На одном из таких слетов я услышал имя своего старого знакомого старшего сержанта Николая Никитина. Выступавший - парторг роты - говорил о том, что у них в каждой разведывательной группе есть коммунисты.
- Уж мы с командиром роты об этом позаботились. И знаете, товарищи, как здорово получилось. Вот старший сержант Никитин хотя бы. Он же в своей группе главный запевала.
В перерыве я поговорил с парторгом.
- Никитин для нас прямо-таки находка, товарищ полковник,- рассказывал тот,- Попросился он в разведку - взяли. Знали, что парень очень бойкий, палец в рот не клади. Но не думали, что из него такой талантливый разведчик получится. Он со своими товарищами уже шесть "языков" доставил. Сейчас новичков уму-разуму наставляет. Только замполит его иногда поругивает. Говорит, все у тебя шуточки да прибауточки. А разведка - дело серьезное.
Я вспомнил, как Никитин в медсанбате объяснял мне причину своего ранения, и невольно усмехнулся.
В те дни, когда полк Дружинина готовился к штурму "зловредной горушки" 810,0, я наведывался сюда, чтобы проверить, как идет подготовка.
В лесу царил полумрак. В лунном свете все казалось зыбким. Темные кроны деревьев перечеркнули крохотную полянку призрачными тенями. Время от времени круто взмывала в небо осветительная ракета, и тогда тени становились резче, контрастнее. Красные искры трассирующих пуль чиркали по верхушкам деревьев (с соседней высоты с чисто немецкой методичностью строчил крупнокалиберный пулемет). Вдруг я услышал хохот. Подошел к группе солдат. Остановился за деревом. В центре тесного кружка сразу увидел Никитина. Он сидел на сложенной вчетверо плащ-палатке и увлеченно рассказывал:
- ...И вот один фашист говорит другому:
"Хреновая у русского Ивана разведка. Местности ихние разведчики не знают, по карте не понимают. Вчера, говорит, пробрались они к нам и заблудились. Тырь-пырь, а к своим позициям дороги не сыщут".
А тот, второй фашист, спрашивает:
"Ты-то откуда знаешь?"
"Ну как же. Они ж, когда назад пошли - трех наших солдат и офицера прихватили. Заместо проводников".
Слушатели вновь захохотали. Но Никитин, увидев меня, вскочил и подал команду "Смирно!".
- Товарищ полковник, старший сержант Никитин проводит беседу с новичками. Завтра им первый раз в разведку идти.
Я смотрел в смеющиеся глаза старшего сержанта и думал: "Нет, не правы те, кто твоих прибауток недооценивает. Хорошая шутка - то же оружие".
- Как воюешь, Никитин? Что нового?
Старший сержант непроизвольным движением тронул орден на гимнастерке:
- По-старому, товарищ полковник.
И вдруг без всякого перехода:
- Картошечки молодой не желаете отведать? Петро, тащи котелок.
Войска вот уже третью неделю сидели на концентратах. А тут - молодая картошка?
- Откуда?
- А мы тут на ничейной полосе поле картофельное нащупали. Ну и роем по ночам. Иной раз вместо картошки фашист попадается. Тоже берем - не брезгуем.
В тот вечер мне не удалось полакомиться молодой картошкой: срочно вызвали в штаб. А потом я забыл об этом случае. Не знал, не ведал, что придется-таки вспомнить об этой картошке. Накануне решающей схватки за высоту 810,0 к нам в корпус приехали генерал Колонии и полковник Брежнев. Они детально познакомились с ходом подготовки операции, поставили задачи политотделу корпуса, побеседовали с людьми. В конце беседы генерал Колонии вдруг спросил:
- Что это у вас там за история с картошкой?
Вначале я не понял: какая история? Но вот выясняется: члену Военного совета армии кто-то доложил, что у нас в одном из полков чуть ли не братание с противником. На ничейной полосе - картофельное поле. Ходят, дескать, туда и наши, и гитлеровцы. Копают картошку, не стреляют друг в друга. Генерал Колонии страшно возмущался, обвинил нас даже чуть ли не в притуплении бдительности.
Едва генерал Колонии обронил фразу о "недопустимости потери бдительности", полковник Брежнев предложил:
- Семен Ефимович, а что, если мы послушаем самих "виновников" братания на картофельном поле?
И тут же обратился ко мне:
- Ну, рассказывайте, что это у вас за "картофельная история"?
- Есть такое поле, верно,- объясняю я.- И картошку копаем. Гитлеровцы тоже туда изредка ходят за картошкой и в плен попадают. Наши солдаты устраивают на этом поле засаду, и, смотришь, солдата противника с картошкой приведут.
"Не самим же таскать картошку,- шутят солдаты,- пусть покопает и потаскает враг. А у нас не только свежая картошка, но и свежий "язык" появится".
- Какое же тут братание?
Леонид Ильич слушает внимательно. Молчит.
- Могли бы съездить в этот полк, да дорога под обстрелом,- заметил Гастилович.
- Это ничего. Полк завтра идет в бой. Надо поговорить с людьми. Обязательно поедем,- решительно заявил генерал Колонии.
Мы с Гастиловичем переглянулись. К Косову вела отличная шоссейная, дорога, но днем ездить по ней невозможно: пулеметный огонь с ближайших высот достает. А ночью немец методично обстреливал ее снарядами и минами.
Начальник политотдела армии, заметив, что мы в нерешительности, улыбнулся:
- Поехали.
Проскочили к Дружинину удачно. Только промокли малость - дождь сильный пошел. Прошли по ротам. В одном из блиндажей - группа солдат. Колонии и Брежнев поговорили с ними, расспросили, как идет подготовка к наступлению.
- Мы,- говорят солдаты,- приказа ждем. Надоело в окопах киснуть. Руки чешутся фашисту ребра посчитать.
Настроение солдат члену Военного совета и начпоарму понравилось.
Они приняли приглашение поужинать в полку. Я, признаться, беспокоился: будет ли чем угостить. Консервы да перловка - вот и все "разносолы", которыми мы располагали. Но на стол поставили котелок с молодой картошкой в мундире. От нее клубами валил пар. Ели гости и похваливали. Потом полковник Брежнев спросил:
- А картошка-то уж не с того ли поля, о котором столько разговора?
- Другого нет,- ответил командир полка.
- Гитлеровцы там тоже на довольствии?
- Отучили,- рассмеялся Дружинин.- Самим мало.
Генерал Колонии улыбнулся, перебрасывая на ладонях горячую картофелину:
- Будем считать, что инцидент исчерпан.
- А за картошку спасибо,- заключил Леонид Ильич.- Хороша!
В штаб корпуса я уже не поехал. Оставался в полку у Дружинина. Этой ночью должна была решиться судьба высоты 810,0.
Солдаты называли ее "Ячмень". И действительно, для нас она - как ячмень на глазу. С высоты противник просматривал всю прилегающую местность, корректировал огонь, вел наблюдения за нашими дорогами. Высота как будто самой природой была приспособлена к обороне. Склоны ее, густо поросшие лесом, круто обрывались к нашим позициям, затрудняли подступы. А вершина плоская. Крепость, да и только!
Но Дружинин был настроен оптимистически.
- Противник думает,- говорил он,- что сюда дивизию бросили. Ничего подобного. Ученые уже. Мы эту горушку батальоном возьмем.
Взять "Ячмень" поручили батальону майора Баринова. Этот офицер отличился в боях на Курской дуге, на Днепре. Вот и сейчас ему предстояло показать свое командирское мастерство.
План операции родился в батальоне. Разработал его майор Баринов вместе со своим замполитом Большаковым. Командир полка, не изменяя решения комбата, добавил лишь участки артогня.
План этой операции родился не сразу. Две недели разведка наблюдала за противником. Было установлено, что на ночь фашисты отходят в глубь обороны, оставляя на высоте лишь небольшое прикрытие. Основной же резерв врага располагался за речкой Пистынка. Оттуда шло снабжение боеприпасами, продовольствием. Пистынка текла в глубокой промоине, и мост через нее был переброшен по высоким берегам. Между прочим, нашим артиллеристам никак не удавалось разрушить этот мост, скрытый от наблюдения.
В чем же суть плана? Батальон Баринова с вечера просачивается по лощине к подножию высоты. Отделение разведчиков выходит в тыл врага и во второй половине ночи подрывает мост, блокируя подход резервов к высоте. В это время батальон атакует позиции противника.
...Едва серые сумерки окутали вершины гор, Баринов построил людей. В темноте было слышно, как он тихо скомандовал:
- Попрыгаем, хлопцы, проверим подгонку!
Метнулись тени. Тишина почти полная. Только хрустнула сухая веточка да звякнуло что-то на правом фланге строя. Баринов бросил туда недовольный взгляд. А там сержант уже помогал солдату пристроить котелок. Еще бы! Малейший шум мог сорвать всю операцию. Ведь батальону предстояло ползти чуть ли не под носом у противника и залечь в двухстах метрах от его окопов. Вот командир и проверял: все ли в порядке.
Ушла вперед разведгруппа. Возглавил ее ветеран 2-й гвардейской воздушно-десантной дивизии старший сержант Ненашев, коммунист, опытный разведчик, имевший на своем счету не один десяток "языков". Через час скрылись в ночной темноте и солдаты батальона.
Я спустился в землянку к замполиту полка подполковнику И. И. Баканову. Здесь же был и Дружинип. В землянке долго не высидели. Выбрались наверх. На переднем крае противника вспышки осветительных ракет, периодически - короткие пулеметные очереди. Явление обычное. Но теперь, когда где-то там, в темноте, ползли наши люди, каждая пулеметная очередь настораживала, волновала: а вдруг обнаружили?..
Время за полночь, а за высотой - тишина. В чем дело? Мы поглядывали друг на друга. Дружинин начал нервничать. Баканов его успокаивал:
- Видать, у моста задержка. Ждут, Иван Николаевич. Все в порядке будет.
По плану - в два часа атака, даже если разведчики задержатся со взрывом моста. Ровно в час тридцать со стороны Пистынки донесся глухой грохот взрыва, Горное эхо повторило его. Вспыхнула стрельба, потом все затихло. А минут через двадцать уже на высоте послышались хлопки гранат, пулеметные и автоматные очереди. Батальон пошел в атаку. Его поддержала артиллерия дивизии. Успех был полный. Гвардейцы заняли высоту почти без потерь. Ошеломленные неожиданным ударом, фашисты не смогли оказать сопротивления. Да они и не думали, что ночью по ним ударят с юга. Там было два минных поля, однако наши саперы заранее проделали в одном из них проход.
К о.беду вернулась группа Ненашева. Старший сержант доложил о причине задержки. На мосту проводились ремонтные работы: стучали топоры, слышались голоса. Пришлось переждать. Когда все стихло, сержант Лобанов с группой саперов заложил взрывчатку. Вернулись без единой царапины.
- Помогли мост "отремонтировать",- шутил Ненашев.
Почему я подробно рассказываю об этом бое? Да потому, что он показал, насколько возросло умение командиров и солдат воевать в горах.
Буквально на следующий день противник предпринял ряд ожесточенных контратак. Ему удалось окружить высоту. Но у защитников теперь было вдоволь боеприпасов и продовольствия. Надежно действовала связь. Подходы к высоте наши саперы заминировали сразу после ночного боя. Сам Баринов умело корректировал огонь артиллерийских батарей. Пять дней противник не расставался с мыслью вернуть высоту. Пять дней он засыпал ее минами и снарядами. Тщетно. Десантники держались крепко. Высота оставалась "Ячменем", но теперь уже на глазу у врага.
...В июле зарядили дожди. Вершины гор с утра до вечера в свинцовых тучах. В окопах - по колено воды. В лощинах и промоинах ревущие потоки. Тропинки скользкие, точно их кто салом смазал. И вот в один из таких дождливых дней комкор Гастилович, пристукнув карандашом по карте, сказал:
- Будем наступать.
Наступать, несмотря на плохую погоду, растянутый фронт, усталость бойцов, неукомплектованность! Да, на такое не все решатся. А вот мы решились. Подтолкнули нас показания пленного, захваченного разведгруппой 138-й стрелковой дивизии в районе урочища Глубокого. Он показал, что 101-я горнострелковая немецкая дивизия заменена хортистской. Данные эти были чрезвычайно важны и, следовательно, требовали подтверждения. Нужно было срочно взять еще одного "языка". Дважды разведчики из батальона капитана Киричка выходили "на охоту", и оба раза неудачно.
- Не везет,- сетовал начподив этой дивизии полковник Андрей Игнатьевич Вишняк.- Правда, тут старший адъютант батальона Голубченко просит его послать. Говорит, в лепешку разобьется, а "языка" добудет.
- Так пошлите,- советую.
- Да ведь он в разведке ни разу не был. Завалит...
- Ну, это ты брось. Голубченко я знаю. С виду скромен, а в душе - огонь.
Видимо, старшему лейтенанту Голубченко очень хотелось доказать, что не боги горшки обжигают. Он день напролет пролежал, наблюдая за противником. К концу дня созрел у него план. Голубченко обнаружил родничок, к которому фашисты ходили за водой. Вечером он собрал группу из пяти добровольцев. Всю ночь просидели они у родника. Рано утром, в предрассветной тишине, два солдата пришли-таки за водой. Один из них живым и невредимым был доставлен в штаб корпуса. Он подтвердил показания первого пленного. Перед нами действительно была новая хортистская часть.
Гастилович забыл про сон. Часами сидел над картой, до мелочей продумывал предстоящую операцию. Ездил по полкам, беседовал с командирами и политработниками, уточнял обстановку. В короткий срок комкор вместе со штабом разработал вариант частной операции.
Главный удар наносился вдоль реки Прут. По ее берегам проходили железная и шоссейная дороги. Они вели к Яблоновскому перевалу. Мы все понимали, что преодолевать Карпаты в будущем нам предстоит здесь, по этим дорогам. Потому-то и сосредоточивали силы на узком участке, стремясь улучшить позиции, продвинуться вперед по ущелью. Вести наступление должны были две дивизии: 138-я и 8-я. Им ставилась задача выйти на рубеж Княждвур, Дамешни, урочище Подыске.
Правда, кое-кого смущала на комкоровской карте нумерация множества частей противника.
Да, действительно, венгерских войск перед фронтом нашего корпуса было много. Но мы знали, что боеспособность их не так уж высока. В венгерских частях моральнобоевой дух к тому времени сильно упал. И на это, собственно говоря, комкор и делал ставку. Эти соображения мы и высказали офицеру из штаба. Но он и слушать ничего не хотел:
- Нет-нет, вы ставите себя под удар. Я буду докладывать командующему.
Когда машина с представителем штаба армии скрылась за деревьями, Гастилович вздохнул:
- Жди грозы.
Однако гроза не разразилась.
Мы продолжали готовиться к очередной операции. И уже накануне боев в корпус приехал полковник Брежнев. Начал с шутки:
- Как самочувствие? Бодрое? А командующему доложили, что вам надо в норы залезть и сидеть, ведь перед вами противника видимо-невидимо.
- Наступать нужно и можно, - заявил Гастилович. - Ждать зимы у подножия гор бессмысленно.
- Что верно, то верно, - согласился Л. И. Брежнев. - Вот я и привез вам от командующего "добро".
Леонид Ильич приехал в этот раз во главе большой группы политических работников. С ним были начальник отделения пропаганды и агитации политотдела подполковник С. С. Пахомов, начальник организационно-партийного отделения подполковник И. Я. Мутицин, начальник отделения кадров подполковник А. А. Евдокимов, инспектор поарма майор А. Н. Копенкин и другие офицеры. Кроме того, прибыли работники штаба армии.
Получив задание, политработники разъехались по частям, Леонид Ильич тоже не задержался в штабе корпуса.
- Никаких изменений в операции пока нет? - спросил он командира. Генерал Гастилович подтвердил, что все остается по-прежнему.
- Хорошо. В таком случае я поеду в 8-ю стрелковую дивизию к товарищу Угрюмову. А потом, - обратился он к командующему артиллерией, - мы с вами посмотрим, как подготовились артиллеристы.
Несколько дней работала у нас группа поарма. Помощь оказали большую. Вместе с командирами и политработниками частей офицеры политотдела армии готовили к бою парторгов и комсоргов, проводили расстановку коммунистов по подразделениям, разъясняли боевую задачу. В ротах и батальонах прошли партийные и комсомольские собрания, инструктажи агитаторов.
Все это было подчинено главному - выполнению боевой задачи, стоящей перед корпусом.
Я получил указание от начальника политотдела армии создать в дивизиях резерв парторгов рот и их заместителей и выделить коммунистов из тыловых подразделений в батальоны и роты первого эшелона.
Вернувшись из 8-й стрелковой дивизии, Л. И. Брежнев заметил:
- Надо, товарищ Демин, вместе с командиром подумать, как решить такой вопрос. Батальоны 8-й стрелковой дивизии при бое в глубине обороны будут действовать самостоятельно, в отрыве от цблков. А продовольствие, боеприпасы им выделены по обычным нормам. Батальоны будут драться в горах, а все тылы в ущелье на большой дороге. В горах дороги плохие. Тыловые подразделения могут не справиться с подвозом. Небольшая ошибка в расчетах и планировании может обернуться крупной неприятностью в бою.
К началу операции подразделения получили дополнительно продовольствие и боеприпасы. Кроме того, комкор дал указание усилить саперами подразделения, действующие на главном направлении.
Наконец ранним утром загрохотали пушки. После сильного артиллерийского налета солдаты броском преодолели ничейную полосу, захватили склоны ближайших высот. Бойцы скользили на глинистых, обильно смоченных дождями скатах, сползали к подножию. Некоторые уже не поднимались. Но остальные упрямо рвались вверх. Гремели разрывы гранат - и один за другим умолкали вражеские пулеметы.
За два с половиной часа дивизия заняла ближайшие высоты. Бой переместился в глубину обороны противника.
К вечеру корпус овладел важным опорным пунктом Делятин, а также деревней Зажече и курортным местечком Яремче. С окраины Яремче круто уходила вверх к Яблоновскому перевалу железная дорога. Параллельно ей змеей петляли серпантины шоссе. Внизу, в ущелье, пенился на перекатах стремительный Прут. Над ним мрачно нависали отроги горы Маковицы. Гвардейцы 2-й воздушнодесантной дивизии, перешедшие в наступление чуть позднее остальных соединений, ворвались было на плечах врага на гору Маковицу, но откатились, сбитые сильной контратакой. Противник подбросил сюда 20-й королевский полк. Это несколько осложнило положение. На подступах к горе завязались кровопролитные бои.
Маковица сплошь покрыта девственными лесами, а отроги ее тянутся на десятки километров. С горы хорошо просматривается вся окрестность. Она - ключ к Яблоновскому перевалу. Вот почему противник защищался здесь особенно упорно.
Бои за Маковицу шли около недели. Она неоднократно переходила из рук в руки. Именно здесь боевые действия, по меткому солдатскому выражению, приняли форму "слоеного пирога": на вершине противник, посредине горы наши, а у подножия опять противник.
Первая моя поездка к этой горе едва не кончилась весьма плачевно. Планировалось подтянуть на прямую наводку артиллерию, и я решил посмотреть на местности расположение частей. Ехали с ординарцем на лошадях узкой тропинкой, вьющейся меж растрескавшихся валунов. К этому времени наши войска уже заняли добрую половину Маковицы, и НП гвардейского соединения, куда мы направлялись, находился где-то у вершины.
Поднимались в гору спокойно, уверенные, что здесь прошли наши. Вверху и где-то в стороне гудел бой, А вокруг нас стояла тишина. Только сучья трещали под копытами лошадей. И вдруг ординарец натянул поводья.