Я стискиваю кулаки, пока ногти не впиваются в ладони. Я так разъярен, мой Шум так рвет и мечет, что я вскидываю кулаки и хочу ударить ее, избить до смерти, ЗАТКНУТЬ эту чертову тишину, пока она не ПРОГЛОЮТИЛА МЕНЯ И ВЕСЬ МИР!
Я замахиваюсь и бью себя по лицу.
Потом еще, прямо в подбитый Аароном глаз.
И еще, заново разбивая губу.
Дурак, никчемный гнусный дурак!
Бью снова, такшто теряю равновесие и падаю на руки, выплевывая на землю кровь.
Тяжело дыша, поднимаю взгляд на девчонку.
Ничего. По-прежнему ничего.
Мы оба смотрим на другой берег. Преследователи уже добрались до того участка дороги, с которого хорошо видно мост. И нас на противоположном берегу. Можно разобрать лица всадников, и слышно бормотание их Шума, летящее к нам через реку. Мистер Макирни, лучший конник мэра, едет впереди, следом сам мэр, спокойный и довольный, точно выбрался на воскресную прогулку.
У нас минута, может, меньше.
Я оборачиваюсь к девчонке, пытаясь встать. Я устал, страшно устал…
- Еще можно попробовать убежать, - выдавливаю я, сплевывая кровь. - Можно попробовать.
И вдруг ее лицо меняется.
Она широко открывает рот и глаза, а потом внезапно скидывает на землю сумку и начинает в ней рыться.
- Ты чего? - спрашиваю я.
Она достает зеленую коробочку для разведения костра, оглядывается по сторонам и находит большой камень. Ставит коробку на землю, замахивается камнем…
- Стой, она еще может…
Девчонка бьет, и коробка трескается. Она берет ее в руки и с силой выкручивает, такшто трещина становится шире. Оттуда брызгает какая-то жидкость. Девчонка подбегает к мосту и обливает горючим узлы на ближайшем столбе, а последние капли вытряхивает в лужицу у основания.
Всадники подъезжают к мосту, все ближе, ближе, ближе…
- Быстрей! - кричу я.
Девчонка оборачивается и жестами велит мне отойти в сторону. Я отползаю и оттаскиваю Манчи. Девчонка тоже отходит как можно дальше, держа сломанную коробочку в вытянутой руке, и нажимает кнопку. Потом швыряет ее в столб и отпрыгивает.
Кони почти на мосту…
Девчонка падает чуть не на меня, а коробочка летит…
Летит…
Летит…
Непрестанно щелкая, летит прямо в лужицу у основания столба…
Конь мистера Макирни уже ставит на мост копыто…
Коробочка падает в лужу…
Щелкает последний раз…
И…
ВЖИХ!!!
Весь воздух высасывает из моих легких, и огромный огненный шар, куда БОЛЬШЕ чем можно ожидать от такой крошечной лужицы, на миг гасит все звуки вокруг…
БА-БАХ!!!
Канаты и столб разлетаются в стороны, окатывая нас полной щепок и стирая все мысли, Шум и звуки.
Когда мы снова поднимаем глаза, мост полыхает так, что конь мистера Макирни встает на дыбы и пятится, хотя сзади на него напирают остальные кони.
Пламя какого-то странного зеленоватого цвета, и жар вдруг становится невыносимым, как самый ужасный солнечный ожог на свете. Я уже думаю, что мы вот-вот загоримся сами, когда наш конец моста рушится вниз, унося с собой мистера Макирни и его коня. Мы садимся и смотрим, как они падают, падают, падают в реку - она слишком далеко, им не выжить. Мост еще наполовину цел: он с грохотом врезается в скалу на другом берегу, но пламя такое сильное, что через несколько минут от него останется один пепел. Мэру, мистеру Прентиссу-младшему и всем остальным приходится поворотить лошадей.
Девчонка отползает от меня, и секунду мы молча лежим, отдуваясь и кашляя, пытаясь прийти в себя.
Вот это да!
- Ты цел? - спрашиваю я Манчи, все еще держа его за ошейник.
- Огонь, Тодд! - лает он.
- Ага! Большой-пребольшой огонь. А ты как, цела? - спрашиваю девчонку, которая корчится на земле и кашляет. - Черт, что было в этой штуке?
Она, разумеется, не отвечает.
- ТОДД ХЬЮИТТ! - слышится с другого берега.
Я поднимаю взгляд. Это мэр. Впервые в жизни он обращается ко мне лично, сквозь пелену дыма и жара, от которой по его телу словно идет рябь.
- Это еще не конец, малыш Тодд! - кричит он сквозь рев реки и огня. - Все впереди!
Мэр спокоен, одежда на нем по-прежнему чистенькая, сапоги блестят, и всем ясно: ничто не помешает ему добиться задуманного.
Я встаю и показываю ему неприличный жест, но он уже скрывается за клубами дыма.
Кашляю и снова сплевываю кровь.
- Надо идти дальше, - с трудом выдавливаю я сквозь кашель. - Может, он вернется, а может, другого пути через реку нет, но ждать нельзя.
В пыли валяется мой нож. Меня стремительно охватывает стыд, похожий на новую боль - она прибавляется к остальным. Что же я наговорил… Я нагибаюсь, поднимаю нож и убираю в ножны.
Девчонка все еще сидит с опущенной головой и кашляет. Я беру с земли сумку и протягиваю ей.
- Пошли. Хоть от дыма подальше отойдем.
Она поднимает взгляд на меня.
Я смотрю на нее.
Щеки у меня горят, и вовсе не от жара.
- Прости. - Я отвожу взгляд от ее лица, как всегда пустого и безучастного.
И делаю первый шаг по дороге.
- Виола, - вдруг доносится сзади.
Я резко оборачиваюсь и смотрю на девчонку.
- Что?!
Она смотрит на меня.
Она открывает рот.
Она говорит.
Меня так зовут, Виола.
Часть третья
13
Виола
На минуту я теряю дар речи. Девчонка тоже молчит.
Пламя полыхает, дым клубится, Манчи тяжело дышит, свесив язык, и наконец я выдавливаю:
- Виола.
Она кивает.
- Виола, - повторяю я.
Второй раз она не кивает.
- Меня зовут Тодд.
- Знаю, - отвечает девчонка.
- Так ты умеешь говорить? - спрашиваю я.
Она бросает на меня быстрый взгляд и тут же его отводит. Я поворачиваюсь к полыхающему мосту, к пелене дыма, которая скрывает от нас противоположный берег - не знаю, спокойней мне от этого или наоборот, что лучше - видеть мэра или не видеть?
- Это… - начинаю я, но девчонка уже встает и тянет руку к сумке.
До меня доходит, что я все еще ее держу. Отдаю сумку девчонке.
- Нам пора, - говорит она. - Пошли отсюда.
У нее смешной акцент, она говорит совсем не так, как в Прентисстауне. Губы иначе обрисовывают буквы: как бы налетают на них сверху и силой придают им нужную форму. А в Прентисстауне все говорят так, словно подкрадываются к словам из-за спины и норовят ударить исподтишка.
Манчи очарован девчонкой.
- Пошли отсюда, - повторяет он и неотрывно пялится на нее, как бутто она сделана из его любимой еды.
Вот сейчас, казалось бы, можно начать задавать вопросы, расспросить обо всем, что хотелось узнать: кто она, откуда, что случилось, и мой Шум сплошь состоит из этих вопросов, они летят в нее, точно сотня дробинок. Сказать хочется так много, что я ни слова не могу выдавить, и девчонка просто перекидывает лямку сумки через голову и проходит мимо нас с Манчи.
- Эй!..
Она оборачивается.
- Меня подожди.
Я поднимаю рюкзак с земли и закидываю за спину, говорю: "За мной, Манчи!" - и иду по дороге вслед за девчонкой.
На этом берегу дорога медленно удаляется от обрыва и пронзает насквозь заросли кустарника, огибая таким образом первую гору, которая высится слева от нас.
На повороте мы с девчонкой останавливаемся и, не сговариваясь, смотрим назад. Мост до сих пор полыхает как оголтелый, и больше всего он похож на водопад из огня. Языки пламени теперь охватили его целиком, свирепые, зеленовато-желтые. Дым такой густой, что мы до сих пор не видим мэра и его людей - ушли они или ждут, или еще чего. Кажется, оттуда летит едва слышный шепот Шума, но в таком грохоте - ревут огонь и вода, трещит дерево, - что угодно может померещиться. Пока мы смотрим, огонь съедает столбы на другом берегу, и с оглушительным треском горящий мост срывается с обрыва и летит вниз, вниз, вниз, ударяясь о стены ущелья, а потом падает в реку, поднимая еще больше дыма и пара.
- Что было в коробке? - спрашиваю я девчонку.
Она смотрит на меня, открывает рот, потом опять закрывает и отворачивается.
- Не бойся, - говорю. - Я тебя не трону.
Она снова глядит на меня, и мой Шум полнится тем, что произошло несколько минут назад, когда я чуть было не "тронул" ее, чуть было не…
Плевать.
Больше мы ничего не говорим. Она снова начинает идти по дороге, а мы с Манчи шагаем следом.
Хотя теперь я знаю, что она умеет говорить, это не помогает от ее тишины. Да, в голове у девчонки есть слова, но что толку, если слышать их можно только тогда, когда она сама захочет? А пока она молчит, ничего не разберешь. Глядя на ее затылок, я все еще чувствую, как мое сердце тянется к этой тишине, я по-прежнему ощущаю жуткую боль, как бутто потерял нечто очень дорогое, и мне грусно до слез.
- До слез, - повторяет Манчи.
Ноль эмоций, только ее удаляющийся затылок впереди.
Дорога по-прежнему довольно широкая, кони легко по ней проедут, но местность вокруг становится более скалистой, и дорога начинает петлять между скал. Рев реки слышится откудато снизу, мы как бутто уходим от нее, углубляемся в странную, защищенную со всех сторон скалами местность - такое чувство, что идешь по дну коробки. Из всех расщелин торчат невысокие колючие ели, стволы которых обвиты желтыми шипастыми растениями. Со всех сторон на нас злобно шипят желтые ящерки-бритвы: Укушу! Укушу! Укушу!
В этом мире до чего ни дотронься - обязательно поранишься.
Минут через двадцать или тридцать дорога становится гораздо шире, по бокам от нее теперь растут нормальные деревья, и кажется, что вот-вот снова начнется лес. Трава и камни тут пониже, можно устроить привал. Что мы и делаем.
Я достаю из рюкзака вяленую баранину и ножом разрезаю на три полоски - себе, девчонке и Манчи. Она молча берет еду, минуту мы сидим и жуем.
Меня зовут Тодд Хьюитт, думаю я, закрывая глаза. Теперь я знаю, что девчонка слышит мой Шум и думает о нем, и мне за него стыдно.
К тому же думает она втихомолку.
Меня зовут Тодд Хьюитт.
Через двадцать девять дней я стану мужчиной.
А ведь это правда, доходит до меня. Время идет, даже если ты за ним не следишь.
Отрываю еще кусочек вяленой баранины.
- Никогда раньше не слышал такого имени - Виола, - говорю я вслух, глядя только на землю и на свой кусок мяса. Девчонка не отвечает, поэтому я невольно поднимаю голову.
Оказывается, она смотрит на меня.
- Что? - спрашиваю.
- Твое лицо.
Я хмурюсь.
- Что с ним?
Девчонка сжимает руки в кулаки и делает вид, что бьет себя по лицу.
Я краснею.
- А… ну да…
- И раньше тоже. После… - Она умолкает.
- После Аарона, да.
- Аарон! - тявкает Манчи, и девчонка едва заметно морщится.
- Так его звали, верно?
Я киваю, не переставая жевать.
- Ага, в точку.
- Он не назвал своего имени. Я сама откудато узнала.
- Добро пожаловать в Новый свет. - Я откусываю еще мяса - верней, отрываю зубами, потомушто кусок попался жесткий, - и случайно задеваю болячку. Одну из многих. - Ай! - Выплевываю непрожеванное мясо и целую кучу крови.
Девчонка смотрит на это дело и вдруг откладывает еду в сторону. Она берет свою сумку и достает оттуда синюю коробочку, чуть побольше той, для разведения костра. Нажимает кнопку, открывает и вытаскивает кусок белой материи и маленький железный скальпель. Подходит ко мне.
Я все еще сижу, но отшатываюсь, когда девчонка протягивает руки к моему лицу.
- Пластырь, - говорит она.
- У меня свой есть.
- Этот лучше.
Я отползаю еще дальше.
- Ты… - говорю я, выдувая воздух через нос и тряся головой, - ты очень добра…
- Тебе больно.
- Да.
- Знаю, - говорит девчонка. - Потерпи.
Осмотрев мой опухший глаз, она скальпелем отрезает от пластыря небольшой кусочек и уже хочет наклеить его мне на лицо, когда я отползаю назад. Девчонка молчит, но рук не убирает - ждет, типа. Я вздыхаю, закрываю глаза и подставляю ей лицо.
Пластырь касается ушибленного места, и я тут же чувствую приятную прохладу, боль отступает, как бутто ее выметают мягкими перышками. Девчонка залепляет вторую рану, у линии волос, и аккуратно приклеивает кусочек пластыря на разбитую губу. Все это так приятно, что я до сих пор сижу с закрытыми глазами.
- Для зубов ничего нет, - говорит девчонка.
- Ну и ладно, - почти шепчу я. - Обалдеть, твой пластырь в сто раз лучше моего.
- Он частично живой. Из искусственной биоткани. Когда рана заживет, ткань отомрет сама.
- А-а, - протягиваю я со знающим видом, хотя на самом деле ни черта не понял.
Наступает долгая тишина, я открываю глаза. Девчонка отошла и сидит на камне, разглядывая меня, мое лицо.
Мы ждем. Похоже, так надо.
Да, так надо, потомушто через минуту или две ожидания девчонка начинает рассказывать.
- Наш корабль упал. - Она опускает голову, кашляет и начинает заново: - Наш корабль упал. Начался пожар, мы летели уже низко и думали, что все обойдется, но аварийное шасси оказалось неисправно, и… - Она растопыривает пальцы, показывая, что следует за "и". - Корабль разбился.
- Это были твои ма и па? - спрашиваю я через какоето время.
Девчонка только поднимает взгляд на небо, синее и тощее: облака похожи на кости.
- А потом встало сонце, и явился человек.
- Аарон.
- Он был такой странный. Кричал, вопил, а потом ушел. И я попробовала сбежать. - Она складывает руки на груди. - Я пыталась несколько раз, но все время ходила по кругу, и, где бы я ни пряталась, он везде меня находил, понятия не имею как. А потом я наткнулась на эти хижины или как их там.
- Постройки спэков, - говорю я, но девчонка не слушает.
Она поднимает взгляд на меня.
- И пришел ты. - Переводит взгляд на Манчи. - Ты и говорящая собака.
- Манчи! - лает мой пес.
Девчонка бледнеет, на ее глазах выступают слезы.
- Что это за место такое? - спрашивает она дрожащим голосом. - Почему ваши животные разговаривают? Почему я слышу твой голос, даже когда твои губы не шевелятся? Почему твоих голосов много, и они наслаиваются друг на друга, как будто девять миллионов тебя разговаривают одновременно? Почему я вижу картинки, когда смотрю на тебя? Почему я видела мысли того человека…
Она замолкает, подтягивает коленки к груди и крепко обхватывает их руками. Я чувствую, что мне лучше ответить сразу, не то она опять начнет раскачиваться.
- Мы переселенцы, - говорю я. Она поднимает взгляд на меня и все еще стискивает колени, но хотя бы не раскачивается. - Верней, были переселенцами. Лет двадцать назад мы приземлились в Новом свете и хотели тут обосноваться. Но наткнулись на аборигенов. Спэков. И они… они погнали нас прочь.
Я рассказываю ей историю, которую все прентисстаунцы, даже самые тупые фермерские мальчишки, знают наизусть.
- Мы годами пытались с ними помириться, однако спэки и слышать ничего не желали. Так началась война.
На слове "война" она опускает голову.
- Спэки сражались не просто так: они атаковали нас всякими болезнями и микробами. Такое у них было оружие. Один микроб, например, должен был убить весь наш скот, но вместо этого животные заговорили. - Я смотрю на Манчи. - Это не так клево, как кажется. - Снова поднимаю взгляд на девчонку. - А из-за другого микроба мы заболели Шумом.
Я жду. Она молчит. Но мы оба знаем, что будет дальше, потомушто мы это уже проходили, так?
Я делаю глубокий вдох.
- Микроб убил половину мужчин и всех женщин на планете, включая мою ма, а мысли выживших мужчин перестали быть тайной для остального мира.
Девчонка прячет подбородок между коленей.
- Иногда я слышу очень четко, - говорит она. - Иногда я могу точно сказать, о чем ты думаешь. Но только иногда. Все остальное время это просто…
- Шум.
Она кивает.
- А что стало с аборигенами?
- Нет больше аборигенов.
Опять кивает. Минуту мы сидим молча, игнорируя очевидное, но потом игнорировать его уже нельзя.
- Я умру? - тихо спрашивает она. - Микроб убьет и меня?
Слова звучат по-другому из ее уст, с этим странным акцентом, хотя означают ровно то же самое, и в моем Шуме стучит одно слово - возможно, однако вслух я заставляю себя сказать "Не знаю".
Девчонка опять пристально смотрит на меня.
- Правда, не знаю, - говорю я вполне искренне. - Спроси ты неделю назад, я бы даже не сомневался, но теперь… - Я смотрю на свой рюкзак, в котором лежит книга. - Я не знаю. Надеюсь, что нет.
Возможно, говорит за меня Шум. Возможно, ты умрешь, и хотя я изо всех сил пытаюсь скрыть эту мысль другим Шумом, она такая грусная и обидная, что никуда ее не денешь.
- Прости, - говорю я.
Она молчит.
- А возможно, если мы доберемся до второго поселения… - Я не заканчиваю, потомушто сам не знаю, что будет тогда. - Ты еще не заразилась. Это уже коечто.
- Ты должен их предупредить, - бубнит она себе в коленки.
Я резко поднимаю глаза.
- Что?
- Ну, та надпись на карте… Ты пытался прочесть книгу.
- Я не пытался, - говорю я почему-то гораздо громче, чем хотел.
- Неважно. Я видела слова. Там написано: "Ты должен их предупредить".
- Я знаю! Я знаю, что там написано.
Ну разумеется, "Ты должен их предупредить". Бол-пан, идиот!
- Мне показалось, что… - начинает девчонка.
- Я умею читать!
Она поднимает руки.
- Ладно, ладно.
- Умею!
- Да я только хотела…
- Мало ли что ты хотела! - Я хмурюсь, и мой Шум так разбушевался, что Манчи вскакивает на ноги. Я тоже. Поднимаю с землю рюкзак. - Нам пора.
- Кого тебе надо предупредить? - спрашивает девчонка. - И о чем?
Ответить я не успеваю (а впрочем, я и не знал ответа), потомушто раздается громкий щелчок, который в Прентисстауне значил бы только одно.
Что кто-то взвел курок.
На скале перед нами стоит человек с ружьем, и дуло смотрит прямо на нас.
- Что меня щас больше всего волнует, - говорит голос из-за ружья, - так это на кой ляд щенки спалили мой мост?