- Почему же напрасно? - с улыбкой возразил Шираков. - Человек теперь еще больше будет уверен в справедливости наших законов - расследовали, разобрались, вынесли правильное решение. Правда, вы желали бы засадить Романова в тюрьму, искалечить ему жизнь, а мы оставили его полноправным гражданином, потому что надеемся на него. Вы что думаете: он не понял и не прочувствовал своей вины? Теперь и сам не позволит ничего такого сделать и детям своим закажет.
Я полагал, что с Романовым мы поступили правильно, и от этого испытывал чувство большого удовлетворения. Все-таки спасти человека - это хорошо, это в конце концов наш гражданский долг.
Истребитель садится без лётчика
Борьба за безаварийность в авиации ведется с тех пор, как взлетел первый самолет. И все-таки, по разным причинам, аварии до сих пор случаются.
Мы тоже настойчиво боремся с предпосылками к летным происшествиям. Самолет не выпускается в воздух, если есть какие-то сомнения в его исправности. Метеорологи стараются не ошибиться в прогнозах погоды. Командиры день ото дня совершенствуют организацию полетов и их радионавигационное обеспечение, словом, делается все возможное для того, чтобы избежать неожиданностей. Но аварийные ситуации тем не менее возникают время от времени, и именно там, где их совершенно не ждешь.
…Два летчика выполняли очередное задание - отрабатывали воздушный бой за облаками ночью. Зеленые и красные огоньки сближались с огромной скоростью. Только по ним "противники" могли определить разделявшее их расстояние и маневры. Закончив атаку, ведомый, молодой летчик Нечаев, пристраивается к командиру звена, опытному истребителю Кулачко. Задание выполнено, все идет нормально, никаких поводов для беспокойства нет.
Пара самолетов в правом пеленге приближается к аэродрому. Летчики ведут радиообмен между собой и с руководителем полетов. Вдруг стрелка радиокомпаса качнулась и отклонилась больше чем на сто градусов. "Прошли дальнюю радиостанцию, - решил было Кулачко. - Но почему стрелка не стала на сто восемьдесят градусов?" Сомнение вызывало и расчетное время: по всем данным аэродром должен находиться впереди по курсу.
"Может быть, переключают привод?" - терялся в догадках Кулачко. Запросив руководителя полетов, он услышал в ответ:
- Приводы работают нормально.
Такое же непонятное явление наблюдал и Нечаев. Дело в том, что недавно радиоантенны на самолетах были упрятаны в кабины, за плексиглас фонарей, что сделало радиокомпасы менее чувствительными. Летчики привыкли к этому, но позже, а теперь Кулачко и Нечаев оказались в затруднении.
Нечаеву повезло: увидев "окно" в облаках, он вышел на аэродром, правда, не на свой, а соседней части. Кулачко же проскочил мимо этого "окна" и летел, не меняя направления. Когда истекло расчетное время, он стал в вираж, надеясь, что дополнительно включенные радиолокаторы обнаружат его и штурман наведения поможет ему выйти на расчетный посадочный курс. Но он не подумал, что для этого ему придется снова отойти от аэродрома в обратном направлении. Штурман действительно вывел Кулачко на посадочный курс. Только в баках его самолета осталось горючего всего на три минуты. А до аэродрома было не менее семи минут лету.
- Приказываю катапультироваться! - скомандовал руководитель полетов.
- Вас понял, катапультируюсь, - ответил Кулачко, и связь с ним прекратилась.
- Авария, товарищ командир, - доложил мне Соколов.
Отдаю распоряжение утром снарядить несколько групп для поисков летчика. Теперь надо доложить о происшествии старшему начальнику. Два часа ночи. Он сейчас спит. Не хочется его тревожить, но надо. И я снимаю трубку телефона.
- Слушаю, Покрышкин. Что случилось?
- Кулачко катапультировался. Предположительная причина - отказ радиокомпаса.
- А почему не использовали радиолокатор для завода на посадку?
- На посадочный курс вывели, но у летчика не хватило горючего. Пришлось катапультироваться на высоте восемь тысяч метров.
- О Кулачко ничего не известно?
- Пока нет.
- Принимайте меры к розыску, утром прилечу.
Полеты пришлось закончить раньше времени. Ждем утра, не спим, совещаемся. Где приземлился летчик? Район этот не обжитый. Ночью можно угодить куда угодно: в лесное озеро, в болото, попасть на вершину дерева. Кулачко, правда, летчик опытный, но мало ли что может случиться… Лезут в голову мысли одна тревожней другой.
Когда на аэродроме в рабочее время наступает тишина, летчики знают: что-то случилось. Женщины внезапно предчувствуют неладное еще острее мужчин. Как только в городок пришли машины с летчиками, жены Кулачко и Нечаева, увидев, что их мужей нет, побежали к соседям.
- Где наши? - почти одновременно спросили они.
- Сели на другом аэродроме, не беспокойтесь. Утром по погоде прилетят, - ответил летчик.
Опустив головы, женщины с тяжелым предчувствием пошли домой. Всю ночь они будут сидеть, не смыкая глаз, прислушиваться, не едет ли автомашина…
А Кулачко в это время, удачно приземлившись в лесу, пробрался сквозь темень к железной дороге - на звуки паровозных гудков. К утру он дошел до станции и стал разыскивать телефон, чтобы связаться с аэродромом.
- Вы летчик? - спросил у него какой-то гражданин.
- Да, летчик, - ответил Кулачко.
- Что же вы самолет оставили без присмотра? Ведь там в кабине часы, радиостанция, другие приборы. Как бы ребятишки чего-нибудь не натворили.
- Где вы видели самолет? - скрывая удивление, спросил Кулачко.
- Да вот здесь, метров триста от станции, рядом с дорогой.
Кулачко побежал туда и увидел… свой самолет. Совершенно целый. Он сам, без пилота, сел с убранными шасси, только помял подвесные бачки.
Кулачко позвонил в штаб в момент, когда там собирались отправлять людей на розыски. Разговаривал с ним Скрипник.
- Летчик жив и невредим, - вскоре доложил мне начальник штаба. - Только, кажется, он не в себе: твердит, что на самолете нет никаких поломок.
Скрипник сообщил, где находится Кулачко, и мы с инженером вылетели туда на маленьком Як-12.
Под нами массив леса с редкими полянами. Вот и железнодорожная станция. Неподалеку от нее, на узкой полоске пашни, вижу реактивный истребитель.
Делаю два круга. Выбрав прямой участок шоссе, сажусь в пятидесяти метрах от самолета. Инженер первым выскакивает из кабины и бежит к истребителю.
Сомнений нет - и летчик, и машина в полном порядке. У нее действительно помяты лишь подвесные бачки. Выходит, что она не упала, а спланировала, и прямо на рыхлую пашню. Удивительно редкий случай. На следующий день мы перевезли самолет на аэродром. После тщательного осмотра и небольшого ремонта его снова поставили в строй.
Поиски и находки
На вооружение бомбардировочных полков начали поступать новые реактивные самолеты, отличающиеся большой скоростью, огромной дальностью и небывалой доселе высотой полета. В связи с этим перед нами, истребителями, встала задача - выработать новую тактику действий.
Когда мы попросили у вышестоящего командования разрешение на отработку воздушного боя с реактивными бомбардировщиками, то получили отказ. Нам сказали, что такие полеты являются пока экспериментальными и ими занимаются в специальных испытательных центрах.
Но летчик есть летчик. На первом месте у пего желание летать. И не как-нибудь, а быстрее и выше всех, не только повторять пройденное, но и штурмовать новые барьеры. Молодежь рвалась вперед, потому что ей вообще свойственны неуемная энергия и задор. А нами, фронтовиками, двигало уже ясное понимание требований современной войны, стремление быть на уровне последних достижений авиационной науки и техники.
- Товарищ командир, бомберы-то до стратосферы добрались, да и скорость у них чуть поменьше, чем у нас, - сказал мне однажды Соколов.
- В ближайшие дни полечу договариваться с ними о совместных полетах, - ответил я. - Они тоже в них заинтересованы.
Мы не имели права повторять прежние ошибки. Перед минувшей войной наши истребители не только вражеских, но и своих бомбардировщиков по-настоящему не знали. Не раз они путали СБ с "юнкерсами". Пока разбирались и учились воевать, фашисты к Москве подошли…
Через несколько дней я сказал Соколову: - С командиром бомбардировочного соединения договорился. Он одобрил наше предложение. Осталось решить вопросы взаимодействия и определить порядок изучения тактико-технических данных самолетов.
- Значит, можно надеяться?
- Не надеяться, а начинать готовить летчиков к воздушному бою в стратосфере.
- За нами дело не станет.
- Надо серьезно готовиться, - предупредил я. - И прежде всего хорошенько изучить особенности перехвата скоростных целей на больших высотах.
А таких особенностей немало. В разреженном воздухе самолет ведет себя совершенно иначе. Там маневрировать значительно труднее. Да и организм летчика будет испытывать гораздо большие физиологические нагрузки. Значит, нужно систематическими тренировками заранее подготовить себя к высотным полетам.
В полках и штабе дивизии стали регулярно проводиться занятия. Главный упор делался на изучение тактики воздушного боя в стратосфере. Расчеты показали, что труднее всего будет осуществлять сближение с "противником" и определять момент открытия огня. Сложных вопросов встало перед нами немало. Однако мы твердо решили учебные воздушные бои в стратосфере проводить.
Захватив наши разработки и примерную программу обучения, я вылетел к бомбардировщикам. Аэродром у них оказался добротным, с большой бетонированной полосой и широкими рулежными дорожками. Бросался в глаза и образцовый порядок во всем.
Как только я сел, ко мне стали подходить летчики, интересуясь моей маленькой, но грозной машиной. С присущей бомбардировщикам неторопливостью они залезали в кабину, пытаясь представить себе полет на истребителе.
- Здесь, оказывается, все надо делать самому, - с удивлением говорил молодой летчик.
- Да, браток, тут второго пилота и воздушного стрелка нет, за все сам отвечай, - вторили ему товарищи.
- Вы что, не видели истребителя? - спросил я.
- Вот так близко - нет, - ответил молодой летчик. Весь день мы работали в штабе бомбардировщиков, согласовывая различные вопросы. А потом бомберы прилетели к нам для знакомства.
Когда летный состав и расчеты командных пунктов обеих сторон тщательно подготовились, мы приступили к осуществлению своих замыслов. Первые полеты на перехват должны были выполнить истребители, имеющие боевой опыт.
…Я сижу в кабине самолета в готовности номер один. Метрах в пятнадцати от меня - машина Соколова. На другом аэродроме ждут сигнала командир эскадрильи Носов и замечательный летчик Алтунин.
Сигнал. Запускаю двигатель. Пока турбина набирает обороты, подтягиваю лямки кислородной маски. На индикаторе в такт дыханию расходятся и сходятся два лепестка: значит, кислородная система исправна.
- Разрешите взлет? - запрашиваю старт.
- Взлет разрешаю, - слышится в ответ. Самолет, погромыхивая на металлической полосе, набирает скорость.
- После взлета курс триста пять градусов, набор максимальный, - передает штурман с командного пункта.
- Понял, - отвечаю ему и делаю разворот. Вертикальная скорость пятьдесят метров в секунду, двигатель тянет машину на высоту.
Вслед за мной взлетел Соколов. Он идет где-то сзади справа, километрах в пятидесяти от меня.
На высотомере стрелка отсчитывает все новые тысячи метров. Знакомое потряхивание самолета говорит о том, что тропопауза пройдена, началась стратосфера. Какой здесь прозрачный воздух и до чего же яркое солнце!
- На эшелоне, - достигнув заданной высоты, передаю на землю.
- Включить форсаж, приготовиться к развороту, - слышу команду. - Разворот на курс сто сорок.
- Понял…
Включение форсажа заметно увеличило тягу двигателя, ощущаю перегрузку. Докладываю:
- Выполнил.
- Смотрите, цель впереди, справа по курсу, - передает штурман. Огромная серебристая машина идет встречнопересекающимся курсом. Занимаю исходное положение для атаки и начинаю сближение.
- Цель вижу, атакую, - передаю на землю.
Стараюсь атаковать так, чтобы самому не оказаться под огнем бортового оружия "противника". Бомбардировщик в прицеле. Удерживая его на центральной марке, продолжаю сближаться. Самолет не так послушен, как на средних высотах. Хочу вывести его из атаки, но он помимо моей воли проваливается, уходя ниже бомбардировщика. Уравниваю высоту, но невидимая сила тупым толчком перевернула истребитель почти на спину и бросила вниз. Двигатель угрожающе заурчал, его ровный гул стал прерываться глухим бульканьем. Скорость превысила звуковую, теперь самолет туго врезался в воздушную массу и помимо моей воли перешел в кабрирование.
- Девятьсот первый, что вы выполняете? - спрашивает земля.
- Попал в спутную струю, вывожу самолет и готовлюсь к повторной атаке.
- В струе очень болтает? - спрашивает меня Соколов.
- Самолет неуправляем, - отвечаю ему.
Повторяю атаки из разных, положений. Два захода кажутся наиболее удачными, но так ли это, выяснится только на земле, когда будет обработана кинолента.
- Атаки закончил, - передаю на землю.
Со снижением отваливаю в сторону аэродрома и беру курс на аэродром.
День за днем, вылет за вылетом набираемся мы опыта. Летчики все увереннее атакуют воздушные цели в стратосфере. Штурманы так освоили наведение, что с их помощью мы, фигурально выражаясь, с закрытыми глазами выходим на цель.
Пора переходить к ночным полетам. В действие вступают самолеты-перехватчики, оснащенные электронными прицелами. Здесь особенно выделяется своим мастерством неугомонный и пытливый летчик Алтуниц.
…Глубокая ночь. Через редкие перистые облака проглядывают крупные звезды. По телефону передали, что скоростной бомбардировщик поднялся в воздух. Штурманы на КП рассчитывают рубеж перехвата. Расчеты готовы, истребителю - взлет.
- Взлетел, на борту порядок, - докладывает Алтунин.
- Вам курс двести сорок.
- Понял.
На индикаторе радиолокатора навстречу друг другу движутся две светящиеся точки. Расстояние между ними быстро сокращается. Два самолета в бескрайном ночном просторе сближаются на бешеной скорости, летчики не видят друг друга, перед ними только приборы. Теперь атака - это дело целого коллектива, который работает на одного, наводя его на "противника".
- Разворот на курс шестьдесят градусов, крен тридцать, - передает штурман, не спуская глаз с индикатора.
- Понял…
На экране импульс от истребителя поплыл влево, описывая дугу. С каждой секундой он приближается к курсу бомбардировщика.
- Выполнил, - слышится с борта самолета.
- Цель впереди по курсу, удаление… скорость… высота… - передает штурман, внимательно следя за сближением отметок на индикаторе.
- Цель на экране, - докладывает Алтунин. И вслед за этим: - Атаку выполнил!
Алтунин пошел на посадку. А через пять минут в стратосфере появился другой перехватчик, чтобы атаковать воздушную цель.
- Еще две-три ночи и программу закончим, - докладывает Королев.
Я с удовлетворением думаю: "Закончим… Нет, не то слово. Точнее: решим одну задачу и приступим к другой, которую подскажет жизнь. Ибо нет предела летному мастерству".
Накануне учений
День начинается с телефонного разговора. На рассвете дежурный метеоролог сообщает данные о погоде. От них зависит все остальное. Сегодня полеты разрешаю.
С начала сентября в нашем районе по утрам стали появляться туманы. Прогреваясь, они поднимаются до ста метров, образуя так называемую рвань-стометровку. К одиннадцати эту рвань проносит, открывается чистое голубое небо. Через оперативного дежурного передаю командирам полков, чтобы дневные полеты они начинали с одиннадцати часов, а ночные заканчивали не позднее трех.
После завтрака едем с Ширановым в горком. Сегодня там подводятся итоги выполнения плана помощи колхозам и совхозам области в постройке крытых токов. С докладом выступает первый секретарь обкома. Каждая организация, предприятие и воинская часть должны были построить в подшефном колхозе крытый ток. Докладчик перечислил ряд организаций, которые затягивали выполнение плана, и предложил обсудить их руководителей за неразворотливость. Воинские части нашего соединения, наоборот, были поставлены в пример. Слышать это было приятно.
После совещания в горкоме мы с начальником политотдела заехали в полк. В штаб возвратились уже в сумерках. Скрипник докладывает о приказах и указаниях вышестоящего командования. Некоторые вопросы решаю немедленно, по другим, более объемным, намечаем план выполнения.
Звонит телефон. Докладывает Королев:
- Разведку погоды произвел. Погода соответствует уровню подготовки летчиков, разрешите начать полеты?
- Разрешаю.
Входит Шираков.
- Товарищ полковник, - говорит он, - прошу позвонить командиру базы. Приказом по части он запретил увольнять солдат в город, боится, как бы ЧП не принесли. В прошлое воскресенье тоже не увольнял.
Вызываю командира базы. Он пытается объяснить свои строгости. Солдаты, мол, заходят в общежития к девушкам, на квартиры к знакомым. По его мнению, это совсем ни к чему.
- А приказ-то придется отменить, - говорю я.
- Неудобно отменять…
- Чтобы отменить ошибочный приказ, надо, конечно, проявить больше воли, чем для того, чтобы отдать его, - наставляю командира базы. - Но, исправляя ошибку, авторитет не потеряешь. А если тревожитесь за поведение солдат в городе, так ведите воспитательную работу, комсомольцев на это дело поднимите.
- Вас понял, выполню, - говорит командир базы.
- Звонили сегодня сверху, - докладывает начальник штаба, - передали, что в октябре Министр обороны будет проводить учение.
- Вовремя мы отработали воздушный бой в стратосфере, - с удовольствием отмечает Шираков.
- Да, если бы тогда не взялись, сейчас бы трудно пришлось, - поглаживая ладонью бритую голову, соглашается Скрипник.
Снова телефонный звонок. Оперативный дежурный докладывает, что через тридцать минут на боевом самолете к Королеву вылетает генерал Покрышкин.
- Передайте технику звена, чтобы через двадцать минут мой самолет был готов, - приказываю дежурному.
- Ткачук уже знает, он на аэродроме, - отвечает он.
…Ночь выдалась темная. Тучи, как экран, отражают электрический свет.
- Тумана сегодня не будет, - подумал я вслух, садясь в машину.
- Если не разорвет облака, не будет, - подтверждает шофер.
- Молодец, и в погоде научился разбираться, - хвалю шофера.
- В армии всему научишься, только интересуйся…Свет автомобильных фар выхватил из темноты самолет. Рядом Ткачук и техник звена.
- Самолет к полету подготовлен, - доложил Ткачук.
Через несколько минут я взлетел и сразу вошел в облака. С увеличением высоты радиосвязь с землей заметно улучшается. В наушниках слышу свой позывной.
- Девятьсот первый, как меня слышите? - запрашивает Покрышкин.
- Слышу отлично, - отвечаю генералу.
- Как погода по маршруту?
- Иду над облаками, высота верхней кромки пять тысяч…
- Я над точкой, - сообщает он, - захожу по системе.