На протяжении всего похода Сергей Леонидович находился со своим полком и не раз водил его в лихие атаки. Но самым тяжелым и самым известным днем похода по праву стало 28 марта. Тогда внезапно испортилась бывшая вроде бы уже совсем весенней погода. Сначала резкий холодный ветер понес на колонну волны мелкого противного дождя, глинистая дорога раскисла, люди и лошади с трудом вытаскивали ноги из липкого чернозема. Особенно тяжело было раненым - сестры милосердия, как могли, прикрывали их одеждой и тряпьем, но 18 раненых все же умерли от переохлаждения. В девять утра выглянуло было солнце, но тут же пропало, и дождь усилился. Но главные трудности были впереди - около полудня дождь сменился мелкой ледяной крупой, больно бьющей в лицо, а около двух часов дня - густыми хлопьями липкого снега, причем такого, что в двух шагах было трудно узнать человека. Падали обессиленные кони, изнемогали от холода люди… От мороза рукава шинелей заиндевели, покрылись ледяной коркой, и некоторые уже не могли пошевелиться.
Марков и в этой ситуации был бодр и энергичен. Остановившись у 2-й роты своего полка, он протянул офицерам пачку папирос: "Не занесло вас? Ничего, бывает и хуже. Держитесь, не впервые ведь. Вы все молодые, здоровые, сильные. Придет время, когда Родина оценит вашу службу…"
Около 17 часов путь колонне преградила река Черная - серое быстрое месиво из воды и льда. Брода не нашли и стали наводить мост, разбирая бесхозные постройки на берегу. Но слишком долгое форсирование могло привести к тому, что красные подтянули бы резервы, и тогда задача многократно осложнилась бы. "Марковский полк уткнулся в реку, - вспоминал этот момент писатель Р. Б. Гуль, в то время прапорщик. - Замялись. Но медлить нельзя - проиграется дело. А на реке - ледяная кора… "Полк, вперед!" - и ген. Марков первым шагает вброд. Идут в бой через ледяную реку, высоко в темноте держат винтовки". Впереди была станица Новодмитриевская, которую должны были с тыла атаковать союзники - кубанские добровольцы полковника В. Л. Покровского. Но Сергей Леонидович принял волевое решение:
- Ну вот что, батальонные, ждать нечего. В такую погоду без крыш мы все тут подохнем в поле. Идем в станицу! Не стрелять, только колоть! Вперед!..
И хотя до Новодмитриевской было еще восемь верст, армия преодолела их почти бегом - всех гнало вперед не столько желание освободить станицу, сколько собачий холод. Для красных появление окоченевшего, полузанесенного снегом противника было полной неожиданностью. Марков сам же и нарушил собственный приказ не стрелять, выстрелом из револьвера уложив напавшего на офицера красноармейца. "Вторая рота - по станице влево, третья - по станице вправо! - коротко командовал генерал. - Вперед!" .
Бой за Новодмитриевскую затянулся до ночи. Марков то несся верхом к переправе - доложить о ходе сражения Корнилову, - то возвращался назад, чтобы руководить боем. В итоге добровольцы оставили станицу за собой, а результаты были блестящими: Сводно-офицерский полк потерял всего двух человек убитыми и десять ранеными, а красный отряд, насчитывавший три тысячи человек, - около тысячи только убитыми. "Этот бой - слава генерала Маркова и слава Офицерского полка, гордость Добровольческой армии" , - вспоминал А. И. Деникин.
Именно день 28 марта и дал всему походу название Ледяного. На улице Новодмитриевской Марков повстречал "юную сестру милосердия Юнкерского батальона - Шуру" и заговорил с ней о том, как она перенесла тяготы минувшего дня. "Это был настоящий ледяной поход!" - сказала сестра. "Да-да, вы правы!" - согласился генерал, и именно с его легкой руки это название прижилось и впоследствии распространилось с одного дня на весь поход… "Юная Шура" - это гимназистка-шестиклассница Ростовской женской гимназии Александра Александровна Викторова (в замужестве Бартош). Пройдя всеми трудными дорогами Белого дела, она эвакуировалась из Крыма в ноябре 1920 года, а в эмиграции обосновалась в Бельгии. Умерла автор термина "Ледяной поход" в Брюсселе 18 марта 1980 года.
Тридцатого марта было достигнуто трудное соглашение о соединении кубанских отрядов с Добровольческой армией. В итоге она была реорганизована, и Марков вступил в командование 1-й бригадой, в которую входили Офицерский и 1-й Кубанский стрелковый полки, 1-я инженерная рота и две артбатареи. Звучало довольно солидно, но на деле после кубанского пополнения армия по-прежнему выглядела очень скромно - чуть больше шести тысяч человек. Больше полка по нормам мирного времени, но ненамного. Впрочем, старыми мерками добровольцы себя уже давно не мерили: поход показал, что сто человек, если они возглавляются бесстрашным командиром и одушевлены общей идеей, стоят тысячи.
Дальнейшая цель похода была понятна всем, от рядовых до генералов - взятие занятого красными Екатеринодара. Этому предшествовал тяжелый бой у станицы Георгие-Афипской, во время которого Марков получил единственный за все время выговор от Корнилова ("Сергей Леонидович! Я просил вас о ночном налете, а вы мне закатили дневной бой!" ). Зато и успех был полный: на станции захватили бронепоезд, 700 снарядов, множество патронов. Так же успешно прошла и переправа через реку Кубань. Это был один из самых рискованных моментов похода - если бы красные разгадали намерения Корнилова, Добровольческая армия, скорее всего, была бы истреблена полностью. Но трое суток переправы выдались спокойными. 9 апреля Корнилов отдал приказ о штурме Екатеринодара, при этом 1-я бригада Маркова была оставлена на южном берегу Кубани - прикрывать обоз и лазарет.
Такое решение Корнилова вызвало недоумение у многих в армии. Сам Лавр Георгиевич объяснял, что "поставь я на место его другого, в обозе поднимется кавардак. <…> Сейчас же раненые, зная, что они находятся под прикрытием генерала Маркова, спокойно лежат в своих повозках, и его присутствие очень бодрит их" . Сергей Леонидович, понятно, был недоволен таким решением командующего и ворчал себе под нос: "Черт знает что! Попадешь к шапочному разбору…" Волновались и марковцы:
- Ваше Превосходительство, что же это? Всюду посылали в первую очередь, а как Екатеринодар брать - сиди в арьергарде?
- Без нас города, пожалуй, не возьмут, - утешал Марков своих.
Но 9 апреля он, как и все, был уверен, что красный Екатеринодар будет непременно взят. Достаточно будет одного удара, мощного порыва, и красные побегут. Именно так, на лихом порыве, добровольцы выигрывали все свои предыдущие бои…
Впрочем, реальность оказалась совсем другой. Крупный город оборонялся двадцатитысячным красным отрядом с многочисленной артиллерией, и держался этот отряд стойко. Белых было втрое меньше, но главное - у них катастрофически не хватало боеприпасов. Большую их часть израсходовали за день 10 апреля. Но отступать было уже некуда… С вечера 10-го с южного берега Кубани начали перебрасывать первые части марковской бригады, а днем 11 апреля в огонь были брошены все. Генерал лично возглавил атаку артиллерийских казарм на окраине города, и взяли их только благодаря Маркову. Когда 5-я рота Офицерского полка залегла под убийственным огнем, Сергей Леонидович, размахивая папахой, крикнул: "Вперед, еще немного - и казармы наши! Ура!" И этого оказалось достаточно, чтобы измученные бойцы рванулись на врага в штыки и выбили его из казарм… Потери составили около двухсот человек, но марковцы искренне радовались победе.
Впрочем, успех был лишь тактическим: 12 апреля положение стало еще более угрожающим для белых. На совещании у командующего прозвучали неутешительные данные: противник постоянно получает пополнения, у него вдвое больше орудий и два бронепоезда, он не испытывает нехватки в боеприпасах. Добровольцам же потери в живой силе восполнить некем. Впервые была зафиксирована "утечка" личного состава в тыл. В 1-й бригаде осталось около 1200 штыков, во 2-й - около 600, и каждый из этих людей теряет сознание от усталости… Словно в подтверждение этих слов, Сергей Леонидович задремал прямо на совещании, уронив голову на плечо И. П. Романовского. Когда Романовский толкнул его, Марков смущенно произнес, обращаясь к Корнилову:
- Простите, Ваше Высокопревосходительство, разморило. Двое суток не ложился…
На совещании Корнилов принял решение - продолжать штурм Екатеринодара на рассвете 14 апреля. Расходились генералы хмурые. Даже Марков, славившийся в армии оптимизмом, сказал Н. С. Тимановскому :
- Наденьте чистое белье, у кого есть. Будем штурмовать Екатеринодар. Если не возьмем и если возьмем - погибнем.
Но штурм этот не состоялся. Ранним утром 13 апреля осколками артиллерийского снаряда красных был убит Лавр Георгиевич Корнилов. Обычно принято называть этот снаряд "случайным", но, судя по воспоминаниям красного командира В. А. Сергеева , в 1969 году опубликованным в сборнике "Против Деникина", дела обстояли иначе: "В ночь на 13 апреля мальчонка, назвавшийся Гришей Малько, прибежал к штабу Д. П. Жлобы и сообщил, что "на той стороне" он видел много генералов и даже "самого главного, который похож на калмыка и кричит на всех". - А ты запомнил, Гриша, в каком доме этот маленький крикливый генерал? - спросил Жлоба. - Во-он в том, - привстав на цыпочки, показал мальчик. - Наверняка это сам Корнилов, - сказал мне Дмитрий Петрович. Вызвав командира батареи Д. И. Рогачевского, Жлоба приказал ему быть готовым к рассвету открыть огонь. Утром артиллеристы дали несколько залпов по дому. После атаки мы узнали, что Корнилов убит" .
Маркову сообщили об этом сразу же после гибели командующего, но он передал новость только немногим подчиненным: 1 - я бригада весь день вела бой, не зная о смерти Корнилова. И только вечером марковцы услышали ошеломившую их весть. В первые минуты ей не хотели верить; когда пришло осознание случившегося, многими завладело отчаяние. Казалось, что с гибелью Корнилова все кончено, потеряли смысл и штурм, и сам поход. Зазвучал вопрос: "Куда мы теперь пойдем?" "Да куда глаза глядят!" - отвечали одни. "Начальство знает куда!" - говорили другие.
Неожиданно рядом с обсуждавшими новость офицерами оказался Марков. Генерал был спокоен и уверен в себе, казалось, что гибель Корнилова, которого он безмерно уважал и любил, никак не повлияла на него.
- Да, генерал Корнилов убит! - резко произнес Сергей Леонидович, глядя на враз примолкших офицеров. - Мы почти окружены. Дальнейшее будет зависеть от нас. Этой ночью мы должны оторваться от противника. Отход без привалов, в полном порядке .
И Марков исчез в темноте. Его самообладание, сила духа поразили тогда многих и заставили взбодриться.
Конечно, чины 1-й бригады надеялись, что командующим армией станет именно Марков. Ведь он был душой похода, правой рукой Корнилова, его храбрость и хладнокровие были общеизвестны. Но начавшиеся по этому поводу разговоры резко пресек сам Сергей Леонидович: "Армию принял генерал Деникин. Беспокоиться за ее судьбу не приходится. Этому человеку я верю больше, чем самому себе" . И этих трех фраз вполне хватило, чтобы слухи и разговоры умолкли сами собой…
В те дни едва ли не один Марков был так уверен в Деникине. Безграничный авторитет Антона Ивановича как бесстрашного начдива Великой войны, единственного человека в армии, дважды получившего Георгиевское оружие - обычное и с бриллиантами, "быховца", был поколеблен во время Ледяного похода тем, что полубольной Деникин проделал его в армейском обозе. Да и вождем, атаманом, не отличающимся от своих подчиненных, этаким лихим партизаном, который неожиданно проявился в Маркове во время похода, Деникин никогда не был. Но у него были другие преимущества - хладнокровие, стойкость, умение широко видеть проблему, врожденное мастерство маневра. И именно это мастерство спасло, казалось бы, полностью деморализованную гибелью Корнилова и обескровленную Екатеринодаром армию. Отменив штурм, Деникин повел добровольцев единственным возможным путем - на север, к границам Дона. В каком состоянии совершался этот отход, вспоминал артиллерист-марковец В. А. Ларионов: "Все идут молча. Ни шуток, ни разговоров, лишь топот коней, шум колес, позвякивание орудийных щитов. Положение страшное: четыре снаряда на всю бригаду. Роты по десять штыков и многотысячный транспорт, - лазарет раненых и больных. Ноги стерты в кровь, усталость физическая и моральная беспредельны. <…> Генерал Марков - нахмуренный, злой, похудевший - свирепствует в обозах и работает плетью на всех переправах и железнодорожных переездах. Он один из немногих, не погрузившихся в апатию и уныние" .
В пятом часу утра 16 апреля вышли к линии занятой красными Черноморской железной дороги, недалеко от станции Медвёдовской. Там произошел еще один легендарный бой с участием Маркова - бой, который фактически спас армию от полного разгрома. Сергей Леонидович с группой конных разведчиков захватил железнодорожную будку и как раз допрашивал перепуганного сторожа, когда раздался телефонный звонок. Звонили с занятой красными станции Медвёдовской.
- Спокойно ли на посту, нет ли кадет?
- Совершенно спокойно, - ответил генерал.
- Для верности скоро подойдет бронепоезд.
- Пришлите, товарищи. Оно будет вернее .
По другой версии, изложенной в воспоминаниях В. А. Ларионова, Марков сам позвонил в Медвёдовскую и, сыграв панику, попросил немедленно выслать бронепоезд, так как к переезду "идут кадеты". Какая из этих версий точнее, сказать трудно - появление вражеского бронепоезда в любом случае было гибельным для армии, которая только начала пересекать железнодорожное полотно (из-за гигантского обоза этот процесс был очень долгим). Но, с другой стороны, бронепоезд - это снаряды и патроны, которые были жизненно необходимы. Возможно, Сергей Леонидович сознательно пошел на смертельный риск, который в итоге обернулся блестящим боевым эпизодом…
Повесив трубку, генерал тут же сделал необходимые распоряжения. Бронепоезд появился через полчаса. У переезда уже собрались все старшие начальники армии - А. И. Деникин со штабом, М. В. Алексеев. Обоз продолжал медленно тянуться через переезд, и поезд двигался прямо на него… Хладнокровно рассчитав момент, Марков со своей знаменитой плетью в руке выбежал прямо к паровозу:
- Поезд, стой! Раздавишь, сукин сын! Разве не видишь, что свои?!
Поезд остановился, и в этот миг генерал точным броском кинул ручную гранату в будку машиниста. Грянул взрыв, а Марков, отбегая, крикнул:
- Орудие, огонь!
Орудие Юнкерской батареи капитана А. А. Шперлинга в упор ударило по бронепоезду. Зазвучал ответный огонь, но добровольцы уже бросились на штурм. Экипаж бронепоезда, состоявший из моряков, стойко защищался и погиб целиком, потери белых составили 15 убитых и 60 раненых. Из захваченных пушек тут же обстреляли станцию, отпугнули второй бронепоезд красных и взяли множество трофеев, целое богатство - около 360 снарядов, 100 тысяч патронов, продукты… Но главное - после этой победы у армии словно открылось второе дыхание. "Настроение сразу же улучшилось, - вспоминал В. А. Ларионов. - Как будто не было кровавого екатеринодарского боя, усталости, сознания безнадежности. Окрыленная, пополненная снарядами и патронами армия быстро двигалась на север" . "Для того чтобы армия вновь поверила в свою звезду и обрела утраченную волю к победе, необходимо было чудо. Этим чудом сделался подвиг генерала Маркова, который глубоко всколыхнул всю армию. Своей почти безумной храбростью, спасшей всех, генерал Марков вновь окрылил подбитые надежды, вдохнул в почти омертвевшее тело армии свой буйный, властный, героический дух" , - писал один из первых корниловцев, первопоходник, а в эмиграции - священник, князь Н. П. Ухтомский.
После этого боя статус Маркова в рядах добровольцев, и без того высокий, окончательно поднялся до легендарного. Сам же Сергей Леонидович лишь ворчливо шутил по поводу того, что какой-то доброволец выстрелил у него из винтовки над самым ухом, от чего он временно потерял слух. Да и на смотре, который устроили в станице Дядьковской и на котором Деникин горячо благодарил Маркова, тот коротко ответил, что авторы победы - артиллеристы, и указал на наводчиков Юнкерской батареи.