Но вот там, справа, далеко-далеко засветился огонь. Юрка даже вздрогнул. Огонь в лесу среди ночи? Это так неожиданно! Может, кто- нибудь из грибников развел костер? "Но почему так поздно? А может, он всю ночь горит. Почему же я раньше не видел его? Не смотрел, вот и не увидел. Что-то не похоже на костер, огонь какой-то не такой... Ровный слишком, как у фонаря. И свет какой-то мягкий". Догадался - так светится гнилушка. Конечно, это она. Красиво, ничего не скажешь. Очень красиво! "Утром, когда спущусь на землю, во что бы то ни стало разыщу ее!"
Облизнул пересохшие губы. Экзюпери писал, что без воды можно продержаться девятнадцать часов. Но то в Сахаре. Там очень сухой воздух... Здесь - не такой сухой. Здесь лес, а не песок. Можно продержаться дольше.
Холод и донимал и радовал - меньше хотелось пить. Если утром выпадет роса, он будет слизывать ее с травы. Росная вода, должно быть, вкусная. Какая вода прозрачнее и чище росы? Конечно, никакая! Все это верно, все это так. А если росы не будет? Не выпадет, и все! Роса ведь не каждый день выпадает,- что тогда?
"Тогда я лягу на самой красивой лесной полянке и умру. Жажда сильно мучает, но умирать от жажды не больно. А раз не больно, то и не страшно. Страшно - это в зубах зверя. В зубах и когтях. Так умирал схваченный леопардом павиан в "Барабанах судьбы". И зачем папа повел меня на тот фильм? Одни ужасы! Весь фильм только и делал, что отворачивался, боялся смотреть на экран..."
С тех пор, как умер дедушка, мамин папа, Юрка нет-нет да и задумывался: "Что же это такое - смерть?" Живет человек, ходит, улыбается, разговаривает, шутит и вдруг - нет его. Кажется, еще недавно дедушка водил Юрку в парк, не разрешал залезать в пруд, рассказывал разные случаи. Потом его увезли в больницу... Мать спорила с отцом: "Юрке нельзя. Это нанесет ребенку непоправимую травму!" Отец придерживался другого мнения: "Внук должен попрощаться с дедушкой, как же иначе!" Много дней спустя Юрка пошел с мамой на кладбище. Сажали на дедушкиной могиле цветы. Сначала удивлялся: "Разве дедушка здесь?!" Игрушечной лопатой копал в могильном холме отверстие. "Зачем ты это делаешь?"- "Ему там дышать нечем!"
Он никогда бы раньше не поверил, что долго сидеть на дереве - ужасная пытка. Теперь знал - мучительная, невыносимая пытка. Все время затекают ноги, ужасно болит спина, и ждешь не дождешься утра. А вернуться на землю боязно - вдруг там зверь подстерегает!
Кажется, чуточку посветлело, но все равно еще ночь. Она не торопится уходить, только слегка поворачивает звездный экран, разделенный надвое светлым поясом Млечного пути. Юрка клюет носом, крепче цепляется за одну из веток над головой. Сопротивляется сну из последних сил: только закроются глаза, только подступят отрывочные сновидения - тут же этакий толчок в мозгу. И сна как не бывало.
Интересно: как же спали первобытные люди? Да так и спали. Строили себе гнезда, как это делают гориллы. Хорошо, наверно, быть гориллой, для горилл дерево - родной дом... Знать бы, где сейчас отец. Да и бабушка, поди, измаялась вся. Наделал делов дорогой внучек! Отец от санатория отказался. Поедем, говорит, к бабушке. И по хозяйству ей немножко поможем, и сами отдохнем, побродим по лесу... Лес, мол, самый лучший лекарь... Вот и побродили. И полечились...
Быстрее бы развиднелось - на дереве сидеть невмоготу. Все болит. Все ноет. Надоело! Как только покажется солнце, он спустится на землю и растянется на траве, раскинет привольно ноги-руки и поспит по-настоящему. Уже и голова гудит, будто в нее спрятали транзистор, который ловит одни помехи...
Сон одолел-таки Юрку. Он уснул, вцепившись в ветку мертвой хваткой, а когда проснулся, уже рассветало. Боковым зрением увидел призрачную тень, мелькнувшую среди деревьев. Она двигалась бесшумно, то исчезая за кустами, то появляясь в другом месте. Юрка не шевелился, боялся выдать себя. На какую-то минуту тень пропала, а потом появилась совсем близко и оказалась довольно крупной собакой. Чуть не присвистнул от удивления, но вдруг подумал: "Откуда в лесу собака! Это же волк!" Он стоял, скрытый сумеречной тенью в нескольких метрах от опушки, и поводил вытянутым носом. Уши торчком, короткий хвост опущен. Загривок борцовский... Должно быть, почуял запах человека, смотрел в сторону корзинки. Страха Юрка не испытывал, хотя какой-то трепет в душе оставался. Привычно стянуло кожу на голове, зашевелились волосы. Охватило странное оцепенение. А волк все принюхивался и приглядывался. "Интересно, он догадается, что я на дереве?" Словно в ответ на безмолвный вопрос, зверь приглушенно зарычал, глядя куда-то за плечо. Сверху хорошо просматривалась лобастая голова и крепкая спина серого лесного бродяги. Постояв так несколько минут, волк вдруг широко зевнул и... уселся. При этом он не спускал глаз с корзиночки. Опять зевнул. Сладко так, по-человечески.
- Эй ты!
Зверь вскинул голову, растерянно уставился на Юрку. В следующее мгновение резко отпрянул в сторону и бесшумно исчез в светлеющих лесных сумерках.
Над верхушками деревьев пролетел филин. Видно, возвращался с охоты, нес завтрак своим птенцам. Изредка проскальзывали летучие мыши - теперь они шли по прямой, не так, как вечером. Торопились до солнца спрятаться в дупла. Краешек неба на востоке подернулся прозеленью.
Сонный ветер, вестник утра, вскинулся, запутался в кроне старой липы и, выбираясь из нее, поднял прохладный шум. Этот шум и разбудил Лесовика. Хозяин приоткрыл зеленые глаза и насупил мохнатые брови. "Проклятый непоседа!"-проворчал он, потягиваясь. Ветер замер в ветвях. Знал - утром Лесовика лучше не дразнить. Утром он легко приходил в ярость и тогда начинал гоняться за ветром с шумом и завыванием. Он был неукротим в своем неистовстве: его особенно удручало то, что при стычке с ветром страдали деревья. Ветер - существо хоть и легкомысленное, но с гонором. Извечный слуга лесного старца, он вдруг заявлял, что ему надоело быть мальчиком на побегушках. "Поди сюда!.. Слетай туда!.." И так весь день. Неужели это никогда не кончится? У ветра тоже есть нервы!
После множества безуспешных попыток схватить строптивца, Лесовик усаживался на какой-нибудь кряжистой ветке, зевал, почесывался, словом, всячески подчеркивал, что к ветру он не относился всерьез. Лесовик был ужасно толстым. Массивная голова без шеи покоилась на широченной груди, а грудь незаметно переходила в толстую бочку живота. Весь он был покрыт густой, длинной шерстью зеленого цвета. Особенно примечательными были у него конечности - эдакие разлапистые, кривые, мускулистые коряги.
Лесовик перекинул ногу за ногу. Дерево скрипнуло. "Ну, старая, расскрипелась!.."- проворчал Лесовик. Ему хотелось бы еще поспать, но всходило солнце. Стал почесываться. Пока занимался этой самой важной процедурой утреннего туалета, сердитый взгляд рыскал по деревьям. И тут он увидел Юрку. Перестал чесаться. "Ты еще здесь? А ну-ка, ну-ка! Рассмотрим тебя поближе!" Лесовик встал на ноги, грузно оттолкнулся от ветки и удивительно легко перелетел на Юркино дерево. Уселся напротив. Разглядывал мальчишку с видом любопытствующего превосходства.
- Ну и как?- спросил он чуть погодя.
- Что "к-к-ак"?- пролепетал Юрка, заикаясь от робости.
Лесовик, вроде бы удивляясь, сделал комичную рожу. Он мог и не корчить ее, рожа и без того была достаточно безобразной,- лохматая тыква с уродливой картофелиной носа.
- Как твои дела, спрашиваю! - рыкнул Лесовик деревянным голосом.
- Да никак... Вот... отдыхаю.
- Отдыха-а-ю...- передразнил Лесовик и вдруг зашелся таким хохотом, что на дереве задрожала листва.- Ха-ха-ха! О-хо-хо! У-у-хо-хо!
Он прямо надрывался от смеха, держась лапами за круглый, трясущийся живот. Услышав этот смех, Юрка облегченно вздохнул и робко улыбнулся. Если это чудовище так хорошо смеется, зла оно не сделает. Но до чего же уродлив! Потрясающий урод! Какая-то копна безмозглая... А мускулы! Бог ты мой, какие мускулы, так и перекатываются под шкурой! Шерсть свисает, как у овцебыка. На лапы лучше и не смотреть - вид черных медвежьих когтей нагоняет страх.
Юрка перевел взгляд на лицо Лесовика. В чаще зеленых волос сверкали зеленые глаза с черными гвоздиками зрачков. Раздвинутые смехом губы скалились двумя отменными кабаньими клыками. "Ну и ну",- уважительно подумал Юрка и еще раз робко улыбнулся. Хохот Лесовика вдруг прекратился. Лесовик вперил в Юрку жесткий взгляд:
- Не рановато ли ты улыбаешься?- спокойным голосом спросил Лесовик, а в Юрке все замерло, все онемело в недобром предчувствии.
- Что, не нравлюсь?- спросил Лесовик серьезным тоном.
- Да, не нравитесь,- ответил Юрка в душевной простоте. Лесовик нахмурился, но неожиданно подобрел, глядя на мальчишку с любопытством.
- Смешной же ты малый! - воскликнул Лесовик и опять зашелся раскатистым деревянным смехом.
"И чего он надрывается?"- подумал Юрка, соображая, что может сделать с ним Лесовик.
- Как это "чего надрываюсь?"- спросил Лесовик сквозь смех и кашель.- Как это "чего?" Здоровый смех - мой первый завтрак. Сегодня, не скрою, подзаправился я недурно! Очень уж ты вкусно смешной, лопнуть можно, разрази меня гром! А-ах-ах-ах-ха-ха!.. А ты недурно устроился!
- Хорошая липа,- сказал Юрка тоном воспитанного мальчика.
- Какая же это липа!- удивился Лесовик.- Ты что, в деревьях ни бельмеса? Это же дуб!
Юрка смутился. Он действительно сидел на дубе.
- Пусть дуб,- сказал Юрка.- Все равно. Дуб - тоже хорошее дерево.
- Ха! Хорошее!- воскликнул Лесовик.- Да ему цены нет! Этот бравый дуб, как-никак, был дедом самого Тараса Бульбы!
- Как "дедом"?- не поверил Юрка.
- Вот так! Самым настоящим дедом!
Юрка смотрел на Лесовика во все глаза.
- Ты это... Гм! Не смотри на меня так,- попросил Лесовик,- твой взгляд смущает меня, как бы это сказать... Гляделки-то у тебя этакие...- Лесовик не нашел подходящего слова, чтобы сказать какие именно "гляделки" у мальчишки. Юрка перевел глаза на ветви дуба, на толстенный, высокий, ровный ствол с буграми вздутых корней вокруг комля. Дерево было увенчано густым шатром величественной кроны. Ничего не скажешь, прекрасный дуб. Могучий дуб.
- И как же он попал сюда, этот дед-запорожец?
- Когда он попал сюда, он еще не был дедом. Но уже был отцом. Крепкий казак лет эдак под тридцать. Подчеркиваю - под тридцать. Загляденье, а не казак. Был послан с ватагой добрых молодцев к смоленским смолокурам за смолой. Запорожцы тогда замышляли набег на крымчаков с моря, и им нужны были "чайки". Много смолы им понадобилось тогда. Чтобы лодки смолить, как ты сам понимаешь. На обратном пути казачки подзагуляли в одной корчме. Мастаки они были пображничать! Хваты, каких мало!
- Такой казак - и заблудился в лесу?!-Юрка рискнул проявить недоверие. Впрочем, Лесовик, погруженный в воспоминания, не заметил этого или пропустил мимо ушей, что немудрено, настолько уши его были забиты свалявшейся шерстью.
- Как же ему было не заблудиться, если он осушил чуть не полведра горилки! А потом вышел во двор, и там ему подвернулась дочка корчмаря. Ну... он... Словом, пошли они прогуляться по лесу. Где они там ходили- бродили, никому, кроме меня, не ведомо, а я о том болтать не стану, а только свалился молодец под деревом и уснул мертвецким сном. Дочка корчмаря будила-будила его, все зря. Храпел казак. Она и за ус его дергала, и за оселедец, то бишь, за хохол тянула, ничего не слышал казак. Как-никак в нем было шесть пудов. Не много, но и не мало для доброго казака. Разозлилась корчмаривна, дернула его еще и за нос, да с тем и ушла. Казак проснулся за полночь, хвать - трубки-то и нет. Пощупал карманы: огниво и кремень на месте, кисет с трутом у пояса, а трубки нет. Пошарил вокруг себя - нет! Ох и взбеленился же он! Так ругался, что у меня уши отвисли... Все это я терпел. Больше того, восхищался! Но когда под конец он помянул "бисову нечисть", я не выдержал - произнес магическое заклинание. И вот он стоит, красавец... Ну, что скажешь?
- Интересно,- признался Юрка и после небольшой паузы спросил:- А кем была та старая липа?
- Какая? Ах, эта! Ничего особенного. Впрочем, надо быть справедливым - она была красавицей. Уроженка Скандинавии. Личная повариха его величества короля шведского Карла XII. Когда король бежал с поля Полтавской битвы, растерял он все свои тылы, в том числе и обоз. Повариха, как водится, была при обозе. Король, значит, подался на Бендеры, а то, что осталось от обоза,- на Прилуки, в том числе и кухня с поварихой. Далеко ли, близко ли отъехали шведы, только видят - погоня. Преследователям не так нужен был король, как его казна, возок с деньгами. Казначей, этакий напыщенный Фендрик, видит, что дело плохо, вожжи в одну руку, кнут - в другую и - только пыль столбом. Но прежде, чем лошади пустились в карьер, увидел он повариху - красавица стояла посреди дороги в полном отчаянии. Кухня перевернулась, никто о поварихе не думает. Стоит бедная и льет горькие слезы. Фендрик осаживает лихих коней, подхватывает повариху. Тут уж белые скакуны из королевских конюшен показали, на что они способны. Повариха давно нравилась Фендрику! Чуть ли не наравне с казной нравилась. Да только при короле она и смотреть на него не хотела. Фендрик переживал, надеялся, и вот - сама судьба улыбнулась ему. Долго ехали они по столбовой дороге, потом свернули на проселочную, потом еще куда-то, все запутывали следы. Видят - одни леса кругом. Вскоре дорога и вовсе кончилась, лошади остановились. Сошли беглецы с возка, перед ними красивая поляна, дороги нет, хоть назад возвращайся. А красота вокруг такая, что у Фендрика взыграло ретивое, и вот он так и льнет к поварихе: поцелую да поцелую! Повариха вся в расстроенных чувствах. И это можно понять: кухню потеряла, драгоценную посуду, всякие там сервизы... король неизвестно где, вокруг незнакомые дебри, да еще Фендрик пристает. Она и заорала на него: "Катись ты от меня к чертовой матери!"- Какова, а? Тут я ее и запечатлел... Фендрик глаза таращит: тянулся к девице, а в объятиях - дерево. "Что за чертовщина?!"- говорит. "Ах, думаю, и ты черта поминать! Так получай свое законное местечко!"
- И где же он?- спросил Юрка.
- Кто - "он"?
- Фендрик этот!
- A-а, Фендрик! Вот он, любезный, недалеко от липы стоит! Ну-ка, скажи, что это за дерево?- спросил Лесовик тоном, исполненным коварства. Юрка сделал вид, что внимательно изучает указанное Лесовиком дерево,- он кроме липы и дуба ничего не знал. Юрка мог перечислить названия двух-трех десятков деревьев, но где из них какое - это ему не известно.
Брякнул наобум: "Миндаль!"
У Лесовика глаза полезли из орбит. Смотрел на Юрку, порывался что- то сказать, но не находил подходящих слов. Был искренне возмущен.
- Да ты, оказывается, больше, чем невежда, друг мой!- воскликнул Лесовик,- на уроках тоже так отвечаешь?!
- Иногда,- тихо ответил Юрка.- По математике...
- Вот так дела-а-а!- протянул Лесовик.- И что же, учительнице это нравилось?
- Нет...
- Ну, а тебе-то хоть стыдно бывало?
- Да...
- И за то слава богу,- сказал Лесовик.- Я в тебе разочаровался, малыш... Ну, так и быть... А дерево это называется ильм. Запомни! И никогда не отвечай наугад!
Юрка готов был сквозь землю провалиться от стыда. Он дал себе слово всегда говорить только то, что знает наверняка.
- Правильно, малыш!- сказал Лесовик.- Человек только тогда говорит красиво, когда то, о чем он говорит, хорошо ему известно. Понял?
- Да...
- Вот теперь ты мне определенно нравишься,- признался Лесовик...- А может быть, и нет. Я еще не до конца это решил.
Увидев Лесовика в первый раз, Юрка испугался. Потом испуг сменился робостью. Теперь Лесовик был ему просто интересен, как невидаль, существо из иного мира.
- Дедушка Лесовик, а можно, я вас потрогаю?
- Это еще зачем?- удивился Лесовик.
- Мне любопытно.
- Ну, если очень любопытно, тогда пожалуйста,- сказал Лесовик и уселся рядом. Юрка протянул руку, потрогал колено и - о ужас!- колена под рукой не оказалось. То есть оно было, вот же оно, только пальцы прошли сквозь него, как сквозь пустоту. Лесовик был неосязаем. Юркино недоумение не имело границ. Лесовик так расхохотался, что у него заколыхался живот. У Юрки заложило уши.
- Ну как? Ловко я устроен, не правда ли? О-ха-ха-ха!.. Да ты не бойся, можешь еще потрогать меня, сорванец! Ха-ха-ха! Знаешь, мне нравятся любопытные, хотя, как это у вас говорят: "Любопытной Варваре нос оторвали..." Ох-хо-хо!
Юрка протянул руку к брюху Лесовика, и она вошла туда, не встретив никакого препятствия. Одна пустота!
- Здорово, а?- воскликнул Лесовик, словно ему только теперь стало известно, как он устроен.- Но чтобы ты не подумал, что, если я не материален, то, значит, и силы во мне никакой,- смотри!- Лесовик легко взвился в воздух и уселся в развилке дубовых ветвей. Ветви были толстые. В одну Лесовик уперся спиной, в другую - руками. Мышцы Лесовика чудовищно напряглись, вздулись, на них проступили темные узловатые жилы. Дерево затрещало. Лесную тишину нарушил глухой стон.
- Не надо!- попросил Юрка.- Не надо ломать дерево!
Лесовик самодовольно ухмыльнулся и вернулся на прежнее место.
- Жалко стало? Ничего,- сказал Лесовик.- Дуб - дерево крепкое, на нем приятно попробовать силу.
- Я еще хочу спросить вас, можно?
- Спрашивай, дружок,- улыбнулся Лесовик, скорчив уморительную рожу.- Спрашивай, сегодня я добрый.
Он протянул коряжину своей руки к Юркиному подбородку и как бы пощекотал. Юрка отшатнулся. И это послужило поводом новому приступу смеха у Лесовика.
- Все деревья в лесу... они что - были людьми?- спросил Юрка, когда Лесовик перестал смеяться. Он, видно, устал, и его смех не был столь оглушительным, как раньше.
- Нет, не все. Но можешь не сомневаться, деревья человеческого происхождения - самые красивые деревья в лесах. И я горжусь этим.
- Как же вы решаете, кого в какое дерево превращать?
- Ничего сложного... Система выбора у меня отработана давно. Настоящих, сильных, порядочных мужчин я превращаю в дубы. Эдаких красавчиков, надутых, пустоголовых - в тополя. Их древесина ни на что не пригодна. Даже на дрова...