Английский армейский командующий не использовал свой первоначальный крупный успех, иначе нам не удалось бы значительно сузить место прорыва. Если бы он действовал активнее, еще неизвестно, какое было бы принято решение относительно планировавшейся Итальянской кампании. То была война, в которой нам пришлось сражаться со всем миром!
На других участках фронта английские и французские войска вели себя более или менее спокойно, не затевая ничего серьезного. Да и в месте прорыва в ходе тяжелых боев противник явно выдохся, и дело обошлось без больших потерь с нашей стороны. 29 ноября командующий 2-й германской армией генерал фон Марвиц собрал достаточно сил для контратаки. Главный удар предполагалось нанести в южной части поля сражения, вспомогательный – с севера в южном направлении. Англичане были застигнуты врасплох. Поддержанная хорошо скоординированным артиллерийским огнем, наша контратака 30 ноября имела успех, правда, не совсем тот, на какой я надеялся, но все же это была удачно осуществленная на Западном фронте наступательная операция! И тем более примечательная, что в ней участвовали изрядно потрепанные в предшествовавших оборонительных боях германские части, еще не имевшие достаточного опыта наступательных действий. Лишь одно нежелательное явление заставило серьезно задуматься: полному успеху помешало то обстоятельство, что одна полнокровная боеспособная дивизия вместо того, чтобы продолжать сражаться, задержалась у вражеских провиантских складов.
Тем временем англичане успели подтянуть резервы и сами перешли в атаку. Бои затянулись до 5 декабря. В ходе этих сражений мы в общем и целом вернули утраченную на первых порах территорию и даже присовокупили новые. В итоге мы одержали над английскими войсками крупную победу – хорошая концовка тяжелейших битв 1917 г. Мы приобрели на Западе благоприятные исходные пункты для наступления в 1918 г.
Во Франции англичане и французы вели себя довольно пассивно. И второй стратегический замысел 1917 г. окончился для них неудачей. Понадобилось, кроме того, в помощь своему побитому союзнику послать дивизии в Италию. Наконец-то на Западе наступило долгожданное затишье, в котором мы, уставшие и истощенные, так нуждались.
Операция в Италии у Тольмино началась 24 октября. Сосредоточить 14-ю объединенную австро-германскую армию на исходных рубежах было не так-то просто. В распоряжении командования были всего лишь две, местами очень узкие, горные дороги, по которым одновременно двигаться можно было только в одном направлении. И если переброска войск протекала без осложнений и в предусмотренные сроки, то в этом прежде всего заслуга штабных офицеров, готовивших операцию тщательно и продуманно. Сначала выдвинули вперед под охраной несколько австро-венгерских батальонов, артиллерийские и минометные батареи и подвезли боеприпасы. Пехоту подтянули в последнюю очередь. Поскольку на концентрацию ударной группы ушло немало дней, о наших подготовительных мерах стало известно итальянцам от перебежчиков.
После непродолжительной – в течение нескольких часов – артиллерийской подготовки с использованием бризантных и химических снарядов 24 октября начался подъем по горному склону. В это же время 12-я пехотная дивизия нанесла удар из долины в направлении перевала Карфрейт. 25 октября наши войска заняли верхние оборонительные рубежи итальянцев и захватили Матаюр.
27 октября бои шли уже в верхнем течении реки Тальяменто. Итальянский фронт на границе с Каринтией и на реке Изонцо зашатался и стал разваливаться. К сожалению, армия генерала Бороевича действовала недостаточно энергично, промедлила, что позволило многим итальянцам избежать пленения.
Генералу фон Белову, чей правый фланг задержался в горной местности, было приказано левым флангом ударить через Удине в направлении реки Тальяменто и уничтожить противника еще по эту сторону реки. 30 октября было взято в плен еще 60 тысяч итальянских военнослужащих.
Успехи в Италии существенно приободрили нас и несколько разрядили напряженную обстановку на Западном фронте. 6 ноября австро-германские части форсировали реку Тальяменто и 11 ноября достигли реки Пьяве. Другие соединения активно действовали в горах возле Фелтре, вынуждая итальянцев отступать с гор через Бельюно.
Между тем правое крыло 14-й армии повело наступление на горный массив между реками Брентой и Пьяве, стремясь пробиться на равнину. Полноводная Пьяве представляла собой серьезную водную преграду. На противоположной стороне итальянцы сумели навести в своих рядах порядок. К ним прибыли первые английские и французские воинские части.
Как в августе в Буковине и Восточной Галиции, здесь тоже, прежде чем думать о дальнейшем продвижении, требовалось сначала восстановить сеть железных дорог в тылу наступающих войск. Бои в гористой местности в условиях ненастной погоды очень утомили солдат; и, хотя они отвоевали у противника солидную территорию, взять горный массив Монте-Граппа уже не смогли. Ударная сила начавшегося у Изонцо наступления в конце концов иссякла естественным путем. В начале декабря был отдан приказ прекратить операцию.
Результаты осеннего наступления в Италии в полной мере соответствовали нашим ожиданиям. Итальянская армия была основательно потрепана и нуждалась в помощи своих союзников. Войска двуединой монархии и Западный фронт получили заслуженную передышку. Австро-Венгрия и ее вооруженные силы буквально воспрянули духом. Германское командование и германские воинские части вновь покрыли себя славой и опять доказали свое превосходство в наступательных операциях.
На Восточном фронте царило спокойствие. В середине октября мы отвели наши войска из района восточнее Риги на более обустроенные и долговременные позиции. На всем гигантском пространстве начались интенсивные межокопные контакты. Мы всячески старались подогревать в русской армии стремление к заключению мира.
11 октября германские военные корабли отправились из Либавы в Рижский залив для проведения операции против расположенных там островов. Меня радовала открывшаяся нашему флоту возможность заняться своим прямым делом. Длительное бездействие сопровождалось событиями, показавшими размах подрывной деятельности Независимой социал-демократической партии в различных экипажах германских ВМС, а также состояние духа немецкой нации и нашей боеспособности. Цели ничтожной части немцев проникли в среду военных моряков. Внешние условия их каждодневного существования и постоянное соприкосновение с гражданским населением благоприятствовали распространению революционных идей. Откомандирование с военно-морских судов большого числа наиболее квалифицированных и умелых боевых офицеров для удовлетворения нужд подводной войны отрицательно сказалось на воинской дисциплине. Участие в боевых действиях должно было поднять и укрепить моральное состояние моряков.
Десантным корпусом командовал генерал фон Катен. Местом высадки десанта определили бухту Тагалахт на северо-западе острова Эзель, предварительно проведя здесь разведку. После подавления береговых батарей на полуострове Сворбе в южной оконечности острова Эзель германские боевые корабли вошли в Рижский залив, а в это время торпедоносцы обогнули этот остров с севера. Им поручалось взять под прицел Ориссарскую дамбу, связывавшую остров Эзель с островом Моон, и отрезать противнику пути отхода. Затем им предстояло войти в Моонзунд. Командование военно-морскими силами надеялось навязать находившимся там судам военно-морского флота противника сражение или заставить сразу сдаться. Высаженный на острове Эзель десант имел задачу как можно быстрее захватить Ориссарскую дамбу и атаковать защитников полуострова Сворбе с тыла.
Операция на острове Эзель прошла успешно, лишь небольшой части русского гарнизона удалось уйти по дамбе, и 16 октября остров оказался полностью в наших руках. 18 октября пал остров Моон, вскоре был захвачен и остров Даго. Таким образом, у германских ВМС была возможность сразиться с вражеским военно-морским флотом. На этом боевые действия на Восточном фронте пока закончились. С октября 1917 г. власть большевиков в России неуклонно крепла.
В течение лета 1917 г. я составил проект условий заключения мира с Россией. Главное из них – прекращение военных действий и сохранение позиций, которые к тому времени занимали враждующие стороны. Я не требовал ни территориальных уступок, ни сдачи оружия. Условия не содержали ничего, что могло бы осложнить процедуру заключения перемирия, а затем и мира. Проект был представлен имперскому правительству и командованию вооруженных сил союзных государств и получил одобрение. Незначительные поправки не изменили основной сути документа.
Я поторопился закончить все подготовительные меры, чтобы быть готовыми на тот случай, если Россия обратится к нам с предложением о перемирии. К ноябрю степень разложения русского войска большевиками достигла такого уровня, что ОКХ серьезно подумывало об использовании ряда частей с Восточного фронта для укрепления своих позиций на Западе. Тогда мы держали на Востоке 80 дивизий – треть всех наличных сил.
С конца ноября с Востока на Запад непрерывной вереницей тянулись железнодорожные составы с войсками. Речь шла уже не просто о замене уставших подразделений свежими дивизиями, а о существенном численном увеличении наших войск на Западном театре военных действий.
Еще в ноябре 1917 г. о наступлении в 1918 г. во Франции размышляли многие наши командиры, и я в первую очередь. А потому я с большим нетерпением ждал того дня, когда российское правительство обратится к нам с просьбой о перемирии.
26 ноября главнокомандующий и народный комиссар Крыленко спросил по радио, готово ли германское ОКХ к переговорам о перемирии. Мы ответили согласием. 2 ноября русские парламентеры пересекли германские оборонительные рубежии. Переговоры начались без промедления в Брест-Литовске, в ставке главнокомандующего германскими войсками на Востоке. Одновременно сюда же прислали свои делегации все участники Четверного союза. Уже 7 ноября было принято решение о прекращении враждебных действий на десять дней. 15 ноября состоялось подписание соглашения о перемирии, которое начиналось 17 декабря 1917 г. в 12.00 и заканчивалось 14 января 1918 г. в 12.00. Если ни одна из сторон его за семь дней до истечения срока не денонсировала, то действие соглашения автоматически продлевалось.
Соглашение распространялось на весь Восточный фронт, однако власть советского правительства не простиралась так далеко. Поэтому возникла необходимость провести на тех же условиях особые переговоры для Кавказского и Румынского фронтов. Они завершились успешно подписанием соответствующего документа 9 ноября в Фокшанах. Считаю весьма полезным сравнить наши условия с теми, которые навязала нам позднее Антанта, охваченная неуемным желанием во что бы то ни стало уничтожить своих противников.
После трех лет гигантских сражений оружие наконец молчало на всем протяжении огромного Восточного фронта. Подвиги командиров и рядовых, совершенные за эти долгие годы в боях с превосходящими силами противника, навсегда войдут славной страницей в книгу истории нашей родины и ее защитников, которые здесь боролись и проливали свою кровь.
Те военные цели, к которым я во второй половине года стремился с напряжением всех сил, были достигнуты: Западный фронт удержался, итальянская армия разбита, войска двуединой монархии в Италии вновь воспрянули духом, Македонский фронт стоял прочно, на Востоке открылся путь к долговременному миру, хотя обстановка там была крайне запутанной. В общем и целом у нас появилась перспектива победоносно закончить войну.
После резолюции о мире, принятой германским рейхстагом, Ватикан почувствовал себя обязанным предпринять что-то для достижения мира. Возможно, причины, побудившие к подобному шагу, возникли даже еще раньше. В середине августа появилось папское послание о мире, датированное первым числом того же месяца и адресованное главам воюющих государств.
В послании совершенно недвусмысленно шла речь о мире без аннексий и контрибуций, но почему-то именно к нам предъявлялись непомерные требования, в то время как Антанта отделывалась легким испугом. Германское общество восприняло послание так же, как и резолюцию о мире в июле 1917 г. Правая печать дружно отклонила его, парламентское большинство отнеслось к посланию благожелательно и призвало противника, взывая к его благоразумию, согласиться с условиями, изложенными в документе. Пресса государств Антанты, как и их правительства, заняла отрицательную позицию.
Рейхсканцлер доктор Михаэлис зачитал нам в Кройцнахе свой ответ. Я не ожидал от этой попытки достичь мира ничего путного: содержание ответа не совпадало с моими взглядами. Однако я промолчал о своих сомнениях и внес лишь несколько несущественных поправок. Пока сохранялась пусть лишь теоретическая возможность прекратить войну, я предпочитал держать свое мнение при себе, хотя меня раздражали эти нескончаемые разговоры о мире, вместо энергичного ведения войны. Оглядываясь назад, я очень сожалею, что не выступил тогда более решительно против этой затеи. Мир, который я желал не меньше других, должны заключать дипломаты, а постоянно говорить о нем народу, когда враг одержим стремлением к уничтожению, не годится. Правительства стран Антанты повели себя в данном случае разумнее и дальновиднее.
Ответ Германии и Австро-Венгрии был в целом положительным, хотя по ряду пунктов дипломатически уклончивым. Мы четко изложили свою позицию, сославшись при этом, по предложению приглашенных к сотрудничеству семи депутатов рейхстага, на положения известной читателю резолюции о мире.
Государства Антанты или отклонили папскую инициативу, или же ответили не по существу. Попытка Ватикана закончилась безрезультатно. Мы опять стали свидетелями уже надоевшей истории. Немецкий народ хотел мира, а Антанта отвергала его. В своей незаметной, но настойчивой пропаганде, проводимой у нас и в нейтральных странах, противник постоянно говорил о "мире на основе взаимопонимания и примирения", но, когда требовалось ясно, без обиняков, высказать свое отношение к условиям заключения мира, он уходил в сторону, имея перед собой лишь одну цель – уничтожение Германии.
В конце августа или в начале сентября в германском обществе вдруг заговорили об якобы открывшейся возможности вступить с Антантой в переговоры. По словам рейхсканцлера, инициатива исходила от Англии. Меня это сообщение, естественно, обрадовало: если англичане проявили готовность к миру, то перспективы его заключения заметно улучшались в сравнении с прежними шагами в данном направлении, предпринимавшимися только с нашей стороны. Поэтому я оценивал шансы на успех выше, чем раньше.
В ходе обсуждения с рейхсканцлером данного вопроса касались мы и проблемы Бельгии. Нашей целью было экономическое объединение Бельгии с Германией. Имелась в виду тесная хозяйственная связь между обоими государствами, которая существовала еще в мирное время и которую следовало сохранить. Имперское руководство полагало возможным на этой основе наладить взаимопонимание с Англией. Я ожидал, что статс-секретарь Кюльман, выступая в рейхстаге в конце сентября, публично выскажется относительно Бельгии именно в этом смысле. Однако в своей речи 9 октября он говорил не о Бельгии, а о Эльзас-Лотарингии. Под бурные аплодисменты депутатов Кюльман, в частности, заявил: "Пока хоть один немец в состоянии держать в руках ружье, до тех пор эта неотторжимая часть империи не может быть предметом каких-либо переговоров или соглашений".
Таким образом, мы нисколько не продвинулись навстречу пожеланиям англичан, и всякие разговоры на этот счет прекратились. На запрос ОКХ статс-секретарь фон Кюльман тоже не сказал ничего определенного. Я был разочарован и очень сожалел, что какое-то время верил в подобную возможность.
В связи с разговорами о мире в Берлине на 11 сентября было назначено важное совещание. Я посчитал своим долгом, исходя из опыта текущей войны, еще раз напомнить о том, что именно необходимо Германии для надежного обеспечения ее безопасности в будущем, и высказал в этой связи ряд, на мой взгляд, верных и актуальных соображений, из которых я здесь приведу лишь наиболее важные.
Я начал с описания сложившейся перед войной невыгодной конфигурации государственной границы и обобщил основные выводы из практики военных операций. Вести войну на протяжении трех лет мы смогли лишь благодаря наличию в Германии таких запасов угля, железной руды и продовольствия, которые при жестком рационировании позволяли обойтись без значительных поставок извне.
Только сделав упор в навязанной нам войне на наступательные действия и выдвинув войска на территорию противника на западном и восточном направлениях, мы сумели выстоять; мы наверняка бы погибли, если бы остановились на собственных границах.
Поражения было бы не избежать, если бы враг надолго вторгся на германскую землю. Это обрекло бы нас на голодную смерть и привело бы к крушению военного хозяйства.
Невыгодным было не только наше стратегическое положение посредине Европы, но и концентрация наших залежей каменного угля и железной руды в приграничных областях. В Верхней Силезии эти месторождения почти примыкали к российской границе. На Западе аналогичная ситуация была с Лотарингским железорудным бассейном и Саарбрюккенским угольным районом. Индустриальная область Северный Рейн – Вестфалия не имела никакой защиты со стороны Бельгии.
В ходе войны значительно возросла разрушительная сила оружия. Намного увеличилась дальность стрельбы артиллерийских орудий, существенно расширилась сфера применения авиации.
Следует ожидать, что в будущей войне враг сразу же с объявлением всеобщей мобилизации нанесет удар по нашим военным объектам и предприятиям, широко используя самолеты и дальнобойную артиллерию. После бомбардировок и артобстрелов вступит в действие основная масса сухопутных войск. Не трудно предположить, что при подобном развитии событий можно проиграть войну в первые же дни. Мы были бы разбиты, не успев даже шевельнуть и пальцем.
Однако радикально изменить наше стратегическое положение и попытаться, например, на Западе передвинуть государственную границу в глубь Франции не представлялось возможным. Следовало довольствоваться тем, что есть. Чтобы оградить от внезапного нападения Саарский железорудный и Верхнесилезский угольный бассейны, вполне достаточно создать защитную зону в несколько километров. Безопасности источников нашей военной мощи всегда уделялось недостаточно внимания, а потому нужно позаботиться и о защите индустриальной области Северный Рейн – Вестфалия. Вывод напрашивался сам собой: Бельгия никогда не должна превратиться в плацдарм для развертывания враждебных нам сил. Я всегда считал нейтралитет этой страны фикцией, которую нельзя принимать в расчет. Следовало бы Бельгию крепче связать с Германией экономически, используя тесные торговые отношения между нами. Но Бельгия должна оставаться независимым, суверенным государством, в котором фламандцы пользовались бы всеми гражданскими правами.
Я не был сторонником сохранения германских военно-морских баз на фландрском побережье. Предложение было недостаточно продуманное и с военной точки зрения не совсем ясное.
Если бы мы упорядочили все так, как описывалось выше, то можно было бы за военную и экономическую безопасность Германии в будущем больше не беспокоиться.