"А я не с собакой говорил", - думаю я четко и ясно, чтобы он точно услышал.
Киллиан буравит меня злобным взглядом, а я злобно таращусь на него - все как обычно, наш Шум пульсирует алым, ссорой и досадой. Мы с Киллианом никогда не ладили - добрым и понимающим всегда был Бен, - но последнее время мы собачимся постоянно, потомушто скоро я стану мужчиной и тогда никто не сможет мной командовать.
Киллиан закрывает глаза и громко дышит носом.
- Тодд… - начинает он, чуть понизив голос.
- Где Бен?
Его лицо становится еще злей.
- Через неделю начинается ягнение, Тодд.
Я пропускаю его слова мимо ушей и повторяю:
- Где Бен?
- Накорми и загони овец, а потом почини ворота, которые выходят на восточное пастбище. Последний раз говорю, Тодд Хьюитт. Я уже дважды просил тебя это сделать.
Я напускаю на себя непринужденный вид.
- Ну и как ты сходил на болото, Тодд? - язвительно спрашиваю я. - О, там было клево и весело, Киллиан, спасибо за заботу. Видел что-нибудь интересное? Странно, что ты спросил, Киллиан, потомушто без приключений и впрямь не обошлось. Это даже объясняет, почему у меня разбита губа, о которой ты, кстати, не спросил, но ведь мне нужно сперва накормить овец и починить клятый забор!!!
- Не ругайся, - говорит Киллиан. - Мне не до игр. Ступай и займись овцами.
Я стискиваю кулаки и сдавленно рычу, давая Киллиану понять, что больше не стану терпеть его идиотизм.
- Пошли, Манчи.
- Овцы, Тодд! - кричит Киллиан мне в спину. - С начала овцы!
- Да покормлю я твоих клятых овец, - бормочу я себе под нос и ускоряю шаг. Кровь стучит в голове, и Манчи начинает волноваться в ответ на мой яростный Шум.
- Овцы, Тодд! - лает он. - Овцы, овцы, овцы! Овцы, овцы, Тодд! Тихо! Тихо на болоте, Тодд!
- Заткнись, Манчи.
- Как это понимать? - произносит Киллиан таким тоном, что мы оба невольно оборачиваемся. Он уже сидит рядом с генератором, и все его внимание обращено на нас, Шум пронзает меня насквозь, точно лазер.
- Тихо, Киллиан! - лает Манчи.
- Что значит "тихо"? - Он испытующе смотрит на меня.
- Тебе-то какая разница?! - Я отворачиваюсь. - Овцы же некормлены!
- Подожди, - окликает он меня, но тут генератор опять начинает пищать, и Киллиан с криком "Черт подери!" возвращается к работе. Вопросительные знаки в его Шуме еще какоето время преследуют меня, но я ухожу в поле, и они становятся слабей.
Сволочь, какая же ты сволочь, думаю я, топая по ферме, только слова выбираю покрепче. Мы живем примерно в километре к северо-востоку от города. На одной половине фермы у нас овцы, а на другой - пшеница. За пшеницей ухаживать тяжелей, поэтому ею занимаются васновном Бен и Киллиан, а мне, как только ростом я стал выше овцы, поручили овец. Мне, а не нам с Манчи, хотя вапщето его подарили именно для этого: чтобы я сделал из него пастушью собаку. По понятным причинам - я имею в виду его тупость конечно же, - план не сработал.
Кормить, поить, стричь, принимать роды, даже кастрировать и забивать - все это приходится делать мне. Наше хозяйство и еще два обеспечивают шерстью и мясом весь Прентисстаун (раньше таких ферм было пять, а скоро станет две, потомушто мистер Марджорибэнк вот-вот сопьется и помрет). Тогда мы объединим наши стада. Точней, я объединю его стадо с нашим, как это было два года назад, когда исчез мистер Голт, и мне пришлось забивать, кастрировать, стричь, кормить, поить вдобавок и его овец. Думаете, мне сказали "спасибо"? Щас!
Меня зовут Тодд Хьюитт, думаю я, пытаясь успокоить свой Шум, потомушто дома он разбушевался еще сильней. Я почти мужчина.
- Овцы! - говорят овцы, когда я, не останавливаясь, прохожу через поле. - Овцы! Овцы! Овцы!
- Овцы! - лает Манчи.
- Овцы! - отвечают они.
Овцам тоже говорить не о чем - даже меньше, чем собакам.
Всю дорогу я прислушивался к Шуму Бена и наконец вычислил, на каком пшеничном поле и в каком углу он работает. Сев давно кончился, сбор урожая только через несколько месяцев, поэтому сейчас на поле делать особо нечего: только следить за исправностью генераторов, ядерного трактора и молотилок. Вы могли подумать, что в это время года Бен и Киллиан помогают мне с овцами, но нет, ничего подобного.
Шум Бена доносится от арасительной трубы - насвистывает песенку. Я резко поворачиваю и иду к нему через все поле. Шум Бена - не то, что Киллиана. Он в сто раз спокойней, четче и другого цвета (видеть его нельзя, но если Шум Киллиана кажется красноватым, то у Бена он синий или иногда зеленый). Они вапще разные, как огонь и лед, Бен и Киллиан, - мои типа родители.
Вапщем, история такая: моя мама дружила с Беном еще до отбытия в Новый свет, они оба были прихожанами одной церкви, когда поступило предложение покинуть старую планету и колонизировать другую. Ма уговорила па, Бен уговорил Киллиана: так их корабли очутились здесь и была основана наша колония. Ма и па разводили овец, а на соседней ферме Бен с Киллианом выращивали пшеницу, и все жили счастливо и дружно, сонце никогда не заходило, мужчины и женщины пели песни, любили, никогда не болели и не умирали.
По крайней мере именно эту историю я вижу в их Шуме, но как знать, что было на самом деле? Потомушто когда я родился, все вдруг изменилось. Спэки выпустили микроб, убивший всех женщин и мою ма, потом началась война, мы ее выиграли, но Новому Свету вапщемто пришел конец. Я тогда был совсем крохой и ничего не понимал. Нас, детей, осталась целая куча, зато взрослых - всего-то полгорода мужчин. Поэтому многие дети умерли, а мне, считай, повезло, потомушто Бен и Киллиан взяли меня к себе, кормили, поили, воспитывали, учили и вапще всячески не давали умереть.
Словом, я как бы их сын. Ну не совсем "как бы", но и не сын. Бен говорит, что Киллиан на меня орет, потомушто волнуется. Если это правда, то более странного способа проявлять заботу я не видел - по-моему, никакая это не забота, если хотите знать мое мнение.
Бен - совсем другой, не то что Киллиан. Он добрый, а в Прентисстауне добрых людей не водится. Все мужчины этого города, все сто сорок пять, даже новоиспеченные, которым только недавно исполнилось тринадцать, даже Киллиан (хоть и в меньшей степени), в лучшем случае меня игнорируют, а в худшем - поколачивают, поэтому большую часть времени я стараюсь вести себя так, чтобы на меня не обращали внимания.
Бен другой. Я не стану его описывать, не то вы подумаете, что я сопливая девчонка. Только скажу, что я никогда не знал своего па, но если бы однажды утром меня попросили выбрать себе отца из всех мужчин - мол, давай, выбирай, кого хочешь, - то мой выбор, скорее, пал бы на Бена.
Он что-то насвистывает, а когда я подхожу - я его не вижу, и он не видит меня, - мелодия меняется, потомушто он меня почувствовал и теперь свистит нарочно, чтоб я узнал песню: Как-то ранним утром на истоке дня… Якобы это была любимая песня моей мамы, но я думаю, это его любимая, потомушто он пел ее мне с самого детства, сколько я себя помню. Моя кровь еще бесится из-за Киллиана, но я сразу начинаю успокаиваться.
Да-да, пусть песня для малышей, плевать я на это хотел, заткнитесь!
- Бен! - лает Манчи и принимается скакать вокруг арасительной установки.
- Привет, Манчи, - слышу я, поворачивая за угол. Бен чешет Манчи за ухом, а тот от удовольствия закрыл глаза и стучит задней лапой по земле. Хоть Бен уже давно вычислил по моему Шуму, что я опять поцапался с Киллианом, он ничего про это не говорит, только здоровается:
- Привет, Тодд.
- Привет, Бен. - Я впираюсь взглядом в землю и пинаю валяющийся под ногами камень.
В Шуме Бена яблоки, и Киллиан, и ты так вырос, и опять Киллиан, и рука ужасно чешется, и яблоки, и ужин, и Господи, какая теплынь, и все это звучит так непринужденно, ненавязчиво, как бутто в жаркий день купаешься в прохладном ручье.
- Успокоился немного, Тодд? - наконец говорит Бен. - Напоминал себе, кто ты?
- Ага, - отвечаю. - Не пойму только, чего он так на меня напустился? Почему нельзя просто поздороваться, а? Не успеешь домой зайти, как тебе с порога: "Я знаю, что ты виноват, и житья не дам, пока не узнаю и чем".
- Такой уж у нас Киллиан, что поделать. Ты ведь его знаешь.
- Вот все время ты так говоришь. - Я срываю зеленый пшеничный колосок и сую в рот, не глядя на Бена.
- Яблоки дома оставил?
Я смотрю на него и жую колосок. Он прекрасно знает, что яблоки не дома.
- И на то есть причина, - вслух говорит он, все еще почесывая Манчи за ухом. - Есть причина, которую я не могу уловить.
Он пытается прочесть мой Шум, пытается извлечь из него правду - для большинства мужчин это прекрасный повод начать драку, но мне плевать, это ведь Бен. Пусть читает.
- Аарон?
- Да, я встретил Аарона.
- Это он тебе губу разбил?
- Ага.
- Вот сукинсын! - Бен хмурится и делает шаг вперед. - Пожалуй, я схожу и перекинусь словечком с нашим проповедником.
- Нет, - останавливаю его я. - Не надо. Ты только хуже сделаешь, а мне совсем не больно.
Бен осторожно берет меня за подбородок и внимательно осматривает рану.
- Вот сукинсын, - тихо повторяет он и трогает разбитую губу.
Я отшатываюсь.
- Да ерунда, говорю!
- Держись от него подальше, Тодд Хьюитт.
- Думаешь, я спецально на болото побежал, чтоб его там встретить?
- Он скверный человек.
- Ну надо же, черт возьми, спасибо за полезные сведения, Бен!
Тут я улавливаю в его Шуме фразу один месяц и что-то новое, совсем мне не знакомое, но он быстро прикрывает это другими мыслями.
- Что происходит, Бен? - говорю я, оборачиваясь. - Что не так с моим днем рождения?
Он улыбается, и на секунду мне чудится, что улыбка эта какая-то тревожная.
- Сюрприз. Поэтому не ройся в моем Шуме, пожалуйста.
Хотя я почти мужчина и почти с Бена ростом, он все равно немного нагибается ко мне: не слишком близко, в самый раз, чтобы я не чувствовал себя неловко. Я чуть-чуть отвожу взгляд. И хотя это Бен, хотя я доверяю этому человеку больше, чем всем остальным в нашем гнусном городишке, и хотя он спас мне жизнь и спасет снова, если придется, я все равно не горю желанием открывать ему Шум, потомушто при мысли о случившемся на болоте грудь отчего-то спирает.
- Тодд? - Бен приглядывается ко мне.
- Тихо, - тявкает Манчи. - Тихо на болоте.
Бен смотрит на Манчи, потом переводит мягкий, полный тревоги взгляд на меня.
- О чем он, Тодд?
Я вздыхаю.
- Мы видели на болоте одну штуку. Ну, не то чтобы видели, оно спряталось, но это было вроде дыры в Шуме, какая-то пустота…
Я умолкаю, потомушто Бен перестал слушать мой Шум. Я открыл ему свои мысли и вспоминаю случившееся как можно правдивей, а он почему-то уставился на меня ожесточенным взглядом, и сзади доносится Шум Киллиана: тот идет по полю и испуганно зовет нас c Беном, и Шум Бена тоже начинает немного жужжать от волнения, а я все продолжаю вспоминать ту дыру, только тихо, тихо, как можно тише, чтобы меня не услышали в городе. Киллиан все еще идет к нам, а Бен просто смотрит, смотрит на меня, пока я наконец не выдерживаю:
- Это спэки? - спрашиваю я. - Спэки вернулись?
- Бен! - орет Киллиан, шагая к нам через поле.
- Мы в опасности? - не унимаюсь я. - Будет война?
Но Бен только выдавливает "О господи!", очень тихо, потом повторяет и тут же, не двигаясь и не сводя с меня глаз, говорит:
- Тебе надо бежать. Бежать прямо сейчас.
4
Не думай об этом
Киллиан подбегает к нам, но сказать ничего не успевает - Бен тут же его осаживает:
- Не думай об этом!
Он поворачивается ко мне.
- Ты тоже не думай. Прикрой другим Шумом, ясно? Спрячь. Спрячь как можно дальше!
Он хватает меня за плечи и стискивает так крепко, что кровь начинает стучать в голове еще сильней, чем раньше.
- Да что стряслось? - не понимаю я.
- Ты шел домой через город? - спрашивает Киллиан.
- Конечно, через город! Другой дороги вроде не проложили, - огрызаюсь я.
Лицо у Киллиана становится жестоким, но не потомушто он злится на меня, а потомушто ему страшно. Я слышу его страх - он похож на громкий крик в Шуме. На меня уже не орут за словечки вроде "черт" и "клятый", и оттого мне становится еще больше не по себе. Манчи лает как ненормальный: "Киллиан! Тихо! Черт! Тодд!", - но его даже не думают успокаивать.
Киллиан смотрит на Бена.
- Действовать надо сейчас.
- Знаю.
- Что стряслось?! - повторяю я очень громко. - Что вы задумали? - Я скидываю руки Бена и смотрю в упор на них обоих.
Они снова переглядываются.
- Тебе надо бежать из Прентисстауна, - говорит Бен.
Я перевожу взгляд с одного на другого, но в Шуме обоих ничего нет, кроме общего беспокойства.
- Что значит бежать? Куда? - вопрошаю я. - В Новом свете нет других городов!
Они опять переглядываются.
- Да хватит уже! - не выдерживаю я.
- Ну все, идем, - говорит Киллиан. - Мы собрали тебе сумку.
- Когда вы успели?!
Киллиан обращается к Бену:
- Времени совсем мало.
А Бен отвечает:
- Он может пойти вдоль реки.
Киллиан:
- Ты же знаешь, что может случиться.
Бен:
- Это не меняет наших планов.
- ЧЕРТ, ДА ЧТО ПРОИСХОДИТ?! - ору я, только слово выбираю другое, так? Потомушто происходящее просит другого слова, покрепче. - КАКОГО ЕЩЕ ПЛАНА, ЧЕРТ ВОЗЬМИ?!
Но они по-прежнему не думают меня ругать.
Бен понижает голос, и я вижу, как он пытается привести в порядок свой Шум.
- Помни, это очень и очень важно: не смей думать о том, что случилось на болоте.
- Почему? Спэки вернулись и хотят нас убить?..
- Не думай об этом! - обрывает меня Киллиан. - Спрячь как можно дальше, забудь и не думай, пока не уйдешь далеко-далеко от города, где тебя никто не услышит. А теперь за мной!
И он бросается к дому - бежит, понимаете, бежит со всех ног.
- Пойдем, Тодд, - говорит Бен.
- Никуда я не пойду, пока вы мне все не объясните!
- Всему свое время. - Бен берет меня за руку и тащит за собой. - Объяснения получишь позже. - В его голосе столько грусти, что я больше не могу сопротивляться и просто спешу за ним к дому. За моей спиной лает во всю глотку Манчи.
Наконец мы добираемся до дома, и я жду, что…
Не знаю, чего я жду: увидеть, как из леса выходит армия спэков? А им навстречу люди мэра Прентисса с ружьями?.. В Шуме Бена и Киллиана ничего не разобрать, мои собственные мысли кипят, как вулкан, да вдобавок Манчи никак не заткнется - разве можно соображать в таком гвалте?
Но там никого нет. Только наш дом, самый обыкновенный фермерский дом. Киллиан влетает на кухню через черный ход, мчится в комнату для молитв, которой мы никогда не пользуемся, и начинает отдирать половицы. Бен идет в чулан и набивает тряпичный мешок сухофруктами и вяленым мясом, потом переходит в ванную и бросает в тот же мешок маленькую аптечку.
А я просто стою, как дурак, и не понимаю, что, черт побери, творится.
Вы, верно, подумали: как ты можешь не знать, если каждый день, каждую минуту своей жизни ты постоянно слышишь мысли этих двоих? Вапщем, в том-то вся штука. Шум - это шум. Лязг, грохот, да еще вперемешку со звуками, мыслями и образами. В нем сложно что-либо разобрать. Умы мужчин - как захламленные чуланы, а Шум - что-то вроде живого, дышащего воплощения этого хаоса. Это одновременно и правда, и вымысел, и фантазии, и страхи… Сначала Шум говорит одно, а в следующий миг совсем другое, и хотя где-то есть истина, как можно отличить ее от остального, когда на тебя валится все сразу?
- Никуда я не пойду, - говорю я, пока они собираются. Ноль внимания. - Не пойду, слышите! - повторяю я, но Бен только проходит в комнату для молитв, чтобы помочь Киллиану с половицами. Они находят то, что искали, и Киллиан вытаскивает из-под пола рюкзак - мой старый рюкзак, который я потерял несколько лет назад. Бен открывает его, заглядывает внутрь, и я успеваю разглядеть какую-то одежду и…
- Это что, книга? - спрашиваю я. - Их же давным-давно приказали сжечь!
Они по-прежнему не обращают на меня внимания, и воздух как бутто останавливается, когда Бен достает из рюкзака книжку. Это не совсем книга, а что-то вроде дневника в кожаной обложке. Бен листает страницы: они кремового цвета и сплошь исписаны мелким почерком.
Бен бережно закрывает дневник, убирает в пакет и прячет в рюкзак.
Они с Киллианом поворачиваются ко мне.
- Я никуда не пойду.
Раздается стук в дверь.
На миг мы все замираем. Манчи столько всего хочется пролаять, что какоето время он не издает ни звука, а потом наконец выдавливает: "Дверь!" Киллан одной рукой хватает его за ошейник, а второй затыкает пасть. Мы все переглядываемся, не зная, что делать дальше.
В дверь опять стучат, и чей-то голос громко произносит:
- Я знаю, что вы дома!
- Черт, - выдыхает Бен.
- Гаденыш Дейви Прентисс, - роняет Киллиан.
К нам пожаловал мистер Прентисс-младший, человек закона.
- Думаете, я не слышу ваш Шум? - говорит мистер Прентисс-младший через дверь. - Бенисон Мур. Киллиан Бойд. - Голос на секунду умолкает. - Тодд Хьюитт.
- Вот и спрятались, - говорю я, складывая руки на груди. Происходящее меня все еще бесит.
Киллиан и Бен снова переглядываются, потом Киллиан отпускает Манчи, велит нам обоим не двигаться и идет к двери. Бен запихивает мешок с едой в рюкзак и крепко завязывает. Отдает мне.
- Надевай, - шепчет он.
Сперва я отказываюсь его брать, но Бен повелительно указывает на рюкзак, и я неохотно закидываю его за спину. Весит он целую тонну, не меньше.
Киллиан открывает входную дверь.
- Чего тебе, Дейви? - слышим мы.
- Для тебя я шериф Прентисс, Киллиан, - говорит мистер Прентисс-младший.
- Мы тут обедаем, Дейви. Зайди позже.
- Нет уж, дело срочное. Мне надо потолковать с юным Тоддом.
Бен смотрит на меня, в его Шуме пульсирует тревога.
- У Тодда много работы в поле, - говорит Киллиан. - Он как раз пошел туда через черный ход, я слышу.
А вот это уже намек на то, что нам с Беном делать, верно? Но я сперва хочу знать, что происходит, черт побери!
- Ты меня за дурака держишь, Киллиан? - спрашивает мистер Прентисс-младший.
- А ты серьезно хочешь знать ответ, Дейви?
- Я слышу его мысли футах в двадцати отсюдова. И Бена тоже. - Шум шерифа меняет настрой. - Я просто хочу с ним поговорить, Киллиан. Ему ничего не грозит.
- Тогда почему у тебя винтовка? - спрашивает Киллиан, и Бен стискивает мое плечо.
Голос и Шум мистера Прентисса-младшего снова меняются.
- Тащи его сюда, Киллиан. Ты знаешь, зачем я пришел. Похоже, из головы твоего мальчика случайно вылетело одно слово, и мы хотим знать, что к чему.
- Мы?