Человек изначально грешен, и природа часто создает его с разными пороками, но, "пропущенный через культуру, он может избавиться от пороков и приобрести совсем другой вид". Древнегреческий философ Стифонт был от природы развратником и пьяницей, но, "упражняясь в добродетели и науках, он "победил свою мнимую природу". Так почему же не поучиться у древних, не воспользоваться их мудростью? Пико делла Мирандола, замечательный философ, гордость ученого двора Лоренцо Медичи, утверждал, что зла вообще нет, зло суть отсутствие добра.
Нет, "упражняться в добродетели и науках" - это совсем не для Бенвенуто Челлини. Если ему и нужны знания, то очень конкретные, а именно по своему любимому предмету - ваянию и ювелирной работе. Досуг у него редок, потому что слишком много дел, а он работоголик, а уж если выпал досуг, то он проведет его с друзьями за пиршеством с вином и женщинами. Он уважает ученых людей и латынь, но сам не знает языка древних, и какое счастье для нас, его читателей, что свою "Жизнь…" он написал не просто по-итальянски, но еще с использованием флорентийского арго.
Гуманисты очень ценили диалоги и диспуты, считая, что они для ума то же, что гимнастика для тела. Двадцатичетырехлетний Пико делла Мирандола устроил диспут в Риме, на котором произнес "Речь о защите достоинства человека". Диспут касался очень популярных в то время идей о Боге, природе и человеке, о тайнах христианской теологии и "покрытых неизвестностью учений". Для того чтобы диспут был всенародным, Мирандола пригласил ученых в Рим, взяв на себя их дорожные расходы. Он пишет: "Некоторые не одобряют в целом такого рода диспуты и обыкновения публично обсуждать ученые вопросы, настойчиво утверждая, что это дает не столько сопоставление учености, сколько возможности покрасоваться талантом и образованностью". Ну и покрасуется, не беда, главное - высказаться и получить оценку единомышленников по такому важному вопросу, как "суть достоинства человека"!
Лет семьдесят спустя в Москве тоже состоялся диспут. Устроил его царь Иван Грозный, ему не давали покоя лавры Оксфорда. У нас это называлась "словесна пря" по образцу "Бычьего брода". Всенародно диспутировали царь и ученый монах, обсуждали некоторые спорные места Священного Писания. Не то что "спорные", но была возможность их по-разному трактовать. "Словесна пря" кончилась тем, что монаха посадили в тюрьму, там он и умер, бедный. Не помню, убили его или сам от тоски отдал Богу душу. А у гуманистов диспуты процветали, хотя были люди, которые считали их пустой говорильней и относились к ним критически. К таким принадлежал, например, Леонардо да Винчи. Он не водил компаний с гуманистами, считая их пустыми болтунами.
Потомки судят о гуманистах не только по их книгам, но и по личной переписке. В письмах они не уделяли внимания злободневным событиям, не касались личной жизни, но обменивались высокими мыслями, цитировали древних, с упоением описывали недавно обнаруженные исторические сведения Античности и, как бы сейчас сказали, "красовались своей ученостью". Написал письмо к конкретному человеку и тут же разослал копию друзьям, чтоб тоже оценили глубину его мысли, остроумие и изысканность стиля. Петрарка - его считают первым гуманистом - опубликовал свои письма при жизни.
В переписке все награждали друг друга комплиментами, похвалы просто громоздились одна на другой. Хвалить себя и других стало стилем, так что не нужно чересчур винить в этом пороке Бенвенуто, он просто следовал знаку времени. Менее восторженный и едкий Эразм Роттердамский в "Похвале глупости" писал: "Себялюбие - любимая спутница глупости", но тут же смягчал это утверждение пословицей: "Сам выхваляйся, коли люди не хвалят". У гуманистов не было в этом нужды, они все пели друг другу дифирамбы, но и себя не забывали.
Что касается отношения к "маленькому человеку", то гуманисты были совершенно равнодушны к его судьбе. Маленького человека не различишь в толпе, а толпа - это плебс. Вот высказывания различных гуманистов по этому поводу: "Что такое плебс? Это некий полип, то есть переменчивое и безголовое животное", "Глупость толпы и ее общественные бесчинства очень тяжки, ибо посреди ленивого плебса трудно и слишком тяжко сберечь размеренный порядок, украшенность, покой и сладостный досуг", "Толпа прежде всего невежественна. Прочие ее свойства - ярость и непостоянство, лень и приверженность низменным привычкам". "Маленький человек" для гуманиста не только не интересен, но достоин презрения, да к тому же еще и опасен.
Теперь несколько слов о Возрождении, ренессансе архитектуры, живописи, ваяния, то есть всего того, что называется искусством. Науку тоже, кстати, нельзя не упомянуть. Гелиоцентрическая идея Коперника и космологические рассуждения монаха Джордано Бруно появились в эпоху Возрождения.
Художники еще в XIII веке были всего лишь ремесленниками. Цеха суконщиков, например (а именно на сукне Флоренция начала сколачивать свое богатство), ценили куда больше, чем цеха художественные и ювелирные. В эпоху Возрождения статус художника менялся куда медленнее, чем статус литератора. И только в середине XV века отношение к художникам стало меняться. Отец Донателло был чесальщиком шерсти, а его великого сына хоронила вся Флоренция. Козимо Медичи (Старый) говорит о своем художнике Филиппо Липпи (а монах обладал капризным нравом): "Редкие таланты - это небесные существа, а не ослы с поклажей".
Для гуманистов важны были образованность, досуг, общество единомышленников, преданность своему делу и идее, художникам в первую очередь был нужен заказчик. И он появился. Новые идеи, новая философия породили в людях желание украшать не только церкви, но и свое жилище.
А. Ф. Лосев пишет: "Прежде всего, новизной является в данную эпоху чрезвычайно энергичное выдвижение примата красоты, и притом чувственной красоты. Бог создал мир, но как же этот мир прекрасен, как же много красоты в человеческой жизни и в человеческом теле, в живом выражении человеческого лица и в гармонии человеческого тела! Мир лежит во зле, и со злом нужно бороться. Но посмотрите, как красиво энергичное мужское тело и как изящны мягкие очертания женской фигуры! Ведь все это тоже есть создание божие".
Красота - вот что правит миром! Красота вошла в быт. Знаменитые художники не гнушались расписывать сундуки, стенки кресел, похоронные ящики и свадебные шкатулки. Но главными заказчиками были, конечно, купцы, банкиры, а также папский и герцогские дворы. Они-то и не скажешь - родили, но очень способствовали появлению титанов - Леонардо, Рафаэля, Микеланджело, а дальше целый список - читай Вазари.
В XV веке все художники были цеховыми мастерами, поэтому всегда имели работу, пусть не большой, но зато верный заработок. В XVI веке все меняется. Многие художники отошли от цехов, теперь у них свои, личные заказчики. Заказчики порой строптивы, порой неаккуратны в выплате денег. А тут еще войны раздирают Италию, начинается период "странствий", когда в поисках заработка художник меняет Флоренцию на Рим, Рим на Равенну, Равенну на Париж и т. д.
Бенвенуто Челлини в полной мере испытал, что значит странствовать в поисках работы. Мы можем его считать в полной мере человеком Возрождения не только потому, что он был очень разносторонен (художник, музыкант, воин, скульптор, ювелир, писатель), а потому, что он создал себя сам. A. M. Баткин пишет: "Эти люди, как позже Бенвенуто Челлини, могли положиться только на себя. Своим новым - ренессансным - местом под солнцем они обязаны не происхождению, не традиции, не социальной и профессионально-цеховой принадлежности, а лишь таланту, силе характера и счастливому случаю".
О чем не рассказал Челлини
Перед нами два кузена: Алессандро (1510–1537) и Ипполито (1511–1533), ровесники, оба Медичи и внуки Лоренцо Великолепного, оба внебрачные дети. Судьба тесно свела их вместе, потому что оба они претендовали на единоличную власть во Флоренции.
Вначале про Ипполито. Отцом его был герцог Немурский Джулиано (брат Пьеро Медичи Несчастного), мать - одна из самых блестящих женщин Возрождения - Изабелла д'Эсте. Отец во время изгнания находился в Урбино, там и случился роман. Отец умер, когда мальчику было пять лет. Заботу о нем взял на себя вначале папа Лев X, а после смерти последнего - папа Климент VII. В 1524 году папа послал четырнадцатилетнего Ипполито во Флоренцию и добился для него места в правительстве. До времени обязанности мальчика исполнял регент, позднее по задумке папы Ипполито предстояло возглавить республику.
В 1527 году Флоренция восстала, Медичи были изгнаны, Ипполито опять в Риме. В 1529 году он получил сан кардинала (в восемнадцать лет). В 1530 году, после захвата Флоренции, Медичи вернулись в город, но этот раз папа Климент VII послал туда Алессандро, а Ипполито оставил при себе. Он был, как говорят, у папы "на посылках", исполняя важные дипломатические и дворцовые поручения. В 1530 году Карл V приехал в Италию, именно Ипполито встречал императора и находился при нем неотлучно. Присутствовал он и на коронации Карла V. В 1531 году возник слух, что Ипполито, красавец, умница, решил отречься от кардинальского сана и жениться на Екатерине Медичи. Папа этому воспрепятствовал. Екатерине была уготовлена другая, более высокая роль. Позднее Ипполито присутствовал на ее свадьбе с французским дофином Генрихом.
Ипполито жил в Риме в роскошном дворце на Кампо-Марцио, меценатствовал, поощрял искусства. Рассказывали, что кардинал держит невиданных птиц, что у него в доме живет лев, подаренный Франциском I. Ипполито был замечательно образованным человеком, в частности, он организовал клуб для изучения Витрувия (I век до н. э.), архитектора и автора десятитомного труда по архитектуре Рима.
В качестве легата Ипполито был послан в Венгрию. Тициан изобразил его в венгерском костюме (1533 год). Портрет находится во Флоренции в музее Питти. Если читателям недосуг заглянуть в этот музей, то он может найти этот портрет в Интернете, поверьте, он того стоит.
Теперь про герцога Алессандро. Сведения о его родителях темны и противоречивы. Версия первая - его отец Лоренцо II Медичи, то есть он сводный брат Екатерины Медичи. Версия вторая - Алессандро внебрачный сын самого папы Климента VII, поэтому тот и принимал такое горячее участие в его судьбе. Третья версия - Муратов сообщает с облегчением: мол, наконец, разобрались - Алессандро внебрачный сын Пьеро Несчастного, сына Лоренцо Великолепного. Алессандро был необычайно смуглым, за что его прозвали Мавр. Темнокожесть его объяснялась вовсе экзотически. Матерью его была якобы чернокожая женщина Симонетта да Колла Веккьо, выданная замуж за итальянца.
Алессандро стал правителем Флоренции в девятнадцать лет. Папа Климент VII очень хотел закрепить за ним эту должность. В 1532 году император Карл V провозгласил Алессандро "вечным и наследным герцогом Флоренции". Все это произошло на пресловутой Болонской встрече, о которой пишет Челлини. Она началась в декабре 1532 года и закончилась в мае 1533-го. Тогда же был решен вопрос о браке Алессандро с внебрачной дочерью Карла V - Маргаритой Австрийской. Свою дочь император отдал охотно, а договор о свадьбе Екатерины Медичи и дофина Генриха его удивил и разочаровал. Историк и гуманист Франческо Гвиччардини пишет, что Карл V не верил, будто гордый Франциск I согласится на супругу для сына не из королевского дома, но брак состоялся.
Алессандро никак нельзя назвать человеком высокой морали. Он был жесток, коварен, говоря нашим языком, "бабник", но и это определение для него слишком мягкое. О нем говорили, что он не брезговал насилием женщин и любил заглядывать в женские монастыри. Я думаю, что народная молва, как всегда, преувеличивает его пороки. Но в коварство Алессандро по отношению к Ипполиту я верю.
Историки пишут: "Ипполито и Алессандро, хоть и принадлежали к одном клану Медичи, разошлись в своих политических планах". Думаю, что и у одного, и у другого политический план был один - получить власть. На деле все обстояло следующим образом. Приход Алессандро к власти был ознаменован казнями и ссылками. Изгнанники объединились в партию и думали об одном - как бы скинуть ненавистного "вечного герцога". Было решено послать петицию к императору с прошением о смещении Алессандро, отвезти эту петицию должен был кардинал Ипполито Медичи. Нет точных сведений, согласился ли он на это. Смерть Ипполито была неожиданной, доктора приписали ее естественным причинам. Ему было двадцать два года - мальчишка! Как ни рано умирали в XVI веке, в эту естественную смерть не все поверили. Начали распутывать интригу, был найден отравитель - некто Джованни Андреа. Во время допросов он во всем сознался, но имя заказчика в опросных листах не указано. Но все знали, что им был Алессандро.
Нельзя было не написать о двух кузенах, потому что Бенвенуто предстоит встреча с флорентийскими изгнанниками и очень интересно проследить, как он с ними будет общаться.
Флоренция, Венеция и опять Флоренция
Бенвенуто явился во Флоренцию в разгар интриги. Папа Климент VII умер, а на помощь нового папы в той же мере Алессандро не мог рассчитывать. В своей "Жизни…" Бенвенуто и словом не обмолвился об этих передрягах. Встречу с герцогом устроил кум, ваятель Николло ди Раффаэлло по прозвищу Триболо, когда-то Бенвенуто крестил его сына.
Герцог Алессандро встретил Бенвенуто с распростертыми объятиями и предложил идти к нему на службу. Бенвенуто поблагодарил, но сказал, что примет предложение герцога несколько позднее, поскольку ему предстоит совершить некое путешествие. Дело в том, что Триболо собрался ехать в Венецию к своему учителю Сансовино, который обещал ему работу. Триболо позвал с собой Бенвенуто, тот никогда не был в Венеции и охотно согласился.
Алессандро принимал Бенвенуто во дворце Пацци, где тогда проживал мессир Лоренцо Чибо с семьей, весьма влиятельный человек. Он очень помог герцогу получить власть, а позднее тоже был изгнан из Флоренции. В этом же дворце Бенвенуто впервые повстречался с Козимо Медичи, впоследствии великим герцогом Тоскании Козимо I. Бенвенуто будет служить этому Медичи последние двадцать шесть лет своей жизни. В ту пору Козимо был совсем юнец. Он принес от герцога радостную весть - Бенвенуто давали 50 золотых скудо, "чтобы я на них гулял на здоровье, а потом возвращался к нему".
В Венецию отправились верхом. Вместе с ними ехал нарочный герцога - Ламентоне. Нарочный вез изгнанникам письма от их оставшихся во Флоренции семей, что-то он имел право передать на словах. По распоряжению герцога только его посыльный имел право разговаривать с изгнанниками, другие - ни-ни под угрозой опалы, то есть изгнания из Флоренции. Все это нарочный подробно объяснил Бенвенуто и Триболо.
Проехали Болонью, первая остановка была в Ферраре. Вечером наши путешественники пошли прогуляться по городу, а заодно посмотреть на пышную процессию - герцог Феррары Эрколе II возвращался с копейного турнира. Ламентоне разыскал указанных герцогом изгнанников, порученные для передачи письма были отданы, но, видно, изгнанников было гораздо больше, чем привезенных писем. На каждом шагу встречались опальные флорентийцы, "каковые глядели на нас в упор, как бы вынуждая нас заговорить с ними". За четыре года правления Алессандро не завоевал симпатий народа, а изгнанники его люто ненавидели.
- Не смотрите на них и молчите, если хотите вернуться во Флоренцию, - увещевал перепуганный Ламентоне.
Но роковой встречи не удалось избежать. Когда уже в полночь Бенвенуто и Триболо вернулись в гостиницу, они застали там большую компанию, была здесь и опальная молодежь, и серьезные люди. Они пришли в гостиницу, чтобы узнать у Ламентоне подробности о жизни их семей и всего города. Уже в дверях Бенвенуто понял, что его узнали. Здесь были Николло Бенинтенди - он входил в Совет восьми и командовал милицией, его брат Пьеро. Еще был старик Якопо Нарда - яростный ненавистник Медичи. Все они так и вперились в пришедших взглядом.
- Я этих двоих отлично знаю, - сказал Николло Бенинтенди. - Почему они молчат и не хотят с нами разговаривать?
Нарочный Ламентоне тут же объяснил подлинную причину - у этих двоих нет разрешения на разговор с изгнанниками.
- Ну и дурость! - воскликнул брат Пьеро, на этом он не остановился и принялся бранить пришедших.
В планы Бенвенуто никак не входило испортить отношения с герцогом Алессандро, поэтому он "кротко, с полным спокойствием", сказал:
- Любезные господа, вы нам можете очень повредить, а мы вам ничем не можем быть полезны. И хотя вы нам сказали кой-какие слова, каковые нам непригожи, но даже из-за этого мы не хотим с вами ссориться.
- А мы - хотим. И вы сами, и ваш герцог у нас в заднице!
- Мы не вмешиваемся в ваши дела, вы не вмешивайтесь в наши, - все еще спокойно увещевал их Бенвенуто.
Ответ он получил в том же духе, так что пришлось выхватить шпагу. Бенвенуто не хотел никого убивать, более того, он боялся кого-нибудь ранить ненароком. Ему просто надо было подняться вверх по лестнице, чтобы пройти в свою комнату. Дальше сцена, которую обожают показывать наши кинематографисты, - враги бегут наверх за героем, он на мгновение останавливается и одним ударом толкает всех вниз. Такая же куча-мала произошла и на этот раз. Вопли, крики, ругань! Прибежал хозяин гостиницы.
- Можно поплатиться головой, если браться здесь за оружие, - крикнул он в ярости изгнанникам. - И если бы герцог узнал про ваши дерзости, он бы вас велел вздернуть за горло. Я не буду делать с вами то, чего вы заслуживаете, но чтоб ноги вашей не было в моей гостинице.
Бенвенуто хотел извиниться перед хозяином, но тот сказал, что сам все понял, что Бенвенуто тысячу раз прав и чтоб он остерегался в дороге этих господ. Ну и как можно отнестись к этой сцене? Дело не в том, как там все произошло, а как все это было описано. Бенвенуто пишет про этих отверженных - "они казались стадом свиней". Что уж так-то? А ведь это были защитники его родного города от чужеземцев. Бенвенуто и сам служил в милиции, готовясь биться за родной город. Но это было давно. Сейчас он служит Медичи, ему дела нет до того, что они тираны. В кошельке у него 50 золотых скудо, теперь он будет служить герцогу Алессандро, а республиканские лозунги ему не по карману. Патриотизм, совесть, свобода - эти слова не из его лексикона. Верой и правдой Бенвенуто служил только своему искусству.
- Погоди, мы еще встретимся в Венеции! - прокричал Пьеро Бенинтенди с угрозой вслед Бенвенуто.
Венеция в ту пору почитала себя центром мира. Город был сказочно богат. Ни по своему географическому расположению, ни по архитектуре и быту он не был похож на то, что видел Бенвенуто ранее. Ну, хоть удивись сказочному Дворцу дожей и церкви Святого Марка - чуду света, гондолам - чисто венецианскому способу передвижения, странному переплетению улочек, по которым ходишь не на прямую, а как шахматный конь! Правда, Бенвенуто в своей "Жизни…" не описывает ни Рим, ни Флоренцию, но там он житель, глаз давно привык к городскому пейзажу, замылился, а здесь он путешественник, турист!