Винтовки советских снайперов также отвечали большинству требований к снайперскому оружию - за исключением ударно-спускового механизма "трехлинейки", отличавшегося отсутствием предупреждения при спуске курка и крайне неудачным предохранителем. Мемуарная литература содержит также претензии к самозарядной винтовке Токарева, регулярно упоминая низкие надежность и точность оружия. Однако и финны, и немцы весьма ценили трофейные СВТ, приняв эту винтовку на вооружение (в том числе и в качестве снайперского). В целом "ненадежность" СВТ во фронтовых условиях объясняется слабым знанием вверенной матчасти у подавляющего большинства бойцов РККА, что приводило к неправильному нанесению на узлы оружия смазочных материалов (и без того зачастую несортовых), а также ошибочную установку положения газового регулятора. Кроме того, дефицит с отечественными винтовочными порохами, возникший в ходе войны, компенсировался ленд-лизовскими поставками из США. Как указывает известный военный историк Михаил Николаевич Свирин, уменьшавшие яркость дульной вспышки присадки, использовавшиеся в ленд-лизовских порохах, вели к повышенному нагарообразованию в газоотводных путях винтовки, частая чистка которых была затруднена в фронтовых условиях. В свою очередь, американская точка зрения обращает основное внимание на содержание в составе ленд-лизовских порохов 2-нитродифениламина, уменьшавшего их саморазложение, а также карбоната кальция, нейтрализовывавшего кислотные продукты сгорания пороха - обе присадки содержали в большом количестве углерод, оседавший в виде нагара. Положение усугублялось тем, что американские пороха имели отличную от отечественных кривую давления в стволе, что также требовало тщательной регулировки газоотводного узла. Претензии к точности СВТ-40 вызваны более пологим шагом нарезов, из-за чего оружие при стрельбе тяжелой пулей уступало по кучности и эффективной дальности снайперскому варианту "трехлинейки". С другой стороны, многие советские снайперы (включая Героя Советского Союза Людмилу Михайловну Павличенко, личный счет которой составил 309 уничтоженных гитлеровцев) предпочитали использовать именно снайперский вариант СВТ-40.
Из всего вышесказанного следует, что к началу Великой Отечественной войны Советский Союз располагал вполне адекватным снайперским оружием, которое ни в чем не уступало мировым образцам, а по целому ряду параметров заметно их превосходило. Тем не менее любая винтовка является лишь инструментом в руках снайпера, и именно от человека зависит результативность выстрела. Впечатляющие списки побед советских снайперов являются наглядным подтверждением успешности программ допризывной и военно-спортивной подготовки, предпринятых в Советском Союзе в промежутке между мировыми войнами. Впрочем, никакая стрелковая подготовка не сможет помочь преодолеть страх смерти, возникающий перед каждым боем. Тем, кому посвящена эта книга, это удалось - потому что они защищали Родину.
М. Мильчев
От автора
Опять война,
Опять блокада…
А может, нам о них забыть?
Я слышу иногда:
"Не надо,
Не надо раны бередить.
Ведь это правда, что устали
Мы от рассказов о войне.
И о блокаде пролистали
Стихов достаточно вполне".
И может показаться:
Правы
И убедительны слова.
Но даже если это правда,
Такая правда
Не права!
Я не напрасно беспокоюсь,
Чтоб не забылась та война:
Ведь эта память - наша
совесть.
Она,
Как сила, нам нужна…Юрий Воронов
Воодушевленный и поддержанный в свое время великим писателем и поэтом времен войны К. М. Симоновым, я набрался храбрости написать книгу о войне, поставив эпиграфом к ней запавшие мне в душу стихи ленинградского поэта Юрия Петровича Воронова не только потому, чтоб не забылась та война, а еще и для того, чтобы рассказанное мною пошло на пользу нашему подрастающему поколению.
Пройдя большую школу жизни и войны, я, рядовой ее боец, дошагавший от Нарвских ворот в Ленинграде до Бранденбургских ворот в Берлине, переживший со своими товарищами все 900 блокадных дней, хочу поделиться с молодежью пережитым в самые тяжелые для нашей Родины годы, когда каждый из нас проверялся на стойкость и мужество. Я хотел своим повествованием раскрыть еще одну страницу истории Великой Отечественной войны - рассказать о том, как зарождалось и принимало массовый характер в осажденном Ленинграде снайперское движение, сыгравшее огромную роль в позиционной, "окопной войне" блокадного Ленинграда.
Стареют ветераны. Почти пятьдесят лет прошло с той поры, о которой ведется речь в книге "Звезды на винтовке". В основном это начало войны, первый ее год - самый трудный для осажденного Ленинграда период. Еще в годы войны я начал накапливать материал: вглядывался в события, в людей, фиксировал каждый характерный штрих военных будней, собирал газетные вырезки, документы, хранил снимки, запоминал рассказанное товарищами. Все это пригодилось мне и помогло в работе над рукописью.
Я приношу свою глубокую благодарность моим землякам, товарищам по оружию - ветеранам 21-й (109-й) Краснознаменной, ордена Суворова Ленинградской стрелковой дивизии войск НКВД, особенно бывшему комиссару ее 14-го Краснознаменного стрелкового полка войск НКВД, ныне уже умершему, полковнику запаса Ивану Ильичу Агашину, который оказывал мне большую помощь и постоянную поддержку в процессе работы над книгой.
Книга, переживает свое 2-е издание, так как претерпела усиленную "рубку" материала, подготовленного к изданию Лениздатом. В первом варианте из рукописи было выброшено много того, о чем в тот застойный период либо нельзя было вспоминать, либо то, что не интересовало издателей географией событий. Сейчас она значительно изменена, дополнена, исправлены ошибки, случившиеся в ее 1-м издании.
Задумка лейтенанта Буторина
Была середина сентября 1941 года. Удивительно для этого времени немилосердно палило солнце. Из-за Пулковских высот в сторону Ленинграда лениво проплывали белоснежные облака и растворялись где-то в районе Морского порта.
Радуясь тишине вокруг и тому, что остались живы, мы сидели, вытянув, натруженные ноги в тяжелых кирзовых сапогах, густо покрытых дорожной пылью. Сидели молча, упершись руками в высокую зеленую траву, отдыхали, бездумно рассматривая, как работают наши односельчане, укрепляя оборону полка, смотрели, как лениво покачиваются верхушки деревьев в Шереметевском парке, раскинувшемся позади обороны нашей части.
Мы - это десять полковых разведчиков, только что вернувшихся с очередного задания. Плотно завернутый в плащ-накидку, лежал одиннадцатый. Наш товарищ, которого убило, а принесли мы его на руках. Радоваться чему-то, как мы, он уже не мог.
Я сидел в стороне, корчась от боли в левой руке. "Лишь бы не заметили, что я ранен. Отправят в госпиталь, ищи тогда свою часть!" - думал я. В ладонь потихоньку стекала кровь из раны, и я незаметно пучком травы вытирал ее здоровой рукой.
Мимо проходил полковой санинструктор. Я решил окликнуть его.
- Земляк, посмотри-ка, пожалуйста, что это у меня с рукой? Только не очень-то ее ворочай - больно малость.
- Э-э… Да ты, брат, ранен! Во - дырища в ватнике! Где это тебя так шарахнуло? И сколько времени прошло с тех пор? - обеспокоенно спросил санинструктор.
- Да вот, минут двадцать, как вернулись из разведки.
- Что ж ты молчал до сих пор! - произнес он, раскрывая свою санитарную сумку. - Сейчас перевяжем, наложим жгут, кровь остановим.
Он старательно сделал перевязку, а потом, прямо поверх ватника, наложил жгут - узким резиновым шлангом стянул руку у левого плеча.
- И сейчас же отправляйся на полковой медпункт: необходимо сделать противостолбнячный укол, - складывая свою сумку, приказал он.
Кровь, до этого непрерывно стекавшая мне в ладонь, действительно перестала течь, но рука все еще продолжала болеть.
- Ну и на том спасибо, дорогой! Жаль, что ты вот ему уже ничем не поможешь, - кивнул я в сторону убитого, завернутого в палатку.
- Да… В таких случаях медицина, как говорят, бессильна, - пробормотал он. - Так хоть ты поторопись, если не хочешь, чтобы и тебя так же завернули…
Мне было горько сознавать, что в смерти нашего товарища в какой-то степени виноват был я сам…
Группу вел я. Выполнить задание - установить, где находится сейчас противник и кто наш сосед слева, справа, - удалось почти без труда. Противник находился рядом, перед нами. Он уже захватил Урицк и был остановлен перед Пулковскими высотами. Соседом слева оказался батальон 6-го полка нашей же дивизии. Справа - Финский залив.
Успешно выполнив задание, по дороге чуть не перестрелялись, как оказалось, с такими же разведчиками-пограничниками на конях. С хорошим настроением возвращались мы в полк. Шли к Ленинграду уже по своей территории, по широкому, бетонированному, пустынному теперь шоссе, которое наверняка просматривалось противником. Точнее - по неопытности и от излишнего усердия - по шоссе шел только я сам. Как старший группы. Бойцам же приказал идти по глубокому кювету справа от дороги, хорошо скрывавшему разведчиков. Идти рассредоточенно, в восьми-десяти метрах друг за другом. Только голова да плечи самого высокого в группе - замыкавшего колонну - бойца Котельникова возвышались над дорогой.
Шел я по шоссе потому, что мне казалось - так удобнее: всех и все видно. А для противника моя одинокая фигура вряд ли могла представлять какой-то интерес. Однако я, кажется, все-таки привлек внимание фашистов: в нашу сторону вдруг полетели мины и снаряды. С большим недолетом они стали рваться на голом поле, все приближаясь к дороге. Я немедленно приказал всем двигаться бегом, побежал и сам, продолжая следить за разрывами снарядов. Через минуту рядом со мной будто крякнул кто-то и вроде доской - плашмя! - сильно ударил по левой руке. Ойкнув от боли, я тут только сообразил, что к чему, и, прижав правой рукой ушибленное место, скатился в кювет. Пробежав по инерции метров двести, остановился. Взрывы к этому времени прекратились. Я пересчитал глазами бойцов: со мной вместе их было десять.
- Где одиннадцатый? - спросил я, оглядев разведчиков. - Где Котельников?
- Он шел замыкающим, - ответил кто-то.
- Что замыкающим, знаю, сам ставил в хвост колонны, чтобы видел всех вас. А где он теперь, куда делся? Не провалился же сквозь землю!
Я посмотрел на пустынное, без единого кустика, поле с той и другой стороны шоссе и никого не увидел.
- Плохо наше дело, придется всем вернуться, будем искать Котельникова.
Нашли мы его, уже мертвого, в том же кювете, пройдя метров триста назад…
И вот мы дома. Рука все еще ныла, но в санчасть я не торопился - сидел и думал…
Шел третий месяц войны. Несколько дней тому назад мы были в Ленинграде. Несколько сот чекистов - остатки 154-го стрелкового полка войск НКВД. До вероломного нападения на нашу страну фашистов полк - его штаб, тылы и часть подразделений - стоял в небольшом пограничном карельском городке.
Настоящие бои для нас начались 26 июня 1941 года, когда Финляндия объявила войну Советскому Союзу. А до этого, с 22 июня, происходили эпизодические, мелкие стычки с противником.
В ожесточенных, кровопролитных сражениях нам пришлось отходить через Выборг к Ленинграду. Нелегким был для всех нас этот путь. Многих бойцов и командиров потеряли мы тогда убитыми и ранеными.
И вот несколько дней назад оставшийся личный состав нашего полка влился как пополнение в 14-й Краснознаменный стрелковый полк 21-й стрелковой дивизии войск НКВД. Командовал полком подполковник Родионов. На ближних, юго-западных подступах к Ленинграду воевала 42-я армия. В ее состав входила и наша дивизия, состоявшая, кроме нашего, 14-го, из 6-го и 8-го стрелковых полков. Командовал дивизией полковник Михаил Данилович Панченко.
Дивизия получила задачу оборонять Ленинград с юга от Финского залива до Невы и далее на восток до Запевок, не допустить врага в город.
14-й Краснознаменный, только что занявший отведенный ему командиром дивизии участок обороны, яростно вгрызаясь в землю, спешно окапывался. Это был последний перед Ленинградом рубеж. Он проходил непосредственно под городом Урицком, стоявшим всего лишь в нескольких километрах от Кировского района Ленинграда. Из наших стрелковых траншей днем хорошо были видны трубы Кировского завода. А по вечерам огни ракет, не угасавшие над передним краем, отражались в окнах домов Автова. Вторые эшелоны полка и дивизии были расположены уже в самом Ленинграде.
Защитники Ленинграда жили одной мыслью: грудью своей прикрыть родной город, не дать противнику ворваться в него. Выстоять, только выстоять!
Все это пронеслось в моей голове, пока я прислушивался ко все не утихавшей боли в раненой руке.
Чуть в стороне от нас, разведчиков, на бруствере, свесив ноги в окоп, сидел молодой лейтенант комсомолец Василий Буторин, недавно прибывший в полк. Он тут же был назначен командиром пятой роты. Начищенные до блеска сапоги лейтенанта сияли в лучах заходившего солнца. Среднего роста, широкоплечий, симпатичный блондин с голубыми глазами, он был похож на циркового гимнаста. Форма на нем была идеально выстирана и выглажена, гимнастерка туго перетянута широким командирским ремнем - и пальца не просунешь! И в то же время весь его облик, поведение говорили, что перед вами бывалый, кадровый командир. И мы это сразу почувствовали. Тем более что на груди лейтенанта алел, переливаясь золотом, уже основательно потертый орден Красного Знамени. Прикрепленный к поясу длинными ремешками, как у моряков, у ротного висел пистолет ТТ в черной кобуре. На вид командиру было лет двадцать пять. Сейчас, глядя на поредевшие ряды деревьев в Шереметевском парке и прислушиваясь к шуму машин за ним, командир о чем-то сосредоточенно думал. Может, он думал о своем родном Барнауле, где родился и вырос, о своих родных, о жене Варваре Васильевне, оставшейся в Калининской области. А может, и скорее всего, думал о том, что личный состав роты должен выполнить приказ командира полка: к утру закончить оборудование ходов сообщения, землянок и стрелковых ячеек в траншеях. Все они, его бойцы и командиры, работающие сейчас "до седьмого пота", уже тянут волоком от парка бронеколпаки и стальные щитки, только что привезенные рабочими Кировского завода. Часть бойцов, впрягшись по-бурлацки, уже подтаскивала очищенные от сучьев и веток и распиленные до нужного размера бревна для покрытия землянок. Бойцы тащили бревна и от разбитых домов из поселка Дачное.
Кто его знает, о чем думал в это время лейтенант, только, видно, больно было ему смотреть на поваленные войной деревья в некогда прекрасном, знакомом ему еще с мирного времени Шереметевском парке. Кадровый командир, участник боев советско-финляндской войны, он из собственного опыта знал, что накаты из свежесрубленных деревьев, положенные крест-накрест в три-четыре ряда на землянки, будут куда прочнее сухих старых бревен. Ведь в свежем, даже распиленном на поленья дереве еще теплится жизнь. А коли так, ему положено сопротивляться. Видно, доволен был лейтенант тем, как сноровисто и аккуратно его бойцы укладывали эти бревна на землянки. Он знал, как окупится завтра этот сегодняшний "седьмой пот". Зарывшись глубоко и надежно в землю, можно будет сохранить личный состав роты. А там… Он будет бить врага днем и ночью, в любую погоду. "Стоять насмерть!", как сказал вчера командир полка. Эти слова хорошо понял в роте каждый боец и командир. Команды, какие были нужны, им даны, каждый знает, что ему делать, за что отвечать. Надо только не мешать сейчас командирам взводов и отделений, не глушить их инициативу, доверять подчиненным.
И лейтенант Буторин не мешал. Он был уверен: личный состав роты не подведет. Позади Ленинград!
Размышления лейтенанта прервал появившийся в расположении роты комиссар полка Агашин. Встали и вытянулись по стойке "смирно" разведчики, раньше командира роты увидевшие своего комиссара. Заметив наше движение, лейтенант оглянулся и, увидев Агашина, легко спрыгнул в окоп и поспешил навстречу.
Иван Ильич Агашин до войны был комиссаром окружной школы младшего комсостава погранвойск Ленинградского военного округа. Опытный политработник, он прошел большую жизненную школу за свои сорок с лишним лет. Плотный, коренастый, с умным волевым лицом, густой шевелюрой, успевшей уже поседеть на висках за короткое время войны, комиссар Агашин поражал нас своей кипучей энергией, не по возрасту молодым задором. В полку его любили - скромного, немногословного, спокойного и справедливого. То, о чем он говорил, всегда было сильно и убедительно. Любили его за честность, личную храбрость, которые особенно ценятся в человеке. Бойцы были готовы в любую минуту пойти за своим комиссаром в огонь и в воду. Мне нравилось, как он на какой-то, может быть, псковский манер произносил слово "должны". "Мы доложны", - говорил он. И мы понимали, что действительно должны. Должны Родине, партии, народу - за прошлую и будущую жизнь. Тем более теперь, в годы тяжелых испытаний. Так нас воспитали с детства, со школьной скамьи.
- Командир пятой роты лейтенант Буторин! - четко доложил лейтенант. - Рота занята оборудованием землянок. В расположении роты находятся полковые разведчики, только что вернувшиеся с задания. Они отдыхают - вам уже докладывали в штаб по телефону. Здравия желаю, товарищ комиссар!
Козырнув, Агашин протянул Буторину руку. Поздоровавшись и с нами, комиссар сделал нам знак рукой: "Садитесь, хлопцы!" - и сказал:
- Да, о результатах разведки я знаю. Ребята молодцы. Пусть отдыхают. Так о чем замечтался, лейтенант?
- Да вот, прикидываю… Мыслишка у меня появилась, товарищ комиссар.
- Выкладывай, поделись.
Мы, разведчики, невольно прислушались к разговору командиров: интересно, что придумал понравившийся всем нам лейтенант?
- Я, товарищ комиссар, вспомнил войну с финнами. Про финских "кукушек", их снайперов подумал. Вот и размышляю: а не организовать ли у нас в полку такую школу? Ну, пусть не школу - это я слишком громко назвал, понимаю, - а вот хотя бы курсы такие, человек на десять-пятнадцать пока? - И он вопросительно посмотрел на комиссара. Тот внимательно слушал лейтенанта, видимо что-то уже прикидывая в уме.
- Пока мы стоим во втором эшелоне, берусь подготовить отличных стрелков-снайперов.
- Ну а база? - спросил Агашин. - Что потребуется еще, кроме людей, твоего опыта и желания?
- База? База - по обстановке! Зато, я уже узнавал, снайперские винтовки в полку есть. Лежат себе, в масле катаются на складе боепитания. Совершенно новенькие! А это уже что-то!
- Что ж, дельная мысль. Сегодня же доложу командиру полка. Заранее уверен: он одобрит. А пока подбирай себе "студентов", лейтенант, для своей "академии". Небось уже и прикинул - кого?
- Так точно, товарищ комиссар! Я, собственно, уже почти подобрал, правда, только из своей роты. А вот, - лейтенант кивнул в нашу сторону, - кое-кого из разведки отдадите? Такие ребята пригодились бы на первый случай: парни ловкие, храбрые, многие из них хорошие спортсмены.
- Как много нужно времени для их подготовки? Обстановка, сам понимаешь…