Образ жизни генсек вел нездоровый. Уже в 20-е годы он предпочитал работать по ночам. Очень много курил. За год (или немного меньше) до смерти Сталин бросил курить, и очень этим гордился.
Сталин обычно любил выпить перед обедом немного сухого грузинского вина. Мало гулял. У него не было, как он говорил, "аристократической привычки" проводить долгие часы на охоте или рыбалке. Помнится, А.И Герцен, говоря о цели жизни человека, видел эту цель в многогранности личности, которая, как он писал Н.П. Огареву, умеет "жить во все стороны". Сталин же жил лишь "в одну сторону". Работа, дело, вновь работа и дело, невиданные по своей сложности и масштабности, превратили его в раба своей должности.
Люди, окружавшие Сталина, вспоминают, что в редкие минуты, когда он появлялся в парке, ссутулившаяся фигура описывала один-два круга по асфальтовой дорожке, затем застывала где-нибудь у клумбы или куста сирени. Сталин как бы рассматривал вечное чудо природы, а в действительности думал о своем. У каждого человека ассоциации, идеи, размышления с чем-то связаны. У многих людей мысли о бытии, совести и себе рождаются, когда они смотрят в бездну неба и облаков, в колдовские глаза лесного костра или когда слушают дыхание моря. Сталин, бывая в Сочи, любил стоять на берегу и слушать шуршание гальки во время вздохов прибоя. Море представало перед ним как огромное, фантастическое существо, которому неведомы ни страдания, ни радости, которое не мучает прошлое и не заботит грядущее… Усмехнувшись, глядя на буйство куста сирени, соотнес вечный порядок в Великой Природе со своими делами: "Суета сует…"
Вот только что просмотрел папку с бумагами от Ворошилова. Чем только не приходилось заниматься: испрашивалось разрешение об освобождении от военных сборов трактористов и комбайнеров, вносилось предложение о постройке нового дома для РККА, сообщалось о выступлении Пилсудского, передавалось сообщение чехословацкой буржуазной газеты, докладывалось письмо командира 26-го кавполка о недоразумении с уполномоченным Гостинцевым, письмо т. Ильина о необходимости развертывания дирижаблестроения, о строящихся новых объектах оборонного назначения и т. д. А сколько он продиктовал сегодня телеграмм! Последнюю помнит дословно:
"Рязань, секретарю Сасовского района, село Просяные Поляны.
От учительницы Ширинской получена телеграмма. Защитить учительницу татарской школы от ненужных грубых бесчинств уполномоченного Кадомского РИКа Иванова, врывающегося в квартиру под видом ликвидации имущества отца, требующего выдать никому не нужный шкаф, мешающего спокойно работать, навязывающего мысль покончить с собой.
Прошу немедля вмешаться, оградить Ширинскую от каких бы то ни было насилий и сообщить ЦЕКА (так в тексте. – Прим. Д. В.) о результатах.
Секретарь ЦК И. Сталин".
За каждой бумагой, телеграммой, сообщением – судьба, судьбы. А сколько дел в других папках завтра подбросит Товстуха? И так каждый день.
Со временем всю такую работу возьмут на себя помощники, секретари, аппарат. Но Сталин до конца дней любил решать сам часто мелкие вопросы, отдельные судьбы, особенно связанные с назначениями, "своевольством", инакомыслием, строптивостью некоторых людей.
Чем больше повышался вес Сталина в партийных и государственных делах, тем ретивее многие стремились доложить "на его личное решение" множество вопросов… Что, о трактористах, их призыве, не может решить сам нарком? А строительство нового дома в столице? Разве судьбой учительницы Ширинской не может заняться один из секретарей? Но где-то у Сталина крепла торжествующая мысль: не могут без меня… А я все могу… Может быть, такова доля всех высших руководителей?!
Сталин подспудно чувствовал, что всемерная централизация, обрамляемая сложнейшими бюрократическими ритуалами, делает его пленником такой системы управления, может быть, тормозит, губит дело. А зачем же наркоматы, где их гибкость? Что решают многочисленные всесоюзные ведомства, "конторы"? Он понимал, но не хотел другого. Единовластие, если его "разделить", уже не единовластие. Постепенно все замыкалось на нем. И от его решения и в какой-то степени его окружения зависело: пойдет поток предложений в плоскость дел или будет отгорожен плотиной отрицания.
Живя сегодняшним, Сталин иногда мысленно обращался к недавнему прошлому, пытался заглянуть и за горизонт завтрашнего дня. Совсем как в одном из писем Сенеки к Луцилию: "Нас же мучит и будущее и прошедшее. Из наших благ многие нам вредят: так память возвращает нас к пережитым мукам страха, а предвиденье предвосхищает муки будущего. И никто не бывает несчастен только от нынешних причин". Думал ли об этом же Сталин? Едва ли. Сенеку он не читал. В его библиотеке книг древних мыслителей не было. Дела сегодняшние держали генсека в своих объятиях железной хваткой. А будущее, полагал Сталин, надо не предвосхищать, а делать. В соответствии с его установками на последнем съезде или пленуме.
Пожалуй, ради одного он жертвовал работой: ради кино и театра. Уже с конца 20-х годов постепенно вошло в привычку смотреть один-два фильма в неделю, обычно после двенадцати ночи. Ни один фильм, о котором начинали говорить в народе, не минул небольшого кинозала в Кремле, а позже и киноустановки на даче Сталина. При встрече с руководителями агитпропа как-то бросил: "Кино – не что иное, как иллюзион, но жизнь диктует свои законы". Сталин всегда признавал в кинематографе лишь одну, воспитательную функцию, как, впрочем, и в искусстве вообще.
С 20-х годов его начала приобщать к театру жена. Нечасто бывал он с ней в московских театрах. Но после ее смерти театр прочно вошел в его жизнь, а если конкретно, то Большой театр. Думаю, что большинство его постановок он видел много раз. Как рассказывал мне А.Т. Рыбин, один из его телохранителей, а позднее комендант ГАБТа, в начале 50-х годов, накануне инсульта, Сталин смотрел "Лебединое озеро". Возможно, двадцатый или тридцатый раз. Обычно бывал в театре один. Занимал место, когда в зале гасили свет. Садился в углу ложи, в глубине. После премьер передавал благодарность артистам, даже бывал на генеральных репетициях, вспоминал Рыбин. Видимо, духовное образование кроме любви к теоретическим постулатам воспитало у Сталина и потребность к общению с музыкой. Кино и театр, пожалуй, были единственными "лирическими отступлениями" в его жизни, целиком заключавшейся в насаждении личной власти и единоначалия в решении множества дел. Это личное участие в решении всех мало-мальски важных вопросов только наверху постепенно цементировало устои бюрократии, которую в своих речах он по инерции поругивал, а в действительности повседневно насаждал и упорно укреплял.
Конечно, личная жизнь – это всегда семья. Надежда Сергеевна Аллилуева, как я уже говорил, была моложе мужа на двадцать два года. По существу, сразу, из гимназисток, она стала женой одного из руководителей партии. Документы, человеческие свидетельства, в том числе и ее дочери – Светланы, говорят о том, что Аллилуева была цельной натурой. Со временем она стала членом партии, работала в Наркомате по делам национальностей, училась. Приходилось ей бывать в качестве дежурного секретаря и в Горках, у Ленина. Когда решился вопрос о перенесении столицы из Петрограда в Москву, Сталин забрал с собой и родителей жены, которые долго жили с дочерью и зятем в небольшой кремлевской квартире.
Надежда Сергеевна быстро адаптировалась к той атмосфере бесконечных совещаний, митингов, борьбы, поездок, в которой жил ее муж. Знакомство с документами сталинского архива показывает, что многие письма, распоряжения, указания, телеграммы написаны не только помощниками и работниками секретариата Сталина – Назаретяном, Товстухой, Каннером, Мехлисом, Двинским, но и Надеждой Сергеевной. Ее большие, полудетские глаза вчерашней гимназистки жадно смотрели на мир, которым жил ее муж: съезды, пленумы, бесконечные телефонные переговоры, ночные совещания, споры, горы документов. Аллилуева видела, что муж принадлежит делу. И только ему. Она еще не понимала вначале, как мало места отведено ей в его жизни. Счастливый брак – это ведь мост от одного человека к другому, на котором они непрерывно общаются всю жизнь. Сталину некогда было общаться. Нередко на обращения жены к Сталину: "Тебя не интересует семья, дети…" – муж грубо обрывал Надежду Сергеевну, иногда – с бранью. В какой-то степени дефицит общения Аллилуевой восполняли работа, учеба, частые встречи с женами соратников мужа: Полиной Семеновной Жемчужиной (женой Молотова), Дорой Моисеевной Хазан (женой Андреева), Марией Марковной Каганович, Эсфирью Исаевной Гурвич (второй женой Бухарина)
В 20-е годы у Сталина и Аллилуевой появилось двое детей: сначала, в 1921 году, Василий, а спустя четыре года Светлана. Затем приехал и стал жить у них и сын Яков (от первой жены Сталина – Екатерины Сванидзе). Он был лишь на семь лет моложе своей мачехи, которая, однако, любила этого не избалованного отцовской лаской юношу. Поскольку Аллилуева работала, детьми занималась няня. В кремлевской квартире или на даче в Зубалове всегда было много народу, родственников. Кроме родителей жены, здесь часто бывали братья Аллилуевой Федор и Павел, сестра Анна со своими близкими. Приезжали и родственники Сталина по линии первой жены. В 30-е годы, после смерти жены, этот шумный хор родственников, который Сталин видел нечасто, заметно поредел и распался. Только родители Аллилуевой умрут своей смертью. Многие из близких Сталину людей сложат свои головы как "враги народа". Павел, брат Надежды Сергеевны, несколько раз пытался завести с генсеком разговор об ошибочности многих арестов, репрессий, в том числе и родственников Сталина, – все было безрезультатно. Но все это будет в 30-е, роковые годы.
Сам Сталин не смог, да, видимо, и не хотел по-настоящему заниматься воспитанием своих детей. Он их и видел-то крайне редко: иногда в воскресенье, когда их привозили на дачу, или на юге, где до войны генсек неоднократно отдыхал, – в Сочи, Ливадии или Мухалатке. Это не столь уж редкий случай, когда у крупных исторических фигур вырастают дети, ущербные уже в силу того, что их родители – знаменитости. Дети мало что знали об отце. У него не было на них времени. Василий, по свидетельству Светланы, однажды ей выдал "тайну", сказав: "Знаешь, наш отец в молодости был грузином", по-детски непосредственно отразив сильное обрусение отца.
Наиболее трагически сложилась судьба старшего сына Сталина – Якова. У него были тяжелые отношения с отцом. Тот считал его слабым человеком и, как оказалось впоследствии, ошибся. Сталин был недоволен выбором Якова первой, да и второй жены, Юлии Исааковны Мельцер. От этих браков у него осталось двое детей. Светлана Аллилуева вспоминает, что, доведенный до отчаяния холодным отношением отца к нему, Яков даже пытался застрелиться. Но пуля, к счастью, прошла навылет, и он остался жив, хотя долго болел. Сталин, увидев Якова после этого крайнего выражения полной отчужденности отца от сына, лишь издевательски бросил ему:
– Ха, не попал!
Все, особенно Надежда Сергеевна, были потрясены ледяной безжалостностью Сталина. Но политическому деспоту трудно было стать иным дома. Другое дело, что Сталин, общаясь с руководителями страны, принимая делегации, выступая на совещаниях, беседуя с деятелями культуры, мог быстро перевоплощаться. Назвав однажды в книге Сталина за эту способность "великим Артистом", я подумал: не принижаю ли я невольно одну из древних и великолепных профессий? Может быть, эта способность быстрого, с умыслом, перевоплощения дает основания назвать Сталина "великим Лицемером"? Но таким он являлся на людях, а не в семье. Здесь он был самим собой.
Яков с согласия отца окончил Институт инженеров железнодорожного транспорта в Москве, работал на электростанции завода имени Сталина (что чувствует человек, работая на предприятии, носящем имя отца?), затем пожелал стать военным. По распоряжению помощников Сталина Яков Джугашвили был зачислен на вечернее отделение, а затем сразу переведен на четвертый курс первого факультета Артакадемии РККА.
При знакомстве с личным делом старшего лейтенанта Я.И. Джугашвили невольно (в который раз!) бросились в глаза вопросы, на которые должен ответить каждый офицер, составляя собственную автобиографию. Их несколько десятков, но, чтобы полнее почувствовать духовный колорит того времени, приведу два-три вопроса из типового бланка автобиографии:
– Состоял ли в троцкистской правой, национал-шовинистских и прочих контрреволюционных организациях, в каком году и где?
– Были ли отклонения от генеральной линии партии, колебания? Если колебался, то по каким вопросам и как долго продолжались эти колебания?
– Служил ли в белой армии и армии интервентов, в антисоветских националистических отрядах (учредиловцы, петлюровцы, мусаватисты, дашнаки, меньшевики Грузии, банды Махно, Антонова и других), где, когда, в качестве кого, как попал туда, когда, в какой части служил, сколько времени?…
Вот такое было время… Выворачивающее все наизнанку. Могли придраться к пустяку, который стал бы роковым…
Но к Якову Джугашвили не придирались. Хотя и в то время было немало людей, не торговавших своей совестью. Например, офицеры академии Иванов, Кобря, Тимофеев, Шереметов, Новиков (инициалов в деле нет) в аттестациях и характеристиках писали сыну Сталина то, что он, видимо, заслуживал: "Политическое развитие удовлетворительное. Дисциплинирован, но недостаточно овладел знанием воинских положений о взаимоотношениях с начальниками. Практических занятий не проходил. Со стрелково-тактической подготовкой знаком мало. Имеет большую академическую задолженность. Государственные экзамены сданы на удовлетворительно и хорошо". И это писали сыну всесильного "вождя"! И хотя непосредственные начальники рекомендовали назначить Джугашвили на должность командира дивизиона и присвоить ему звание капитана, начальник факультета Шереметов был другого мнения: "С аттестацией согласен, но считаю, что присвоение звания "капитан" возможно лишь после годичного командования батареей".
В одном единодушие полное: Яков был порядочный, честный и застенчивый человек, как бы "обожженный" неприязнью отца. Джугашвили переживал, что, "перепрыгнув" через несколько курсов, учился слабо, чувствовал себя неуверенно в роли командира. Может, это тоже сыграло в решающий момент роковую роль в его судьбе на фронте.
С первых же дней войны Яков оказался на фронте. По имеющимся документальным свидетельствам, он храбро сражался, до конца выполнял свой долг, но часть, где он служил, попала в окружение, и он оказался в плену. Есть редкая фотография из немецких архивов, где группа гитлеровских офицеров, окружив капитана Я. Джугашвили, с нескрываемым любопытством разглядывает старшего сына Сталина. Самое интересное в этом снимке выражение лица, сама поза Якова; со сжатыми кулаками, с ненавистью смотрит он на врагов. Фашисты пытались использовать пленение Якова в пропагандистских целях: разбрасывали листовки с фотографией Джугашвили, но советские люди относились к ним как к фальшивкам.
Сталин переживал не столько за жизнь сына, сколько боялся, что в концлагере могут сломить его волю и заставят сотрудничать с немцами. В воспоминаниях Долорес Ибаррури, вышедших отдельной книгой в Барселоне в 1985 году, приводится малоизвестный факт, не получивший ни подтверждения, ни опровержения. Она пишет, что в 1942 году за линию фронта была заброшена специальная группа, которая должна была вызволить из плена Якова Джугашвили, находившегося к тому времени в Заксенхаузене. В составе спецгруппы был и испанец Хосе Парро Мойсо с документами на имя офицера франкистской "Голубой дивизии". Но операция закончилась неудачей. Группа погибла. Яков оказался значительно более сильной личностью, чем о нем думал отец. Джугашвили-младший также боялся, что в результате пыток, психологической обработки, использования особых препаратов он может быть сломлен и в глазах отца и народа станет предателем. Сама мысль эта была невыносима, страшнее смерти. Круги ада, пройденные им в лагерях Хаммельбурга, Любека, Заксенхаузена, не сделали Якова предателем. Но силы были на исходе. 14 апреля 1943 года Яков Джугашвили бросился на колючую проволоку лагерного ограждения, и часовой застрелил его.
Сталин ошибся в сыне, как и во многих других людях. По словам С. Аллилуевой, ее отец уже после победы под Сталинградом как бы невзначай сказал ей:
– Немцы предлагали обменять Яшу на кого-нибудь из своих… Стану я с ними торговаться! Нет, на войне – как на войне.
Судьба другого сына "вождя" также горестна. Не смог отец сделать его сильным, твердым, умным человеком. После смерти матери воспитателем мальчика фактически стал Власик – начальник охраны Сталина. Однако обстановка лести, вседозволенности сформировала безвольного, капризного, слабого человека. Он, правда, неплохо воевал, но не настолько хорошо, чтобы начать войну капитаном, а в 1947 году стать уже генерал-лейтенантом. Личное дело генерал-лейтенанта Сталина Василия Иосифовича весьма красноречиво и свидетельствует о кадровом произволе, который творило окружение "вождя", хотя все делалось с его согласия. Приведу просто несколько выдержек и фактов из тощей папки личного дела:
– В двадцать лет В.И. Сталину сразу присваивается звание полковника (Приказ НКО № 01192 от 19 февраля 1942 г.).
– В двадцать четыре года В.И. Сталин – генерал-майор авиации (Постановление Совета Народных Комиссаров Союза ССР от 2 марта 1946 г.), через год он – генерал-лейтенант.
– Будучи совсем "зеленым", посредственным летчиком, в 1941 году назначается начальником Инспекции ВВС РККА.
– В январе 1943 года назначается командиром 32-го гвардейского истребительного авиаполка; через год – командиром 3-й, в феврале 1945 года командиром 286-й истребительной авиационной дивизии. В 1946 году В.И. Сталин командир корпуса, затем заместитель, а позднее и командующий ВВС МВО.
Феерический взлет, не основанный, однако, на деловых и моральных данных. За время войны, как указывают в деле его начальники, он совершил двадцать семь боевых вылетов и сбил один самолет противника типа ФВ – 190; награжден двумя орденами Красного Знамени, орденом Александра Невского, орденом Суворова II степени, медалями.
Вот что писали в аттестации на В.И. Сталина генерал-лейтенант авиации Е.М. Белецкий и генерал-полковник авиации Н.Ф. Папивин:
"По характеру горяч и вспыльчив, допускает несдержанность: имели место случаи рукоприкладства к подчиненным… В личной жизни допускает поступки, несовместимые с занимаемой должностью командира дивизии, имелись случаи нетактичного поведения на вечерах летного состава, грубость по отношению к отдельным офицерам, имелся случай легкомысленного поведения – выезд на тракторе с аэродрома в г. Шяуляй с конфликтом и дракой с контрольным постом НКВД. Состояние здоровья слабое, особенно нервной системы, крайне раздражителен, это оказало влияние на то, что за последнее время в летной работе личной тренировкой занимался мало, что приводит к слабой отработке отдельных вопросов… Все эти перечисленные недостатки в значительной мере снижают его авторитет как командира и несовместимы с занимаемой должностью командира дивизии".
Последующие аттестации аналогичны, однако везде их венчает вывод: "Желательно послать на учебу в Академию". Прославленные генералы С.И. Руденко, Е.Я. Савицкий (в последующем маршалы) не видели в то время иного способа избавить подчиненные им соединения от "беспутного принца".