О смерти
Приехав в Рим, Бенвенуто бросился к доброму кардиналу Медичи. Он поблагодарил его за письмо и попросил спасти его от ареста, а также, если можно, избавить от пени - штрафа. Тут выяснилось, что "большой друг" нотариус Бенедетто не умер, а выздоравливает, но, узнав о скором приезде Бенвенуто, заявил, что желает умереть, лишь бы досадить этому негодяю. Посмеялись…
- Для нашего и твоего приличия, - сказал затем кардинал, - потерпи дня четыре или пять и не показывайся на Банки. Потом ходи где хочешь, а полоумные пусть умирают, если им так нравится.
Бенвенуто последовал совету и активно принялся за работу, выполняя для папы мелкие заказы, но больше всего времени отдавая медали с изображением понтифика и женщины, изображающей Мир. В апреле медаль была выполнена в золоте, серебре и латуни, и он понес ее во дворец. Папа тут же принял Бенвенуто. От его работы он пришел в восторг: "Никогда у древних не было таких больших и красивых медалей!" Это была лучшая похвала, "древние" были знаком качества. Все присутствующие с интересом рассматривали и медали, и чеканы, а Бенвенуто "смиреннейше" произнес речь:
"- Если бы над властью моих зловредных звезд не было еще большей власти, которая помешала им в том, что они насильно чуть было не явили, ваше святейшество без своей и моей вины лишились бы верного и любящего слуги. А между тем, всеблаженный отче, в таких делах, где идешь на все, не будет ошибкой поступать так, как говорят некоторые бедные простые люди, когда они говорят, что надо семь раз примерить и раз отрезать. Если недобрый лживый язык одного моего злейшего противника, который так легко разгневал ваше святейшество, что он пришел в такую ярость, велев губернатору, чтобы, как только поймает, он меня повесил; то увидев потом такое неудобство, причинив самому себе великий вред, чтобы лишить себя слуги, о котором ваше святейшество само говорит, каков он, я думаю, наверное, что и перед Богом, и перед людьми ваше святейшество испытывало потом немалое угрызение…"
Это не вся речь, Бенвенуто дал папе "поученьице" на целую страницу и даже, по его утверждению, вогнал понтифика в краску, а потом сам же "отвел этот стыд", поменяв тему разговора. Папа заказал еще одну медаль со своим изображением, но с другим оборотом, на котором Моисей выбивал бы воду из скалы. Этим Бенвенуто и занялся. Помпео, узнав, что Бенвенуто в городе, нанял неаполитанских солдат то ли для защиты, то ли для нападения, а может быть, и для убийства своего врага, так что Бенвенуто без кольчуги и наручей из дому не выходил.
А папа Климент VII еще больше занемог, и врачи считали, что болезнь его очень опасна. Бенвенуто он принял ласково, принесенной медали с Моисеем очень обрадовался, хотя уже не мог оценить ее по достоинству. Даже в очках он плохо видел. "Он начал щупать их слегка пальцами; поделав так немного, он испустил великий вздох и сказал некоторым там, что ему меня жаль, но что если Бог вернет ему здоровье, он все устроит. Три дня спустя папа умер…" Это случилось 25 сентября 1534 года.
Все это как-то очень вдруг! В нашей литературе так не умирают. Мы гораздо бережнее и внимательнее относимся к моменту ухода человека из жизни. У нас уж умирают, так умирают, вспомните Льва Николаевича - смерть старого князя Безухова или смерть Андрея Болконского. А здесь - раз! И нет человека. Стендаль, который очень любил бытописание Челлини и ссылается на него несчетное количество раз в "Истории живописи в Италии" и в письмах, говорил, что Челлини оказал большое влияние на его прозу. В "Пармской обители", когда человек в одном абзаце пошел погулять, подрался, бежал, потом угодил в тюрьму, это особенно чувствуется.
В этой краткости изложения своя сила. После этой фразы - "Три дня спустя папа умер…" - создается ощущение, что в споре с Бенвенуто папа вел себя более достойно и вообще выиграл эту моральную тяжбу, хотя сам автор "Жизни…" все оценивает наоборот: мол, ишь какой я смелый и независимый! Папа тихо и достойно ушел со сцены, а Бенвенуто остался с неоплаченными долгами. Климент VII так хорошо к нему относился, а Бенвенуто и ковчежец не сделал, и с чашей затеял невообразимую бузу, и врал напропалую. Фраза Бенвенуто имеет окончание: "Три дня спустя папа умер, и я, хоть мои труды и пропали, не упал духом и сказал себе, что благодаря этим медалям я сделал себя настолько известным, что всяким папой, который придет, буду применен, быть может, с большей удачей".
Да, Бенвенуто не пал духом и, "похерив раз навсегда великие обиды, которые мне учинил Помпео; и вооружившись с ног до головы, пошел в Сан-Петро, поцеловал ноги покойному папе не без слез, потом вернулся в Банки поглядеть на великую сумятицу, которая наступает в таких случаях".
Дальше нельзя понять, в тот ли это было день или какое-то время спустя он сидел со своими друзьями, когда мимо проходил недруг-ювелир Помпео. Он шел с группой отлично вооруженных солдат, числом около десяти. Увидев Бенвенуто, он остановился и с наглым, вызывающим видом уставился на него. Друзья все обратили взоры к Бенвенуто, они готовы были в любой момент ввязаться в драку, но тот подал знак - нет! Это была его забота, и он не хотел, чтобы пострадали невинные люди. "Постояв эдак с две авемарии", то есть время для двух молитв, малое время, Помпео расхохотался и гоголем пошел прочь. Вся его компания тоже с хохотом последовала за ним. Все, кто окружал Бенвенуто, пришли в бешенство.
- Свои дела я сам улажу, и мне никто не нужен храбрее, чем я сам, - остудил он их пыл.
Друзья, хоть и понимали, что не трусость и не малодушие руководят Бенвенуто, "ушли ворча", а он сам направился следом за своим врагом. По дороге Помпео хвастал, какую "острастку" он задал Бенвенуто. На перекрестке ювелир зашел к аптекарю, а когда вышел, тут Бенвенуто и подоспел. Он так стремительно направился к Помпео, что его вооруженные молодцы невольно расступились. Дальнейшее произошло очень быстро. "Маленький колючий кинжальчик" в руке… жесткое объятие левой рукой. Помпео только и успел, что отвернуть голову, как получил удар под самое ухо, потом туда же еще раз… На втором ударе "он выпал у меня из рук мертвецом, что вовсе не было моим намерением, но, как говорится, бьешь не по уговору". Бенвенуто левой рукой выдернул кинжал из шеи поверженного, а правой выхватил шпагу, но никто не хотел на него нападать, все бросились к Помпео.
Бенвенуто медленно пошел прочь, размышляя, где бы укрыться, ясно, что домой в Банки идти нельзя. У него всегда находились друзья, которые с готовностью предлагали свой кров. Случилось так и на этот раз. А дальше - "двадцать тыщ курьеров", "явилась знать банкинской молодежи всех наций, кроме миланцев; и все мне предлагали отдать свою жизнь ради спасения моей жизни".
Понятно, что место пребывания Бенвенуто вскоре стало известно. Утром за ним явились вооруженные солдаты. Это был еще не арест, солдаты должны были препроводить Бенвенуто в дом кардинала Корнаро. Этот кардинал служил верой и правдой папе Клименту VII, к Бенвенуто он относился вполне благосклонно. Бенвенуто вели по улице, а следом шла молодежь Банки, все это напоминало не конвой, а триумфальное шествие.
Понятно, что родственники убитого Помпео стали искать на убийцу управу. Страсти разгорались. Кардинал Медичи сказал: "Постарайтесь отыскать моего Бенвенуто и приведите его сюда ко мне, потому что я хочу помочь ему и защитить его, а кто пойдет против него, тот пойдет против меня". Кардинал Корнаро обращался с Бенвенуто с величайшей учтивостью. Все словно раздумывали, что с ним делать.
13 октября, то есть на восемнадцатый день после смерти Климента VII, был избран новый папа. Им под именем Павла III стал шестидесятишестилетний Алессандро Фарнезе. Среди важных дел новый папа нашел время, чтобы справиться, какую там скандальную историю рассказывают про Бенвенуто Челлини. И получил ответ: "Этот Бенвенуто пребывает в бегах из-за убийства ювелира Помпео".
- Я не знал о смерти Помпео, - сказал папа, - но хорошо знал основания Бенвенуто. Так что пусть ему выправят охранный лист, с ним он будет вполне безопасен.
Такое решение папы не всем понравилось. Убийство есть убийство, и секретарь папы, миланец (Бенвенуто не жаловал жителей этого города) мессер Амбруоджо, заметил, что не стоит-де в первые дни своего папства оказывать милости убийцам. На это папа ответил:
- Знайте, что такие люди, как Бенвенуто, единственные в своем художестве, не могут подчиняться общему закону.
Вскоре Бенвенуто получил охранный лист и приготовился служить Павлу III. Папа поручил ему чеканить новые монеты. Похоже, что предсказания и надежды Бенвенуто сбывались, но враги его и недоброжелатели, а их было много, тоже не сидели сложа руки. Он заикнулся было, что хотел бы вернуть себе должность чеканщика монетного двора, но нашлись люди, которые посоветовали папе, кстати вполне резонно, до времени этого не делать. Человек, находящийся под следствием, не мог исправлять государственную должность, а получить прощение за убийство можно было только определенным образом. По обычаю в августе, в День святых Марий, по постановлению римских капориони (старшин) городских районов двенадцать осужденных получали прощение. Август - это когда еще будет, а до августа надо жить и жить!
Тут новая напасть. После убийства Помпео у Бенвенуто появился новый враг, куда более сильный и коварный. Это был внебрачный сын папы Павла III Пьеро Луиджи Фарнезе, отменный негодяй, интриган и развратник, он еще не раз появится на этих страницах. Кажется, зачем синьору Пьеро Луиджи Бенвенуто? Сам он, описывая всю интригу, явно что-то недоговаривает. У покойного Помпео была дочь, отец оставил дочери наследство в 3 тысячи дукатов - очень значительную по тем временам сумму. А у Луиджи был любимый слуга, молодой парень. Синьор решил женить слугу на богатой наследнице, а деньги, если не все, то значительную их часть, прикарманить. Но невеста требовала мести за отца и тянула со свадьбой.
Пьеро Луиджи подослал к Бенвенуто убийцу-корсиканца, предприятие сорвалось. Тогда он решил засадить Бенвенуто в тюрьму, но папе Павлу III нужны были новые монеты и медали руки Бенвенуто. Прошло два месяца или около того, благоволение папы к своему ювелиру несколько поубавилось, просто было не до него, и Луиджи отдал приказ об аресте. Друзья сообщили Бенвенуто день и час ареста. Здесь он понял, что, как сейчас говорят, "пора делать ноги". За два часа до назначенного срока Бенвенуто оставил Рим и направился во Флоренцию, которой правил "вечный и наследный герцог" Алессандро Медичи.
Часть III
Был ли Бенвенуто гуманистом
Современный словарь дает такое определение понятия "гуманизм": "Мировоззрение, проникнутое любовью к людям, уважением к человеческому достоинству, заботой о благе людей". Это трактовка нашего времени. Энциклопедия Брокгауза и Эфрона сто лет назад трактует гуманизм так: "Движение, освободившее на Западе Европы личность и культуру от порабощения католической церковью и положившее прочное начало новой независимой науке, светской философии, литературе, школе и самостоятельному искусству". Сами гуманисты XIII–XVI веков вообще себя никак не называли. Термин "гуманизм" появился в начале XIX века, а точнее в 1808 году, его употребил педагог Ф. Нитхаммер, и за двести лет термин оброс новыми качества, как то: сострадание к маленькому человеку, вселенская доброта, "равенство и братство" и "возвышение ценности человеческой жизни". Итальянские гуманисты в Средние века если и думали об этом, то весьма отдаленно. Больше всего на свете они ценили знания и образованность, а человек был для них ценен как индивидуальность и незаурядность. Человек делает себя сам, а способствуют ему в достижении духовных и бытовых вершин не власть, деньги и родовитость, а образованность, талант и успех.
Возрождение как понятие тоже появилось значительно позже его времени, и до сих пор аналитики спорят о причине его появления. А. К. Дживелегов пишет: "Культура Возрождения - организм сложный и противоречивый. Различные ее элементы сталкивались между собой в резкой непримиримости, но, в конце концов, все-таки уживались вместе. Разложение быта и семьи, моральный скептицизм, апофеоз удачи, преклонение перед человеком и силами его духа, перед красотой в природе и в человеческих творениях, расцвет искусства и литературы. Первые серьезные завоевания науки. Разрыв с церковными идеалами и утверждение мирских - все это переплеталось между собой и сливалось в видение необычайного блеска, который ослеплял чужестранцев, а итальянцев наполнял гордостью и высокомерным сознанием превосходства над другими народами".
Так кто же такие гуманисты? Это некое содружество людей, которые в силу своих природных данных и характера одинаково смотрят на мир и отдают предпочтение определенному роду занятий и самому образу жизни. Сами гуманисты определяли Studia humanitatis как "ревностное изучение всего, что составляет целостность человеческого духа". Ренессанс - это возрождение античных искусств, античной мысли, это эпоха активного развития самостоятельной личности. Деятельность гуманистов состояла, во-первых, в изучении латыни, греческого, а также поэзии, риторики, истории и литературы древних. На базе этих знаний они создавали свою литературу, свою риторику. Это новое миропонимание шло вразрез с тем, которое навязывала миру средневековая схоластика. Это, так сказать, общее место.
Появился новый тип философствования. Л. М. Баткин пишет: "В центре этого философствования стояло Слово, культ прекрасной и чистой классической речи. Слово отождествлялось со "знанием" и "добродетелью"… Слово было синонимом культуры. Отсюда идея окультуривания, возделывания души посредством изучения античных авторов…" Очень заманчивая и живучая идея. Недаром на ниве русского просвещения разгорелся горячий спор: изучать детям греческий и латынь или нет? Кажется, зачем такая архаика? И что вы думаете? Русские гимназисты корпели над латынью весь XIX век. Реальные училища могли себе позволить обойтись русским языком, а дворянин должен быть "знающим" и "добродетельным". И учили наизусть Цицерона и Овидия.
Условно гуманистов можно назвать интеллигентами, но они никак не были связаны сословно. Понятие "интеллигенция" появилось в России, и она стала "прослойкой". Другое дело - во времена кватроченто и чинквеченто. Гуманистом мог считать себя купец, преподаватель университета, рыцарь, скромный переписчик, теолог, лекарь, папский чиновник и нотариус. Гуманистами могли быть женщины. И никому из этих людей не могло прийти в голову, что между ними есть что-то общее, кроме - назовем это условно привычным словом - хобби (вульгарно, но понятно), недаром больше всего на свете гуманисты ценили правильно проведенный досуг.
Все они где-то служили, и коммуна платила им жалованье, но главное занятие в жизни было бесплатным. Даже великий Ариосто получал у герцога д'Эсте деньги за службу в военной администрации, но никак не за стихи. Но гуманистическая подготовка и образованность помогали получить хорошую должность при дворе герцога или папы, помогли стать канцлером в коммуне или дипломатом. Гуманистом и поэтом был сам Лоренцо Великолепный. Николло Макиавелли (1469–1527) был чиновником, Леонардо Бруни, очень известный гуманист, папским секретарем, многие были священниками и жили за счет папских бенефиций. Пьетро Бембо (1470–1547), теоретик литературы и реформатор стиля, был кардиналом, Карло д'Ареццо преподавал во Флорентийском университете философию. Всех этих людей объединял род деятельности, к которой они относились с истинной страстью. Марсилино Фичино, основатель "платоновской академии", был священником.
Существовало такое понятие otium - досуг, и очень важно было, как ты его проводишь. Конечно, досуг существует для самоусовершенствования, для учебы, чтения и высоких разговоров. Читать, во-первых, божественную латынь и греков, но можно и по-итальянски, читать, забывая все на свете, пренебрегая голодом, телесными недугами и бытовыми бедами. Жажда словесности - ближайший путь к Богу, потому что так они преобразуют свою душу. Читать, думать, писать стихи, сонеты, канцоны, секстины и философские эссе, а потом в соответствующей приятной обстановке обсуждать свои творения и мысли с себе подобными.
Местами встреч гуманистов служили загородные виллы, монастырские библиотеки, книжные лавки и дворцы правителя. Любой мог позвать компанию друзей к себе в дом и там наговориться вдосталь, обменяться рукописями, полюбоваться антиками и старинными медалями. Л. М. Баткин: "В "Камальдульских летописях" Ландино гуманисты встречаются в святом уединенном месте; вокруг монастыря простираются рощи и луга: здесь, "вдали от городского шума и тревог, легко вести образ жизни, посвященный исследованию великих вещей". В большой ученой компании собеседники взбираются на вершину лесистого холма. Слушая пение птиц и нежное бормотание ручья, они готовы обменять мудрыми и красноречивыми рассуждениями".
Они много разговаривали (что может быть прекраснее беседы с единомышленниками!), много переводили и писали. И очень ценили время. Вспомните героя Джека Лондона по прозвищу Время-не-ждет, там человек учитывал каждую секунду ради денег, гуманисты вели счет времени ради Слова и Мысли. В трактате Леон Батиста Альберти "О семье" говорится, что у каждого есть три собственные, дарованные природой вещи: душа, тело и время. Информация сообщается читателю в форме диалога (гуманисты обожали диалог). Собеседники спорят: как же можно обладать тем, что нельзя передать другому? Говорят они долго, красиво и умно. Я согласилась с определением Альберти сразу: в самом деле, душу иные продают, прости господи, черту, тело можно, например почку, отдать больному, но время действительно нельзя отдать другому, правда, его можно потерять, потратив зря. Их лозунги: "Будь усидчив!", "Кто много спит, тот теряет время!".
Но спрашивается, зачем гуманисты трудятся как одержимые, не получая от труда денег на жизнь, неужели только ради духовного удовольствия? Ученость ради учености - и все? Ответ есть. Гуманистические занятия совершенствуют человека - это раз. Занятие словом и философствование очищают истину от плевел, а это ведет к общественному благу - это два. И наконец, третье - ученость, в отличие от бесконечной молитвы где-нибудь в уединении, в скиту, есть ближайший путь к Богу. Своей "жадностью к словесности", чтению, писанию и умным беседам гуманисты хотели обрести бессмертие.
"Ни одна эпоха в истории европейской культуры не была наполнена таким огромным количеством антицерковных сочинений и отдельных высказываний", - пишет Лосев, но при этом гуманист Эрмолио Барбаро говорит: "Я знаю только двух Богов - Христа и словесность".