Перевал прошли в темноте без происшествий, и через некоторое время колонна остановилась на ночной привал в долине. Быстро наступившая в горах темнота не позволила разведчикам немедленно проверить результаты авиационного удара по духам. Утром две разведывательные группы обследовали снежное плато. Но, кроме пятен крови, ничего не обнаружили. Можно только предположить, что все же на орехи духам досталось, но погибли они не все, раз смогли вытащить за ночь трупы или раненых.
Группировка продолжила движение и к обеду подошла к уездному центру Бисхуд. Организовали боевое охранение. На господствующей высоте развернули наблюдательный пост. Связисты развернули командный пункт. Командир дивизии доложил в штаб армии о том, что находится на месте и готов приступать к выполнению задачи.
На следующий день разведчики провели воздушную разведку большого района местности, прилегающей к Бисхуду. Сам город был в руинах, как на кадрах военной кинохроники времен Великой Отечественной. Неприятное, должен сказать, зрелище. Горожан почти не видно. В целом мрачно-зловещая картина предстала перед десантниками. Было начало мая, время усиленного таяния снегов в горах и схода селевых потоков, поэтому равнина к югу и западу от города была практически затоплена. Облеты района продолжались почти ежедневно. И много дней пейзаж оставался без изменения.
В ожидании прибытия группы представителей афганских властей десантники стали заниматься боевой подготовкой, проводили физические занятия, но без больших нагрузок, расположились мы на высоте около двух тысяч метров над уровнем моря. Без адаптации было трудновато.
В период такого вынужденного безделья все немного расслабились. Накануне одного из воскресных дней нам сообщили из штаба дивизии: ждите утром гостей с дорогими подарками. И как бы невзначай шепнули - привезут награды. Мы взбодрились, особенно те, кто был представлен к награде. Среди них была и моя фамилия. Действительно, утром вертолетом привезли нам награды за былые бои. В том числе и мне орден Красной Звезды. И вот в связи с этим награждением вспоминается такой забавный случай.
В колонне за командирской машиной шел небольшой рефрижератор, в котором находились всяческие, в том числе предназначенные для комдива, вкусности. Когда устанавливался палаточный городок, эта машина всегда находилась рядом с палаткой командира. И вот утром накануне награждения прохожу я мимо "апартаментов" комдива, и он мне на армейском языке предъявляет претензию, что мой подчиненный, стихийный переводчик Сафаров, упер у него на глазах бутылку водки из этой самой машины с вкусностями. Я, разумеется, возмутился, что быть такого не может, и всячески отстаивал свою правоту. На том и разошлись.
Когда состоялось вручение наград, мы вместе с дивизионным медиком, тоже получившим награду, решили это событие, как и положено, вспрыснуть, тем более что у медика во фляжке было немного спирта. Когда, открыв банку тушенки и разлив по порции спирта, приготовились обмывать награду, в палатку заглянул один из двоих постоянно сопровождавших меня сержантов Куранов, вторым всегда был Сафаров. Увидев скромно накрытую наградную поляну, он заявил, что орден обмывать спиртом несолидно. А вот водка в самый раз. На что я глубокомысленно ответил, что в принципе-то он прав, но где же ее здесь найдешь. И тогда он движением фокусника достает из-за пазухи бутылку "Столичной". Вот она где всплыла, комдивская заначка. Позже мои сержанты признались мне, что навещали командирский продсклад не в первый раз, и он никогда не замечал, и вот стоило им впервые спереть для любимого начальника водку, тут же и засветились.
Шли дни, недели, а афганские чиновники все не появлялись. Через три недели Рябченко решил о такой незаинтересованности чиновников доложить в штаб армии и заодно напомнить, что у него в Кабуле есть дивизия. Ответ пришел незамедлительно: старшим группировки оставить командира полка Шпака Г.И., а Рябченко прибыть в Кабул через два дня. Было решено на следующий день провести воздушную разведку маршрута обратного движения. На разведку вылетели я и Шпак. Вертолеты по ущелью летели очень низко с нарушением всех инструкций по мерам безопасности полетов, на одном участке ущелья вертолет опустился так низко, что кабиной зацепил верхушку тополя. Машину резко бросило в сторону, но летчикам все же удалось удержать вертолет в полете и поднять его немного выше. Пришлось отказаться от полетов на такой предельно малой высоте.
После этого зацепа вертолеты с согласия десантников улетели в Кабул, где зарулили на самую дальнюю стоянку, и летчики стали удалять ветки из всевозможных подвесок, в том числе с блоков неуправляемых реактивных снарядов. Экипаж ведомого вертолета наблюдал этот полет, и командир сказал: "Я подумал, что вам будет хана". Вертолетчики, предварительно заручившись нашим обетом молчания о случившемся (ведь были все предпосылки к трагическому исходу полета), снова взяли курс на Бисхуд. Когда мы прибыли на место, командир дивизии долго возмущался столь продолжительным отсутствием вертолетов. Мы, как и договорились с летчиками, оправдывались тем, что пришлось слетать на заправку в Кабул.
Утром командир улетел в штаб дивизии, а группировка стала готовиться в обратную дорогу старым маршрутом, другого пути, как мы ни старались найти, не оказалось. Переправы, ранее наведенные саперами, оставались на прежних местах. Уровень воды немного спал, и след колонны, оставленный около месяца назад, хорошо просматривался с высоты.
Вернувшиеся из Кабула вертолеты привезли продукты, почту и лично для Шпака канистру хорошего молдавского вина. Кто-то из его сослуживцев проходил службу в Молдавии. Погода стояла чудесная. Место, где мы расположились, тоже своеобразная пастораль - поросший невысокой изумрудной травкой лужок, по которому протекал арык с холоднейшей водой. Вокруг ярко освещенные солнцем горы… Благодать. Отличному настроению способствовала канистра вина… на пятерых.
Но, как всегда, мало. Решили догнаться спиртом. И только пришла в голову эта блестящая идея, как на проходившей невдалеке дороге появилась пара волов, тянувших соху. Их погоняли двое афганцев. Щупленький взрослый и бача (мальчишка). Что на меня нашло, но со всей широты русской души я решил, что вот мы все воюем и воюем с афганцами, а выпить так ни разу и не пришлось. Озвучил эту замечательную идею, и она получила всеобщую поддержку. Тут же дали команду доставить погонщика к офицерскому "столу". Теперь-то я понимаю, как испугался тщедушный афганец, когда к нему, исполняя приказ, бросились два двухметровых сержанта.
Приволокли они бедолагу к нам, мягко, но очень решительно посадили и через переводчика объяснили, что мы - друзья и по русскому обычаю нужно за это выпить. Подготовили закуску из тушенки, объяснив, что это говядина, и налили стопку. Чистейшего спирта. Бедняга, наверное, никогда не пил вообще, а тут спирт, который умеет пить не каждый русский. Короче, хватанул он свою порцию и - задохнулся. Мы засуетились, дали ему водички, вроде отпустило. Поблагодарил он нас и с радостью распрощался с доброжелательной (кто его знает, как там будет дальше) компанией. Ушел сам, но по синусоиде. Мы долго веселились по этому поводу и строили всяческие предположения, как он сейчас даст пробежаться всему своему кишлаку.
Рано утром командир полка собрал оперативную группу, вместе с которой мы отработали план возвращения группировки в пункт постоянной дислокации. Дивизионной разведке было необходимо занять высоты перед входом в ущелье, пропустить группировку, а затем вести разведку в арьергарде, чтобы не допустить внезапного нападения на колонну. Полковой разведке совместно с саперами была поставлена задача двигаться впереди колонны, обеспечивая безопасность движения по ущелью. Связь с разведкой была устойчивая. Часа через три, когда мы уже втянулись в ущелье, впереди вдруг началась стрельба. Колонна остановилась. Дорога была завалена огромной грудой камней. Начали работать саперы. Полковая разведка доложила, что идет бой с группой духов, засевших около домов на другом берегу речки.
Одновременно поступил доклад: дивизионная разведгруппа завязала бой со следившими за колонной шестерыми духами.
Все мы находились в благодушном настроении, "домой" идем все-таки, и поэтому звуки начавшегося боя вызвали некоторую растерянность. Но привычка взяла свое. Быстро определили, откуда велась стрельба, и начали работать боевые машины. Стрельба с гор прекратилась, загорелся один из домов. Старший группировки Г. Шпак по радиостанции запросил обстановку у командиров подразделений. Дивизионная разведка доложила, что двух из шестерых духов уничтожили, остальные скрылись в горах. Все командиры доложили, что у них все в порядке, за исключением артиллеристов, у которых погиб один человек. Произошло же это потому, что в первый период пребывания в Афганистане артиллеристы менее защищены по сравнению с пехотой. Ездили они на "Уралах", кабины и кузова которых пули легко пробивали. Защищать кабины развешанными бронежилетами додумались позднее.
В дальнейшем все засадоопасные и подозрительные места по маршруту колонны подвергались сильному обстрелу из зенитных установок "ЗУ-23-мм" и орудий боевых машин. Уже в сумерках вышли из ущелья, облюбовали в долине небольшую равнинную площадку. На ее противоположной стороне виднелся кишлак. Оперативно организовали охрану и оборону стоянки. Появилась возможность дать людям отдохнуть. Ночь прошла на удивление спокойно.
На рассвете обсудили план дальнейших действий. Решили нанести огневой налет артиллерийским дивизионом и минометной батареей 120-мм минометов по тому кишлаку, из которого вчера велся огонь по колонне. После двадцатиминутной артподготовки по кишлаку нанесли удар и боевые вертолеты, прилетевшие утром. На проверку результатов огневого налета вылетели начальники разведки и артиллерии. Кишлак был в дыму и огне. Около домов суетливо бегали люди. Начальник артиллерии дал команду нанести еще один огневой удар по тем же целям.
Отработав, вертолеты приземлились, в один из них загрузили тело погибшего десантника, и машины взяли курс на Кабул. Как стало позже известно по агентурным данным, в результате огневого удара погибли девятнадцать душманов. Артналет и удар вертолетов застал их врасплох, они не успели убежать из домов, не исключено, досталось и жителям. Возможно, это была общая цифра потерь в кишлаке.
К обеду лагерь свернули и походной колонной пошли в Кабул. Днем обошлось без приключений. Но глубокой ночью в горах замигали вспышки выстрелов. По броне зазвенели пули. Санитарная машина, в которой, правда, был один водитель, стала похожей на дуршлаг, но, к счастью, бойца даже не зацепило. В ответ колонна открыла огонь по высотам из боевых машин и зенитных установок. Не только по тем, откуда уже велась стрельба, но и по тем, откуда она предполагалась.
На рассвете колонна остановилась на обочине грунтовой дороги для осмотра техники и дозаправки машин. Водитель командно-штабной машины "Сорока" начальника штаба 350-го гв. пдп майора Иванова М.В. остановил ее там, где обочина оказалась подмыта водой. Иванов выбрался из машины, сел на броню и начал заслушивать доклады командиров подразделений. И в это время земля под тяжестью бронемашины обваливается, "Сорока", сделав кульбит, завалилась вверх гусеницами. Инстинктивно ухватившийся за антенны Иванов оказался придавленным многотонным весом. И хотя машину поставили на гусеницы очень быстро, Иванов погиб мгновенно. Жаль, что столь нелепо и неожиданно умер. Был он всесторонне подготовленным офицером, человеком высокой порядочности и чести.
Прибывшие вертолеты увезли тело начальника штаба полка в Кабул. До "черного тюльпана" провожали его в последний путь всем полком. "Тюльпан" ежедневно совершал скорбный маршрут по Афганистану, а затем вез "200-х" на Родину, в Союз. На должность начальника штаба полка вскоре прибыл выпускник Академии им. М.В. Фрунзе капитан А.А. Чиндаров (закончил службу в ВДВ генерал-полковником, заместителем командующего ВДВ).
Вскоре группировка прибыла в пункт постоянной дислокации. В своих расположениях командиры проверили наличие оружия и личный состав. Разведывательная группа дивизии прибыла в палаточный городок через месяц. Встречать ее вышла вся разведрота. Командир рассказал следующее. Как-то полковник Петряков проводил проверку в 317-м гв. пдп. Ему доложили, что в полку есть прослуживший год солдат, который постоянно уединяется, тяготится службой и все время пытается куда-нибудь убежать и спрятаться. Требует за собой круглосуточного контроля. И начальник штаба дивизии принял решение передать этого солдата на воспитание в дивизионную разведроту, отличавшуюся высокой дисциплиной и порядком. Не могу не без гордости отметить, что к этому времени 80-я отдельная разведывательная рота стала лучшим подразделением в дивизии по всем показателям и была награждена почетной Ленинской грамотой как победитель социалистического соревнования в честь 110-й годовщины со дня рождения В.И. Ленина. В роте сложился дружный и очень боеспособный коллектив, где даже незначительное нарушение воинской дисциплины считалось чрезвычайным происшествием. За год из роты мы вынуждены были отправить в Союз одиннадцать человек. Не беспокойтесь! Все они изъявили желание стать офицерами и написали рапорты о поступлении в военные училища. Из одной роты больше, чем из любого полка! Все стали офицерами. Ефрейтор Ю. Кибиткин стал зам. командира своей бывшей роты и ст. лейтенантом выводил ее в феврале 1989 года из Афганистана в Витебск, а А. Ивонин второй раз прибыл в Афган командиром разведвзвода 357-го гв. пдп, а в третий - уже будучи начальником штаба парашютно-десантного батальона.
Солдаты реагировали так: не Макаренки мы, а разведчики. И на кой нужен нам такой боец, когда и днем и ночью приходится рисковать жизнью, выполняя непростые боевые задачи. И только тот, на кого всегда можно положиться, должен быть рядом. Разведчиков подбирают совсем по другим принципам и совсем по другим качествам.
Увы, оправдались самые худшие ожидания. Воспитуемый рядовой Федотов уже через неделю ночью украл чеки "Внешпосылторга" (ими выплачивалось денежное довольствие) у нескольких увольняемых в запас солдат и сержантов, которые утром должны были улетать в Ташкент. Украл, смылся из роты и затаился в списанном и раздербаненном самолете "Ил-2" недалеко от городка разведчиков. Там он намеревался дождаться взлета "Ил-76", на котором улетали в Союз увольняемые. То, что воспитуемый пропал, обнаружили сразу. Немедленно доложили в штаб дивизии. Организовали поиск, и через три часа он был обнаружен в своем схроне. Физического воздействия, издевательств и оскорблений не было - пачкаться о такое дерьмо не хотел никто. Но могло с ним случиться все что угодно, поскольку, честно говоря, даже у офицеров о-о-о-чень чесались руки… Ничего подобного в роте не было попросту потому, что быть не могло. Во избежание очередного побега или солдатского самосуда командир роты поселил вора в палатку к офицерам. Началось расследование. В результате полковник Петряков, разумеется, во всем обвинил разведчиков, которые, по его мнению, не научились работать с людьми.
Когда разведгруппа после возвращения с задачи привела себя в порядок, я пошел в штаб дивизии. Дорожку, ведущую к штабу, окаймляла зелень, все вокруг было в цвету, а ведь всего месяц назад все выглядело совсем по-другому. Начальник штаба дивизии Петряков, выслушав мой доклад, решил действовать по-командирски: все-то у разведчиков плохо, кругом бардак, и воевать они не умеют, и с людьми работать. Все сказанное относилось и ко мне.
На следующий день состоялось партийное собрание управления дивизии, где докладчиком выступал Петряков. Ну и досталось же коммунисту Скрынникову, то есть мне. Весь доклад был построен практически на моральном облике и работе начальника разведки. Однако после выступления коммунистов и моего докладчик, кажется, понял, что перегнул палку. И после окончания собрания распорядился вернуть своего "крестника" дослуживать в родной полк. Наверное, вспомнилась проверенная жизнью поговорка: "С таким в разведку я бы не пошел". В роте облегченно вздохнули и постепенно прискорбный случай начал забываться. Однако офицеры твердо решили: никогда, ни при каких условиях и ни при каком давлении сверху никого не брать на перевоспитание из полков.
Вот так и была поставлена точка в плановой операции по оказанию помощи в восстановлении народной власти в административном центре Бисхуд. Правда, мы так и не поняли, кому же это "восстановление" было нужно. Афганские представители так и не появились, а мы после месячного стояния потеряли молодого и перспективного начальника штаба полка и солдата-артиллериста, совсем мальчишку. Правда, и душманов уничтожили около двух десятков.
Спустя некоторое время в Кабульском гарнизоне произошло ЧП. Задолго до подъема разбудил меня посыльный по штабу и передал распоряжение командира дивизии, что тот ждет в своей рабочей палатке. Как всегда в такой ситуации, приходит в голову одна и та же нехорошая мысль: что-то случилось в подчиненных войсках. Тут же позвонил дежурному по разведроте дивизии. Уточнил обстановку в полковых разведротах и на наблюдательных постах в горах. Все спокойно.
Прибыл к командиру, тот поздоровался и с ходу сказал: "Давай быстрей в роту, возьми разведгруппу и выдвигайся на объект "Радио Кабула". Необходимо усилить его охрану и взять под жесткое наблюдение американское посольство. В группе иметь снайперскую винтовку".
Сегодня ночью, продолжал он, сержант-строитель из материально-технической бригады, переодевшись в форму лейтенанта, остановил такси около бригады и колесил на нем по городу, а затем подъехал к американскому посольству и зашел на его территорию. Сейчас сержант находится там. Скорее всего, американцы попытаются вывезти его в Пакистан. Сержант как военный специалист для американцев большой ценности не представляет, а вот в пропагандистских целях они его раскрутят на все сто. Поэтому с точки зрения политической это серьезное происшествие. Историю с перебежчиком раструбят на весь мир. Наша задача - организовать наблюдение за всей территорией посольства и при малейшей возможности сержанта внаглую выкрасть или уничтожить.
Утром около посольства было не протолкнуться - территория вокруг него буквально кишела сотрудниками наших и афганских спецслужб. Заменили даже внешнюю охрану, которую до этого осуществляла афганская милиция. У беглеца шансов выйти незамеченным из посольства практически ноль. Американцы, как позже стало известно, предпринимали попытки вывезти его, однако, убедившись в безнадежности затеи, после двух суток плотной обработки передали его сотрудникам советского посольства.
Мотивы бегства сержанта стали ясны в ходе расследования. Он служил помощником начальника склада, воровал и продавал афганцам строительные материалы. Хищения обнаружились. Запахло уголовным делом, и сержант не придумал лучшего выхода, чем украсть лейтенантскую форму и, переодевшись, бежать к американцам.