* * *
В Буэнос-Айресе Григулевич снял квартиру в невзрачном одноэтажном доме на улице Суипача, на ее отрезке между авенидами Алем и Посадас. Жилище было обставлено скудно: кровать, простой платяной шкаф с картинками из журналов, кое-как приклеенными на внутреннюю створку двери: водопад Игуасу, кинозвезда Либертад Ламарке, Гитлер и Муссолини, театрально пожимающие друг другу руки. На окне - занавеска неопределенного цвета. На подоконнике - забытые постояльцами журналы и затрепанные книжки с "розовыми романами". Картинки Иосиф сорвал и сунул в пакет с мусором. Туда же отправились "розовые романы". В доме обитало еще несколько жильцов, не проявивших интереса к общению. Иосиф тоже не предпринял никаких шагов к сближению. Помнил о предупреждении "Тома": сиди тихо, создавай удобное для себя прикрытие.
Часть денег, врученных ему резидентом в Сан-Франциско, пришлось истратить на новый костюм и ботинки: "в Аргентине всегда встречают по одежке". Обойдя несколько магазинов, купил недорогой радиоприемник "Эрикссон", главным образом из-за рекламы: "Наши приемники перенесут вас в любую часть света!" В эфире было густо от аргентинских и уругвайских музыкальных программ, радиопостановок и прогнозов погоды. Порой прорывались гортанные немецкие фразы. Гитлер праздновал очередную победу. Иосиф пытался нащупать какую-либо из советских станций, но безуспешно. Обманывает реклама…
Аргентина жила своей обычной жизнью.
На курорте Мар-дель-Плата аншлаг отдыхающих. Несмотря на войну в Европе, побиты все рекорды. Только автомобилистов прибыло в город больше сорока тысяч, а сезон далеко не закончился. В Луна-парке Буэнос-Айреса чилийские всадники-уасос проводят показательные выступления. Пароход "Кабо де Буэна Эсперанса" доставил в страну около 400 амнистированных республиканцев из Испании. Этот великодушный жест генералиссимуса Франко получил высокую оценку аргентинцев. Журналист Рикардо Велес продолжает чтение цикла своих статей на тему: "Война - это массовое помешательство". В Буэнос-Айресе все говорят о модной новинке - "футинге": разминочной ходьбе - самом лучшем способе для знакомства. "Угрозы войны между Германией и Россией не существует, - заявил германский посол в Аргентине фон Терманн. - Подписанный нашими государствами договор - это надежная гарантия мира". В Мендосе организован публичный показ документального фильма "Вдали от страны предков", в котором рассказывается о жизни немецких колонистов в Аргентине, их преданности фюреру, взвалившему на свои плечи гигантскую работу по перестройке Европы…
* * *
Став полноправным аргентинцем, Иосиф взялся за налаживание делового прикрытия. Затевать дело на собственное имя было опасно. Регистрация любого коммерческого предприятия сопровождалась публикацией подробных данных о самом коммерсанте в "Официальной газете" и изданиях справочного характера. Арест на вилле Аугусто Бунхе, фотографии и отпечатки пальцев, осевшие в архивах полиции, делали такой вариант очень уязвимым. К тому же Григулевич узнал, что один из его прежних знакомых работал на охранку - "Сексьон эспесиаль". Позднее, прикрываясь вымышленным именем Бенито Фалькон, он опубликовал в газетенке "Кларинада" воспоминания о своих похождениях в стане "красных агентов". В числе "пропагандистов", связанных с Москвой, Фалькон назвал "Мигеля", описал его приметы, круг обязанностей в "Красной помощи". В заключение отметил, что после отъезда в Испанию "след этого враждебного Аргентине элемента затерялся" и что, "по неподтвержденным данным, он погиб в Мадриде". Фалькон не удержался от шутки: "Ходят слухи, что "Мигеля" похоронили в общей могиле среди десятков неопознанных трупов. Надо отдать ему должное: он до конца сохранил верность своим коллективистским убеждениям".
Публикация в "Кларинаде" отчасти успокоила Иосифа: в полиции, по-видимому, не ожидали его возвращения в Аргентину.
В компаньоны Григулевич выбрал Теодоро Штейна, который должен был стать "безупречной витриной" дела. На его имя Григулевич решил создать небольшой свечной заводик. Когда сил и средств уже было затрачено немало, вдруг оказалось, что предприятию грозит суровая конкуренция. Теодоро пришлось выдержать не менее десяти визитов "стеариновых королей" Буэнос-Айреса, которые пытались отговорить от "неразумного эксперимента, грозящего убытками и слезами". Визитеры приводили сходные аргументы, особенно упирая на то, что рынок давно поделен и что "непрошеным гостям" грозят различного рода неприятности, вплоть до пожаров.
До пожаров, однако, дело не дошло. Свечи, изготовленные на импровизированной фабрике "Т. Штейн и К", оказались неконкурентоспособными. Себестоимость их заметно превышала цены на продукцию, предлагаемую "королями".
"Они используют демпинг, чтобы разорить нас, - сделал безнадежный вывод Теодоро. - Еще неделя, и мы банкроты. Пора принимать решение".
Иосиф обежал взглядом производственный цех. Так громко они называли барак, в котором происходило зловонное таинство рождения свечей. На аренду этой постройки с кирпичным погребом, в проезде Деламбре, в промышленном районе Велес-Сарсфилд, они не потратили ни гроша. Владелец недвижимости довольствовался обещанием щедрого вознаграждения, "если дело станет процветающим". Увы, увы…
Водитель грузовичка, на котором развозили готовый товар по окраинным лавочкам, подтвердил опасения: "Больших свечей "Прометео" продано всего две дюжины. Упаковки "Лусерито" для праздничных тортов не берут. В церквях говорить со мной не захотели, а в синагоге - свои поставщики. Не идет товар".
"Людям не нужен огонь Прометея, - вздохнул Иосиф. - Придется закрывать лавочку…"
* * *
В дальнейшем "Артур" не пытался создавать громоздкие прикрытия, которые требовали много времени и финансовых средств. Как правило, он предпочитал обзаводиться рекомендательными письмами авторитетных фирм. Так, во время первой поездки в Чили он раздобыл через Гало Гонсалеса, одного из руководителей чилийской компартии, две рекомендации, которые представляли Иосифа как коммивояжера винодельческой фирмы "Конча и Торо" и фармацевтической - "Андраде". Иосиф делал все возможное, чтобы представительство не было фикцией. Но каких усилий это стоило! Как капризен был рынок! То цены на вино и лекарства "made in Chile" оказывались неприемлемо высокими для аргентинского потребителя, то их ввоз запрещался из-за непреодолимых транспортных проблем или мимолетных обострений в двусторонних отношениях.
Трудности возникали и в связи с "уругвайским представительством" от виноторговой фирмы Космелли. Фирма уже имела в аргентинской столице своего агента, и потому активная коммерческая деятельность Григулевича под этой "крышей" распространялась только на небольшие провинциальные города.
* * *
Для наведения справок о некоторых друзьях из интербригады Григулевич февральским днем 1941 года навестил писателя Кордобу Итурбуру, с которым познакомился в Испании. Высокий лоб, гладко зачесанные волосы, живые глаза, обостренная реакция на затронутые в разговоре политические темы. Писателю не нравилось то, что творилось в стране. "Нацисты наступают, - то и дело повторял он. - Наши аргентинские генералы окончательно обезумели. Они скоро заставят нас приветствовать друг друга криком "Хайль Гитлер!" И пошлют воевать в Европу, чтобы помочь фашистам не говяжьей тушенкой, а пушечным мясом…"
Итурбуру подарил Иосифу свою книгу очерков "Испания под командованием народа", в которой в повышенном эмоциональном ключе, но честно описывались события гражданской войны, ее успехи и поражения. Иосифа поразило, насколько были близки по интонации и пафосу очерки Кордобы Итурбуру и репортажи советских журналистов Кольцова и Эренбурга. Наверное, иначе и быть не могло. Иосиф нашел в книге много знакомых имен: Андре Мальро, Людвиг Ренн, Густаво Дюран, Армандо Кантони, Давид Сикейрос. Их лица всплывали в памяти, и Григулевич словно вернулся в те времена, когда в Европе начиналась первая серьезная схватка с международным фашизмом. Она была проиграна, но это временное поражение. Реванш не за горами.
В апреле в Буэнос-Айрес прибыли морем братья Ареналь и Пухоль. Война внесла коррективы в их планы. На Кубе разворачи
* * *
валась охота за нацистскими шпионами. Сначала британская разведка - Сикрет интеллидженс сервис (СИС) - взялась за выявление абверовских агентов. Потом, несмотря на заявленный нейтралитет Соединенных Штатов, к этой работе подключились американцы. Всякий путешественник, который не мог внятно объяснить цели своей поездки, вызывал подозрение. Именно поэтому боевиков после тщательной подготовки "эвакуировали" с острова. Нелегальный сотрудник "Кельт" прибыл в Гавану специально для решения этой задачи.
Григулевич встретил товарищей в порту. С первого взгляда стало ясно, что с ними не все в порядке. Действительно, как рассказал Леопольдо, Луис и Антонио нуждались в постоянном контроле. Больше всего товарища "Кельта" в Гаване беспокоил Луис, который после мексиканских событий находился в депрессивном состоянии. Он не покидал конспиративную квартиру, окно которой выходило на Малекон, часами недвижно лежал на кровати, ел через силу и почти не притрагивался к рому, который, по утверждению Пухоля, обладал хорошим "анестезирующим эффектом". Сам Антонио поглощал алкоголь в невероятных количествах и всегда находил возможность пополнить его запасы.
* * *
Иосиф поселил друзей в заранее подобранные номера пансионата на авениде Альвеар, скуповато снабдил деньгами, провел инструктаж на тему "как прожить в Аргентине, не привлекая к себе внимания". Вновь прибывшим надо было менять "книжки", оседать в Буэнос-Айресе на неопределенное время, подыскивать работу. В той прощальной инструктивной беседе на окраине Мехико, когда Григулевич готовился к отъезду, "Том" предупредил Иосифа:
"Не позволяй парням бить баклуши. Койоакан был тяжким испытанием. Они - не профессионалы. Если ты их не займешь делом, кто-то может сорваться. Не балуй их деньгами. Пусть зарабатывают сами. Борьба за выживание, знаешь ли, здорово отвлекает от рефлексий и комплексов".
В первые недели после приезда "команды" Иосиф не раз вспоминал эти слова "Тома". Луис с трудом выходил из затянувшейся прострации. Пухоль капризничал, считая, что участием в операции "Утка" заработал себе пенсию на всю жизнь. Пожалуй, только Леопольдо держался молодцом. После периода летних отпусков, когда "весь Буэнос-Айрес" перемещался на пляжи Мар-дель-Платы, Монтевидео, Пунта-дель-Эсте и тихоокеанского побережья Чили, в аргентинской столице стала набирать обороты светская жизнь. Леопольдо с удовольствием погрузился в нее. Он не пропускал премьер в театре Колон, посещал художественные выставки, вечера модных литераторов, дипломатические мероприятия, если туда удавалось попасть. Чаще всего так и было: выручал безукоризненный английский язык.
Его элегантность и непременная улыбка, как бы демонстрирующая: "у меня все в полном порядке", - пришлись очень кстати в Буэнос-Айресе. Леопольдо было легко принять за одного из тех "портеньо", что беззаботно фланировали по бульвару Флорида. Зарабатывал он репетиторством, давая уроки английского языка юнцам из богатых домов в Бельграно.
На очередном вернисаже Леопольдо познакомился с чилийским художником Раулем Мантеолой, который приехал в Буэнос-Айрес "за птицей счастья" и, благодаря упорству, таланту и харизме, сумел ухватить ее за сверкающие золотые перья. Мантеола прославился акварельными и гуашевыми портретами хорошеньких женщин. Выполненные им портреты украшали обложки иллюстрированных журналов. Основными клиентками Мантеолы были светские львицы, которым художник льстил своим творчеством без зазрения совести.
В разговорах с Мантеолой, несомненным представителем буржуазной формулы "искусство для искусства", Леопольдо старался не травмировать его гипертрофированное артистическое ego беспощадными формулировками из учебников марксисткой эстетики. Сам Леопольдо полностью разделял взгляды Сикейроса и художников его круга на классово-революционную направленность искусства.
"Это не творчество, - возмущался Леопольдо, рассказывая Иосифу о своих визитах к Мантеоле. - Это косметический салон. Ты когда-нибудь видел художника без пятен краски на руках? У Мантеолы они чистенькие, как у младенца!" Но посещать Рауля Леопольдо не перестал, потому что в ателье модного мастера на улице Санта-Фе было всегда тесно от привлекательных визитерш.
О быстротечных романах Леопольдо, возникших в атмосфере "искусства для искусства", история умалчивает. Однако одно его знакомство, не имевшее лирической подоплеки, оказалось полезным. Однажды "на огонек" к Раулю заглянула чилийская писательница Марта Брунет. Заглянула не одна, а в сопровождении Антонио Кинтаны, профессионального фотографа, тоже чилийца, который весь вечер выпытывал у Мантеолы, какими именно заклинаниями ему удается привораживать самых богатых женщин Буэнос-Айреса.
Леопольдо пригласил чилийскую парочку в кафе. Он уже знал, что Марта работает в консульстве Чили, что Антонио - ее интимный друг, и догадался по некоторым репликам, что они - по политическим взглядам - близки к коммунистам. Леопольдо поведал им свою кубинскую легенду, сказал, что путешествует по Южной Америке, намереваясь затеять торговое дело.
"Самое главное - не ошибиться в выборе страны, чтобы укорениться, - сказал Леопольдо. - Кубинские товары - это ром, сахар, сигары, диктаторы…"
Его собеседники рассмеялись. Марта сняла затемненные очки - у нее с детства было плохое зрение, - протерла платком стекла и высказала свое мнение:
"В Аргентине ты напрасно теряешь время. Тут есть все. А в Чили твой тропический товар придется кстати, особенно ром. Зимы у нас холодные".
В то время Ареналь не собирался в Чили даже в качестве туриста, но знакомство с Мартой и Антонио продолжил. Сорокалетняя писательница была сторонницей Народного фронта, участвовала в президентской кампании Педро Агирре Серды, за что и была поощрена назначением на консульскую работу. Творческая судьба ее сложилась удачно. Совсем молодой она опубликовала роман "В глубь горы", и критика назвала ее "чилийским Горьким". Марта самозабвенно участвовала в акциях солидарности с республиканской Испанией и потому приобрела репутацию "красной интеллектуалки".
"Левацкие завихрения" писательницы сделали ее излюбленной целью реакционных католических изданий в Чили. "Марта Брунет пишет хорошо, но мыслит не очень, - высказалась одна из таких газет. - Для нее "светлое будущее" Испанской республики связано с теми, кто продался за советское золото, сжег дотла 160 монастырей и расстрелял иезуитов в Барселоне. О таком ли будущем мечтает Марта Брунет для Чили? Действительно ли она уверена, что социальное и экономическое процветание страны зависит от красных варваров?"
Переезд в Аргентину отдалил Марту от бескомпромиссных политических баталий в Чили. Ей поручили курировать вопросы культурных связей, пропаганды и информации. Генеральный консул Аугусто Мильян доверял ей, и Марта, в случае необходимости, всегда могла "порадеть визой" товарищу с близкими политическими убеждениями. Связь писательницы с Антонио Кинтаной не была продолжительной. Он не сумел устроиться в Буэнос-Айресе, где, по его словам, "было много аптек, еще больше - парикмахерских и невероятное количество фотоателье". Кинтана вернулся в Сантьяго, чтобы добиваться профессионального успеха на родине. У руководства КПЧ он пользовался доверием, о чем свидетельствуют поручения деликатного характера: например, изготовление фотографий для "самодельных" паспортов. Когда Пабло Неруде пришлось бежать из страны из-за преследований "президента-предателя" Гонсалеса Виделы, фотографию для его паспорта делал Кинтана.
О своем знакомстве с чилийской писательницей Леопольдо рассказал Иосифу:
"Ее можно использовать для получения надежных документов и виз. Конечно, она не член партии. Но наши взгляды разделяет. Рискнуть?"
"Марта Брунет? - переспросил Иосиф. - Писательница? Не боишься? Она же почти наверняка ведет дневники. Не удержится, обязательно напишет с кучей подробностей все, что знает о загадочном мужчине с кубинским паспортом. Женщины очень наблюдательны, писательницы - тем более. А в тебе, Леопольдо, хочешь ты этого или нет, просвечивает профессиональный конспиратор. Это у вас, мексиканцев, неотъемлемая черта национального характера. Марта расскажет о тебе подруге. Или в романе изобразит".
"Так что, не встречаться?"
"Я этого не говорил. Общайся. Поддерживай отношения. Приглашай на чашечку кофе. Не будь столь прагматичным и загадочным. Всему свое время".
Леопольдо усмехнулся:
"Спасибо за советы. В области общения с женщинами мне их очень не хватает".