Результаты выборов 3 ноября 1936 года были весьма показательными. Это была самая крупная победа во всей американской президентской истории. Из 48 штатов Рузвельту отдали голоса 46 (против проголосовали традиционно поддерживавшие республиканцев штаты Мэн и Вермонт), из 531 выборщика - 523. Сказалась правильность предвыборной тактики по отношению к противнику. Согласно независимым оценкам, произошло невиданное - за демократического кандидата проголосовали более пяти миллионов республиканцев. Демократы привлекли к выборам миллионы новых избирателей. В политический процесс включились и те, кто только достиг двадцати одного года, и те, кто раньше просто не считал нужным приходить на избирательные участки.
Четырьмя годами ранее зародилась, а на этих выборах закрепилась новая коалиция, которая будет доминировать в США на протяжении следующих десятилетий. Она включала как социальные, так и политические элементы: демократических политиков, связанных с крупными городами, и традиционно мысливших представителей с провинциального юга; крупнейшие профсоюзы, как из АФТ, так и из КПП; промышленных рабочих, как белых, так и черных, из Нью-Йорка, Чикаго, Детройта, Филадельфии и других крупнейших городов; мелких и средних предпринимателей, главным образом из крупных восточных штатов (Нью-Йорк, Пенсильвания, Массачусетс); фермеров, пострадавших от депрессии. При этом особенно показательным было то, что в число поддерживавших не столько Демократическую партию, сколько Рузвельта как личность, влилось как на севере, так и на западе страны огромное число афроамериканцев, которые ранее традиционно голосовали за республиканцев - партию Авраама Линкольна, ликвидировавшего рабство.
Второй срок. Схватка с Верховным судом
Незадолго до выборов Рузвельт законодательно изменил срок инаугурации. Незачем, считал он, избранному президенту три месяца ожидать вступления в должность. Для формирования кабинета и подготовки к въезду в Белый дом достаточно более краткого времени. С того момента и до сих пор днем вступления в должность нового президента является 20 января.
Этот день в 1936 году в Вашингтоне выдался ненастным. Дул холодный ветер, моросил дождь вперемежку со снегом. "Это была самая плохая погода за последние сто лет", - записал в своем дневнике сотрудник государственного департамента Брекенридж Лонг. Тем не менее на Молле собрались тысячи зрителей. Поклявшись на обернутой пластиком библии, Рузвельт произнес свою вторую инаугурационную речь, не менее страстную, чем первая. Америка напряженно вслушивалась в его слова:
"Я вижу миллионы семей, которые стремятся жить на такие жалкие доходы, что перед ними каждый день стоит угроза семейной трагедии.
Я вижу миллионы людей, чья повседневная жизнь в городе или на ферме протекает так, как было недостойно уже полстолетия назад.
Я вижу миллионы людей, не имеющих возможности получить образование, лишенных отдыха и надежды на лучшую судьбу для детей.
Я вижу миллионы людей, которые не могут купить продукты ферм и фабрик, не могут воспользоваться тем, что произвели другие миллионы.
Я вижу, что треть нации живет в плохих жилищах, не имеет хорошей одежды и пищи.
Только понимая это, мы можем исправить зло".
После вторичного избрания на президентский пост Рузвельт почувствовал себя значительно более уверенным, сочтя, что выборы фактически явились голосованием в пользу "Нового курса". Опираясь на свой успех, он в феврале 1937 года направил послание конгрессу с предложением о реформировании Верховного суда путем его значительного расширения (предложение вошло в историю под названием "схема упаковки Верховного суда"). Так как предусматривалось, что новых членов Верховного суда будет назначать президент с последующим сенатским одобрением, в случае принятия предложения этот орган должен был стать послушным орудием в руках Рузвельта.
Раздраженный тем, что Верховный суд ставил препятствия на пути проведения "Нового курса", и не имея возможности нарушить его решения (любая попытка это сделать привела бы к тому, что не только республиканцы, но и демократы в конгрессе поставили вопрос о его импичменте - принудительной отставке), президент не раз говорил о необходимости нейтрализовать поведение "девяти стариков". На самом деле, правда, имелись в виду только пятеро членов высшего судебного органа, которые, как правило, голосовали против проводимых реформ.
Обосновывая свой план, Рузвельт в "беседе у камина" 9 марта 1937 года сдержанно, но с внутренним негодованием сетовал на те препоны, которые создает судебная власть социально-экономическим преобразованиям. Конгресс и президент осуществляют меры экономической безопасности страны, напоминал он, "однако суды поставили под вопрос правомочность избранного народом конгресса, подвергли сомнению его право защитить нас от катастрофы, право на поиск смелых решений в новой социальной и экономической ситуации". Разъясняя, каким образом он собирается расширить состав суда (если судья по достижении семидесяти лет не уйдет на пенсию, президент назначит дополнительного члена суда, что означало, по сути, полную перестройку Верховного суда, большинство членов которого давно достигли пенсионного возраста, - вместо девяти судей в высшем судебном органе оказалось бы 15 человек), Рузвельт обещал: "Если меня обвиняют в том, что я собираюсь посадить в суд бесхребетных марионеток, которые, не считаясь с законом, будут решать конкретные дела так, как угодно мне, то я отвечаю: никакой президент, если он достоин своей должности, не назначил бы таких судей, и никакие сенаторы, если они достойны заседать в уважаемом сенате, никогда не утвердили бы их".
Президент действительно испытывал чувство раздражения против тех верховных судей, которые были воспитаны в минувшую эпоху, не понимали новых реалий, препятствовали ему в проведении мероприятий, жизненно необходимых для прогресса нации. На одном из заседаний правительства вскоре после выборов 1936 года он ехидно заметил, что скорее всего МакРейнольдс останется на судейской скамье даже тогда, когда ему исполнится 105 лет. Речь шла о Джеймсе МакРейнольдсе, заместителе председателя Верховного суда, которому шел 75-й год, но который отнюдь не собирался уходить на пенсию (он был членом этого высшего органа свыше двадцати лет), потрясая американскую публику не только своими консервативными суждениями и воинственной враждебностью по отношению к "Новому курсу", но и разного рода скандальными заявлениями и действиями. По словам исследователя, он "не терпел евреев, пьяниц, черных, женщин, курильщиков, женатых клерков", то есть всех, кроме себя самого. Откровенный антисемит, грубиян, он покидал заседание, когда выступала женщина-адвокат. По поводу плана Рузвельта пополнить состав суда он заявил, что новым судьей может стать только сын преступника или еврей, или же личность, сочетающая то и другое.
Блестяще выиграв выборы, Рузвельт был полон решимости начать лечение Верховного суда. Он полагал, что конгресс окажет ему полную поддержку, - не только потому, что в нем решительно преобладали его однопартийцы, но и в связи с тем, что судебные решения аннулировали законы, принятые именно высшим законодательным органом, тем самым нанося оскорбление самим законодателям.
Однако в то время, когда президент начал свое наступление на Верховный суд, появились признаки того, что судьи, опасаясь проигрыша, могут сдаться без боя, и намекнул на эту возможность тот самый МакРейнольдс, который был наиболее ярым противником президентской политики. На одном из ужинов он, оказавшись рядом с женщинойминистром Френсис Перкинс, вдруг проявил себя как галантный кавалер и в ходе беседы заявил ей, что некоторые из его коллег по Верховному суду "были бы рады уйти в отставку, если бы были уверены, что будут получать свою заработную плату до конца своих дней". Загвоздка заключалась в том, что до 1933 года члены Верховного суда, уходя на пенсию, действительно сохраняли свою полною ставку в 20 тысяч долларов, но закон об экономии средств сократил эту сумму в два раза, чем судьи, разумеется, были крайне недовольны.
Пока, однако, Рузвельт не принял фактически предложенного ему соглашения - купить отставку престарелых судей путем удвоения их пенсии - точнее, возвращения ее размера, существовавшего до введения "Нового курса". Утром 5 февраля 1937 года председатель палаты представителей, лидеры парламентских фракций обеих палат и председатели парламентских комитетов были приглашены в Белый дом. Рузвельт заявил им, что ровно через два часа, в полдень, он выступит перед обеими палатами с проектом закона о реорганизации Верховного суда в том духе, о котором уже не раз говорил (то есть о назначении дополнительных судей в случае отказа уйти в отставку тех, кто достиг семидесяти лет). Рузвельт был уверен в поддержке со стороны конгрессменов.
Президент был удивлен и разочарован, когда часть приглашенных парламентариев отнеслась к его проекту сдержанно, а кое-кто резко выступил против. Они считали возможным решить дело миром, проведя закон о повышении пенсии судьям. Но главное, однопартийцам президента в конгрессе не понравилось, что тот ставит их перед свершившимся фактом, диктует им, как следует себя вести, нарушая баланс ветвей власти. Новое, конкретизированное предложение Рузвельта не было принято к немедленному рассмотрению, а направлено в комитеты, то есть началась долгая процедура с совершенно непредсказуемым результатом.
Тем временем был внесен и рассмотрен в срочном порядке законопроект о пенсиях для судей, уходящих в отставку, предусматривавший возвращение членам Верховного суда прежней, вдвое большей пенсии. 1 марта он был принят.
Опасаясь чрезмерного сосредоточения власти в президентских руках, конгресс отверг план реформы высшего судебного органа. Однако сам Верховный суд, отчасти опасаясь, что акция Рузвельта может повториться, отчасти в результате изменения соотношения сил в нем самом, усиления либеральной тенденции, стал более сговорчивым: признал конституционным важнейший закон о трудовых отношениях, а вслед за этим - законы о социальном страховании, о регулировании сельского хозяйства и др. После ухода в отставку в 1938 году двух консервативных членов суда - Д. Свазерленда и У. ван Девентера, которые были заменены либералами X. Блэком и С. Ридом, в Верховном суде сложилось либеральное большинство, хотя и весьма неустойчивое, и Рузвельт счел, что его реформирование потеряло актуальность.
Но главное, увлекшись реформами, Рузвельт вначале не осознал, что вторгся в святая святых американской демократии и в нем стали видеть сокрушителя основ. Ему рассказали распространенный в то время анекдот: психиатр, вознесенный на небеса, немедленно стал лечить Господа Бога, который страдал манией величия - думал, что он Рузвельт.
Отбрасывая шутки в сторону, президент постепенно убеждался, что, пытаясь перестроить себе в угоду высший судебный орган, он замахнулся на систему сдержек и противовесов, обеспечивающую устойчивость и гибкость американской демократии, что можно было воспринять как государственный переворот. В полной уверенности, что ни в коем случае не следует допускать даже мысли об этом, Рузвельт отказался от коренного реформирования Верховного суда. В июне 1937 года был принят закон, вносивший в судебную систему небольшие изменения, в частности предусматривавший, что судья, прослуживший десять лет после достижения семидесятилетнего возраста, сохраняет своей пост и оклад, но отходит от активной работы. О пополнении Верховного суда речи не было. Правда, было непонятно, как станет функционировать Верховный суд, если постепенно все его члены "отойдут от активной работы", о чем законодатели как-то не подумали. Но на практике дело утряслось - престарелые судьи теперь уходили на заслуженный отдых.
Соответственно несколько изменялись настроения прессы. Читая утренние газеты 13 апреля, Рузвельт нашел весьма любопытную передовую статью "Нью-Йорк геральд трибюн". Она называлась "Великое решение" и была посвящена закону Вагнера, который этаже газета жестоко критиковала еще полгода назад, а теперь, после его одобрения Верховным судом, поддержала.
* * *
Позиции Рузвельта и его администрации оказались несколько ослабленными в результате экономического спада, происшедшего в 1937-1938 годах. Он не достиг уровня Великой депрессии, но был значительным. Достаточно сказать, что безработица возросла до 11 миллионов человек.
Оппозиция, главным образом из среды Республиканской партии, стремилась возложить всю ответственность за очередные хозяйственные трудности на Рузвельта, объявляя их причиной "Новый курс", массированное вторжение государства вдела частного бизнеса. Звучали и обвинения другого рода - Рузвельт, мол, преждевременно сократил программу борьбы с безработицей.
Осенью 1937 года президент совершил свою первую "инспекционную" поездку по стране (в следующие годы они будут повторяться). Поезд из десяти вагонов, отправившийся с центрального вашингтонского вокзала Юнион, был оборудован по последнему слову бытовой и коммуникационной техники, вплоть до только что появившихся кондиционеров. Маршрут пролегал на запад. Была пересечена вся страна вплоть до тихоокеанского побережья. Поезд останавливался во многих городах, а иногда и на крохотных станциях, где, как сообщали Рузвельту, собралось много народу. Надо сказать, что при этом нарушался график движения обычных составов, что вызывало немалое недовольство.
Выйдя на площадку своего вагона, президент обращался с краткими речами к толпе, подчас, к раздражению бюрократов, игнорируя местных должностных лиц. В этом было немало демагогии, но она была нужна президенту, начинавшему чувствовать охлаждение к нему населения. Иногда его просто заносило. Однажды он даже уподобил себя герою древнегреческого мифа - великану Антею: президент заявил, что подобно Антею, черпавшему силы от земли, он восстанавливает их при встрече с народом, - и получил иронические комментарии прессы.
На обратном пути Рузвельт сделал остановку в Чикаго, чтобы открыть построенную Администрацией общественных работ городскую кольцевую шоссейную дорогу. 5 октября, выступая на торжестве, он вроде бы неожиданно затронул внешнеполитические вопросы. Однако то, как они были поставлены, свидетельствовало об их теснейшей увязке с делами внутренними, с преодолением экономического спада. Речь шла о необходимости противодействия агрессии, а значит, дальнейшего государственного стимулирования экономики. "Распространяется эпидемия всемирного беззакония, - говорил он. - Когда эпидемия инфекционных болезней расширяется, обычно создается та или другая форма карантина для больных, чтобы предотвратить заражение болезнью всех людей. То же должно быть сделано в отношении мира… Те, кто желает жить в мире, в условиях законности, кто следует моральным нормам… должны найти способ, чтобы их воля восторжествовала".
Рузвельт утверждал, что новая депрессия порождена "забастовкой крупного капитала", который отказывается от необходимых инвестиций, стремясь подорвать его престиж. Это было верно, но лишь до определенной степени. Некоторые крупные бизнесмены, прежде всего Форд, действительно стремились к тому, чтобы в Белом доме был более покладистый хозяин. Однако сам Форд продолжал расширять производство автомобилей. В основном спад второй половины 1930-х годов был связан с непомерными государственными расходами, которые, в свою очередь, порождали нагнетание налогового пресса. Сделать Америку страной всеобщего благосостояния могла только научно-техническая революция, до которой оставались еще десятилетия. Будучи реалистически мыслящим политиком, Рузвельт всё более убеждался в том, что должен действовать только в пределах возможного. К тому же на промежуточных выборах 1938 года республиканцы приобрели новые места (восемь в палате представителей и семь в сенате), что также затруднило реформистскую деятельность.
* * *
Некоторые серьезные меры президент всё же смог провести через конгресс. Рузвельт стремился неуклонно следовать тем курсом, который он провозгласил дождливым днем 20 января 1936 года.
В 1938 году был подписан и введен в действие новый важный закон - о справедливых трудовых стандартах. Он впервые предусматривал в масштабах страны введение минимальной почасовой оплаты труда - 40 центов для всех лиц, занятых на предприятиях, производящих продукцию более чем для одного штата (через семь лет минимум был поднят до 50 центов). Для этих же групп рабочих и служащих вводилась 44-часовая рабочая неделя (через три года впервые в мире была установлена сорокачасовая). Запрещалось использование на предприятиях труда детей младше шестнадцати лет. Закон не распространялся на мелкие предприятия, производившие продукцию только для своего штата, - это считалось делом местной администрации. Но примеру национального законодательства последовали власти примерно половины штатов.
Чтобы закрепить победу, в Белый дом был приглашен председатель Конгресса производственных профсоюзов Джон Льюис, которому официально сообщили об этом известии, радостном для всех занятых наемным трудом. Жест был воспринят должным образом - КПП всё более активно поддерживал президента, хотя по-прежнему стремился к созданию третьей - рабочей или рабоче-фермерской - партии.
К идее третьей партии Рузвельт относился крайне отрицательно не только потому, что являлся активным деятелем Демократической партии - одной из опор двухпартийной системы. Он считал, что возникновение новой партии, тем более на левом фланге политического спектра, может серьезно нарушить баланс сил, а при экономических и социальных трудностях привести к непредсказуемым потрясениям.
В отдельных штатах появлялись местные рабоче-фермерские объединения, однако в национальном масштабе третья партия так и не была создана. Президент не желал идти на меры активного противодействия таким организациям, а своим сторонникам рекомендовал "приручать" их, чтобы раньше или позже они влились в местные отделения Демократической партии. Однако сближение демократов с Рабочей партией штата Нью-Йорк, Рабоче-фермерской партией Миннесоты и некоторыми другими подобными организациями вело к известному полевению самих сторонников "Нового курса" и усилению тенденций к поиску "третьего пути", отличного от капитализма и социализма.
Это вызывало недовольство Рузвельта. После первых попыток включить рабоче-фермерские партии в официальные структуры правившей политической силы эти действия были прекращены, а сами мелкие партии стали постепенно терять влияние, превращаясь, за некоторыми исключениями (например в штате Висконсин), в крохотные замкнутые секты.
В результате проведения в жизнь закона 1938 года условия труда американского рабочего класса стали значительно более цивилизованными. Немалая личная заслуга в этом принадлежала Рузвельту.
Законодательство, защищавшее интересы наемных рабочих и служащих, принятия которого столь упорно добивался Рузвельт, как оказалось, не вполне устраивало профсоюзных лидеров, также выбившихся наверх не без помощи президента. В наибольшей степени это касалось Джона Льюиса, председателя КПП, который в полной мере воспользовался статьями закона Вагнера и для разжигания новых классовых конфликтов, и для рекламирования себя в качестве бесстрашного защитника интересов трудящихся.