К шести часам поехал на ужин в китайское посольство. Описывая все происходившее, должен сказать, что это один из самых удивительных вечеров в моей жизни. Пропущу китайскую еду, которая была и вкусна, и разнообразна, удивление от огромного посольства, целого города неподалеку от университета, пропущу даже впечатление от холодновато-торжественных залов личной резиденции посла, находящейся здесь же, на границе этой огромной территории, по которой мы плутали на машине. Бедный Федя, мой шофер, простоял в посольстве, возле резиденции, с 6 почти до 9! Удивление вызвал в первую очередь сам посол Ли Фэнлинь. Это бывший аспирант МГУ, заканчивавший аспирантуру у Петра Савича Кузнецова. Наши ребята, которых посол позвал на эту встречу, Феликс Кузнецов, Станислав Куняев, который начинает работать у нас в институте (написать, если не сделал этого раньше, историю появления Стасика в институте), Валерий Ганичев, сравнительно недавно вернувшийся из Китая, Володя Костров, Олег Бавыкин, заведующий у Ганичева международной частью, все были милы и естественны. Не было обычной в этих случаях лести, каких-то выпрашиваний, подмазки. Правда, Феликс не утерпел и начал искать себе партнера для Пушкинской конференции в лице Китая. Я тоже рыпнулся: пригласил посла в институт на встречу со студентами. Это было бы для них, для наших студентов, интересно как факт трудолюбия, как факт, что можно сделать из собственной судьбы, если за нее как следует взяться. Как же посол знает русский! Как естественно, как вольно. Какая прелестная человеческая реакция на смешное, как он заразительно хохочет! Мы вспоминали университет, студенчество, общих преподавателей, даже анекдоты той студенческой поры. Память у посла более живая и цепкая, нежели у меня. Всеми своими товарищами я восхитился. В.Н. Ганичев немножко хвастал тем, что недавно встречался с губернатором Санкт-Петербурга, и рассказывал послу о том, что он увидел в Китае. Естественно, в его рассказе не было ничего нового и оригинального. Над Валерием Николаевичем я даже иногда подтрунивал, а один раз, когда он что-то очень вольно вильнул хвостом, даже сказал: "Ну, что вы, Валерий Николаевич, меня не бойтесь, не стану я вас сегодня обижать". Сказал я это уместно, и получилось не обидно. Все говорили тосты, и были тосты красивы и уместны. Пили "маотай" крошечными рюмочками.
Феликс Кузнецов сказал, что только перед визитом в посольство виделся и три часа разговаривал с Солженицыным. Институт выпускает академическое собрание Александра Исаевича.
25 марта, среда.
Очень много работы, она неинтеллектуальна, не развивает, просто глушит меня. В 15 часов состоялась защита дипломов. Защищались Замостьянов, Ряховская, Авдеев, Сергей Мартынов и две кореянки. У кореянок пьесы, кажется, интересные по замыслу, и одна из них получила диплом с отличием. Отличие получил и Саша Авдеев, это меня очень радует. Неужели мне удалось доучить это бородатое чудо?! Помню его приемные экзамены, помню, как я правил ему грамматические ошибки, а С.П. помогал ему с английским. Саша Авдеев, сын простых и, видимо, достаточно темных людей из Ярославля, сын огромной семьи, где чуть ли не шестеро детей, первым в семье получает высшее образование. Очень порадовала меня Татьяна Александровна Архипова, резко, хотя и справедливо, выступившая по Ряховской. По поводу небрежностей и плохого оформления работы последней я тоже проворчал, намекая на телефонные просьбы, которые на протяжении всех пяти лет следуют за этой девочкой. Заласканный длинноногий ребенок. Не получил "отличия" и другая звезда института - Замостьянов, что-то довольно резкое сказал я по поводу его баллады "Ларионов" - был в Рязани такой секретарь обкома, который, выполняя план по сдаче мяса государству и желая отличиться, пустил под нож весь молодняк рогатого скота. Меня удивило какое-то неуважение, пусть даже и к неправильно прожитой, но человеческой, а не скотской жизни. Слава Богу, удачно защитился Сережа Мартынов. Отпраздновали его победу двумя бокалами красного вина в нашем кафе. Были еще С.П. и Оля Горшкова.
Чтобы с этим покончить, привожу историю появления Куняева в институте. Летом во время выборов я попросил Татьяну Бек, мою приятельницу, поставить свое имя в список людей, поддерживавших меня. Она это сделала, но через два дня свою подпись сняла. Испугалась своих евреят. Она-то меня знает, но товарищи по классу мною пугают, а защищать не хочется, не политично. Значит, лучше всего, чтобы и не знали, что она со мною дружит. Подпись сняла, я не подал виду, но в душе оскорбился. Значит, если я не могу рассчитывать на людей, меня хорошо знающих, с которыми я работаю, которым всегда делаю много хорошего, но которых не устраивает моя национальность как "чужого", значит, я должен рассчитывать только на своих, которых моя кровь и мой образ мыслей о моей родине не раздражает. Удивительное дело у нас, русских: когда доходит до дела, все равны - кто дело хорошо делает, тот и хорош, а у богоизбранной нации, во-первых, хороши свои, а потом уже существуют чужие. С грустью приходится констатировать, что я русский националист.
26 марта, четверг. Вечером начал читать заданные мною раньше "автобиографии" и "портреты", сделанные семинаристами. Очень много интересных фрагментов и работ. Тут же возникла мысль, что я заставлю своих студентов все дипломные работы предварить биографиями, написанными на первом и четвертом курсах. Потом пойдет "манифест", но это я задам им на следующем занятии. Решил также, что следующее занятие посвящу разбору написания "манифестов". Может быть, это сделать и одной главой будущей книжки? Уже определенно встает вопрос о стенографистке.
Сегодня была дама из минкульта, приехавшая по письму Марии Платоновой, Галина Васильевна. Я показал ей институт, постарался рассказать обо всем, в том числе и о проблеме платоновского музея, как я все это вижу. К сожалению, почувствовал, что не многие понимают, как мне достались лакированные полы, ковры, само чудо держать на плаву учебный процесс и здание. Тем не менее дама оказалась очень милой. Понимающей и, кажется, сочувствующей моей точке зрения. Может быть, удастся и отбиться.
На ученом совете долго говорил о проблеме платоновского музея. Как о проблеме института. Не мы не хотим этого музея, а обязанность времени - сохранить наш институт. Важно спасти каждого студента, накормить его и обогреть, чем тешить самолюбие дочки писателя: у меня есть музей! Собственный. Весьма прозрачно намекнул, кем все это инициируется. В разговоре с Галиной Васильевной промелькнуло понятие "Платоновский центр". Я сразу понял, откуда дует ветер, и мне захотелось спросить: "А что это такое?"
Проголосовали и собрали документы, что может быть еще более важно, для выдвижения А.И.Горшкова на премию правительства России за серию его учебников для школы "Русская словесность". Интересно, - по рассказу Александра Ивановича получается, - что многие пассажи будущего учебника он придумал, когда вел занятия в институтском лицее.
Купил сегодня в нашей книжной лавочке журнал "Разбитый компас" Дмитрия Галковского. Мне повезло, наткнулся на 2500 цитат из Ленина. Есть мысль, что в дальнейшем я буду читать только Галковского. Сейчас лягу и почитаю.
30 марта, понедельник.
Вечером вместе с Татьяной Иосифовной пришел Боря Поюровский, чтобы посоветоваться по московским премиям. Рассказал, что когда он был на поминках по Марии Мироновой, которая завещала все вещи и квартиру музею Бахрушина, к нему подошла Наина Иосифовна и сказала: "Все-таки надо сделать так, чтобы все досталось Маше, дочке". Чудовищно, если ее муж все время говорит о правовом государстве. Миронова была дочерью знаменитого портного, а дед Менакер - выходец из солдат-кантонистов, имевших право после 25 лет службы селиться вне черты оседлости. Уже, кажется, отец Менакера учился в Цюрихском университете или дед. Интересно, что Андрей Миронов был мамин, а не папин сын.
31 марта, вторник. Вечером вместе с приехавшей Барбарой ходил в театр имени Гоголя на чеховского "Иванова". Спектакль хорош, здесь окончательно проявилась эстетика Сергея Яшина с его движениями и танцами-символами. Как всегда, у него играют Светлана Брагарник и Олег Гущин. Возможно, я стою возле возможности создать о Гущине статью.
Возникло просветление относительно этой первой пьесы Чехова. В ней нет ни одного положительного героя, кроме еврейки Сары. Русские представляют из себя сволочей и дерьмо. Пьеса заражена духом якобы русской рефлексии, грубости, ложной искренности и хамства. В спектакле Яшина особенно пронял меня доктор, человек, который все делает и поступает "как честный человек".
Днем провел кафедру по итогам дипломных работ. Критиковал Олесю Николаеву за верхоглядство, за невнимание к студентам. Хоть как-то защитил Воронова. "Я, конечно, ничего не понимаю в поэзии, так же как и Андрей Михайлович Турков, но когда мы после защиты ехали с ним домой, то пришли к выводу, что потенциально самым сильным является Воронов". Именно на него Олеся больше всех и лила воды, его диплом оказался совершенно ею не подготовленным и, возможно, даже не просмотренным.
Днем на мой семинар приходил корреспондент из Би-Би-Си. Разбирали этюд Барбуха о Маше Лежневой. Самый холодный он все же из всех мальчиков. Дал задание написать манифест. Накануне кое-что посмотрел и сделал выписки.
1 апреля, среда. Уехал с Лешей на дачу и пробыл там до второй половины дня. Много сделали по большой стеклянной теплице, переносили навоз, который зимой завез наш комендант Константин Иванович. Леша, как истинное крестьянское дитя, если врезается в работу, то роет ее до конца. Сделал мне из досок и кирпича образцовое обрамление грядок в теплице.
Вечером пытался начать следующую, четвертую главу Ленина, чего-то пока не получается, но снятая с принтера предыдущая глава обладает некоторой обнадеживающей плотностью текста. Скоро, полагаю, начну печатать. Вернулся в четверг довольно рано. В наше отсутствие Олег продолжал строгать стеллажи, рисунок, как всегда у Олега - еще один образец русского рабочего человека, - прописывается очень интересный. Олег и гениальный рабочий, делающий все тщательно и аккуратно, не хуже хваленых югославов и турок, и одновременно грандиозный дизайнер. Я уже даже не высказываю ему своих пожеланий, а только намекаю, потому что знаю: мои предложения будут скромнее и бестолковее, чем придумает и сделает Олег.
3 апреля, пятница.
Проснулся в четыре утра и теперь маюсь с газетами. Люди занимаются работой большого стиля, пишут романы, о них спорят, а я только из газеток выписываю мелочевку, касающуюся меня, тщеславясь, на что-то надеюсь. Не будет никакого музея, не будет даже собрания сочинений, и памяти обо мне не будет. Писательская общественность меня уже похоронила. Вернее, похоронила следующая генерация. Но все равно буду скромно писать свой злосчастный роман и постараюсь включиться в другие мои задуманные работы. Сейчас очень мешает потерянный файл первой главы Ленина. Я выписал из Галковского кое-что из порядков в Симбирской гимназии и постараюсь вставить. Напряжение создают стиль, плотность мыслей и информации. Самое главное, не лезть в архивы самому, это не моя специальность. Писать на новом материале - это удел плохих писателей, хороших - новость сама по себе. Все главное и существенное уже напечатано в книгах. Моя задача все по-своему соединить.
В "Дне" статья В.Бондаренко как ответ на статью Чупринина о том, что русские писатели патриотического направления загнали себя в "культурное гетто". В этом есть некоторый резон, но писать об этом не хочется. Привожу цитату из статьи Бондаренко совершенно по другому поводу.
"Это разве не преступление, когда государственный канал "Культура" контролируется исключительно антинациональными деятелями. Где здесь даже намек на мирное сосуществование двух культур, господин Чупринин? Где в попечительском совете телевидения Распутин или Доронина, Губенко или Бурляев, Николай Тряпкин или Вячеслав Клыков? Кто изолирует их от государственного телевидения? Почему господа Швыдкой, Гусинский, Березовский и Сванидзе, а с ними и господин Чупринин на дух не переносят всего, что творится в современной русской культуре? Ведет передачу на канале "Культура" талантливый порнограф Виктор Ерофеев, но изгоняется даже тихий и спокойный умеренный патриот Сергей Есин". Конец цитаты.
Володя Бондаренко только забыл, что Сергей Есин - единственный среди многочисленных свободных патриотов государственный чиновник. И не боится из-за выступлений это маршальское место потерять. А когда витийствует сам Бондаренко и Золотцев, это несколько другое витийство. И Проханов, и Бондаренко - я уже не говорю здесь о политической карьере - из этого патриотического витийства сотворили себе хлеб насущный. Проханов и Бондаренко тем не менее лучшие и благороднейшие, они талантливы, а многочисленные другие - одописцы и протестанты. Признаемся, что есть определенное количество писателей патриотического лагеря, которые могли бы составить славу так называемому писательскому лагерю демократов, но большинство-то патриотов никому не нужны, потому что серы и никчемны. Плохо и косноязычно пишут, не работают в основных жанрах, а суетятся в сферах, близких к журналистике. Я все-таки из тех, кого возьмет себе любой лагерь. Я сам выбрал себе путь и свою судьбу, в том числе литературную. Я знал, что в том, демократическом лагере, где есть, конечно, и первоклассные писатели, такие, как Василь Быков и Астафьев, в этом лагере мне было бы денежнее, престижней, свободней. Но я сделал свой выбор. А вот понимают ли мои коллеги по протесту, что в отличие от большинства из них каждое мое слово вредит мне.
Вечером был на спектакле в "Табакерке" (так в Москве называют труппу Олега Табакова). Спектакль называется "Еще Ван Гог…" Идея и композиция Валерия Фокина. Я сразу обратил внимание, что нет ни автора пьесы, ни вообще пьесы. Композиция довольно тривиальная. В современном дурдоме сидит юноша-художник. Практически всего два героя: этот самый юноша (Евгений Миронов) и его мать (Евдокия Германова). Поставил все это наш пострел Валера Фокин. Скучища жуткая. Хотя все кругом крутятся и вертятся, и балетничают, и циркачут. Почти виртуальное искусство, вдобавок с некоторым ощущением, что это тебя развивает. Интересно, что в фойе всем зрителям дают бесплатный кофе в бумажных стаканчиках - рекламная акция "Нескафе". Без кофе это и не выдержишь. Вечером позвонил Руслан Киреев: "Новый мир" берет записки В.С. Боже, как я этому рад.
6 апреля, понедельник.
А.С. Орлов передал мне газету "Советская Россия" с огромной статьей учителя из Екатеринбурга Р. Бармина с полемикой по поводу одного лишь моего пассажа в интервью с В.Кожемяко. Статья называется "Назван родины главный предатель". После подписи небольшой постскриптум. "Уважаемые редакторы "Советской России"! Вы нашли мужество предоставить возможность Есину нанести пощечину учительству. Было бы справедливо предоставить такую же возможность и учителям публично ответить своему хулителю". Сути статьи я не передаю, "ответ получился" вялый все с теми же заезженными тезисами. Новое лишь то, что нынче голодный учитель стоит на передней линии противостояния режиму. Аргументы привычные: боялись (КПСС, как будто бы надо было учить противостоянию, а не умению сделать выбор и анализировать). Именно об этом я и говорил в своем интервью. Сути моего высказывания Бармин понять, по естественным причинам, не захотел. Но вот что интересно, в этом же номере газеты есть статья о викторинах на ТВ: "Опасные игры", и в этой статье автор пишет: "…года полтора назад собрал Леонид (имеется в виду популярный телеведущий Леонид Якубович - С.Е.) на свое "Поле" старшеклассников, резонанс она имела большой. На другой день многие возмущались: "Да чему же учат в школе наших детей?" А поводом для возмущения послужило то, что игроки, восьмиклассники, не знали, кто написал "Руслана и Людмилу", не могли вспомнить ни единой строки из "Евгения Онегина", перепутали Пушкина с Тургеневым, а один мальчик, ничего не зная о Чехове, назвал его поэтом". Я писал не об этом, хотя и это свидетельство лености и интеллектуальной нерадивости сегодняшнего учителя. Здесь не дефекты времени и не "ужасные дети". Здесь учитель. Я писал о вещах более глубоких, о неумении учеников с позиции этики рассуждать, сопоставлять, думать об отечестве, решать "элементарные задачи". Вечером я рассказал обо всем этом Леве Аннинскому. Он сказал: по существу об этом знают все, но писать об этом не принято.
7 апреля, вторник.
Был у Натальи Дуровой в ее уголке. Говорили о реализации ее проекта "Страна детства". На мою долю выпадет "лицей". Ни ей всего этого не нужно, ни мне. Но без планов, без чувства ответственности за будущее мы жить не можем. Тем не менее Наташа еще живет и своим: на ней потрясающий костюм из серой каракульчи.
На сегодняшнем семинаре читали и разбирали "манифесты"; чудные сделали Таня Тронина и Юра Роговцев. Как я все же не ошибся в ребятах….
12 апреля, воскресенье.
Около двух часов приехал с Алексеем из Обнинска. Два дня занимались хозяйством, перетряхивали гараж, монтировали теплицу. В Москве около четырех выпал снег. Я долго раздумывал, ехать ли мне в Театр русской драмы, "камерная сцена". Это возле театра на Таганке, на углу Земляного вала и Тетеринского переулка. На дороге жуткая слякоть, метель. Машины едут, разбрасывая тучи воды, смешанной со снежной крошкой. Играли "Царя Федора Иоановича". Крошечная сцена, где все поместилось, и поместилось монументально. Прекрасные актеры, совершенно мне неизвестные, с молодыми лицами. Я мало помню свое впечатление от спектакля. В памяти остались только гениальные декорации Куманькова. Я раньше не понимал, в чем гениальность Смоктуновского, пьеса мне казалась каким-то рудиментом старой дореволюционной моды. В чем же здесь блистал Москвин?
Вот только здесь, в театре "Камерная сцена", я все и понял. О, если бы что-то подобное появилось у Ефремова или у Табакова, какая бы была пресса. Очень интересно играет Михаил Щепенко, худрук. Никогда не забуду одной интонации у актрисы, играющей царицу Ирину. Ради одного слова мы подчас и ходим в театр. А здесь в слове зазвучала целая пьеса.
14 апреля, вторник.
Я обратил внимание на то, что у меня вдруг снова, как в молодые годы, проснулась фантазия. Мозги вдруг начали функционировать с той же изобретательностью и с тем приносящим радость изворотом. Несколько интересных идей возникло во время последнего семинара, где снова разбирали "манифесты". Ребята в этом жанре чистой мысли работают плоховато. Здесь надо или придумать всю ситуацию группы, или своего лирического героя, или в своем творчестве набрать много идей и мыслей. Ребята все привыкли делать с опорой на собственные силы, считать себя непревзойденными образцами мыслителей и фантазеров. Подумалось: а почему бы ни сделать "Записки вруна"? Утром мелькнула мысль написать повесть о матершиннице, что позволило бы ввести в литературу иную лексику. Условно - это "Записки Галкиной-Федорук". Естественно, фамилия должна быть изменена. Она в семье Реформатских, потом замужем за Галкиным, ректором МГУ. Легенды вокруг ее имени. Никакой диссертации о русском мате она не писала. Но я всего этого не напишу, потому что занят Лениным.