В направленной против нас искусной кампании лжи, производившей на мировое сообщество сильное впечатление, враги обвиняли нас во всех надуманных грехах: в развязывании войны, в чинимых в Бельгии зверствах, в издевательствах над военнопленными, в политической аморальности и коварстве, в лживости и жестокости, в деспотизме и порабощении собственного народа. Произносимые одновременно призывы к борьбе за демократию и культуру, против милитаризма, автократии и прусских помещиков глубоко проникали в сознание простых людей, не очень-то разбиравшихся в пропагандистских трюках. Эти лозунги и призывы формировали мировое общественное мнение. В результате война превратилась, например для американского солдата, в крестовый поход против Германии.
В нейтральных государствах мы столкнулись со своего рода духовной блокадой. Путь к душам этих народов был нам закрыт, и мы не сумели его разблокировать. Только мы были всегда и во всем не правы. Что бы Антанта ни делала, все признавалось справедливым и морально оправданным. Германия-де совершает над миром насилие, а вот Антанта преследует вполне гуманные цели, призванные осчастливить и избавить мир от несчастий и лжи.
Аналогичная работа велась и в странах наших союзников с намерением отколоть их от Германии.
Пропаганда была старым и действенным средством борьбы Англии. Бисмарк годами ранее как-то заметил: "Угрожать чужим странам революцией – давний испытанный прием англичан".
Еще перед войной внимательные наблюдатели замечали активную пропагандистскую работу против нас со стороны наших теперешних противников. Уже тогда она велась планомерно и целенаправленно.
Повсеместно во враждебных нам странах создавались мощные пропагандистские организации, действующие под руководством опытных государственных чиновников и политиков. Направляемые из единого центра, они работали в тесном взаимодействии, располагая четкими директивами и огромными денежными средствами. Имели они свои филиалы и в нейтральных государствах, где обосновались со свойственной державам Антанты бесцеремонностью. Особые органы занимались подстрекательством национальных меньшинств, например поляков, чехов и южных славян, населявших двуединую монархию.
В то время как на театре военных действий почти до последнего момента инициатива оставалась в наших руках, враг с самого начала сомкнутым строем активно сражался за умы и сердца людей, находя помощников и союзников среди дезертиров, окопавшихся в нейтральных странах, и, к сожалению, поддержку в нашем собственном отечестве.
Все яснее просматривалась главная цель американской и английской пропаганды – взорвать Германию изнутри посредством революции. Не случайно Ллойд Джордж после войны выразил лорду Нортклиффу благодарность Англии за превосходно проделанную им пропагандистскую работу.
Словесная и печатная вражеская пропаганда скоро настолько закружила нашу голову, что многие уже были не в состоянии отличить собственные мысли от внушенных противником. Мы оказались к ней тем восприимчивее, что нам пришлось воевать не числом, а умением. Только большого количества батальонов для победы недостаточно, нужен еще боевой дух, который вдохновляет на подвиги. Так бывает и в быту, и на поле битвы. Мы могли спокойно воевать со всем миром, пока сохраняли психологическую боеспособность, пока у нас были шансы на победу, и мы ни в чем не уступали нашим противникам. С утратой боевого духа изменилась в корне и ситуация. Мы перестали сражаться до последней капли крови, многие солдаты уже больше не желали умирать за свое отечество.
Разрушение нравственных устоев нации прямо влияло на боеготовность армии. Антанта, уже не надеясь на победу на поле битвы, рассчитывала одержать верх, воздействуя на население Германии, подтачивая боевой настрой немецких войск. На этот счет я не заблуждался.
Один проницательный политик из лагеря противника весной 1918 г. выразился следующим образом: "И в Париже, и в Лондоне ведущие политические и государственные деятели придерживаются единой и принципиальной точки зрения, что военным путем Германию на Западном фронте не одолеть. И тем не менее всем ясно: Антанта все-таки одержит победу в результате внутренней нестабильности в Германии и в Центральных державах, которая в конце концов приведет к свержению кайзера. Самое позднее этой осенью в Германии разразится революция".
Это высказывание полностью совпадает со словами депутата ландтага Штрёбеля, редактора газеты "Форвертс", который в 1915 г. заявил: "Я открыто признаю, что полная победа монархии не отвечает интересам социал-демократии".
Мне не хотелось приводить здесь эти цитаты и распространять их по свету, но нужно быть правдивым, и факт остается фактом.
За настроение внутри страны ответственным был рейхсканцлер. ОКХ с радостью взялось бы за просвещение своего народа, но, соблюдая узаконенный порядок, всегда действовало через рейхсканцлера, побуждая его что-то предпринять.
Рейхсканцлер обязан был объяснить немецкому народу, куда мы движемся, и указать ему на исключительную серьезность положения Германии. Правительство должно было постоянно напоминать немецкому народу о том, что приемлемые условия мира можно получить лишь от разбитого врага, иначе это был бы просто насильственно навязанный мир. Только победа гарантирует первое и спасает от второго.
Наша политическая и духовная незрелость в сочетании с безработицей, не позволившая нам распознать пустоту новомодных лозунгов и невыполнимость посулов и обещаний, – вот причина наших бед и несчастий, прежних и нынешних. Я не переставал надеяться, что немецкий народ в конце концов все-таки постигнет суровую правду сложившейся ситуации. Но я заблуждался. С усилением внутриполитической борьбы, с дальнейшим социальным расслоением немецкого общества и углублением пропасти между городом и деревней, все чаще конкретное дело подменялось словесной трескотней, громкими призывами и преступной ложью. Вскоре собственные партийные цели сделались важнее благополучия отчизны. Большинство представителей многочисленной буржуазии пошли своими путями и в страхе держались в стороне. У них тоже отсутствовало чувство личной ответственности за судьбу своей родины. Буржуазия не задумывалась над тем, какой огромный ущерб она наносит своей стране и самой себе, безучастно взирая на разнузданное и беспринципное поведение отдельных слоев немецкого населения и на подрывную деятельность Независимой социал-демократической партии. К великому сожалению, обычно трезвомыслящие немцы под влиянием временных невзгод безропотно позволили вскружить себе голову и отказались от того, ради чего до тех пор они жили и трудились. Поэтому-то буржуазия в равной степени виновата в постигшем наше отечество несчастье.
Наши канцлеры военного периода не сделали ничего для предотвращения ущерба и просвещения нации. Они не продемонстрировали никакой творческой мысли, не сплотили народ и не повели его к желанной цели, как это сделали великие диктаторы Клемансо, Ллойд Джордж и Вильсон. Усилия ОКХ в данном направлении с использованием занятий по патриотическому воспитанию и возможностей нашей зарубежной пропаганды были просто каплей в море фактических потребностей. Сознание и души немецкого народа оказались буквально без руля и ветрил перед обрушившимся на него ураганом разнообразных впечатлений. Сбитые с толку и ослепленные подстрекательскими речами, немцы погнались за несбыточной мечтой. А потому они приняли сторону тех, кто в силу собственного заблуждения или преступного умысла поманил их обещаниями исполнить давние страстные желания, и не стали слушать государственных мужей, которые, разглядев истинную подоплеку опасных затей и движимые любовью к земле отцов, постоянно призывали народ напрячь все силы во имя будущего Германии. И подумать только! Именно этих достойных государственных мужей заклеймили как "поджигателей войны", хотя они всеми фибрами души стремились к скорейшему прекращению кровопролития.
В августе 1914 г. вся немецкая пресса дружно и горячо отстаивала необходимость оборонительной войны и, обосновывая свою позицию, использовала прекрасные слова. К сожалению, позднее часть журналистов изменила свои взгляды. Они не желали понять, что и нашу оборонительную войну можно закончить только одолев противника на поле брани, а не за столом переговоров, если мы не хотим стать жертвой унизительных условий капитуляции. Как у правительства и населения, у этой части прессы идея примирения отодвинула на задний план всякую мысль о победе над врагом, требующей огромного напряжения сил всего немецкого общества, и без того переживавшего великие тяготы. Многие известные печатные органы превратились в глашатаев нового, основанного на взаимопонимании наций, миропорядка. Они резко критиковали прежде всего тех, кто не верил в миролюбие противника, ежедневно видел его стремление любыми средствами ослабить Германию, кто поэтому считал необходимым сохранять меч острым, а руку, его держащую, сильной. Часть массовых печатных изданий внушала и еще одну точку зрения: мол, разрешить вооруженный конфликт чисто военным путем, т. е. только уповая на оружие, невозможно. А раз так, то зачем сражаться, если без этого можно одержать верх или отвести угрозу поражения? Неужели эти господа не могли понять, как должен чувствовать себя солдат, вдали от родины, семьи и хорошего заработка постоянно подвергающий себя опасности, когда ему нашептывали, что все его страдания бесполезны и напрасны? Выдумывались разные теории, будто бы способные осчастливить человечество, грезилось о далеком будущем. При этом забывали о трудном настоящем и не думали о мучительных переживаниях солдата, идущего на смерть.
Под впечатлением от увиденного и услышанного я в декабре 1916 г. обратился к рейхсканцлеру с предложением: учредить при имперской канцелярии специальную должность для унифицированного руководства прессой по всем вопросам. Как мне представлялось, рейхсканцлер назначает подчиненное лично ему ответственное лицо, наделенное обширными полномочиями, для направления деятельности гражданских печатных органов в тесном взаимодействии с пресс-службами военного министерства, адмиралтейства и министерства иностранных дел. Рейхсканцлер фон Бетман-Гольвег мое предложение отклонил.
Единое руководство прессой помогло бы вновь сплотить немецкий народ, устранить все, что его разделяло. Агитацию следовало сделать более понятной и доходчивой, проникающей в самую душу. Дополнять ее должны были бы выступления авторитетных государственных деятелей, известных ученых, а также устная пропаганда. Каждому немцу, мужчине или женщине, нужно было ежедневно напоминать, что означает для Германии поражение в этой войне, используя для этого также изобразительное искусство и возможности кино. Красочное описание ожидающих нас несчастий подействовало бы сильнее любых призывов, устных или письменных, к примирению и взаимопониманию, и заставило бы выбросить из головы всякие мечты о возможных приобретениях. И что важнее всего: такой подход к агитации и пропаганде предотвратил бы страшную беду и приблизил мир.
Связь ОКХ с газетами осуществлялась через отдел печати военного министерства, сформированный в октябре 1915 г. на базе некоторых служб Генерального штаба, в задачу которых входил просмотр немецких и зарубежных ежедневных печатных изданий и осуществление цензуры. В 1917 г. был создан особый орган, ведавший патриотическим воспитанием населения.
Доминирующее положение военного отдела печати обуславливалось строгой дисциплиной, высокой квалификацией его сотрудников и, не в последнюю очередь, отсутствием единого имперского руководящего звена. На фронте все большее значение приобретали армейские газеты.
Военные корреспонденты крупных немецких газет были аккредитованы при фронтовых пресс-бюро на Западе и Востоке и, насколько позволяла обстановка, снабжались самой свежей и обстоятельной информацией о положении дел в войсках. Кроме того, ход военных действий подробно освещали некоторые известные писатели. Главная служба цензуры обеспечивала надзор за прессой на территории Германии и следила за неукоснительным соблюдением цензурных предписаний ОКХ. Эта служба была сформирована Генеральным штабом в начале войны в порядке самопомощи, и ее подчинение ОКХ нельзя назвать удачным. Всякая цензура вызывает недовольство, и это недовольство выражалось все громче и громче по мере того, как ширились пацифистские настроения, а у политических движений внутри страны росла уверенность, что официальные лица преднамеренно стесняют свободу их деятельности. ОКХ это очень огорчало. К сожалению, военный министр в 1917 г. отказался включить главную цензурную службу в состав своего ведомства.
Действенная пропаганда должна опережать ход развития политических событий. Еще до претворения важных политических шагов в жизнь она должна убедить международную общественность в их целесообразности и правомерности. Мы жее не уделяли пропаганде за рубежом должного внимания. Осуществленные с неожиданной внезапностью наши политические мероприятия показались миру спонтанными и чрезмерно жесткими. А этого легко избежать, если заблаговременно позаботиться об исчерпывающих разъяснениях.
Еще до войны у нас не только отсутствовало всякое желание вести активную пропагандистскую работу, но не было для этого и нужных средств. Мы не располагали разветвленной сетью зарубежных информационных агентств, оснащенных телефонной связью и радиостанциями. У нас не было и крупной авторитетной газеты, приверженной национальной идее и пользующейся влиянием за границей наподобие английской "Таймс" или французской "Темпс". Газеты, из которых иностранцы черпали сведения о Германии, давали одностороннюю и искаженную картину характера и образа мыслей немцев и положения в стране.
Беседуя с многочисленными ведущими государственными и политическими деятелями, я мог воочию убедиться, насколько распространено недопонимание необходимости именно во время войны действенной пропаганды притягательных для масс и жизнеспособных идей. Правительство же проявляло в данном вопросе нерешительность и колебания, так и не уразумев всей полезности этого мощного средства борьбы. Данный способ воздействия на умы людей отвергали на том основании, будто он груб и навязчив, хотя умелая пропаганда обычно неназойлива и проникает в подсознание незаметно. Ссылка на правое дело, которое якобы не нуждается в доказательствах и уговорах, беспредметна; у нас были все основания предпринять что-то конкретное: не только оправдываться и защищаться от нападок наших противников, но и самим атаковать. Только использовав против врага его же оружие, мы могли выстоять в этой гигантской схватке народов и победить.
Летом 1916 г. ОКХ обратилось к руководству страны с предложением, касающимся создания действенной пропагандистской организации. После преодоления многих препон, в первую очередь в министерстве иностранных дел, в июле при этом министерстве была образована особая военная служба, подчиненная ОКХ. С помощью печатного слова, рисунков, но прежде всего кинофильмов она попыталась наладить пропагандистскую работу в нейтральных государствах. Но главный упор делался все-таки на устную передачу сообщений. Служба располагала собственной телеграфной и телефонной связью и солидным штатом специальных корреспондентов; она выпускала также соответствующие брошюры, ее сотрудники выступали с лекциями и докладами, проводили выставки произведений искусства.
Однако наверстать упущенное за долгие мирные и военные годы и соперничать с вражеской пропагандой наша служба уже не могла. При всем старании ее достижения в сравнении с поставленными перед ней задачами были довольно скромными и недостаточными. Решающим образом воздействовать на население стран противника нам не удалось. Там правительства, обуреваемые желанием во что бы то ни стало победить, твердой рукой подавляли всякое проявление мягкости и уступчивости, но особенно – стремление к достижению мира путем переговоров. Не добились мы заметных успехов на пропагандистском поприще и в нейтральных государствах, и в странах наших союзников.
Наверняка все обернулось бы иначе, если бы наши пропагандистские усилия активно и по-деловому поддержал рейхсканцлер. Я неоднократно просил его о содействии. Было необходимо учредить что-то более солидное, вроде имперского ведомства пропаганды. Я добивался этого еще и потому, что у нас не только не было органа, способного действенно парировать словесный ураганный огонь ведущих государственных деятелей из вражеского лагеря, но никто и не был озабочен его созданием. Вести столь масштабную борьбу военная служба министерства иностранных дел не могла, это было под силу лишь имперскому ведомству, обладающему обширными полномочиями. Наконец-то в августе 1918 г. правительство предприняло слабую попытку в данном направлении, но получилось что-то весьма несовершенное, а кроме того, было уже слишком… поздно!
Осенью 1916 г. пополнение в войска из Германии поступило лишь в очень ограниченном количестве. Пока это еще никак не отразилось на их боеготовности. Несмотря на понятную усталость и перенесенные страдания, солдаты сохранили хороший боевой настрой. Существовала самая тесная связь между фронтом и глубоким тылом. Широко практиковались отпуска с передовой на родину, хотя и гораздо меньше, чем хотелось бы мне и фронтовикам. Я бы с удовольствием отправил в краткосрочный отпуск значительно больше солдат и офицеров, однако препятствовали не только общая военная обстановка, но и проблема с транспортом. В периоды усиления напряженности на оборонительных рубежах число отпускников приходилось сокращать до минимума.
Хорошо работала служба доставки писем, посылок и газет. Заказать можно было газету любого политического направления, за исключением официального рупора Независимой социал-демократической партии.
В первое время войска получали достаточно живой силы, которая использовалась не только для восполнения потерь в уже существующих воинских формированиях, но, к сожалению, и для создания новых дивизий. Организационная структура всех родов войск постоянно совершенствовалась. Многократно возросла потребность в артиллерии.
Устройство передовых позиций на Западном фронте происходило в соответствии с новыми правилами распределения и эшелонирования взаимно связанных отдельных сооружений и с максимальным использованием особенностей рельефа конкретной местности. На Восточном фронте большей частью остались прежние формы окопной войны. На Западе, помимо возведения двух стратегических оборонительных линий, приходилось выполнять много другой строительной работы. Так, например, во Фландрии восточнее Арраса и у Вердена значительно углубили, а в Эльзас-Лотарингии усилили существующие системы траншей. Солдаты старательно укрепляли и улучшали свои позиции, ведь от этого зависела их жизнь и повседневный быт.
Для подготовки войск к предстоящим крупным оборонительным боям было издано наставление "Оборонительное сражение". Прежние застывшие и легко обнаруживаемые защитные линии заменила гибкая подвижная и глубоко эшелонированная оборона. Разумеется, после окончания боев прежние позиции должны были оставаться в наших руках, но пехотинцу больше не нужно было стоять насмерть на одном месте, ему уже дозволялось двигаться – в ограниченных пределах – в любом направлении, чтобы выйти из-под интенсивного вражеского огня. Контратакой следовало потом вернуть утраченные позиции.