Представил, каково сейчас отцу. Сердце дрогнуло от жалости. Он, видно, посчитал, что Юрка испугается леса и будет все время держаться рядом. "А я бросился за грибами. Да еще эта дурацкая малина! И медведь! Как он напугал меня!"
Приметил в траве листья земляники. Может, и ягоды есть? Поднялся, походил, поискал. Ягод не было. Отошли ягоды. Но что-нибудь съедобное должно быть? Лес ведь! Пересек поляну, подошел к опушке, заросшей терном. Синеватые ягоды показались спелыми, а попробовал - скулы свело. Огляделся. Деревья вокруг поляны высоченные. Как ему не пришло в голову залезть на дерево и осмотреться!
Пока добрался до нижних ветвей, взмок весь. Над головой металась белка и сердито "цыкала" на незваного гостя. Она все время пряталась за стволом, из-за которого торчали ее настороженные ушки и сверкали негодованием черные пуговицы глаз. Забравшись на первую ветку, Юрка передохнул. Белка не унималась, все "цыкала". Отломил сухой сучок и бросил в зверька. Рыжая молния метнулась на соседнее дерево и продолжала яростно возмущаться. В следующую минуту появились сороки. Их причитания, должно быть, означали: "Караул! Грабят!" потому что вскоре налетели и вороны. Тихий до сих пор лес вдруг наполнился карканьем, стрекотанием, цыканием...
Сороки все больше держались понизу, в кустах так и мелькали черно-белым опереньем. Вороны кружились над деревьями, усаживались на верхние ветки и при этом ужасно каркали. "Что это они базар устроили!"- удивлялся Юрка, пока не заметил на ветвях соседнего дерева охапку мелких сучьев - воронье гнездо. Поднимаясь с ветки на ветку, вдруг увидел в стволе дерева черное отверстие. Рыжие шерстинки, застрявшие вокруг дупла, подсказали: здесь беличье гнездо. Не зря хозяйка расшумелась. В нем не слышно ни единого шороха, но Юрка чувствовал, что там притаились бельчата. Попробовал засунуть в дупло руку - не пролезала, а так хотелось посмотреть на маленьких зверюшек! "Пусть растут",- подумал, и полез дальше, не обращая внимания на шум и гам.
С вершины старой липы взору предстало необозримое лесное безбрежье, томящееся в знойном августовском мареве. И никакой приметы, которая указала бы на близость человеческого жилья. В какую сторону податься, Юрка не знал. Ориентироваться по лесным приметам - замшелости стволов, распределению кроны вокруг ствола - он не умел, хоть и читал об этом. Но читать - одно, а определять на практике - совсем другое. Успел приметить, что даже стволы двух рядом стоящих деревьев обрастали мхом с разных сторон,- поди догадайся, какое верно указывает на север! Помнил: когда входил с отцом в лес, солнце вставало справа, но потом в лесу было столько поворотов,- солнце светило то справа, то слева, то в спину,- что здесь и сам куперовский Следопыт сбился бы с пути. Отчаяние с новой силой охватило Юрку. Да и как тут было не отчаяться, глядя на бесконечную зеленую пустыню!
Спускаться с дерева оказалось труднее, чем подниматься на него. Изорванная во время бегства рубашка задралась, и Юрка сильно поцарапал кожу на животе и груди. Птичий базар вокруг смолк, едва мальчишка очутился на земле. Словно кто-то выключил надоедливую пластинку. Что же дальше делать? Отец напутствовал: "Может случиться, что мы потеряем друг друга. Как только перестанешь слышать мой голос, остановись. И ни шагу с места. Я вернусь и найду тебя". Хороший совет, если бы все время помнить о нем. Ах, этот медведь!.. Надо вернуться к оврагу с малинником, только где он, этот овраг? В полном изнеможении уселся под деревом, прислонился спиной к теплой морщинистой коре... Так сидел он полчаса, а может, и все два. Ныло под ложечкой, донимал голод. Бабушка утром уговаривала: поешь да поешь! Не хотел. Понадеялся на папину корзинку. Бабушка положила в нее и огурцов, и помидоров, и лука зеленого; бутылку козьего молока сунула... Где все это теперь? Перед его глазами вдруг возникла яичница-глазунья с кружочками колбасы. Ах, какой запах! Голова кругом идет. ...Потом представил себе кружку холодного, из погреба, козьего молока. Окажись она теперь в руках - по капельке тянул бы, наслаждался...
Однако ты засиделся, парень! Юрка подумал об этом с тоской - очень уж не хотелось оставлять эту добрую спокойную поляну. Солнце клонилось к вечеру, тень липы достигла противоположной опушки. Неужели придется ночевать в лесу? В лесу? Одному?! Ну, нет!
- Тун-тун-тун! Тун-тун-тун!
О, старый знакомый появился. Давно не слышали. И что ты, чучело лесное, кружишь вокруг меня, или тебе делать нечего?.. Напряженно вглядываясь в заросли, Юрка вдруг похолодел, по спине поползли знакомые мурашки, каждый волосок на голове встал торчком. Он увидел нечто такое, от чего оборвалось сердце. Из темной листвы, с противоположной стороны поляны на него уставились глаза; острый, пронзительно жуткий взгляд, сверкающий сквозь длинные, мохнатые, спутанные зеленые волосы... Это он! Колыхнулась ветка - глаза исчезли. Юрка не мог ни встать, ни вздохнуть. Может, показалось?
- Тун-тун-тун!
"Неужели Лесовик? Ух и взгляд!.."
Сказать, что Юрка оцепенел от ужаса, нельзя. Испуг был, но он прошел мурашками по коже и только. Юрка уже достаточно натерпелся страха, успел привыкнуть к нему. Мысль о возможных последствиях встречи с хозяином леса, вызвав минутное замешательство, быстро улетучилась. Чему быть, того не миновать! Вынул из кармана нож, попробовал острие пальцем, встал и подошел к зарослям бересклета. "Если придется ночевать в лесу, надо вооружиться". Древесина бересклета, плотная и тяжелая, с трудом поддавалась ножу, зато дубинка получилась на славу. Юрка почувствовал себя куда увереннее. "А был бы у меня автомат - я бы шел по лесу и напевал песенку... Или насвистывал... Нет автомата? Обойдемся дубинкой... Эх, дубинушка, ухнем". Последние слова, охваченный какой-то нервной радостью, чуть не пропел.
Подкрепиться бы! Постоял-постоял и вошел в лес, где дальние тени становились все гуще, все темнее. Там росли низкорослые деревца с красными и темно-синими ягодами. Пожевал. Вкус отвратительный. Да еще и едкий. Что-то в этих ягодах настораживало. Рассеянный взгляд скользнул под деревьями, пошарил по жухлой прошлогодней листве. В глаза бросился красивый гриб с ярко-красной шляпкой. Сыроежка! Подбежал к ней, срезал. Ни единой червоточины. Если ее окрестили сыроежкой, значит, можно есть сырой, иначе зачем же такое прозвище! Сладковатая... даже приторная. Разжевал кусочек, проглотил с трудом. Схваченное спазмом горло словно сопротивлялось непривычной и вообще сомнительной пище... "А если это и не сыроежка вовсе? Балда, надо было раньше думать, а не после того, как проглотил!.. Авось, обойдется..."
Присмотревшись повнимательнее, он увидел, что грибов здесь много, особенно мясистых с коричневой шляпкой. Отец собирал точь-в-точь такие же. Да их тут видимо-невидимо! Вооружившись дубинкой, мальчишка обошел вокруг полянки. Была надежда - а вдруг к ней ведет какая- нибудь дорожка или хотя бы тропинка! Но кроме следов животных с небольшими копытцами,- это могли быть и косули, и кабаны,- никаких других не было...
Вернулся к корзиночке,- сиротливо лежала она на траве, будто чувствовала свою бесполезность. Ее хозяину было не до грибов. Приближался вечер, небо освободилось от белесой вуали дневного зноя, заголубело чисто и прохладно. Слегка кружилась голова, подташнивало. "Наверно, от голода... Или от жажды". Подумал о жажде - она тут же утроилась. Хотелось пить невыносимо. Подчиняясь манящему желанию полежать, растянулся на траве под липой.
- Тун-тун-тун! Тун-тун-тун!
"Странный, однако, голос у Лесовика,- подумал Юрка, сдерживая приступы тошноты.- Вроде бы птичий и в то же время какой-то искусственный, будто по донышку ведерка били деревянной ложкой".
Тошнота вдруг подступила с такой силой, что о Лесовике он подумал, как о чем-то малозначительном, второстепенном. Слабость валит с ног. И лежать неудобно.
Юрка встал, выбрал на поляне место, где трава росла погуще, нарвал большую охапку и принес под липу. Расстелил ее, чувствуя, как вместе с приливами слабости и тошноты его прошибает холодный липкий пот. Прислонился к дереву. Кажется, немного отошло...
Липа, под которой он стоял, была такой раскидистой, что оттеснила от себя все другие деревья. Они толпились на расстоянии, будто фрейлины позади императрицы. А слабость так и накатывает, так и накатывает. Во рту пересохло. Как мучительна жажда, когда знаешь, что напиться негде, утолить ее нечем! Глоток воды сейчас сделал бы его счастливым.
Солнце опускалось за деревьями. Длинные тени затянули поляну. Вершины крон подернулись мягким розоватым светом, и деревья словно обрадовались этому, расслабились, погрузились в дрему.
Небо над поляной казалось огромным голубым окном. Из-за деревьев в него медленно заплывают облака цвета сливочного мороженого. Они плывут друг за другом - горы мороженого на фантастическом параде. Одно облако вдруг остановилось и приняло очертания лохматой человеческой головы с глазами, сощуренными в непонятной угрозе. Голова непрерывно клубилась, изменяясь, затем начала медленно вращаться. Вращение все убыстрялось и убыстрялось, пока не превратилось в речной водоворот, затягивающий в свое нутро хлопья белой пены. Водоворот стал бешеным, еще немного - и он затянет Юрку. Он врывался в уши разъяренным шумом.
Шум исчез на самой высокой ноте. Вращение струй замедлилось, окрасилось в зеленые цвета. Теперь над мальчишкой медленно-медленно вращалась широкая крона липы,- он, точно в невесомости, отрывается от земли и, не шевелясь, летит навстречу листве...
Всё. Вращение прекратилось. Мир, как замороженный, застыл в неподвижности. Юрка сидел высоко над землей, на толстой ветке, свесив ноги, и смотрел вниз, туда, где только что лежал. Рядом с его корзинкой рос гигантский белый гриб. Откуда он взялся? Юрка хорошо помнил, что никаких грибов рядом с корзинкой не было. Не могли же они вырасти так быстро! Будто для того, чтобы рассеять сомнения, из-под земли появлялись все новые грибы. Они окружили корзинку и разрастались прямо на глазах. Мальчишка сидел на дереве и чувствовал необыкновенную легкость в теле. Казалось, стоит слегка оттолкнуться - и он поплывет по воздуху, как праздничный воздушный шарик.
"Чудеса",- подумал Юрка, соскользнул с ветки и приземлился рядом с корзинкой. Рука потянулась к гигантскому боровику, и в тот миг, когда пальцы ощутили бархатистую кожицу гриба, боровик исчез. Юркиному изумлению не было границ. Гриб исчез, как исчезают фигурки в мультфильме. Точно так же исчез и второй, и третий, и все остальные грибы, к которым приближался. Одни исчезали, другие возникали - наваждение какое-то! Мальчишка остановился в растерянности, оглянулся - исчезнувшие грибы, все до одного, опять стояли на своих местах.
- У-пу-уху-у!
...Юрка вздрогнул от неожиданности. Он ничего не понимал. Его окружала густая, лесная темень, вверху сияли яркие, густо рассыпанные звезды. Тысячи, мириады звезд! Он никогда не видел такого неба! Мрак был заполнен шорохами, потрескиванием и другими звуками неясного происхождения. Нашарил дубинку, приподнялся и прижался спиной к дереву - в ночном лесу стало страшно. Мальчишка весь превратился в слух. Когда глаза привыкли к темноте, стал различать стволы ближайших деревьев, а все, что стояло за ними, тонуло в непроницаемом мраке. Светлым пятном звездного неба выделялась поляна. Над нею мелькали какие-то призраки. Сообразил: летучие мыши. В тихом воздухе разносилось едва слышное попискивание, похрустывание. Летучие мыши ловили жуков и поедали их на лету.
По-прежнему мучила жажда, слюна стала вязкой, болезненно стучало в висках. Вокруг звенели комары, вездесущие кровопийцы. Лицо, шея, руки - все зудело от их укусов. Что же теперь будет - один в лесу, ночью, под открытым небом. Жутко. Хочется втиснуться в какую- нибудь щель, куда угодно, только избавиться от ощущения полной беззащитности. Да что говорить! Ночью даже в собственной комнате иногда оторопь берет, а тут глухой, совсем незнакомый лес. Юрка сидел, прижавшись к дереву, и почти не дышал. И все-таки, удивительное существо - человек. Мало-помалу успокоился, внушил себе - не паниковать. Можно сойти с ума. В конце концов, разве мало он прочитал в книгах о том, что в лесу все живое боится человека! Это, надо думать, верно при одном непременном условии - человек не должен бояться, не должен впадать в панику, иначе можно найти опасного врага даже в безобидной лесной мышке. Надо терпеть до утра. А когда рассветет, точнее, когда взойдет солнце, он пустится в дорогу. Только не отчаиваться! Может, по пути встретится какой-нибудь родничок, утолит жажду. Даже если это будет колдобина, заполненная водой, он все равно напьется! А теперь - меньше думать о воде.
Мальчишке удалось внушить себе эти правильные мысли, а может быть, жажда сама отпустила его,- кто знает, как оно было! Теперь он мог внимательнее прислушиваться к ночному лесу. Шорохи, падающие желуди и веточки - не в счет, их он наслушался и днем. А вот тишина! Она и днем казалась необыкновенной, теперь же совсем разыгралась.
Ее прекрасным воплощением были голося сверчков - неуловимых черных гномиков, маленьких музыкальных волшебников летней ночи. Не верилось, что такие голоса принадлежали земным существам - это пели звезды! Это звучал воздух! Изредка над лесом проносился тревожный крик неясыти:
- У-пу-уху-у!
От этого крика становилось не по себе. А вот еще чей-то голос. Странный голос. Невидимый обладатель, кажется, позаимствовал его у гребенки, если провести по ее зубцам спичкой.
Юрка не мигая смотрел вверх. Такого в городе, где много фонарей, не увидишь. Сколько звезд! Они сияли, словно золотые шляпки бесчисленных гвоздиков, вбитых в потолок ночного неба... Потолок - не то. Плоский и близкий. А небо было глубоким, прозрачным и бездонным. Звезды сияли четко. Те, что покрупнее, казались более близкими. За их спинами толпились звездочки поменьше, а еще дальше, в непостижимых космических далях, мерцали целые толпы звезд. Сонмища звезд! Огромные звездные скоплений! За ними тоже угадывались звезды, но глазом воспринимались они как размытые пятна света на самом краю Вселенной.
Юрка подумал: "Там, где-то среди звезд, на расстоянии, от которого захватывает дух, в том самом месте, куда устремлены глаза, живет планета, может быть, во всем похожая на Землю. И города на ней такие, и леса, и машины, и, конечно, люди. Возможно, мальчишка, мой двойник, тоже потерялся в тамошнем лесу и сидит один, под деревом, ночью, и смотрит в сторону Земли, и повторяются в нем мои мысли...
Но что это?!
Из темноты, со всех сторон, приближались, сверкая белыми клыками, фосфорически мерцая глазами, серые волки.
Хотел вскочить - и не мог. Оцепенел.
Волки приближались медленно, не торопились, будто понимали, что от них нельзя убежать. И Юрка понял, что уже не убежит. Сжался под деревом щуплым комочком страха и надеялся на спасительное чудо. Призывал на помощь Лесовика: "Дедушка Лесовик, спаси!... Спаси меня, пожалуйста!"- шептали губы, когда мальчишка немного пришел в себя.
И чудо произошло. Когда волки были почти рядом, старая липа, шумя листвой, подхватила его широкими нижними ветвями, как подхватывает мать yпaвшегo карапуза. Подхватила и вознесла высоко над землей, над оскаленными волчьими пастями. Волки рычали, повизгивали, кружились вокруг дерева и подпрыгивали, пытаясь дотянуться до ног...
Он проснулся, словно от толчка. Ужас медленно отпускал колотящееся сердце. Ничего себе сон! Краешком мысли отметил, что вокруг что-то неуловимо изменилось, кажется, посветлело. И звезды сдвинулись в сторону. Ночь по-прежнему звенела руладами сверчков. Урчал козодой. Ухали сычи. Попискивали мыши...
По верхушкам деревьев прогуливался ветер, его прохладные крылья иногда задевали Юрку. Над темной поляной витал травяной шелест, высились громады деревьев, а внизу, между деревьями, толпились черные, непроглядные тени.
Юрка совсем было успокоился, и его снова начали пеленать тугие сети сна. Он зябко поеживался. К исходу ночи в лесу стало прохладно. Только и оставалось тепла, что в старой липе, ствол которой обогревал спину. Глаза слипались. Уже засыпая, борясь с дремотой, уловил осторожное движение в лесу. Хрустнула ветка, прошумел раздвигаемый куст. Медведь? Человек?
Некто невидимый подошел к опушке и, оставаясь во мраке, изучал поляну. Осмотр, очевидно, удовлетворил, потому что в следующую минуту массивная глыба зверя вывалилась из-за кустов и остановилась на открытом месте. Вслед за первым вышел и второй зверь, поменьше...
Юрка, с замиранием сердца следивший за пришельцами, вдруг вскочил, будто подброшенный тугой пружиной, и мгновенно вскарабкался на дерево. Едва дыша, притаился в ветвях, уверенный, что звери не замедлят появиться внизу под ним. Проходили минуты. Никого не было. Может, вернуться на землю? На дереве безопаснее, надежнее, только бы сесть поудобнее. Устраивался на ощупь так, чтобы и спиной можно было прислониться, и руками было за что держаться. А ловко он вскарабкался! Как это могло получиться: днем он влезал с таким трудом! Только и оставалось, что удивляться или согласиться с тем, что страх удесятеряет силы.
Снова заявила о себе жажда. Иногда начинала кружиться голова, и тогда Юрка больше всего боялся свалиться. Ночь текла так медленно, что было невмоготу думать, сколько ее еще осталось. Закрыл глаза. Ах, как хочется пить!..
Близился рассвет, послышался голос кукушки. Из всех дневных птиц она просыпается первой. Казалось бы, куда спешить! Детей кормят другие, у самой только и забот, что летать по лесу да оглашать его своим "ку-ку". А вот нет же, не спится. Может, совесть гложет за подкидышей?
Мысли текли сумбурно, лихорадочно, без всякой связи между собой. Вспомнилась мама. Она осталась в Тирасполе. Как хорошо было бы оказаться сейчас дома, в теплой домашней постели! В горячечном воображении, словно в калейдоскопе, появлялись лица приятелей и однокашников.
Все они разъехались, кто куда. Одни к морю, другие в лагеря, третьи к бабушкам. Если говорить о Юрке, то в пионерлагерь его не заманишь никакими коврижками. Он испытал это "удовольствие" в прошлом году. Никогда бы не подумал, что там, где столько ребят, может быть так плохо! Первые дни еще терпелось, позднее совсем захандрил. Подъемы, построения, физзарядка, линейки, столовая, походы - и всё по команде... Целыми часами торчал у ворот, чтоб не пропустить приезда мамы или папы. Затосковал. Перестал чистить зубы, даже умывался кое-как. Посылал домой отчаянные письма. Последнее гласило: "Пишу последним стерженьком на последнем листике. Караул! Не могу больше! Заберите меня, как получите это письмо!.." Отец приехал и схватился за голову - у сына под глазом фиолетово сиял фонарь. Мальчишки в палате, готовясь ко сну, дрались шортами. В кармашке шорт лежала галька, она вылетела и угодила в Юрку. Отец не задумываясь забрал его домой. С тех пор о пионерском лагере Юрка не любил вспоминать.
Дремотная расслабленность охватила мальчишку. Комары насытились и улетели, оставили беднягу в покое, но зуд не прекращался ни на минуту. Как такое можно выдержать: жажда, голод, комары, слабость, отчаяние! Не слишком ли много на одного?
До сих пор он сидел лицом к поляне. Сильно, до покалывающей боли в мышцах, затекли ноги. С трудом пересел на другую ветку. В глубине леса стояла такая темень, что в нее неприятно было смотреть.