Во время обыска квартиры обнаружили ряд вещественных доказательств, свидетельствовавших о несомненной причастности его к разведке - поддельные документы военного и гражданского образцов, чистые бланки командировочных предписаний, отпускных удостоверений, свидетельств об освобождении от воинской службы, штампы и печати различных воинских частей и гражданских учреждений, оружие - автомат ППШ, наган, финский нож, географическая карта Егорьевского района Московской области, инструкция по сбору разведывательной информации на тонкой бумаге, запрятанная в контейнер (безопасная бритва), тексты трех радиограмм, подготовленных для передачи немцам в контейнере (помазок для бритья), капсула с цианистым калием для самоотравления, советские деньги в сумме 68 тысяч рублей.
На первичном допросе в следственном отделе Лобов, признав себя виновным в совершенных им уголовных преступлениях, долгое время отрицал какую-либо связь с разведкой, но, уличенный вещественными доказательствами, в конце концов, вынужден был сознаться. О Костине он пока умолчал.
При очередном вызове Костина мне предстояло объявить ему о важном решении руководства службы.
- Здесь, Сергей Николаевич, начал я неторопливо, раскрывая папку, есть кое-что приятное для Вас.
Костин подался вперед и напряг все свое внимание.
- Первое, - продолжал я после небольшой паузы, - принято решение о приостановлении следствия по Вашему делу и, следовательно, обвинение Вам пока предъявляться не будет, в перспективе же все будет зависеть от Вашего отношения к начатой нами работе. Понятно.
- Ясно, скорее выдавил, чем сказал это Костин, ошеломленный неожиданностью услышанного.
- Второе, - "квартировать" пока придется здесь, на старом месте, но режим Вашего содержания будет значительно облегчен. Вот указание начальнику Вашей "гостиницы", улыбнувшись, заключил я, знакомя его с положениями облегченного режима.
- Устраивает?
- Вполне, большое спасибо!
Костин был явно взволнован, произнес эти слова с трудом из-за перехватившей горло спазмы.
- Третье, чтобы не заскучать и с пользой употребить свободное время, наряду с выполнением наших заданий можете заняться продолжением работы над своей диссертацией. Учебники и все что нужно постараемся достать.
- Вот это замечательно! Я не знаю, как Вас благодарить. Я очень, очень рад и обязательно займусь.
- Благодарности, Сергей Николаевич, потом когда одолеем врага, а сейчас надо работать.
Напомнив о предстоявшем на следующий день сеансе связи, я отвел Костина к дежурному, а сам зашел к начальнику тюрьмы, чтобы договориться о неукоснительном соблюдении облегченного режима его содержания.
Прочтя записку, в которой давались указания на этот счет, начальник нахмурился и, посмотрев на меня сквозь слетевшие на кончик носа очки, сказал:
- Как бы Вы не превратили наше заведение в пансионат, а то чего доброго и в детский садик.
- Ничего не поделаешь, товарищ капитан, работа такая, но обязательно надо.
- Ладно, надо так надо, сделаем.
После обеда я зашел к Саше Козреву.
- Как наш Лось? - поинтересовался я.
- Ну и проходимец же он, пробы ставить негде. Врун страшный, наглец. В общем, повозиться с ним придется основательно.
- О Костине говорит что-нибудь?
- Мало, признал только что он радист, выброшен вместе с ним, расстались после приземления, условившись встретиться через неделю у Казанского вокзала, но на встречу не вышел. Где находится неизвестно.
- А о московских связях показал что-либо?
- Назвал только любовницу, она его довоенная "Маруха".
- В телеграммах, составленных им для отправки немцам указан некий "Барон", которого он якобы завербовал и получил от него информацию о перевозках войск и военной техники по Рязанской и Киевской железным дорогам. Не называет, кто это?
- Нет, сам не называет, а мы пока не спрашиваем. Ведем проверку, насколько правдива информация.
Второй выезд с Костиным для работы состоялся двадцать шестого мая. Выдался на редкость приятный день: безоблачный, тихий, теплый. В лесном массиве у Химкинского водохранилища, куда, как и в прошлый раз, мы приехали с Костиным, все благоухало. Поражала набиравшая силу зелень. Освещенная солнцем и затененная деревьями и кустами, она была самых различных оттенков. Радовали пряный, пьянящий воздух и беспрестанный гомон птиц. Полюбовавшись всей этой прелестью, мы развернули рацию. Стали настраиваться. Эфир, как всегда, был заполнен звуками морзянки, какой-то трескотни, шумовой неразберихи от перебивающих друг друга радиостанций. Однако сверх ожидания связь удалось установить быстро. Она была устойчивой с обеих сторон.
- КС - как слышите? - спросил Костин.
- СХ - слышу хорошо, - ответил "Сатурн" (радиоцентр противника в Смоленске. Прим. авт.).
- ПР - передаю радиограмму, несколько раз повторил Костин и быстро отстукал подготовленную нами шифровку. "Сатурн" дал квитанцию об ее приеме и, в свою очередь, передал ответную радиограмму, текст ее гласил:
"Поздравляем благополучным прибытием и началом работы. Ваши действия одобряем. Деньги для Барона пришлем. Выдайте пока из своих. Не забывайте личное наблюдение. Привет, капитан".
Итак, как говорится, лед тронулся. Началась длительная, настойчивая, полная неожиданных поворотов и захватывающих эпизодов работа, требовавшая большого умственного напряжения. Суть ее выражало условное название "Дуэль".
Первые полтора месяца ушли на то, чтобы создать авторитет агентам. Со ссылкой на завербованного "Барона", который в свою очередь якобы привлек к работе на материальной основе двух женщин, имевших отношение к документации о перевозках грузов, противнику систематически передавалась дезинформация о передвижении частей Красной Армии, военной техники, боеприпасов, снаряжения и прочего по Московско-рязанской и Московско-киевской железным дорогам.
Вражеская разведка отнеслась с большим доверием к сообщениям агентов. В их адрес поступило три поощрительных радиограммы.
"Благодарим за активную работу. Ваша информация получила высокую оценку. Ждем нетерпением новых сообщений. Привет.
Капитан".
"Вы награждены орденами "За храбрость". Поздравляем и желаем новых успехов. Все шлют приветы.
Капитан".
"Ваши личные счета пополнились новыми крупными суммами денежных средств".
Итоги работы показывали, что пора было переходить к более активным действиям. Для начала наметили вызвать в качестве курьеров двух агентов - Мухина и Щукина - друзей Лобова, которые по отзывам Костина находились в особо доверительных отношениях с немцами, имели награды за выполнение заданий, связанных с переходом линии фронта.
После уточнения ряда вопросов, связанных с посылкой курьеров, 21 июля противник сообщил:
"Лосю. Курьеры отправлены. Будет Мухин и Викторов. Встречайте лично двадцать второго - двадцать третьего от четырнадцати до пятнадцати по местному времени. Встреча моментальная у станции метро между Октябрьским и Северным вокзалами. Результаты доложите немедленно. Желаю успеха.
Капитан".
- Да…, - задумчиво произнес Барников, прочтя радиограмму. - Здесь мы, кажется, дали промашку, предложив встречу в городе, малость не додумали, Лобова то ведь послать нельзя. Пожалуй, проще и надежнее было сообщить явочный адрес, и пусть бы туда шли, прямым ходом на засаду. И брать было бы легче. А теперь придется что-то придумывать. Давайте-ка поговорим с Костиным.
- Садитесь, Сергей Николаевич, - предложил Барников, как только Костин вошел в кабинет.
- Читали телеграмму?
- Конечно, я ее расшифровывал.
- Что будем делать? О посылке Лобова не может быть и речи.
- Я пойду, Мухина знаю, и он меня знает.
- Но Вы же не Лось, а они просят его "встречайте лично". Что-то надо придумать, чем-то объяснить отсутствие Лося?
- А если сказать болен?
- Нет, Сергей Николаевич, это не годится. Слишком примитивно, сразу запашок нехороший, настораживает.
- В отделе подумайте вместе, потом доложите.
Прошло около часа, а мы с Костиным, сидя у меня в кабинете, так пока и не приблизились к цели, перебрав большое количество вариантов.
- А что, если мы сделаем так, Сергей Николаевич, возникла у меня мысль, отберем от Лобова записку, адресованную Мухину, всего несколько слов, но хлестких, понятных только ему. Тогда Вам и объяснять ничего не надо.
- Это, пожалуй, идея! - заметил Костин.
- Вот только, что написать? Это, вероятно, надо выяснить у самого Лобова.
Я тут же позвонил Козреву.
- Саша, как наш подопечный?
- Да ничего, вот сидит сейчас у меня. Вроде начал приходит в чувство.
- У нас возник один срочный вопрос. Можно ли поговорить с ним?
- Пожалуйста, заходи.
Отпустив Костина, я направился к Козреву.
Лобов сидел в углу кабинета в позе полностью расслабившегося человека, которому, казалось, все безразлично.
При моем появлении он нехотя приподнял свою стриженную элипсообразную голову, на миг взглянул исподлобья, не выражая никаких эмоций, и отвернулся.
- Вы что же, Федор Ефимович, так безучастно встречаете гостя? - спросил Козрев.
- А что мне этот гость, какой от него навар?
- Конечно, заметил я, вот если бы Мухин, тогда другое дело.
Лобов оживился, заулыбался.
- Это правильно, в точку.
- Да еще бы и Щукина сюда, - добавил я, - то думаю, Федор Ефимович и в пляс бы пустился.
Лобов захохотал.
- А Вы шутник, гражданин начальник.
- Никакой не шутник, а просто знаю, что они Ваши закадычные друзья. Один за всех и все за одного. И спиртиком промышляли в тайне от фрицев.
- Правильно говорю?
- Правильно, в точку, - просиял Лобов.
- Только не пойму, как вам, чертям, удавалось это? Лобов выпрямился, расправил плечи, на лице появилось самодовольство.
- А что, разве мы лыком шиты? Подумаешь, фрицы! Да их обвести, раз плюнуть. Главное, спайка меж собой. Наш закон - взаимовыручка и надежность друг на друга: сказал, значит сделал.
- Кто же у Вас был за главного? - спросил Козрев.
- Ясно кто, - ответил за Лобова я, - конечно Федор Ефимович. Так ведь? - обратился я к нему. Лобов улыбнулся, чувствовалось, что это было ему приятно, но промолчал.
- Все это брехня, какой из него главарь, - заметил Козрев, - кто его послушает?
- Ну не скажи, Саша. Ты, видимо, еще не знаешь этого орла. Мне доподлинно известно, что его слово для Мухина и Щукина все равно, что приказ.
- Правильно? Федор Ефимович.
- Молодец, начальник! В точку попал.
- Вот в связи с этим у меня к Вам, Федор Ефимович, есть одна большая просьба.
- Говорите, - ответил Лобов, показывая всем своим видом большую заинтересованность.
- Боюсь только, что Вы откажитесь.
- Говорите, говорите, смотря что.
- Ну ладно, так и быть. На днях мы отправляем к немцам одного нашего человека. Он уже бывал там. И учился там же, где и Вы. Для укрепления его авторитета хорошо было бы свести его с Мухиным, а для этого нужна Ваша рекомендация. Как Вы смотрите на это, возьметесь?
- Вот это да! - просиял Лобов, - ну и хитрецы! Надо же такое придумать! Только что я буду от этого иметь?
- Разве Вам не понятно, что, выполнив нашу просьбу, Вы значительно облегчите свое положение. Да и Мухину ничего плохого не сделаете.
После дополнительного обсуждения и некоторого раздумья, Лобов согласился с нашим предложением, написав собственноручно следующее:
"Муха, дружище, привет! Жаль, что не сам жму твою руку. Доверяю это своему корешу. Можешь верить ему, как мне. У меня все в порядке. Кланяйся Щуке и не забывай о нашей спайке.
Твой Лось".
Забрав записку Лобова и попрощавшись с ним и Козревым, я зашел к Барникову и доложил о найденной находке. Он тут же позвонил Тимову. Вопрос о порядке проведения встречи с курьерами, наконец, был решен.
Остаток этого дня и утро следующего прошли в хлопотах по подготовке к операции.
В тринадцать ноль-ноль 22-го июля выехали на место. Костин, как и в прошлый раз, был экипирован в военную форму.
Остановились у Казанского вокзала. Оставив Костина в машине, я прошел к станции метро "Комсомольская", встретился со старшим группы захвата.
У нас все в порядке, - доложил он. - Ребята уже на исходных позициях, все проинструктированы. Брать будем сразу же по завершении встречи.
- Сигнал опознания не забыли.
- Что Вы, конечно нет. Держит газету в левой руке, при появлении курьеров сворачивает ее и засовывает в карман.
- Все правильно. Тогда - "ни пуха, ни пера!".
- К черту! - улыбнувшись, произнес он.
Я возвратился к машине и без пяти минут четырнадцать приказал Костину выходить на встречу. Сам проехал к месту, откуда первый раз вел наблюдение. Костин находился уже на пятачке около станции метро. День был пасмурный, временами хмурый, казалось вот-вот пойдет дождь, но видимость позволяла вести уверенное наблюдение. Прошло десять, пятнадцать, двадцать томительных минут, а Костин стоял или медленно прохаживался, безучастно взирая на лица проходивших людей. Минутная стрелка часов перешагнула за тридцать. Ожидание становилось утомительным. Невольно подумалось: "Неужели придется все повторять завтра? Но вот Костин пристально устремил взор в направлении Ленинградского вокзала, а спустя минуту решительно направился навстречу шедшему к метро человеку в форме старшего лейтенанта Красной Армии с чемоданом в руке. Когда они оказались на расстоянии нескольких шагов друг от друга, Костин свернул газету и засунул ее в карман. Сблизившись, оба отошли в сторону и остановились. Неизвестный был среднего роста, плотный, загорелый. Костин передал ему записку Лобова. Неизвестный посмотрел, заулыбался, закивал головой. Постояв еще минуты две и о чем-то поговорив с Костиным, он повернулся и пошел обратно к Ленинградскому вокзалу, оставив чемодан на месте.
Выждав некоторое время, Костин взял чемодан и направился к Казанскому вокзалу. Там он сел в подогнанную мною машину, и мы тронулись в обратный путь. Первая часть операции была закончена.
В кабинете у Барникова Костин доложил подробности состоявшейся встречи с Мухиным.
- В четырнадцать тридцать четыре я заметил шедшего к станции метро со стороны Ленинградского вокзала военного с чемоданом в руке. Походка показалась знакомой по характерному покачиванию, свойственному Мухину. Двинувшись навстречу, убедился, что это был он. Сошлись, остановились, отошли в сторонку. Мухин поставил чемодан, закурил, спросил: "А где сам?" Я достал листок с "автографом" Лосева и, сунув ему в руку, ответил: "занят". Он посмотрел, засмеялся, сказал: "Ну и молодец, не забыл. Передай большой привет, но скажи, что хотел очень повидать".
- Оставайтесь до завтра, увидитесь.
- Нельзя, капитан приказал только вручить посылку и сразу сматываться.
- Другого ничего не говорил?
- Нет.
- А где Викторов?
- Ждет на вокзале.
- Что нового-то у вас там? - поинтересовался я.
- Нашего состава уже мало, больше новенькие. А так все по-старому.
- А где Щукин?
- Отправили на ловлю партизан. Ну ладно, забирай чемодан, там все, что просили.
- Спасибо, привет капитану и всем знакомым ребятам. Счастливо.
- Бывай!
Мухин повернулся и пошел к Ленинградскому вокзалу. Отойдя немного, обернулся, махнул рукой и скрылся из вида.
Вот и все.
Докладывая все это Барникову, мы еще не знали, что на вокзале после нашего отъезда произошла настоящая драма. Сойдя с поезда (агенты сели в Клину) и проходя по платформе номер один к выходу с вокзала, Викторов заметил справа транспортное отделение НКВД. Дверь была приоткрыта и у него возникло непреодолимое желание войти внутрь, чтобы явиться добровольно с повинной. Эту мысль он вынашивал с момента зачисления в разведывательную школу, можно сказать жил ею и теперь, когда появилась реальная возможность для осуществления задуманного, ему стало невмоготу. Сердце колотилось так сильно, что, казалось. выскочит из груди, дыхание перехватило, на теле появилась испарина. Но справа, впритык к нему, шел Мухин, преграждая путь к заветной двери, человек с темным прошлым, верой и правдой служивший фашистам, злой и мстительный, способный на любое преступление, и это сдерживало его. Викторов с большим усилием сделал еще несколько шагов, с трудом передвигая ноги, и так взволновавшая его дверь осталась позади.
Войдя в зал ожидания, они остановились. Мухин посмотрел на часы.
- Хорошо, что успели, до конца контрольного времени еще полчаса, - произнес он хрипловатым голосом. - Сделаем так: я пойду на встречу, а ты, на всякий случай, посматривай, все ли в порядке. И жди меня вот здесь. Понял?
- Все ясно.
Взяв чемодан, Мухин направился к выходу. Викторов проводил его до двери, посмотрел, как он спускается с крыльца, и энергично забросив на плечо вещевой мешок, быстро, почти бегом, стараясь не сбить посторонних, устремился к отделению НКВД.
В комнате находился один дежурный младший лейтенант госбезопасности. Подойдя к нему, он торопливо, сбиваясь от одышки и волнения, сказал:
- Извините… очень срочно… сейчас у станции метро… "Комсомольская" должны встретиться… два агента немецкой разведки. Один курьер. Он сегодня ночью сброшен с самолета на парашюте. Имеет задание передать посылку работающим в Москве агентам. Они очень опасные враги. Их надо задержать.
- Откуда вам это известно, кто вы такой? - нетерпеливо спросил дежурный, хватаясь за телефон.
- Я тоже агент-парашютист, выброшен сегодня, объясню все потом, сейчас надо спешить, а то они уйдут.
Товарищ старший лейтенант, - крикнул дежурный в трубку, - немедленно требуются оперативники, пришел заявитель - агент немецкой разведки. Надо захватить других.
Вскоре в комнату вбежали три человека - один в форме старшего лейтенанта госбезопасности с двумя шпалами в петлицах и двое в штатской одежде. Они проверили документы Викторова, обшарили его карманы, уточнили, кого и где следует задержать и тут же на ходу договорились о плане действий. Викторова пустили вперед, как опознавателя, а сами, чуть приотстав от него, расположились в таком порядке: сотрудники в штатском - справа и слева, а старший лейтенант сзади, на некотором удалении от всех.
Между тем Мухин уже успел вручить посылку Костину и возвратился на вокзал. Не обнаружив на обусловленном месте Викторова, он стал его искать. Покрутившись в вестибюле, зашел в зал ожидания, а затем, выйдя на площадку, ведущую к перронам, направился в туалетную комнату, полагая, что партнер мог зайти туда. Отойдя от туалета и собираясь уходить обратно, Мухин бросил взгляд на противоположную сторону вокзального помещения, где расположено транспортное отделение НКВД и по вещевому мешку узнал Викторова, шедшего в сопровождении каких-то людей.
Полагая, что могло произойти непоправимое, осторожно, прячась за различные укрытия, подошел к площадке, ведущей к перронам, и стал наблюдать.