Суворов был настойчив, и спустя несколько лет во время знаменитого похода через Альпы, где не раз отличился Александр, Суворов снова представил его к офицерскому званию, и император Павел I произвел Александра Сильницкого в офицеры с пожалованием ему личного дворянства.
Пожалование в дворянство принесло ему и крепостную землю. По его желанию ему нарезаны были незаселенные сенокосные земли по лесным речкам в пределах Дмитриевщины.
И некоторые из его "крепостных" сенокосов оставались за его потомками вплоть до Октябрьской революции.
Вернулся Александр на родину после смерти Суворова в 1800 году 38-летним, но еще крепким, в офицерском мундире (благородием), с множеством боевых наград.
Его благородие Александр Сильницкий обладал вспыльчивым нравом. Гнева его боялись не только домочадцы, но и крестьяне, а также приезжавшее на Устью начальство.
Однажды при строительстве дороги мужики пожаловались на притеснения исправника и на большие, сверх меры, поборы и жестокие избиения исправником мужиков. Александр внял жалобе мужиков и по-своему решил этот вопрос. Он до полусмерти избил исправника. Исправник пожаловался на него, но то, что исправник был из поповичей, Александр – дворянин, решило дело в пользу Александра. Исправника уволили.
В том же году Александр женился, взяв в жены девушку из богатого и старого рода Корняковых. Меня заинтересовал этот факт и возникновение нашей фамилии. Я обратился к директору Устьянского краеведческого музея Ипатовой Наталье Валентиновне с просьбой узнать, когда появилась в Устьмехреньской (Дмитриевской) сохе (волости) фамилия Корняков. И вскоре мне звонит Наталья Валентиновна и сообщает, что, по архивным данным, фамилия Корняков впервые встречается в 1747 году, причем ее появление относится именно к верховьям реки Устья. В нашей деревне подобная фамилия Скорняков встречается в 1712 году, позже эта фамилия стала Корняков (буква "с" куда-то пропала). Интересен тот факт, что значительно раньше и в последующие годы эта фамилия была только в деревне Новошино. Ни в Сини-ках, ни в других деревнях она не встречалась. Но самое интересное то, что Александр Васильевич Ипатов также не знает, откуда его дальний родственник Александр Синицкий взял в жены девушку из богатого и старого рода Корняковых. Эта фамилия в Верхне-Устьянском крае была только в деревне Новошино. Но в нашей деревне не было богатого рода Кор-няковых (во всяком случае, я никогда не слыхал ни от стариков, ни от моих родственников). Александр Васильевич высказал предположение, что, может быть, в те далекие времена богатый и старый род имел не такое значение (в смысле богатства). В то же время известно, что многие новошинские девушки выходили замуж за сильницких ребят и наоборот.
Особенно это подтверждается празднованием наших народных старинных праздников: Троицын день и Петров день. В Троицын день по старинным обычаям многие жители нашей деревни ходили пешком на празднование Троицыного дня в Синики (расстояние до 20 км) и на Маломсу (расстояние до 18 км). А в Петров день многие жители деревень Синики и Маломсы приходили также пешком на празднование Петрова дня в Новошино и Шадрино. Примерно в 1800 году суворовский герой женился на девушке предположительно из деревни Новошино. Одним словом, эта интересная история требует отдельного исследования.
Смольная повинность (1706–1720 годы)
На Севере веками функционировала смольная повинность. Я хорошо помню, когда у нас в деревне колхоз имени Сталина занимался смолокурением для собственных нужд колхоза. Так называемый смолокуренный завод располагался в сосновом лесу в районе пожни "Большие кусты". Мы, пацаны, подвозили к этому месту специально срубленные сосновые бревна, которые со знанием дела деревенские мужики рубили. Обычно эта работа проводилась весной перед посевной кампанией.
На пригорке выкапывалась яма, и туда закладывались сосновые чурки. Делали специальные полати из досок или тонких бревен и засыпали землей, оставляя как бы печурку (окно). Из этой печурки делали деревянный желоб. Сухими дровами поджигали сосновые смоляные чурки, из которых через некоторое время образовывалась смола, и она по деревянному желобу стекала в специальные бочки. Бочки отвозили в деревню, а часть смолы отправляли в райцентр Красноборск. А в деревне смазывали смолой оси деревянных телег, кроме этого, смола применялась в строительном производстве. На моей памяти этот смолокуренный завод функционировал до 1960-х годов. Следует отметить, что смолокурение – очень трудоемкая работа, требующая определенной квалификации.
Начиная с 1706 года все налоги (а их больше десятка) взимались не деньгами, а смолой. В конце декабря 1705 года приказано было провести выборы (кроме бурмистров и полицейских чинов) смольного нарядчика.
В январе 1706 года вышел указ, в котором говорилось: "Велено на Ваге и в Устьянских волостях смоляной промысел которого был на откуп за иноземцем за Андреем Стельцом взять на его великого Государя, а что с Важских и Устьянских волостей збирано было в разные приказы великих его Государевых доходов и за то велено с вас взимать смолою, а зачетом вам по 13 алтын 2 деньги за бочку и против того его великого Государя вышеописанного Указу велено вами зготовить на всякую обжу и выть смолы по 34 бочки и для того управления заведены Смольные майданы а на тех майданах велено поставить работных люде с обжи по 4 человека и велено им на тех майданах смольные припасы против указу за всякие его Государевы подати изготовить все сполна не сходя с майданов".
Этим указом до 1720 года было введено провинциальное управление. А на Устье тянулся тяжелый период смольной повинности. Период смольного ига был самым тяжелым периодом во всей безотрадной истории устьяков, в том числе и моих земляков, жителей деревень Новошино и Шадрино.
Следует отметить, что работа на майданах была очень тяжелая, о чем будет сказано ниже. В каждой волости были построены майданы с несколькими смолокуренными ямами. По рассказам стариков, у нас около деревни Новошино было три смолокуренных ямы и две – в деревне Шадрино. Например, на майданах Дмитриевской волости было 15 ям, т. е. на каждые пять дворов по яме.
Зимой 1705–1706 годов крестьяне рубили и возили смолье на эти майданы. К весне оказалось смолья заготовлено меньше, чем следовало по указу, "и за такое преслушение", как говорится в указе, "указал великий Государь, тем людям, которые выборные люди у насмотра были, а в том деле не радели учинить наказание бить кнутами нещадно". Сверх того приказано было "Важским и Устьянским волостям всем жителям поголовно идти по прежнему на смоляные майданы и изготовить смольных припасов к прежним припасам в прибавку на всякого человека по три сажени смолья самого доброго, а идти на смоляные майданы из домов своих всем поголовно не считаясь меж себя большими и малыми тяглами чтоб смольные припасы изготовлены были на всякого человека сполна сколько у кого в семьях есть по три сажени смолья на человека неиспустя нынешнего благополучного времени на срок июня к первому числу нынешнего 1706 года не выходя из лесов в дома свои".
Вот какие были суровые времена для моих земляков.
Несмотря на это, деревня выжила.
Однако норма была слишком велика, чтобы выполнить ее. Крестьянам, работавшим на смоляных майданах, пришлось жить в лесах после 1-го июня, так как в царском указе говорилось: "покоих мест те работные люди смольные припасы изготовят и до тех мест жить им в лесах и на майданах", и это несмотря на то, что пора для деревни была самая важная, критическая – пора ярового посева. В результате яровые поля всех Устьянских волостей не были обсеяны, а в некоторых деревнях эту работу выполняли женщины и старики. Некоторые крестьяне выполнили план по заготовке смолы, но им государевым указом предписывалось продолжать работу на смоляных майданах. Предполагалось за сверхурочную работу выплатить деньги из казны в размере 13 алтын и 2 деньги за бочку. Однако старатели за сверхурочную работу не получили даже самую малость, так как мужик считался рабочей скотиной, целиком принадлежащей государству. Однако этот адский труд не заканчивался. На крестьян возложили обязанность рубить еловые бревна и делать плоты для перевозки бочек со смолой в Архангельск. Более того, на крестьян возлагалась ответственность за то, чтобы канаты были добрые и плотные. Предписывалось, чтобы все работы выполнялись качественно и в срок "без всякой лености". В случае каких-либо недочетов следовала суровая расправа.
Нет худа без добра. В той громадной работе, которая обрушилась на Дмитриевскую волость под названием "смоляная повинность", была и крупица добра. До этого времени смолокурение не было развито в Устьянских волостях. Оно процветало главным образом в Чадромской волости. Поэтому для налаживания смольного дела в другие волости были откомандированы специалисты по смолокурению. По всей Устье осуществлялся надзор за смолокурением лично бурмистром, который вел жесточайший надзор.
В записной книге бурмистра Мелентья Казакова Устьянской волости принято к отправке смолы к городу Архангельску в июне 1712 года 287 бочек. Список составлен поименно по домохозяйствам из 20 деревень, в том числе деревня Новошино:
– Филип Рогатых – 2 бочки смолы,
– Иван Артемьев – 4 бочки смолы,
– Иван Скорняков – 4 бочки смолы.
По этим данным можно судить о величине тягла семьи по заготовке смолы. Смоляные караваны волость снабжала лодками, материалом для починки бочек и продовольственными запасами с таким расчетом, чтобы целовальнику и бочковому мастеру хватило до осени. Они должны были жить в Архангельске до сдачи смолы на иностранные корабли. Рабочим людям волость платила по 40 алтын на человека деньгами. В 1707 году крестьяне Устьянских волостей платили 11 различных налогов. Такое тягло практически было неимоверно тяжелым. Следует отметить, что в общей сложности этих новых налогов, не внесенных в обязательную повинность их выполнения, набиралось не менее 3 рублей в год со двора, а в некоторые годы достигало до 5 рублей.
Система косвенных налогов тоже не улучшалась, наоборот, сильнее перегружалась и запутывалась. Введена была гербовая бумага. Появились поборы: померный, весчий, хомутенный, шапочный, сапожный, подушный с извозчиком, кожный с кож, с постоялых дворов, пролубный и ледокольный, водоцойный, трубный с печей, привальный и отвальный с судов, с дров, со всякой купли и продажи. Даже бороды были обложены оброком: первостатейная купеческая – 100 рублей, дворянская, чиновничья и рядовая торговая – 60 рублей, холопья – 30 рублей. Крестьянин у себя в деревне носил бороду бесплатно, но при въезде в город и при выезде из него платил по 2 деньги (начало ХХ века – по 8 копеек). Даже заработок деревенских батраков, половников и разных бобылей обложены были десятой деньгой, как и торговые обороты купечества. С каждой чарки вина в деревнях взималась "явочная пошлина". Со свадеб по-прежнему взимались "куничные" с жениха и "убрусные" с невесты.
Как видим, государство жало и выжимало от подданных все, что только возможно было выжать. Естественно, подданные, и особенно крестьянство, все больше и больше нищали. Этому обнищанию старательно помогали государственные монополии, особенно водочная. Однако царская власть постоянно искала новые, все более тяжелые формы налогообложения. Так, в целях еще большего получения повинностей властью было придумано вместо дворового обложения переходить на вытное, потому что дворовое число катастрофически убывало, тогда как число земельных вытей оставалось неизменным.
Сначала на вытное тягло были разложены те налоги, которые заменены были смольной доставкой, с того момента, когда ввели смольную повинность, т. е. с 1706 года. В Устьянских волостях числилось 1985 дворов, а вытного тягла – 3955 вытей, т. е. около 5 дворов на выть. Разница в налогообложении была очень большая. Только оброки с рыбных ловель, с бань, с мельниц и оброчных статей взимались непосредственно с их владельцев, хотя и заменялись тоже смолой. В июне 1707 года было приказано в Устьянских волостях все "государевы доходы" разверстывать повытно, таким образом, чтобы "оклад с дворового числа против переписных книг был полон". В оправдание этого уклонения от законно установленного обложения приводится то, что при дворовой разверстке тяжесть налогов, одинаковая для большеземельных и малоземельных дворов, не по силам хозяйствам малоземельным. В результате из-за крайне тяжелого налогового бремени увеличился отток крестьян, например, по Устьянским волостям – на 24,5 %.
Чтобы остановить бегство крестьян, правительство принимает решение усилить полицейский надзор над жителями деревень. Запрещалось продавать всякое недвижимое имущество. Полиция была обязана предусматривать намерения возможного бегства и оставления своего дома.
Проведенная перепись показала, что в волости оказалось только 66 дворов, которые нельзя было считать дворами, живущими своим хозяйством, самостоятельными крестьянскими дворами. На самом деле суровые условия жизни превратили этих крестьян в бедных батраков. Крестьяне платили, кроме окладных, еще 10 видов налогов. К этой нужде еще необходимо добавить трудмобилизацию и связанные с ней расходы на государственную монополию. Наконец, нужно прибавить взятки и подачки чиновникам и комиссару. В результате жизнь крестьянина была невыносимой. И приходится удивляться не тому, что четверть населения куда-то бесследно исчезала, а тому, что остальные ¾ каким-то образом ухитрялись выдерживать это неимоверное иго и не убегали. Такую невероятную платежеспособность крестьян можно объяснить только тем, что не было запрещений на рубку но-винных подсек, на которых сжигали лес и затем на эти новины сеяли хлеб и получали иногда баснословные урожаи. В округе нашей деревни до сих пор известны расположения новин, на которых сеяли хлеба (гари за рекой Устья, на Драчихе, на Заволочной, на Осинках).
Однако власти установили очень жесткие условия по отношению к беженцам. Разрешалось их бить батогами и плетью, а затем посылать на каторжные работы. А женщин и детей отправляли на работу на суконный двор или на мануфактуру. Ненормальность податного обложения чувствовало правительство. Предлагалось перейти с подворного обложения к подушному. Для выяснения количества населения предлагалось провести генеральную перепись душ во всем государстве. Работы по этой переписи затянулись на 4 года. Генеральная перепись (1724 год) в Дмитриевской волости обнаружила 229 мужских душ, которые распределились по деревням, в том числе: деревня Новошино – дворов 4, душ 10; деревня Шадрино – дворов 3, душ 7. По Дмитриевской волости – всего 21 деревня, дворов 75, душ 229, и волость должна была выплачивать подушных денег 358 рублей 80 копеек.
Жизнь наших предков была неимоверно тяжелой. В трудных северных условиях, в глухой тайге, люди выжили и благодаря своему упорству, постоянному труду облагородили наш северный край. Следует отметить, что устьянские крестьяне, никогда не знавшие крепостного права, умели трудиться и любили свою землю, отличались силой духа и широтой души. Передавали накопленный веками практический опыт своим потомкам. Мы все обязаны родине своей – русской деревне, ее чаша жизни не должна опустеть. К сожалению, в конце повествования мы увидим другой "практический опыт".
Социальная жизнь крестьян северных деревень
На карте Архангельской области, в юго-западном ее углу, отчетливо выделяется треугольник, образуемой реками: Сухоны, Северной Двины и Ваги. Поперек этого треугольника протянулась глубокая извилистая полоска реки Устьи, вершина которой находится в зыбучих болотах, примерно в 40 км от нашей деревни Новошино. Устье же реки Устьи, впадающей в реку Вагу, находится выше г. Шенкурска. Почти вся эта местность заполнена дремучими лесами и болотами. Само название Устьи происходит от вогульского слова "ушья" – лесная река.
Конец XVIII века незаметно переходил в начало XIX века. В глухих устьянских деревнях мало что менялось. Общая картина их была та же, что и в XVI, и в XVII веках. Деревни состояли из больших бревенчатых изб с крошечными оконцами, более похожими на бойницы, чем на окна. В них не было ни рам, ни стекол. Задвигались они ставенками с вырезанными в них прорезями, по форме напоминавшими сердце, или это были просто круглые отверстия, затянутые высохшей перепонкой из бычьего мочевого пузыря. Над избами высились черные тесовые дымники с вычурными "теремками" на концах, из которых на утренней заре струились к небу столбы дыма. Еще более неприглядны были вспомогательные хозяйственные пристройки.