Доброхоты, преследуя свои цели, осыпали благами и чинами сына Сталина, который незаметно для всех стал хроническим алкоголиком. Можно представить, сколько горя принес своим многочисленным женам (не менее четырех!) этот постепенно опускавшийся человек. Он малоинтересен сам по себе. Но на примере этой беспутной (и несчастной!) судьбы можно еще раз убедиться: злоупотребление властью калечит все в окружении, в том числе и собственных детей. Так уже бывало в истории. Цезари, достигая высот владычества, часто оставляли после себя детей, хилых духом и плотью, морально убитых еще при жизни диктатора торжествующей безнравственностью.
После докладов о компрометирующем его поведении В.И. Сталин лишился высокого поста командующего авиацией столичного округа и покатился вниз. Не случайно, что уже через двадцать один день после смерти "вождя" приказом министра обороны СССР № 0726 генерал-лейтенант В.И. Сталин был уволен из армии в возрасте тридцати двух лет без права ношения военной формы… Все махнули на него рукой, и бывший военный летчик Василий Иосифович Сталин кончил жизнь еще молодым, разрушив себя алкоголем.
О проделках Василия мне рассказывал А.Н. Шелепин. "После смерти отца В. Сталина посадили: вспомнили какие-то грехи, злоупотребления и т. д. (Хотя дочь В.И. Сталина Надежда Васильевна утверждает, что суда и следствия не было. Дали 8 лет, и дело с концом. Хотели скорее упрятать человека, который везде говорил, что отца отравили. – Прим. Д.В.) Хрущев попросил меня съездить в Лефортово, куда из Владимирской тюрьмы перевели Василия. Заключенный что-то мастерил на станке ("трудовое воспитание"). Привели его ко мне, – продолжал Шелепин, – бросился на колени, заплакал: "Простите, простите, не подведу больше…" Рассказал о встрече Хрущеву. Тот помолчал и говорит:
– Привезите его ко мне.
Назавтра Василия Сталина доставили к Хрущеву. Тот опять бросился в ноги: молил, плакал, клялся. Хрущев, обняв Василия, тоже плакал, долго говорили об отце. После встречи решили Василия досрочно освободить. Подготовили решение, выпустили. При выписке настаивали взять официально фамилию – Васильев. (Этой же фамилией Верховный Главнокомандующий подписывал некоторые директивы времен войны. – Прим. Д.В.) Василий Сталин, при всей его слабости, решительно отказался. Вернулся домой. Своей дочери, Надежде, говорил, что мечтает работать "директором бассейна"… Но постепенно старые друзья "вернули" Василия к прежнему образу жизни. Через месяц после освобождения, будучи нетрезвым за рулем автомобиля, он совершил аварию. Хрущев долго ругался матом, спрашивал:
– Что будем делать? Посадить – погибнет. Не посадить – тоже.
Решили выслать. Подобрали место – Казань. Уехал Василий в "ссылку" со своей очередной женой. Жил в однокомнатной квартире, имея возможность взглянуть на свою недолгую жизнь с ее взлетом и падением. Здесь Василия застанет весть о выносе тела его отца 31 октября 1961 года из Мавзолея. Тюрьма, болезни, водка, бессердечие бывших "друзей" превратили его в полного инвалида".
Жизнь сына "вождя" в миниатюре демонстрирует моральную бесплодность сталинизма. 19 марта 1962 года он скончался. На памятнике будет выбито – не Сталину, кем он был при жизни, не Васильеву, в которого его хотели превратить власти, а "Единственному от Джугашвили". Покойный оставил семерых детей: четырех собственных и трех усыновленных.
Диктатор, чьего слова было достаточно, чтобы за предельно короткое время прорыть огромный канал, построить дворец, переселить сотни тысяч людей с "воли" за колючую проволоку, оказался полностью бессильным как отец. В несчастной судьбе младшего сына повинен прежде всего сам "вождь". Тот же упрек, видимо, ему бросят летописцы, коснувшись судьбы и его дочери Светланы. Он не смог воспитать дочь патриотом Родины. Эволюция ее судьбы известна.
Видимо, пока она была школьницей, Сталин любил ее больше, чем сыновей. Нередко писал ей теплые записки (трудно поверить, что Сталин мог быть таким!), наподобие этой:
"Моей хозяйке – Сетанке (так в тексте. – Прим. Д.В.) привет!
Все твои письма получил. Спасибо за письма! Не отвечал на письма потому, что был очень занят. Как проводишь время, как твой английский, хорошо ли себя чувствуешь? Я здоров и весел, как всегда. Скучновато без тебя, но что поделаешь, терплю. Целую мою хозяюшку.
22 июля 1939 г."
Война отдалила отца от дочери, и, как оказалось, навсегда. Близости, семейного тепла больше не было. Повзрослевшая Светлана, как все девушки ее возраста, испытала первое увлечение. Ее знакомый, журналист и кинорежиссер А.Я. Каплер, был арестован, получил пять лет, затем еще пять. Из лагерей Алексей Яковлевич написал письмо:
"Дорогой Иосиф Виссарионович!
Я осужден Особым совещанием за антисоветские высказывания. Не признал их и не признаю. Награжден орденом Ленина и удостоен Сталинской премии I степени. Причастен к фильмам: "Она защищает Родину", "Котовский", "День войны". Я могу признать только у себя нескромность. Позвольте мне отправиться на фронт, умоляю Вас об этом.
27 января. А. Каплер".
Сталин потребовал у Берии справку на Каплера. Ему доложили: "Каплер имеет сестру во Франции. Встречался с американскими корреспондентами Шапиро и Паркером. Виновным себя не признал, но изобличается агентурными данными…
16 марта 1944 года".
А мы помним, что таким "бумагам" Сталин всегда верил.
Два замужества Светланы оказались неудачными, как и третье, когда ее супругом стал иностранец. Он скончался в Москве, и в связи с похоронами Аллилуева в 1966 году оказалась за рубежом, отвозя на родину прах покойного. Из Индии она не вернулась, оказалась на Западе, в руках людей, которые, пожалуй, использовали имя ее отца в своих целях. Но, наверное, она против этого не возражала. Действия ее были осознанны. К этому времени дочь Сталина была кандидатом филологических наук, ей было сорок лет. В одной из своих книг, "Только один год", она написала: "Никогда в жизни я не была так уверена в собственной правоте, как сейчас. Неуверенность в себе, в своих возможностях, способностях преследовала меня всю жизнь. Мне всегда было легче поверить, что я все делаю плохо и неверно. Внутренняя скованность и застенчивость мешали мне в контактах с людьми, с аудиторией. Чаще всего хотелось уйти от всех и закрыть покрепче за собой дверь. Все это – психологический результат долгой жизни под прессом, результат воспитания в ненормальной семье, результат долгого существования в обществе, которое порабощено и молчит".
Коротая, с небольшим перерывом, свои годы на чужбине, Светлана едва ли задумывалась, что ее жестокий, безжалостный отец с "железной" фамилией, которая была призвана подчеркнуть главную черту его характера, в самые тяжкие годы своих бесчисленных арестов тем не менее никогда не помышлял и не соглашался на эмиграцию. Но дочь "железного" отца еще раз подтвердила истину: характер не наследуется, как и убеждения. Они вырабатываются.
Когда 1 ноября 1984 года был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР о восстановлении в гражданстве СССР С.И. Аллилуевой и о приеме в гражданство СССР ее дочери О.В. Питерс, казалось, что "блудная дочь" вернулась в лоно Отечества. Тем более что на пресс-конференции дочь Сталина заявила: "Попав в этот самый, так называемый "свободный мир", я сама не была в нем свободна ни одного дня. Так я попала в руки бизнесменов, адвокатов, политических дельцов и издателей, которые превратили имя моего отца, мое имя и мою жизнь в сенсационный товар…"
Адаптироваться на Родине Светлана Аллилуева так и не смогла. Она хочет жить там, где она чувствует себя свободной. Оставаясь дочерью Сталина, она не смогла принять сталинизм.
Сегодня легче всего сказать: на детей не было времени. Оправдание несостоятельное. Возможно, дети "вождя" и выросли бы другими, будь жива Надежда Сергеевна Аллилуева. Свидетельства, которыми я располагаю, говорят о том, что и здесь Сталин стал косвенной (а впрочем, косвенной ли?) причиной ее смерти. В ночь с 8 на 9 ноября 1932 года Аллилуева-Сталина покончила жизнь самоубийством. Непосредственной причиной ее трагического поступка явилась ссора, едва заметная для окружающих, которая произошла на небольшом праздничном вечере, где были Молотов, Ворошилов с женами, некоторые другие лица из окружения генсека. Очередной грубой выходки Сталина хрупкая натура жены не перенесла, 15-я годовщина Октября была омрачена. Аллилуева ушла к себе в комнату и застрелилась. Каролина Васильевна Тиль, экономка семьи, придя утром будить Аллилуеву, застала ее мертвой. Пистолет "вальтер" лежал на полу. Позвали Сталина, Молотова, Ворошилова.
Есть основания предполагать, что покойная оставила предсмертное письмо. Об этом можно только строить догадки. На свете всегда есть и останутся большие и маленькие тайны, которые никогда не будут разгаданы. Смерть Надежды Сергеевны, думаю, не была случайной. Наверное, последнее, что умирает в человеке, – это надежда. Когда нет надежды – уже нет и человека. Вера и надежда всегда удваивают силы. У жены Сталина их уже не было.
Сталин был потрясен, когда утром узнал о случившемся. Но и здесь он остался верен своему безнравственному кредо: поступок Аллилуевой расценил не как свою вину, а как предательство по отношению к себе. У него не возникла, видимо, даже мысль, что его черствость, отсутствие тепла и внимания так жестоко ранили жену, что та решилась в минуту глубокого душевного волнения и депрессии на крайний шаг. Попрощавшись на гражданской панихиде с женой, на кладбище Сталин не поехал. Люди из его окружения вскоре попытались устроить еще один брак Сталина – с одной из родственниц близкого к "вождю" человека. Казалось, все решено. Но по причинам, известным только вдовцу, брак не состоялся. Были у него и еще женщины, из артистического круга. Но последние годы Сталин прожил один, передоверив домашнюю заботу о себе экономке из многочисленной "обслуги". Валентина Васильевна Истомина взяла на себя постоянную заботу о вдовце, сопровождая Сталина и во время его выездов на Черноморское побережье. Когда Сталин умер, Истомина в присутствии членов Политбюро упала покойному "вождю" на грудь и закричала в голос. Для нее он, видимо, был значительно ближе, чем для соратников.
В самом конце жизни Сталин проявил признаки уважения к памяти своей жены. В столовой и его кабинете на даче, как и на квартире в Кремле, появились фотографии Аллилуевой. Может быть, на закате своих дней в нем проснулась совесть? Когда люди приближаются к черте, за которой – небытие, многие пытаются подвести какие-то итоги. Обычно полноправная хозяйка здесь – совесть. Гегель определял совесть как "процесс внутреннего определения добра". Но мы-то теперь знаем, что у Сталина ни добра, ни совести не было. Напомню еще одно место из письма Сенеки Луцилию: "Человек – предмет для другого человека священный". Может быть, хоть кто-то для Сталина, хоть на какое-то время оказывался священным? Вторая жена? В это трудно поверить…
Нет никаких сомнений, что Н.С. Аллилуева любила Сталина и старалась всячески помогать ему на многотрудном посту. Заботясь о муже, она старалась, как тогда было принято, не прекращать работать, училась в Промакадемии, занималась детьми. Ее родственники свидетельствовали, что в последние годы жизни Аллилуева переживала глубокий внутренний надлом. Возможно, Сталин по-своему ее тоже любил. Но одержимость делом, планами, работой, упоение властью совершенно не оставили в его сердце места ни жене, ни детям, ни родственникам. На месте чувств – железные струны. Он считал, что это естественно. Сталин мог неделями не замечать никого из родных. Не поинтересоваться самочувствием, здоровьем близких. Я уже говорил, что многих из своих внуков он никогда не видел и не стремился к этому. Например, дети Василия от его первой жены – Надежда и Александр, испытавшие немало горьких минут от высокого родства, никогда не были удостоены внимания человека, о котором писатели сочиняли легенды: "Сталин думает о нас". Обо всех "думать" всегда проще, чем о конкретных людях.
Когда был арестован Александр Семенович Сванидзе, брат его первой жены, с которым он был очень близок, у Сталина не возникла даже мысль: как человек, которого он знал всю жизнь, с детства, мог оказаться "врагом"? В самой структуре морали у "вождя" были целые бреши, провалы. Его поступки, поведение, отношение к окружающим и близким дают основание полагать, что Сталину были неведомы благодеяния, сострадание, великодушие, сочувствие, терпимость, человечность, раскаяние, искупление… Такова моральная сторона биографии этого человека, которая может быть понята и объяснена лишь на основе всего социального и психологического опыта Сталина.
В душе Сталина невозможно было найти, затронуть какие-то струны человеческих чувств. Трагедия старшего сына его волнует лишь постольку, поскольку он боится компрометации своего имени. Второй сын для него просто обуза. Кроме ругани, у него не нашлось средств, чтобы остановить сына от падения. Дочь после своих неудачных замужеств сразу стала для него совершенно далекой и чужой. К внукам он безразличен. Даже мать он не избаловал своим вниманием…
Повторюсь, эти страницы политической биографии генсека, характеризующие нравственные черты личности, возможно, не главные. Но весьма символично, что и сам Сталин пренебрежительно относился к морали и "морализаторству". Для него политика всегда была фаворитом в соотношении с нравственностью. А для исследователя личности столь сложного человека, каким был Сталин, именно здесь приоткрывается одна из "тайн" его характера. Пренебрежение общечеловеческими нравственными ценностями стало проявляться у него давно. Он презирал жалость, сострадание, милосердие. Для него были важны лишь волевые черты. Его душевная скупость, переросшая в исключительную черствость, а затем в безжалостность, стоила жизни жене и исковеркала судьбы его детей. Самое страшное, что и в политике Сталин не находил достойного места для моральных ценностей. Для него было верхом благородства, когда сослуживец доносил на своего коллегу, "врага народа". Когда Берия с согласия "вождя" арестовал жену его ближайшего помощника Поскребышева, Брониславу Соломоновну, то на все просьбы мужа спасти ее у Сталина, как рассказывает дочь Поскребышева, Галина Александровна, был один ответ: "Это от меня не зависит. Я ничего сделать не могу. В НКВД разберутся". Смехотворное обвинение в шпионаже было стандартным. Бедную женщину, мать двоих детей, продержав в тюрьме три года, расстреляли. А ведь отец этих детей по четырнадцать-шестнадцать часов в сутки продолжал быть около Сталина, подавать документы, готовить справки, вызывать людей, отдавать распоряжения "вождя"… "Даже Берия, по приказу которого осуществлен был арест, продолжал бывать в нашей семье, – рассказывала Галина Александровна. – Как, впрочем, у нас бывали и многие другие известные люди: Шапошников, Рокоссовский, Кузнецов, Хрулев, Мерецков. Сталин был лично знаком с моей матерью и, конечно, понимал, что обвинение в шпионаже (брат матери ездил за медицинским оборудованием за границу – главный аргумент обвинения – и тоже, конечно, был расстрелян) не имеет под собой никаких оснований".
Когда я знакомился с подобными фактами, мне однажды пришла, на первый взгляд, дикая мысль: арестовывая близких, родственников, жен тех, кто его окружал, Сталин испытывал их лояльность, верноподданнические чувства. Калинин, Молотов, Каганович, Поскребышев, многие другие не подавали и виду, что в их семьях произошла катастрофа. Сталин наблюдал за их поведением и, видимо, испытывал удовлетворение от их безропотности. Чудовищные по своей безнравственности и жестокости деяния – это и есть строки в предельно аморальной биографии Сталина, черты его портрета. Ничего святого, благородного, порядочного не скрывалось за личиной Большого Лицемера, мастерски игравшего множество ролей в жизни, которая походила на фильмы ужасов. Ведь Поскребышев верил, когда Сталин говорил ему смиренно: "Это от меня не зависит. Я ничего сделать не могу. В НКВД разберутся". А что говорил Берия, ведь он продолжал бывать дома у Поскребышева? Говорил то же самое… Эти люди жили во Лжи, Цинизме, Жестокости. Самое печальное (а это опять же из области морали!), что ему, Сталину, фактически никто не возражал. А ведь шансы совести всегда существуют! Даже в условиях невероятно сложных…
Мы как-то привыкли считать, что гуманизм, мораль, общечеловеческие нормы нравственности – это, мол, все из области "мелкобуржуазного гуманизма", нравоучительства! А ведь мораль появилась раньше политического, правового, даже религиозного сознания. Когда у людей возникла первая потребность в осознанном общении – возникла нравственность. Без нее человек никогда не стал бы человеком. Как метко заметил однажды Бертольт Брехт: "Чтобы человек почувствовал себя человеком, его кто-то должен окликнуть…" И в этом смысле конкретная "личная жизнь" позволяет увидеть в человеке многие подлинные грани. У Сталина они выписаны жирным черным фломастером. Кто знает, может быть, именно здесь кроется один из глубинных истоков тех деформаций и преступлений, которые будут в 30-е годы освящены его именем? Может быть, я ошибаюсь. Время поправит. Оно – лучший редактор любых биографий. Тем более, повторюсь, я пытаюсь набросать лишь эскиз портрета.
Сталин был "сильной личностью" того типа, который с неизбежностью стремится только к величию, неограниченной власти. Но "режим террора, – справедливо писал Н. Бердяев, – есть не только материальные действия – аресты, пытки, казни, но прежде всего действие психическое…". Сталинская практика постепенно, исподволь обожествила насилие, не заботясь о его нравственном обосновании. Культ силы вне моральных ценностей – драгоценность фальшивая. Личная жизнь человека – "визитная карточка" его моральных устоев. А они у "вождя" были из классового "кирпича". Для Сталина нравственные параметры революции, строительство нового мира были не более чем "буржуазным морализаторством".
Страшно то, что Сталин не сомневался в своей нравственной правоте. В одном из томиков М.А. Бакунина генсек однажды подчеркнул фразу: "Не теряйте времени на сомнения в себе, потому что это пустейшее занятие из всех выдуманных человеком". Что можно сказать по этому поводу? Бакунин-то мог не сомневаться; ведь он не был Генеральным секретарем великой партии!