маяковский называет себя даже "тринадцатым апостолом"), Владим Владимыч обращается в стихах со своими обидами непосредственно к "господину богу" (слово "бог" он пишет, конечно, с маленькой буквы):
Всемогущий, ты выдумал пару рук,
сделал,
что у каждого есть голова, -
отчего ты не выдумал,
чтоб было без мук
целовать, целовать, целовать!
Ну, и далее поэтический бурлеск в стиле Маяковского: бог – не "вселенский божище", а "недоучка, крохотный божик". И вообще,
Небо!
Снимите шляпу!
Я иду!
Очень характерно для Маяковского. Что там друзья-товарищи. Соседи. Люди. Они ведь "ничего не понимают". Поэтому он один на один с мирозданием. Звезды, расступитесь! Бог – по боку! "Я иду". "Чудотворец всего". А что дальше?
Милостивые государи,
хотите -
сейчас перед вами будет танцевать
замечательный поэт?
Это уже строки из трагедии "Владимир Маяковский". А если вернуться к одесским любовным переживаниям, описанным в "Облаке", то самое интересное, что поэма о Марии посвящена другой женщине: "Тебе, Лиля". Тоже надо сказать, поворотец!
Ну, а как же Мария?
Вошла ты,
резкая, как "нате!",
муча перчатки замш,
сказала:
"Знаете -
я выхожу замуж".
Правда, на самом деле Мария Денисова не тогда вышла замуж, а позднее. Но Маяковский, как истинный поэт, предвидел этот роковой для себя исход. Безнадежный, с "обугленным поцелуишком". Что касается Денисовой, то она с мужем эмигрировала в Швейцарию. В 1919 году вернулась в революционную Россию с маленькой дочкой, но без мужа. Вернулась как большевичка. Служила политработником в Первой Конной. За храбрость в боях получила наган и кожаную куртку. Стала женой одного из героев Гражданской войны Ефима Щаденко. И, очевидно, не раз слышала выступления Маяковского. Только это уже были не стихи про несчастную любовь, а революционные, жизнеутверждающие строки, написанные в стиле напоминаний-приказов: "Помни марш атакующей роты" или "Кто там шагает правой? Левой! Левой! Левой!"
III
В том же 1913 году, когда Маяковский был в состоянии раскаленной "этакой глыбы", которой "многое хочется", состоялось другое знакомство, с сестрами Каган – сначала с младшей Эльзой, а затем со старшей Лили, которая была замужем за Осипом Бриком и носила его фамилию.
После несчастной любви Маяковский, как и предполагал в "Облаке".
Опять влюбленный выйду в игры,
огнем озаряя бровей загиб.
Вот он вышел и осенью 1913 года попал в квартиру Хвасовых, где познакомился с Эльзой, будущей русско-французской писательницей Эльзой Триоле (1896–1970).
Воспоминания Триоле о Маяковском "Воинствующий поэт" были написаны в 50-х годах для 56-го тома "Литературного наследства", посвященного поэту. Том этот так и не вышел в свет. По всей вероятности, власти не хотели, чтобы иконописный лик пролетарского поэта испортили какие-то ненужные биографические пятнышки. Года три назад воспоминания Триоле появились в нашей печати. Не будем ничего домысливать, а просто процитируем отдельные кусочки из текста мемуаров.
"Мне было уже шестнадцать лет, я кончила гимназию, семь классов, и поступила в восьмой, так называемый педагогический. Лиля, после кратковременного увлечения скульптурой, вышла замуж…"
Эльза и Маяковский встретились в "хвасовской гостиной, там, где стоял рояль и пальмы, было много чужих людей. Все шумели, говорили… Маяковский читал "Бунт вещей", впоследствии переименованный в трагедию "Владимир Маяковский"… я ничего не понимала, сидела девчонка девчонкой, слушала и теребила бусы на шее… нитка разорвалась, бусы покатились… Я под стол, собирать, а Маяковский за мной, помогать. На всю долгую жизнь запомнилась полутьма, портняжий сор, булавки, нитки, скользкие бусы и рука Маяковского, легшая на мою руку".
Дальнейший ход событий, опуская многие подробности: "Маяковский пошел меня провожать… Маяковский звонил мне по телефону, но я не хотела его видеть и встретилась с ним случайно. Он шел по Кузнецкому мосту, на нем был цилиндр, черное пальто, и он помахивал тростью. Повел бровями, улыбнулся и спросил, может ли прийти в гости… но первое появление Маяковского в цилиндре и черном пальто, а под ним желтой кофте-распашонке, привело открывшую ему горничную в такое смятение, что она шарахнулась от него в комнаты за помощью…"
"А еще помню его за ужином: за столом папа, мама, Володя и я. Володя вежливо молчит, изредка обращаясь к моей матери с фразами, вроде: "Простите, Елена Юльевна, я у вас все котлеты сжевал…", и категорически избегал вступать в разговоры с моим отцом. Под конец вечера, когда родители шли спать, мы с Володей переезжали в отцовский кабинет… Но мать не спала, ждала, когда же Володя, наконец, уйдет, и по нескольку раз, уже в халате, приходила его выгонять: "Владимир Владимирович, вам пора уходить!" Но Володя, нисколько не обижаясь, упирался и не уходил. Наконец мы в передней, Володя влезает в пальто и тут же попутно вспоминает о существовании в доме швейцара, которого придется будить и для которого у него даже гривенника на чай не найдется. Здесь кадр такой: я даю Володе двугривенный для швейцара, а в Володиной душе разыгрывается борьба между так называемым принципом, согласно которому порядочный человек не берет денег у женщины, и неприятным представлением о встрече с разбуженным швейцаром. Володя берет серебряную монетку, потом кладет ее на подзеркальник, опять берет, опять кладет… и наконец уходит навстречу презрительному гневу швейцара, но с незапятнанной честью…"
Похоже, Маяковский влюбился в юную Эльзу, а она? "Я же относилась к Маяковскому ласково и равнодушно, ни ему, ни себе не задавала никаких вопросов…"
"Таково было положение вещей, когда в Москву из Петрограда приехала Лиля. Здоровье отца опять ухудшилось. Как-то, мимоходом, она сказала мне: "К тебе тут какой-то Маяковский ходит… Мама из-за него плачет". Я необычайно удивилась и ужаснулась: мама плачет! И когда Володя позвонил мне по телефону, я тут же сказала ему: "Больше не приходите, мама плачет".
Но Маяковский был настырен, и встречи продолжались. Однажды он прочитал Эльзе:
Послушайте!
Ведь, если звезды зажигают -
Значит – это кому-нибудь нужно?
"И дальше… Я остановилась и взволнованно спросила:
– Чьи это стихи?
– Ага! Нравится?.. То-то! – сказал Володя, торжествуя… В эту ночь зажглось во мне великолепное, огромное, беспредельное чувство восхищения и преданнейшей дружбы, и так по сей день мною владеет…" – писала в воспоминаниях Эльза Триоле.
Итак, подведем итоги: Эльза любила поэзию. Эльза любила стихи Маяковского и питала к нему чувство восхищения и дружбы. И все! Во всем остальном проход к сердцу Эльзы для Маяковского был закрыт. Одна из причин: бытовой Маяковский. Эльза вспоминает: "Но каким Маяковский был трудным и тяжелым человеком".
В июле 1918 года Эльза вышла замуж за офицера французской армии Андре Триоле и уехала с ним за границу. Накануне Лиля Брик спрашивала сестру: "Может быть, ты передумаешь, Элечка?.."
Нет, не передумала. Уехала.
С Маяковским Эльза будет встречаться позднее, в Берлине и Париже, но об этом чуть позже. А пока… в сей момент и до конца на сцену выходит главный персонаж – Лили Брик (1891–1978).
IV
После младшей сестры – старшая. Лили (он звал ее Лилей). О знакомстве поэта с Лилей и их любви рассказано в главе, посвященной Лили Брик.
Маяковский носил кольцо с инициалами, подаренное Лилей Юрьевной. Он, в свою очередь, подарил ей кольцо с выгравированными на нем на внешней стороне инициалами "Л.Ю.Б.", и эта монограмма читалась как слово "люблю".
Слов и стихов об этой любви было более чем достаточно. Вслед за "Облаком" Маяковский с ходу пишет "Флейту-позвоночник" – гимн любви к Лиле.
Будешь за́ море отдана,
спрячешься у ночи в норе -
я в тебя вцелую сквозь туманы Лондона
огненные губы фонарей.В зное пустыни вытянешь караваны,
где львы начеку, -
тебе
под пылью, ветром рваной,
положу Сахарой горящую щеку.
………………………………………
С другим зажжешь в огне рысаков
Стрелку или Сокольники.
Это я, взобравшись туда высоко,
луной томлю, ждущий и голенький.Сильный,
понадоблюсь им я, -
велят:
себя на войне убей!
Последним будет
твое имя,
запекшееся на выдранной ядром губе.Короной кончу?
Святой Еленой?
Буре жизни оседлав валы,
я – равный кандидат
и на царя вселенной
и на кандалы.Быть царем назначено мне -
твое личико
на солнечном золоте моих монет
велю народу:
вычекань!
А там,
где тундрой мир вылинял,
где с северным ветром ведет река торги, -
на цепь нацарапаю имя Лилино
и цепь исцелую во мраке каторги.
Лиля Брик вошла новой и единственной героиней в жизнь и творчество Маяковского. "Флейта-позвоночник" стала первой поэмой, написанной поэтом после их знакомства. "Писалась "Флейта" медленно, – читаем мы в воспоминаниях Лили Брик, – каждое стихотворение сопровождалось торжественным чтением вслух. Сначала стихотворение читалось мне, потом мне и Осе и наконец всем остальным. Так было всю жизнь со всем, что Володя писал. Я обещала Володе каждое флейтино стихотворение слушать у него дома. К чаю было в гиперболическом количестве все, что я люблю. На столе цветы, на Володе самый красивый галстук…"
В феврале 1922 года Маяковский заканчивает поэму "Люблю", удивительно светлую и жизнерадостную, с клятвенным заверением:
…клянусь -
люблю
неизменно и верно!
Затем последовал поэма "Про это". Она писалась в кризисный период отношений Маяковского и Лили, когда они оба решили разбить "позорное благополучие" и временно расстаться.
28 февраля 1923 года в три часа дня истек для Маяковского "срок заключения" (то есть разлуки, которую он определил себе сам). В восемь вечера они встретились с Лилей на вокзале, чтобы поехать на несколько дней вместе в Петроград. Войдя в купе, по воспоминаниям Брик, Маяковский прочитал ей "Про это" и заплакал.
Сохранилось письмо-дневник, относящееся к периоду работы над поэмой "Про это". В нем говорится:
"…Я сижу только потому, что сам хочу, хочу подумать о себе и о своей жизни… Исчерпывает ли для меня любовь все? Все, но только иначе. Любовь – это жизнь, это главное. От нее разворачиваются стихи, и дела, и все пр. Любовь – это сердце всего. Если оно прекратит работу, все остальное отмирает, делается лишним, ненужным. Но если сердце работает, оно не может не проявляться во всем… Но если нет "деятельности", я мертв…"
Ну а Лиля? Как она смотрела на "это"? Пылала ли любовью, как пылал Владимир Владимирович? 6 февраля 1923 года Лиля Брик пишет письмо Эльзе Триоле:
"Милая моя Элинька, я, конечно, сволочь, но – что ж поделаешь! Все твои письма получила. Ужасно рада, что твой "природный юмор" при тебе. Мне в такой степени опостылели Володины: халтура, карты и пр. пр. …что я попросила его два месяца не бывать у нас и обдумать, как он дошел до жизни такой. Если он увидит, что овчинка стоит выделки, то через два месяца я опять приму его. Если же – нет, то Бог с ним!
Прошло уже больше месяца: он днем и ночью ходит под окнами, нигде не бывает и написал лирическую поэму в 1200 строк!! Значит – на пользу!
Я в замечательном настроении, отдыхаю. Наслаждаюсь свободой! Занялась опять балетом – каждый день делаю экзерсис. По вечерам танцуем. Оська танцует идеально… Заразили полМосквы…"
Такой вот экзерсис. Тут следует сказать, что любовь Маяковского к Лиле Брик не была любовью в вакууме. Она была в жизни. Более того, в пресловутом треугольнике: Лиля, Осип, Маяковский. Да и треугольник был не простым, а прагматически-любовным. Многие вещи Маяковского – "Облако", "Флейта" и другие – были изданы под издательской маркой Осипа Брика. Их жизнь, Бриков и Маяковского, слилась воедино и в литературе и в быту. Образовался своеобразный литературный салон, душою которого была Лиля, с ее "яркими жаркими глазами хозяйки" (Н. Асеев), а Осип выполнял роль эдакой интеллектуальной пружины.
Через Бриков провинциал Маяковский вышел в новую для него социальную и культурную среду. С другой стороны, Брики приобщились к творчеству Маяковского и стали встречаться с его друзьями. В выигрыше оказались все.
Летом 1918 года все трое выехали в Левашово под Петроградом, где сняли три комнаты с пансионом. Тогда же началась совместная жизнь Маяковского и Лили Брик.
И для Осипа Брика Маяковский был действительно находкой, и эту карту Маяковского в советской литературе с блеском разыграл Осип Брик.
V
В Москве Маяковский и Брики жили первое время в Полуэктовом переулке (ныне – Сеченовский), дом 5, квартира 23.
Двенадцать квадратных аршин жилья.
Четверо в помещении -
Лиля,
Ося,
я
и собака Щеник.
Маяковский и Щен. "Они были очень похожи друг на друга. Оба большелапые, большеголовые. Оба носились, задрав хвост. Оба скулили жалобно, когда просили о чем-нибудь, и не оставляли до тех пор, пока не добьются своего. Иногда лаяли на первого встречного просто так, для красного словца. Мы стали звать Владимира Владимировича Щеном".
1924 год стал переломным в отношениях между Маяковским и Лилей Брик.
Сохранилась записочка от Брик к Маяковскому, в которой она заявляет, что не испытывает больше прежних чувств к нему, прибавляя: "Мне кажется, что и ты любишь меня много меньше и очень мучиться не будешь".
После возвращения Маяковского из Америки отношения между ними окончательно перешли в новую фазу. Бенгт Янгфельдт отмечает, что "теперь, когда их интимной жизни пришел конец, они прожили вместе семь лет".
Надо заметить, что к 1926 году в "треугольнике" произошли и другие изменения. Осип Брик увлекся женой кинорежиссера Жемчужного, и связь с ней продолжалась вплоть до его преждевременной смерти в 1945 году. При этом он продолжал жить в одной в квартире с Лилей и Маяковским.
Читатель, возможно, ошарашен такими подробностями, но это было. Лили Брик, вспоминая прошлое, как-то призналась зарубежным друзьям, что все трое старались устраивать свою жизнь так, чтобы они всегда могли ночевать дома, независимо от других отношений; утро и вечер принадлежали им, что бы ни происходило днем.
Вот так вот: до чего многообразны формы человеческих отношений!..
В мае 1926 года Маяковский познакомился с Натальей Брюханенко, работавшей в библиотеке Госиздата. Они стали встречаться и провели даже месяц в Крыму (параллельно у Лили Брик был роман с кинорежиссером Львом Кулешовым). Отношения между Маяковским и Брюханенко были настолько серьезными, что Лили Брик сочла нужным – хотя и в шутливой форме – предупредить его: "Пожалуйста, не женись всерьез, а то меня все уверяют, что ты страшно влюблен и обязательно женишься!" На это Маяковский ответил ей, что у него есть "единственная кисячья осячья семья". Эта связь была первой угрозой существованию "семьи" Маяковского и Бриков. Маяковский продолжал встречаться с Брюханенко, но все же они не поженились.
Да на такой шаг, наверное, Маяковский и не пошел бы: женитьба требует хотя бы сосредоточения на объекте женитьбы, а Маяковскому сосредоточиваться было некогда: на его горизонте возникали то одна женская звездочка, то другая. Сияли. Манили. Какие уж тут могли быть брачные узы…
И все же, несмотря на все увлечения ("Этот вечер решал – не в любовники выйти ль нам?.."), Лиля Брик оставалась для Маяковского женщиной его жизни: "Я люблю, люблю, несмотря ни на что и благодаря всему, любил, люблю и буду любить, будешь ли ты груба со мной или ласкова, моя или чужая. Все равно люблю. Аминь…"
Лиля всегда вставала между Маяковским и его новой музой. "Я люблю только Лилю, – сказал Маяковский Наталье Брюханенко. – Ко всем остальным я могу относиться только хорошо или ОЧЕНЬ хорошо, но любить я уж могу на втором месте".
Это же "присутствие" Лили испытали на себе две позднейшие возлюбленные Маяковского – Татьяна Яковлева и Вероника Полонская.
Лиля – это рок Владимира Маяковского.