В течение июня политический отдел много занимался организацией питания, т. к. в это время года меньше поступает овощей, картофеля. Как-то мы с Зайцевым зашли в часы обеда в одну из рот. Солдаты получали пищу из походпой кухни. Вижу, настроение у воинов неважное. Спрашиваю, в чем дело?
- Надоела перловка. Которую неделю нет ничего другого.
Начали разбираться. Нам, признаться, и самим наскучило однообразное питание (все мы довольствовались из солдатского котла).
Повар, как выяснилось, даже не знал суточной нормы довольствия, о коэффициентах замены продуктов имел весьма смутное представление. Вызвали мы хозяйственников полка и батальона. Поговорили с ними, проверили документы. Вскрылась неприглядная картина. Меню-раскладку они считали "лишним" документом. А все недостатки пытались оправдать "весенними трудностями" и "фронтовой обстановкой".
В политотделе мы пришли к выводу, что и сами во многом виноваты. Командир дивизии приказал собрать командиров частей, политработников, хозяйственников. Обязали их наладить и тщательно контролировать питание личного состава. А позднее совместно с работниками тыла собирали поваров. В это же время проверили и продовольственные склады, организацию их работы.
Инициатором всех этих дел выступил секретарь нашей партийной комиссии майор Сурабекянц. Он хорошо знал особенности работы тыловых органов.
Как-то вечером он зашел ко мне довольный.
- В нашем батальоне связи хорошую инициативу проявили, - сказал Сурабекянц. - Выделили отделение, оно начало собирать щавель и молодую крапиву. Такой зеленый борщ сварили!..
Не скрою, мои мысли в этот момент были заняты противником, подходом его танков, как об этом докладывали наши разведчики. Мне так хотелось сказать майору Сурабекянцу: "Танки перед нами. Ударить могут в любой час, а ты тут с крапивой". Но не успел высказать вслух эти мысли, в разговор включился начподив Зайцев.
- А что, неплохо, когда щавель собирают. Свеженький борщ солдату - чудесно.
Я подал разведсводку Сурабекянцу. Он быстро прочитал ее. Но среагировал совершенно неожиданно:
- Пока есть время и возможности, надо солдатам витамины давать. Надо через штаб дать команду, чтобы выделяли людей от батальонов на сбор щавеля и крапивы. Это нужное дело.
После этого были даны указания врачам, поварам, всем работникам продовольственной службы организовать сбор щавеля и молодой крапивы.
В один из дней к нам заехал начальник политуправления фронта генерал Сергей Федорович Галаджев. Я доложил ему о положении дел в дивизии.
Галаджев внимательно выслушал меня. Обратил особое внимание на укрепление противотанковой обороны, на борьбу с танкобоязнью, на обучение личного состава умению всеми имеющимися средствами уничтожать танки врага.
Сергея Федоровича Галаджева мы все очень уважали. Он знал многих командиров, политработников, имел ясное представление об их деловых и политических качествах. И это - несмотря на большое количество соединенихй, которые входили в Центральный фронт.
Большую работу проводила дивизионная парткомиссия. Заседание партийной комиссии в этот день проходило утром, в саду под яблоней. Первым вопросом стоял прием в члены и кандидаты партии. Мне запомнился один совсем юный солдат. Оказалось, что он - опытный фронтовик, дважды был ранен, защищал Москву, дрался у Волги. Принимали его кандидатом в члены партии. Скромный парень. Когда его спросили, как воевал, он ответил: "Как вое, обыкновенно". А на груди воина сверкал боевой орден!
Лучшие воины связывали свою судьбу с партией, в бой хотели идти коммунистами. Приняли в члены партии и старого моего знакомого десантника Николая Никитина. Он пришел на заседание, как на парад: подтянутый, начищенный, наглаженный. Значок парашютиста-спортсмена, боевая медаль блестели на солнце. Даже традиционный десантный нож повесил. Держался сержант солидно. На вопросы отвечал не спеша. Никитина расспрашивали о работе комсомольской организации.
- В роте сейчас много молодых, необстрелянных солдат. Провели недавно встречу с фронтовиками-сталинградцами. Опыт их перенимаем. Оборону заняли крепко.
Все мы тепло поздравили Никитина со вступлением в члены партии.
24 мая 1943 года, в разгар наших оборонительных работ, ЦК ВКП(б) принял постановление "О реорганизации структуры партийных и комсомольских организаций в Красной Армии и усилении роли фронтовых, армейских и дивизионных газет".
Теперь первичные партийные организации стали создаваться пе в полках, а в батальонах. Полковое партийное бюро по своим правам приравнивалось к партийному комитету. Вместо секретарей парторганизаций был введен институт парторгов рот, батальонов и полков, назначаемых приказами.
Этим же постановлением ЦК ВКП(б) было предложено повысить роль фронтовых, армейских и дивизионных газет в политическом и воинском воспитании личного состава, сделать их настоящими агитаторами, пропагандистами и организаторами масс воинов. Была расширена сеть газет, укреплены их кадры.
Произошли изменения и в дивизии. Решением ЦК ВКП (б) должность заместителя командира дивизии по политчасти совмещалась с должностью начальника политотдела дивизии. В этой новой роли оставили по приказу меня.
Жаль было расставаться с Григорием Титовичем Зайцевым. В начале июня он уходил на другую работу. Вроде и немного работали мы вместе, а успел я по-настоящему подружиться с этим скромным человеком, хорошим политработником, прекрасным коммунистом. Зайцева вскоре перевели на дипломатическую работу. Он был послом в Ираке, в Голландии, работал в Министерстве иностранных дел, долгое время был послом в Иране, а сейчас на пенсии, живет в Москве.
Июнь для нас был особенно напряженным. Проходила перестройка партийных организаций. В батальонах создавались первичные парторганизации. Все это способствовало дальнейшему развертыванию политработы. Мы еще и еще раз убедились, как выросли наши командиры. Они стали зрелыми военачальниками, закалились идейно. В то же время политработники приобрели твердые навыки в организации и руководстве боем. Их смело выдвигали на командные должности. Введение института парторгов и создание первичных парторганизаций в батальонах приближало партийное руководство к роте, к солдату, заметно улучшало влияние коммунистов на личный состав.
Это явилось следствием того, что наша партия проявляла постоянную заботу о совершенствовании форм и методов партийно-политической работы в ходе войны, об укреплении партийных организаций в армии.
Обстановка на Орловско-Курской дуге с каждым днем накалялась. Участились налеты авиации противника, артиллерийские обстрелы. Небо беспрерывно бороздили самолеты-разведчики.
А дни стояли чудесные. Кругом благоухали цветы, колосились хлеба. Курские соловьи, не умолкая, звенели по ночам.
В конце июпя, поздно вечером, командир дивизии сообщил:
- Завтра до рассвета выезжаем в штаб фронта. Генерал Рокоссовский вызывает на совещание в район станции Свобода.
Генерал армии К. К. Рокоссовский и член Военного совета генерал К. Ф. Телегин ознакомили нас с положением дел па Центральном фронте, поставили задачи. Я много слышал о Константине Константиновиче Рокоссовском. Сильная рука выдающегося полководца нами ощущалась во всем.
Первая встреча дополнила это впечатление. Очень спокойно говорил товарищ Рокоссовский о больших силах, которые сосредоточили гитлеровцы перед войсками фронта, коротко давал указания. Чувствовалась глубокая уверенность командующего в войсках фронта. Высокий, стройный, подтянутый, корректный, генерал Рокоссовский как бы олицетворял собой образ советского полководца.
Совещание проходило в непринужденной обстановке. Нам многое стало ясно. Естественно, всех беспокоило, когда пойдем вперед, долго ли будем стоять в обороне.
- Я вам могу сказать свое мнение, - ответил Рокоссовский. - Нам невыгодно первыми начинать, а тем более переходить в решительное наступление. Много людей потеряем, а задачу можем не выполнить. Когда же противник начнет наступать, мы перемолотим его ударную группировку, сломаем ему хребет. Вот тогда и пойдем вперед.
Командующий фронтом закончил:
- Сейчас для нас терпение и выдержка - главное. Надо продолжать совершенствовать оборону, учить людей вести бой с танками противника. Части должны стоять насмерть.
После совещания мы с Дударевым поехали в полк к Дружинину. Там с утра проводилась "обкатка" танками прибывшего пополнения.
Приехали к началу занятий. Тяжелые танки выстроились в стороне от окопов. Полковник Дружинин со своим заместителем подполковником Банановым шли вдоль траншеи, проверяли расстановку людей.
- Ну, начинайте, товарищи, - приказал командир дивизии.
По сигналу танки с исходного положения устремились в "атаку". Стреляя холостыми зарядами, они ворвались на позицию, начали утюжить окопы, занятые пехотинцами. Не скрою, впечатление было такое, что засыпало солдат. Но как только машины переваливали траншею, из нее показывались бойцы, и в танки летели учебные гранаты.
- Молодцы. У тебя, Дружинин, бывалые солдаты, не трусят, - удовлетворенно заметил Илья Федорович.
- Не все бывалые. Есть новички... С ними мой замполит работает, - ответил командир полка.
В траншею спустилась очередная рота. Однако сигнал для начала занятий почему-то не подавали. На левом фланге произошла заминка. Один из новичков боялся лезть в окоп, говоря, что он недостаточно глубок и танк может задавить его. Командир взвода строго отчитывал солдата. Замполит Баканов поспешил к ним.
- Чего же ты, браток, испугался? - подойдя к бойцу, спросил подполковник Баканов. - Прыгай за мной. Будем в окопе вместе.
Взревели моторы, танки начали движение. Вот они уже у самой траншеи. Мы все не сводим глаз с того места, где укрылся молодой солдат. Нет, не выскакивает, держится.
Машины миновали траншею. Замполит и солдат поднялись, метнули гранаты.
- Все в порядке? - весело спросил новичка Баканов.
- Так точно, товарищ подполковник, - ответил тот, опуская глаза.
- Не стесняйся, ты поборол слабость - это тоже победа. Главное, чтобы в настоящем бою не сплоховать.
Я решил задержаться в полку. Выступил перед офицерами, рассказал о совещании, об указаниях командующего. Вечером бойцы собрались в своем "фронтовом клубе" - глубоком овраге. Подошел к ним и я.
- Товарищ полковник, видать, серьезное дело готовится, раз у нас тут такая оборона сооружается?
Задал вопрос немолодой уже солдат. Знаки ранения на груди.
- А сам как думаешь?
- Так и думаю. Да не я один, все решили: готовимся к большому бою. Войск-то понапихали, иголке упасть негде. И все в землю ушли, закопались. Не зря же...
Я рассказал, что враг готовится к наступлению, накапливает силы, особенно много у него танковых частей. Возможно появление новых сверхмощных броневых машин.
Зашла речь об истребителях танков. Выясняется, что почти все стрелки успешно выполнили упражнение из противотанкового ружья.
- Вчера наша батарея выезжала стрелять, - вновь вступил в беседу солдат с усами. - Як ним зашел поговорить, хвастаются, что три расчета из шести с первого выстрела цель поразили. Я их остудил: "Это по вас не стреляли, во-первых; во-вторых, мишень-то не маневрировала; в-третьих, полигон, как ладонь. Так что тренироваться надо". Поостыли, говорят, еще постреляем.
Все засмеялись.
- Чего смеетесь? Без тренировки нельзя. В нашем взводе уж на что бывалые ребята, да и то по две связки гранат на танк рассчитываем. Чтоб наверняка. Под Вязьмой с первой бутылки, бывало, жгли...
Вон откуда идет солдат! И наградами не отмечен. Пометил себе его фамилию: Григорий Сидорович Окунев.
Настроение у бойцов было отличное. После беседы начался концерт самодеятельности. То ли "артисты" хотели блеснуть своими талантами, то ли были в ударе, но играли, пели и декламировали они замечательно. Особенно восторженно встречали зрители выступавших в паре "Сашу и Машу". Два солдата сами сочиняли сатирические куплеты на злобу фронтовой жизни. Воины задорно аплодировали им. С большим комическим мастерством, под общий хохот были исполнены короткие сценки, остро и зло высмеивающие гитлеровцев.
Гвардейцы знали: перед ними сильный и коварный враг. Но им было известно и другое: "фриц молодец против овец, а против молодца и сам овца". Вот почему "смехомет" тоже был оружием.
В политотдел я возвратился поздно вечером.
- Для полков прибыли гвардейские Знамена. Генерал Воронов, начальник политотдела армии, по телефону передал, чтобы мы организовали митинги по случаю вручения гвардейских Знамен, сами побывали во всех полках, - доложил мой заместитель подполковник Ф. К. Сорока.
Утром вручали гвардейское Знамя 7-му гвардейскому воздушнодесантному полку, которым командовал подполковник М. Е. Козин. Пожалуй, самой замечательной чертой характера этого умного и храброго офицера была решительность. С необыкновенной настойчивостью проводил в жизнь Михаил Евдокимович свои решения. А внешне он не выделялся ничем: ростом невысок, светлые вьющиеся волосы аккуратно причесаны, серые с хитринкой глаза. Солдаты верили своему командиру, без колебаний шли за ним в бой.
Хорош был у него и замполит полка подполковник Иван Васильевич Журавлев. Грамотный политработник, всегда с народом, там, где он всего нужнее, где решается главная задача.
Ясное летнее утро. Подразделения застыли в четком строю. Тишина нарушалась только далекими артиллерийскими выстрелами. Перед полком - развернутое гвардейское Знамя. Легкий ветерок колышет шелковое полотнище с изображением Владимира Ильича Ленина.
После короткой речи знаменосцы переносят гвардейский стяг на правый фланг полка. Там он встает рядом с шефским знаменем, которое несколько месяцев назад вручили полку московские текстильщики с фабрики "Трехгорная мануфактура". Шестнадцать пробоин получило оно в боевом крещении за Ловатью. Бойцы видели его рядом с собой в самые напряженные и тяжелые дни на Северо-Западном фронте.
Вот оба знамени выносят перед строем полка.
Звучит торжественная клятва. Воины один за другим подходят к гвардейскому Знамени, преклоняя колено, целуют край полотнища.
После торжественной церемонии мы попросили командира полка товарища Козина с группой фронтовиков побывать с развернутым шефским знаменем в других частях, рассказать, как выполняли бойцы наказ ткачей с "Трехгорки".
Жаркое лето вступило в свои права. Зрели хлеба. Весело заливались жаворонки. На переднем крае спокойно. Лишь изредка оттуда доносились одиночные артиллерийские выстрелы.
Однако мы знали - тишина эта предгрозовая.
На рассвете 2 июля командира дивизии предупредили: "Противник может перейти в наступление в период 3- 6 июля. Все части держать в полной готовности к отражению возможного удара противника". Под вечер в штаб поступила шифровка. В ней новые сведения о готовящемся наступлении противника.
С командиром дивизии, начальником штаба мы несколько часов просидели над картой, продумали возможные варианты боя, еще и еще раз прикидывая, где может ударить враг.
Со 2 июля работники политотдела трудились в частях и подразделениях. Они помогали организовывать политическую работу с личным составом, поднимали моральный дух воинов, укрепляли уверенность и волю к победе.
ВЫДЕРЖАЛИ!
В 2 часа 20 минут 5 июля тихая летняя ночь была разорвана гулом артиллерийской канонады. В нашу землянку ворвался Илья Федорович Дударев. Он с радостью сообщил, что проводится артиллерийская контрподготовка по вышедшим на исходные рубежи пехоте, танкам и артиллерии врага. Мы выбежали наружу. Горизонт озарили вспышки артиллерийских залпов. Они слились в такой шум, что казалось, работает какая-то гигантская молотилка. Стрельба прекратилась так же внезапно, как и началась.
- Обалдел небось фриц от такой бани, - первым нарушил молчание комдив.
И оттого, что кругом разлилась удивительная тишина, голос его показался особенно громким. Мы тогда не знали, что наш упреждающий артудар спутал карты фашистского командования, нанес значительные потери, особенно в артиллерии. Ждали ответного удара. Тишина. Подождали еще десяток минут, а потом спустились в блиндаж. Гитлеровцам понадобилось около двух часов, чтобы привести в относительный порядок изготовившиеся к броску дивизии. Только в 4 часа 30 минут началась их артиллерийская подготовка. Впереди, над позициями первого эшелона, встала сплошная стена разрывов. Все заволокло дымом, пылью, гарью.
В 5 часов 30 минут пехота и танки противника под прикрытием огня артиллерии и авиации атаковали на 45-километровом фронте полосу обороны пашей 13-й армии и примыкавшие к ней фланги 70-й и 48-й армий.
Так началось одно из крупнейших в истории войн сражение. "С утра 5 июля, - говорилось в сводке Совинформбюро, - наши войска на орловско-курском и белгородском направлениях вели упорные бои с перешедшими в наступление крупными силами пехоты и танков противника, поддержанными большим количеством авиации. Все атаки противника отбиты с большими для него потерями. За первый день ожесточенных боев советскими войсками было подбито и уничтожено пятьсот восемьдесят шесть немецких танков".
Немецко-фашистское командование, как потом стало известно, бросило па этих направлениях все свои главные силы в составе четырнадцати пехотных, одной моторизованной и пятнадцати танковых дивизий, в том числе цвет своей армии: тапковые дивизии СС "Адольф Гитлер", "Великая Германия", "Рейх", "Мертвая голова" и другие. Накануне этого наступления Гитлер издал приказ, в котором говорилось, что удар, который нанесут немецкие войска, должен иметь решающее значение и послужить поворотным пунктом в ходе войны. Гитлер писал: "Это последнее сражение за победу Германии".
Полки пашей дивизии в ту ночь были приведены в полную боевую готовность. Мы, находясь во втором эшелоне, были готовы встретить неприятеля, если он где-либо прорвет первую позицию. С рассветом большие группы немецких самолетов повисли и над нашими частями. Началась жестокая бомбежка.
Первые часы прошли в напряженном ожидании. На командный пункт поступали сообщения о ходе боя на переднем крае. Упорно и мужественно дрались там отважные воины 8, 15, 81, 148-й стрелковых дивизий.
В 18 часов 5 июля нашей дивизии было приказано частью сил сместиться в сторону Малоархангельска. Быстро поставив задачи полкам, генерал Дударев перешел на новое НП.
Второй день Курской битвы был еще более ожесточенным. С утра вступил в бой наш левый сосед: 17-й гвардейский стрелковый корпус, которым командовал генерал-лейтенант Андрей Леонтьевич Бондарев. С беспримерным мужеством и героизмом в составе этого корпуса дрались с врагом 6, 70 и 75-я гвардейские стрелковые дивизии.
Ночью 6 июля части нашей дивизии, сместившись немного вправо, заняли новый район обороны. Мы поняли этот маневр так: противник атакует на широком фронте, пытается нащупать слабые места и скрыть направление своего главного удара. Вот нас и передвигают на угрожаемые направления. В дальнейшем дивизия еще дважды перемещалась. В конце концов мы заняли почти тот же район, что и прежде.
Во второй половине дня позвонили из штаба армии:
- Противник прорвался в районе станции Поныри. К вашему левому флангу может выйти большая группа танков.